А вам нечего беспокоиться.
Упоминание о маме несколько успокоило Фредди, но у него было редкое чутье на опасность, и он поставил вопрос ребром:
– Скажите правду! У вас есть какой-то план, о котором я не знаю, да? Скажите!
– Есть. – Китти была неисправимо правдивая девушка. Она заметила в его глазах выражение, как у загнанного зверька, и ободряюще пожала ему руку. – Но в этом нет ничего плохого для вас. Честное слово, Фредди! – Обнаружив, что это заявление не произвело на жертву успокоительного действия, она добавила с укором:
– Фредди! Вы мне не верите? Моему слову?
– Не то, что не верю, Кит, – мрачно заметил Фредди.
Дело в том, что я не совсем уверен, что вы знаете, что для меня плохо, а что хорошо. Господа, как это я так опростоволосился!
Мисс Чаринг возмутили эти слова.
– Уж не собираетесь вы зарыдать от того, что помогли сироте?
– Бросьте! – Фредди почувствовал себя уязвленным. – Я всегда выполняю свои обещания! Играй или расплатись и уходи – это мой принцип. Я только хочу сказать, что надо было вовремя выйти из игры. Хотел бы я встретиться еще раз с этим хитрым трактирщиком, как его…
– Плакли? – подсказала Китти.
– Ну да, – кивнул Фредди. – Этот чертов пунш! Я его не заказывал, кстати. И тем более не должен был пить. А самое главное, не надо было угощать вас. Давайте начистоту, Кит: мы были тогда, должно быть, здорово под шофе, оба…
Спорить с ним насчет этого было бесполезно, и Китти, сообразив это, сосредоточила всю силу своего убеждения на том, чтобы внушить Фредди, что в будущем ему, во всяком случае с ее стороны, ничего угрожает.
Уже смеркалось, когда их экипаж достиг пригородов Лондона. Все поражало глаз Китти, все было такое новое, невиданное: фонарщик на лестнице, зажигавший фонарь, освещающий улицу, продавец пирожков с полным подносом на голове, мальчишка, расталкивающий толпу, чтобы освободить проход для осанистого джентльмена во фраке и цилиндре; экипажи, повозки, кареты – ох, сколько их! А огни витрин! А шикарные лакеи, бегущие куда-то по поручению своих хозяев! А нищие, протягивающие руки и не оставляющие без внимания ни одного более или менее прилично одетого прохожего! Вот они въехали в более богатые кварталы – тут вдоль улиц сплошь солидные особняки; у их дверей кое-где уже горели светильники.
Китти все это казалось каким-то чудом; она засыпала Фредди вопросами: а что это за здание, что за человек в ярко-алом кафтане и голубых панталонах? Фредди по мере сил пытался удовлетворить ее любопытство: вот это почтальон, это – констебль, это – посыльный, кстати, почти все извозчики – ирландцы, а внезапный жуткий вопль, заставивший ее подскочить, – издал вот тот кучер дилижанса, который таким образом предупредил сидящих на крыше пассажиров, чтобы те пригнули головы, – они проезжали под аркой гостиницы. Правда, его эрудиция не распространялась на образцы архитектуры, которые привлекали внимание Китти; он объяснил ей, что не слишком хорошо знает Сити, другое дело – Вест-Энд! Но когда они добрались до этой, более аристократической части города, было уже почти совсем темно, а Китти была слишком ошеломлена шумом и суетой, царившими вокруг, так что просто молча поглядывала на бесчисленные огни.
Только когда экипаж свернул в относительную тишину Маунт-стрит, Фредди пришло в голову, что его родители сейчас, скорее всего, готовятся к приему гостей. А тут вот еще одна гостья – нежданная! Ужас! Нет, он не будет говорить об этом Китти – будь что будет. К своему облегчению, подъехав к дому, он не обнаружил никаких признаков предстоящего приема. Может быть, они сами в гостях? Нет, судя по словам дворецкого, милорд и миледи дома. Что же случилось? Десятью минутами позже, оставив мисс Чаринг, всю какую-то сжавшуюся, погреть замерзшие ножки у камина в одном из холлов нижнего этажа, он обнаружил наконец причину безлюдья и тишины.
Леди Леджервуд полулежала на софе в своей комнате, закутавшись в шаль, в руке у нее был платок, смоченный ароматическим уксусом. На голове не было чепца, и ее прекрасно уложенные локоны были в некотором беспорядке.
Мать Фредди, единственная оставшаяся в живых дочь третьей сестры мистера Пениквика, Шарлотты, – была приятная женщина, отличавшаяся не столько красотой в строгом смысле слова, сколько умением подать себя. Голубые глаза были, пожалуй, слишком навыкате, а подбородок, напротив, слишком сильно срезан. Шестеро детей, которых она выносила, несколько отяжелили ее фигуру, но она все еще неплохо выглядела, а добрый характер и отсутствие язвительного ума обеспечили ей всеобщую симпатию. Она беззаветно любила мужа, не могла надышаться над детьми и притом была весьма привержена тому, что ее дядюшка несомненно назвал бы экстравагантной фривольностью.
Неожиданное появление старшего сына произвело на нее странное действие. Она привстала, глаза ее расширились, и, выбросив вперед руки, как будто отгоняла от себя приведение, она воскликнула:
– Фредди! Она у тебя была?
– А? – изумленно выдохнул Фредди. – Кто?
– Никак не могу вспомнить! – пояснила его родительница, прижимая ладонь ко лбу. – У Мег, во всяком случае, не была. Я это точно помню, потому как, когда она была у Чарли, мы ее отослали к бабушке. А я как раз была на последнем месяце, представляешь, какой это мог быть ужас! А насчет тебя я никак не могу вспомнить, хотя, впрочем, какое это имеет значение, раз ты с нами не живешь? Вообще-то мне это совсем не нравится, что ты снимаешь квартиру, наверняка тебе не так уж уютно, но твой папа, конечно, лучше знает, что тебе нужно. Они хоть простыни тебе часто меняют? Нет, нет, Фредди, не думай, что я хочу привязать тебя к своей юбке, вовсе нет!
– Понимаю, но все-таки что же случилось? – спросил Фредди, склонясь над мамой, чтобы с сыновней почтительностью запечатлеть поцелуй на душистой щеке.
Леди Леджервуд встрепенулась от ласки Фредди, раскрыла нежные объятья, а затем произнесла трагическим голосом:
– Корь!
– А! Я переболел ею в Итоне, – с облегчением сказал Фредди.
По щекам леди Леджервуд заструились слезы благодарности милости божьей.
– А у кого она сейчас? – осведомился Фредди, впрочем без особого интереса.
– У всех! – драматизм в голосе ее милости лишь усилился. – У Фанни, у Каролины и у бедного малышки Эдмунда! Я в ужасной тревоге. Насчет Фанни и Каролины я не сомневаюсь, они быстро поправятся, но у Эдмунда такая сильная сыпь, что меня это тревожит. Я всю ночь не отходила от него, вот сейчас на минутку здесь прилегла. Ты же знаешь, Эдмунд всегда был такой слабенький, роднулька моя!
Любой из старших братьев мог бы без труда оспорить это суждение; во всяком случае, достопочтенный Чарльз Станден, ныне студент Оксфорда, не преминул бы высказать мнение, что с Эдмундом слишком уж возились с самых пеленок; но Фредди был в мать – такой же добродушный и склонный все принимать на веру. Поэтому он ограничился замечанием:
«Бедный парнишка!»
Леди Леджервуд благодарно пожала ему руку.
– Он хочет, чтобы только я была с ним. Мне пришлось отказаться от всех визитов. Сейчас мы должны были быть в Оксфорд-Хаузе, но я не жалею: хороша бы я была, разгуливая по приемам, когда мои любимые детишки больны! Но такая жалость, Фредди! Ты, наверное, знаешь, что лорд Амхерст взял с собой Букхэвена в эту миссию, в Китай, и, представь себе, старуха Букхэвен хочет, чтобы Мег оставалась с ней в деревне, пока муж не вернется! И знаешь, она в чем-то права – ведь Мег такая легкомысленная, ее никак нельзя оставить одну! Но, с другой стороны, молодой женщине целый год, а то и больше просидеть в деревне – ужас, ужас! Но и сюда я ее не могу пригласить: в доме инфекция, а она корью не болела, я точно помню! Кстати, между нами, осенью предстоит одно интересное событие, она в положении, а мужа не будет! А твой дорогой папочка считает, что это большая честь, что Амхерст выбрал его для этой миссии. Так что я просто в отчаянии. Бенджамин болен и его сестрички, а моя старшая дочь – кстати, мой первый ребенок, никогда не забуду, какое зло меня взяло, когда я узнала, что родила девочку, хотя твой папуля ничем не обнаружил своего разочарования, а через полтора года и ты появился, мой дорогой, так что все в порядке… О чем это я? Да, так вот, моя старшая дочь умоляет меня спасти ее от свекрови – нет, она чудесная женщина, но такая пунктуальная, что просто сердце кровью обливается за бедняжку Мег! Но совесть не позволяет мне встать на ее сторону, когда она настаивает, что будет жить одна на Беркли-сквер – без мужа! Если бы она согласилась, чтобы кузина Амелия побыла с ней, тогда другое дело. Но она не хочет, и слава Богу, по правде говоря; ты ведь знаешь, что это за штучка, кузина Амелия! Ну а что я еще могу предложить?
Фредди даже не попытался ответить на этот вопрос – скорее всего он был риторическим, и, схватившись за самую непонятную часть взволнованного монолога матери, в свою очередь, осведомился:
– А зачем Буку ехать в Китай? Глупость какая-то!
– Ой, Фредди, я тысячу раз то же самое говорила, но папа твердит, что Мег должна быть счастлива, что ее мужа выбрали для этой миссии. Не спрашивай меня только, в чем там дело, я ничего в этом не понимаю! Что-то связанное с тем, что эти ужасные мандарины проявляют несправедливость к нашим купцам, но что касается меня, то лучше бы Букхэвен оставался дома! Ведь они с бедняжкой Мег меньше года женаты! Да, так скажи же, дорогой, откуда это ты? Ты говорил, что уезжаешь в Лестершир, и я думала, что ты предупредишь меня о приезде.
– Охота была чудесная, – объяснил Фредди. – Два дня назад уехал оттуда. Хотел подождать вестей от тебя, да так получилось, что пришлось заехать в Арнсайд.
– Арнсайд! – воскликнула леди Леджервуд. – Неужели дядюшка Мэтью умер? Час от часу не легче!
– Да нет, жив. С чего ты взяла? Он нас всех собрал.
– Всех? Кого всех?
– Ну этих, внучатых племянников. Джорджа, Долфа, Хью… А вот Клод не смог приехать, Джек, возможно, не захотел.
– Неужто мой дядюшка решил наконец огласить свое завещание? – с видом крайней заинтересованности осведомилась ее милость.
– Точно. Идиотство какое-то. Завещал все состояние Китти при условии, что та выйдет замуж за кого-нибудь из нас.
– Что-что?
– Я так и думал, что ты удивишься, – кивнул Фредди. – Бедняжка не захотела выходить за Долфа – еще бы! И за Хью тоже – тут я ее превосходно понимаю. Примитивный парень. Короче говоря, мам, она приняла мое предложение!
Леди Леджервуд медленно подняла на него глаза.
– Фредди! – произнесла она таким голосом, как будто собиралась упасть в обморок. – Ты сделал предложение Китти Чаринг?
Мистер Станден понял, что его заявление вызвало скорее изумление, нежели восторг, и покраснел.
– Я думал, ты будешь рада, – сказал он. – Мне же пора начать семейную жизнь. Черт побери, мам, разве не ты это мне говорила месяц назад?
– Да, конечно, но… Ой, Фредди, ты меня разыгрываешь! Как ты мог… Скажи, что пошутил!
Он отрицательно покачал головой, верный своему обещанию ничего не рассказывать родителям об их с Китти договоренности. Леди Леджервуд в изнеможении откинулась на подушки и прижала ко лбу намоченный уксусом платок.
– Боже! Что это на тебя наехало? Уж никак этого не ожидала. Фредди, только не говори мне, что ты на это пошел из-за наследства дядюшки Мэтью!
– Нет, не из-за этого, – мужественно ответил Фредди. – Хотя все тебе это будут говорить. Несомненно.
Она вновь вгляделась в него.
– Может, ты влюбился в эту девчонку? Но когда? Ты и бывал-то в Арнсайде раз-два и обчелся после того, как учебу кончил! Как это случилось? У меня голова кругом идет! Боже, а что твой отец на это скажет?
– А почему он должен быть против, мама? Он, думаю, будет рад. Хорошая девочка, Кит, она ему всегда нравилась.
Этот типичный бред влюбленного заставил ее нервно сглотнуть.
– Хорошая де… О, Фредди!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Упоминание о маме несколько успокоило Фредди, но у него было редкое чутье на опасность, и он поставил вопрос ребром:
– Скажите правду! У вас есть какой-то план, о котором я не знаю, да? Скажите!
– Есть. – Китти была неисправимо правдивая девушка. Она заметила в его глазах выражение, как у загнанного зверька, и ободряюще пожала ему руку. – Но в этом нет ничего плохого для вас. Честное слово, Фредди! – Обнаружив, что это заявление не произвело на жертву успокоительного действия, она добавила с укором:
– Фредди! Вы мне не верите? Моему слову?
– Не то, что не верю, Кит, – мрачно заметил Фредди.
Дело в том, что я не совсем уверен, что вы знаете, что для меня плохо, а что хорошо. Господа, как это я так опростоволосился!
Мисс Чаринг возмутили эти слова.
– Уж не собираетесь вы зарыдать от того, что помогли сироте?
– Бросьте! – Фредди почувствовал себя уязвленным. – Я всегда выполняю свои обещания! Играй или расплатись и уходи – это мой принцип. Я только хочу сказать, что надо было вовремя выйти из игры. Хотел бы я встретиться еще раз с этим хитрым трактирщиком, как его…
– Плакли? – подсказала Китти.
– Ну да, – кивнул Фредди. – Этот чертов пунш! Я его не заказывал, кстати. И тем более не должен был пить. А самое главное, не надо было угощать вас. Давайте начистоту, Кит: мы были тогда, должно быть, здорово под шофе, оба…
Спорить с ним насчет этого было бесполезно, и Китти, сообразив это, сосредоточила всю силу своего убеждения на том, чтобы внушить Фредди, что в будущем ему, во всяком случае с ее стороны, ничего угрожает.
Уже смеркалось, когда их экипаж достиг пригородов Лондона. Все поражало глаз Китти, все было такое новое, невиданное: фонарщик на лестнице, зажигавший фонарь, освещающий улицу, продавец пирожков с полным подносом на голове, мальчишка, расталкивающий толпу, чтобы освободить проход для осанистого джентльмена во фраке и цилиндре; экипажи, повозки, кареты – ох, сколько их! А огни витрин! А шикарные лакеи, бегущие куда-то по поручению своих хозяев! А нищие, протягивающие руки и не оставляющие без внимания ни одного более или менее прилично одетого прохожего! Вот они въехали в более богатые кварталы – тут вдоль улиц сплошь солидные особняки; у их дверей кое-где уже горели светильники.
Китти все это казалось каким-то чудом; она засыпала Фредди вопросами: а что это за здание, что за человек в ярко-алом кафтане и голубых панталонах? Фредди по мере сил пытался удовлетворить ее любопытство: вот это почтальон, это – констебль, это – посыльный, кстати, почти все извозчики – ирландцы, а внезапный жуткий вопль, заставивший ее подскочить, – издал вот тот кучер дилижанса, который таким образом предупредил сидящих на крыше пассажиров, чтобы те пригнули головы, – они проезжали под аркой гостиницы. Правда, его эрудиция не распространялась на образцы архитектуры, которые привлекали внимание Китти; он объяснил ей, что не слишком хорошо знает Сити, другое дело – Вест-Энд! Но когда они добрались до этой, более аристократической части города, было уже почти совсем темно, а Китти была слишком ошеломлена шумом и суетой, царившими вокруг, так что просто молча поглядывала на бесчисленные огни.
Только когда экипаж свернул в относительную тишину Маунт-стрит, Фредди пришло в голову, что его родители сейчас, скорее всего, готовятся к приему гостей. А тут вот еще одна гостья – нежданная! Ужас! Нет, он не будет говорить об этом Китти – будь что будет. К своему облегчению, подъехав к дому, он не обнаружил никаких признаков предстоящего приема. Может быть, они сами в гостях? Нет, судя по словам дворецкого, милорд и миледи дома. Что же случилось? Десятью минутами позже, оставив мисс Чаринг, всю какую-то сжавшуюся, погреть замерзшие ножки у камина в одном из холлов нижнего этажа, он обнаружил наконец причину безлюдья и тишины.
Леди Леджервуд полулежала на софе в своей комнате, закутавшись в шаль, в руке у нее был платок, смоченный ароматическим уксусом. На голове не было чепца, и ее прекрасно уложенные локоны были в некотором беспорядке.
Мать Фредди, единственная оставшаяся в живых дочь третьей сестры мистера Пениквика, Шарлотты, – была приятная женщина, отличавшаяся не столько красотой в строгом смысле слова, сколько умением подать себя. Голубые глаза были, пожалуй, слишком навыкате, а подбородок, напротив, слишком сильно срезан. Шестеро детей, которых она выносила, несколько отяжелили ее фигуру, но она все еще неплохо выглядела, а добрый характер и отсутствие язвительного ума обеспечили ей всеобщую симпатию. Она беззаветно любила мужа, не могла надышаться над детьми и притом была весьма привержена тому, что ее дядюшка несомненно назвал бы экстравагантной фривольностью.
Неожиданное появление старшего сына произвело на нее странное действие. Она привстала, глаза ее расширились, и, выбросив вперед руки, как будто отгоняла от себя приведение, она воскликнула:
– Фредди! Она у тебя была?
– А? – изумленно выдохнул Фредди. – Кто?
– Никак не могу вспомнить! – пояснила его родительница, прижимая ладонь ко лбу. – У Мег, во всяком случае, не была. Я это точно помню, потому как, когда она была у Чарли, мы ее отослали к бабушке. А я как раз была на последнем месяце, представляешь, какой это мог быть ужас! А насчет тебя я никак не могу вспомнить, хотя, впрочем, какое это имеет значение, раз ты с нами не живешь? Вообще-то мне это совсем не нравится, что ты снимаешь квартиру, наверняка тебе не так уж уютно, но твой папа, конечно, лучше знает, что тебе нужно. Они хоть простыни тебе часто меняют? Нет, нет, Фредди, не думай, что я хочу привязать тебя к своей юбке, вовсе нет!
– Понимаю, но все-таки что же случилось? – спросил Фредди, склонясь над мамой, чтобы с сыновней почтительностью запечатлеть поцелуй на душистой щеке.
Леди Леджервуд встрепенулась от ласки Фредди, раскрыла нежные объятья, а затем произнесла трагическим голосом:
– Корь!
– А! Я переболел ею в Итоне, – с облегчением сказал Фредди.
По щекам леди Леджервуд заструились слезы благодарности милости божьей.
– А у кого она сейчас? – осведомился Фредди, впрочем без особого интереса.
– У всех! – драматизм в голосе ее милости лишь усилился. – У Фанни, у Каролины и у бедного малышки Эдмунда! Я в ужасной тревоге. Насчет Фанни и Каролины я не сомневаюсь, они быстро поправятся, но у Эдмунда такая сильная сыпь, что меня это тревожит. Я всю ночь не отходила от него, вот сейчас на минутку здесь прилегла. Ты же знаешь, Эдмунд всегда был такой слабенький, роднулька моя!
Любой из старших братьев мог бы без труда оспорить это суждение; во всяком случае, достопочтенный Чарльз Станден, ныне студент Оксфорда, не преминул бы высказать мнение, что с Эдмундом слишком уж возились с самых пеленок; но Фредди был в мать – такой же добродушный и склонный все принимать на веру. Поэтому он ограничился замечанием:
«Бедный парнишка!»
Леди Леджервуд благодарно пожала ему руку.
– Он хочет, чтобы только я была с ним. Мне пришлось отказаться от всех визитов. Сейчас мы должны были быть в Оксфорд-Хаузе, но я не жалею: хороша бы я была, разгуливая по приемам, когда мои любимые детишки больны! Но такая жалость, Фредди! Ты, наверное, знаешь, что лорд Амхерст взял с собой Букхэвена в эту миссию, в Китай, и, представь себе, старуха Букхэвен хочет, чтобы Мег оставалась с ней в деревне, пока муж не вернется! И знаешь, она в чем-то права – ведь Мег такая легкомысленная, ее никак нельзя оставить одну! Но, с другой стороны, молодой женщине целый год, а то и больше просидеть в деревне – ужас, ужас! Но и сюда я ее не могу пригласить: в доме инфекция, а она корью не болела, я точно помню! Кстати, между нами, осенью предстоит одно интересное событие, она в положении, а мужа не будет! А твой дорогой папочка считает, что это большая честь, что Амхерст выбрал его для этой миссии. Так что я просто в отчаянии. Бенджамин болен и его сестрички, а моя старшая дочь – кстати, мой первый ребенок, никогда не забуду, какое зло меня взяло, когда я узнала, что родила девочку, хотя твой папуля ничем не обнаружил своего разочарования, а через полтора года и ты появился, мой дорогой, так что все в порядке… О чем это я? Да, так вот, моя старшая дочь умоляет меня спасти ее от свекрови – нет, она чудесная женщина, но такая пунктуальная, что просто сердце кровью обливается за бедняжку Мег! Но совесть не позволяет мне встать на ее сторону, когда она настаивает, что будет жить одна на Беркли-сквер – без мужа! Если бы она согласилась, чтобы кузина Амелия побыла с ней, тогда другое дело. Но она не хочет, и слава Богу, по правде говоря; ты ведь знаешь, что это за штучка, кузина Амелия! Ну а что я еще могу предложить?
Фредди даже не попытался ответить на этот вопрос – скорее всего он был риторическим, и, схватившись за самую непонятную часть взволнованного монолога матери, в свою очередь, осведомился:
– А зачем Буку ехать в Китай? Глупость какая-то!
– Ой, Фредди, я тысячу раз то же самое говорила, но папа твердит, что Мег должна быть счастлива, что ее мужа выбрали для этой миссии. Не спрашивай меня только, в чем там дело, я ничего в этом не понимаю! Что-то связанное с тем, что эти ужасные мандарины проявляют несправедливость к нашим купцам, но что касается меня, то лучше бы Букхэвен оставался дома! Ведь они с бедняжкой Мег меньше года женаты! Да, так скажи же, дорогой, откуда это ты? Ты говорил, что уезжаешь в Лестершир, и я думала, что ты предупредишь меня о приезде.
– Охота была чудесная, – объяснил Фредди. – Два дня назад уехал оттуда. Хотел подождать вестей от тебя, да так получилось, что пришлось заехать в Арнсайд.
– Арнсайд! – воскликнула леди Леджервуд. – Неужели дядюшка Мэтью умер? Час от часу не легче!
– Да нет, жив. С чего ты взяла? Он нас всех собрал.
– Всех? Кого всех?
– Ну этих, внучатых племянников. Джорджа, Долфа, Хью… А вот Клод не смог приехать, Джек, возможно, не захотел.
– Неужто мой дядюшка решил наконец огласить свое завещание? – с видом крайней заинтересованности осведомилась ее милость.
– Точно. Идиотство какое-то. Завещал все состояние Китти при условии, что та выйдет замуж за кого-нибудь из нас.
– Что-что?
– Я так и думал, что ты удивишься, – кивнул Фредди. – Бедняжка не захотела выходить за Долфа – еще бы! И за Хью тоже – тут я ее превосходно понимаю. Примитивный парень. Короче говоря, мам, она приняла мое предложение!
Леди Леджервуд медленно подняла на него глаза.
– Фредди! – произнесла она таким голосом, как будто собиралась упасть в обморок. – Ты сделал предложение Китти Чаринг?
Мистер Станден понял, что его заявление вызвало скорее изумление, нежели восторг, и покраснел.
– Я думал, ты будешь рада, – сказал он. – Мне же пора начать семейную жизнь. Черт побери, мам, разве не ты это мне говорила месяц назад?
– Да, конечно, но… Ой, Фредди, ты меня разыгрываешь! Как ты мог… Скажи, что пошутил!
Он отрицательно покачал головой, верный своему обещанию ничего не рассказывать родителям об их с Китти договоренности. Леди Леджервуд в изнеможении откинулась на подушки и прижала ко лбу намоченный уксусом платок.
– Боже! Что это на тебя наехало? Уж никак этого не ожидала. Фредди, только не говори мне, что ты на это пошел из-за наследства дядюшки Мэтью!
– Нет, не из-за этого, – мужественно ответил Фредди. – Хотя все тебе это будут говорить. Несомненно.
Она вновь вгляделась в него.
– Может, ты влюбился в эту девчонку? Но когда? Ты и бывал-то в Арнсайде раз-два и обчелся после того, как учебу кончил! Как это случилось? У меня голова кругом идет! Боже, а что твой отец на это скажет?
– А почему он должен быть против, мама? Он, думаю, будет рад. Хорошая девочка, Кит, она ему всегда нравилась.
Этот типичный бред влюбленного заставил ее нервно сглотнуть.
– Хорошая де… О, Фредди!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51