Ну-с, и где же, черт возьми, находится этот Беллевилл, штат Иллинойс?
Я думаю вот что: если вы хотите найти маленький городок, надо выяснить, какой большой город расположен поблизости. А когда речь идет об Иллинойсе, в голову первым делом приходит мысль о Чикаго.
Поэтому я раскошелился на телефонный разговор и позвонил своему знакомому в Чикаго. Он не состоит на службе у Эда Ганолезе, но входит в очень похожую организацию, совет директоров которой частично составлен из тех же людей, что и наш.
— Беллевилл? — переспросил он. — Это чертовски далеко, на юге штата. Клей. Там не наша вотчина.
— Прекрасно, — сказал я. — Значит, он не рядом с Чикаго.
— Черт, да нет, не рядом.
— Тогда рядом с чем?
— С Сент-Луисом, — ответил он.
— Сент-Луис? Это же в Миссури.
— Разумеется. На миссурийском берегу Миссисипи. А через реку находится Восточный Сент-Луис, штат Иллинойс. Беллевилл где-то там.
— Восточный Сент-Луис?
— Так он называется. Там тебе помогут. Сам-то я не отличу Беллевилл от Бельвью.
Я позвонил в Восточный Сент-Луис. Несколько лет назад граждане Сент-Луиса сдуру избрали своим мэром какого-то реформатора, и все крутые парни тотчас покинули этот славный город, переплыли через реку и обосновались в Восточном Сент-Луисе. Они и поныне там. А горожане, подложившие им эту свинью, теперь досадуют на то, что Сент-Луис превратился в скучный город, совсем не похожий на своего вольного тезку за рекой, и машин на мостах с каждым днем становится все больше.
В общем, как уже говорилось, я позвонил в Восточный Сент-Луис, где у меня тоже есть знакомые и где имеется организация, по духу и образу действий аналогичная той, на которую я работаю. Я связался с парнем, называвшим себя Налог, за что его и выжили из Нью-Йорка, и сказал:
— Слушай, Налог, мне нужны кое-какие сведения о девице, которая жила в Беллевилле. Это ведь рядом с вами, так?
— Да, — ответил он. — Миль пятнадцать отсюда, возле базы ВВС.
— Приятно слышать, что он и впрямь там, — сказал я — Вот что: пять или шесть лет назад шлюха из Беллевилла, по имени Мэри Комаски, вышла замуж за парня с этой базы. Я хочу знать, кто он.
— Произнеси имя по буквам.
Я произнес, и Налог спросил:
— Где мне тебя найти, когда я все сделаю?
Я дал ему свой номер телефона и добавил:
— Можешь позвонить за мой счет, разумеется.
— Еще бы, а ты как думал?
Славный парень. Я поблагодарил его и положил трубку. Оставался один Эрнест Тессельман. Я по-прежнему подозревал его и решил провести проверку сам.
Пора было отправляться в гости. Заглянув в телефонный справочник, я узнал адреса нужных мне людей, переписал их в блокнот, и пошел в спальню повязать галстук.
Пока я занимался этим, раздался звонок в дверь, и мне подумалось, что это почти наверняка Граймс. Гадая, кто отдал концы на сей раз, я вернулся в гостиную.
Я решил, что явился Граймс, но ведь прийти мог и кто-то другой, поэтому я заглянул в глазок, прежде чем открыть дверь. И правильно сделал. В тот миг, когда открылся глазок, человек за дверью выстрелил. Пуля задела мне фалангу большого пальца, просвистела мимо моей головы и вонзилась в противоположную стену.
12
Услышав выстрел, я тотчас бросился на пол. Не научившись этому за два года в армии, я постиг сию науку за девять лет службы при Эде Ганолезе. Поэтому я провел несколько секунд, зарывшись носом в половик, пока не понял, что звук, доносящийся до меня, — ни что иное как топот ног человека, бегущего по коридору к лифту.
Я кое-как поднялся на ноги и, распахнув дверь, успел увидеть, как задвигаются створки лифта. Я даже мельком не видел этого парня. Пробежав по коридору, я несколько раз надавил на кнопку «вверх», хотя и знал, что это не принесет никакой пользы, и лифт не поднимется ко мне, пока не довезет умника до самого низа. Пока он доползет, пока я сяду да опущусь, умник успеет добежать до середины Нью-Джерси.
Вернувшись в двери квартиры, я захлопнул ее. Я так и так собирался уходить, вот и решил отправиться в путь без промедления. Лифта надо было ждать несколько секунд, и я посвятил их размышлениям о причинах всей этой пальбы.
И тут наступило озарение. Я попал в газеты, потому что подозревался в убийстве Бетти Бенсон. Парень, за которым я охотился, должно быть, прочел статью и понял, что опоздал к Бетти, что я уже побывал у нее и знал все то, что знала она.
Лифт поднялся, я вошел и нажал кнопку первого этажа. Коль скоро я намеревался встретиться со всеми, кто был перечислен в моем списке возможных подозреваемых, рано или поздно мне придется разговаривать и с парнем, который только что норовил прикончить меня.
13
Я решил начать с Джонни Рикардо, не потому что он был главным подозреваемым, а потому что находился ближе других. Он владел клубом любителей вечерних трапез на Восточной пятьдесят девятой улице, который почему-то назывался «Пивнушка Джонни». Я взял такси, а «мерседес» оставил в гараже, ибо только приезжему придет в голову искать место для стоянки в радиусе десяти кварталов от «Пивнушки Джо» в девять часов вечера.
Зал в «Пивнушке Джо» был перегорожен надвое. В передней половине размещался бар, а в задней — ресторан, где дважды за вечер выступали исполнители народных песен и комики, косящие под слабоумных или под Морта Сала и Орсона Бина.
Я миновал бар и вошел в ресторан. Минутку постоял в дверях, разглядывая людей, сгрудившихся в полумраке маленьких столиков, коричневые занавески и сцену размером с письменный стол, которая сейчас была пуста. Тут возле меня вырос официант в черно-белом одеянии, как на похоронах, и предложил показать мне столик.
— Я не хочу есть, — ответил я. — Мне надо поговорить с Джонни Рикардо.
Выражение его лица неуловимо изменилось, и он сказал.
— Не уверен, что он у себя. Кто хочет его видеть?
— Передайте, что я от Эда Ганолезе, — ответил я, считая, что это имя скажет ему больше, чем мое собственное. У нас с Джонни Рикардо по какой-то непонятной причине никогда не было общих дел, хотя Джонни почти наверняка был так или иначе связан с Эдом Ганолезе.
— Я посмотрю, в кабинете ли он, — сказал мой приятель. — Если угодно подождать в баре…
— Ничего, я подожду здесь, чтобы вам не так далеко ходить.
Он незаметно пожал плечами и бесшумно удалился. Я потоптался на месте, оглядываясь по сторонам, вскоре официант вернулся и сказал:
— Он у себя. Вон за ту занавеску и вверх по лестнице. Первая дверь направо.
— Благодарю.
Во исполнение указаний я миновал коричневую портьеру, поднялся по лестнице, покрытой коричневой дорожкой, открыл коричневую дверь, первую справа, и прибыл в кабинет Джонни Рикардо. После коричневого изобилия снаружи комната была почти невидима. Сплошная серость: серые стены, серый письменный стол, серый ковер, серый конторский шкаф, серые шторы на двух окнах и серая корзина для бумаг возле серого стула. Даже картина на стене была выполнена в разных оттенках серого.
Серой была и личность, восседавшая за письменным столом. Вполне под стать своему кабинету и костюму. У парня была бледная бескровная физиономия, испещренная глубокими морщинами, вылинявшая шевелюра, бесцветные глаза и серые костлявые руки, торчавшие из серых рукавов пиджака.
Он поднялся, и его тонкие губы сложились в улыбочку.
— Я Джонни Рикардо, — представился серый человек высоким и надтреснутым серым голосом, протягивая свою костлявую руку, которую я принял с осторожностью, стараясь не сломать в ней что-нибудь. Я тоже назвался.
Джонни продолжал улыбаться.
— Так вы, говорите, от Эда Ганолезе?
— Совершенно верно.
— Что ж, надеюсь, вам от меня ничего не нужно. Знаете ведь, как оно бывает, — он улыбался, но глаза смотрели настороженно. Жестом указав на серый стул у стола, Джонни пригласил: — Усаживайтесь.
— Благодарю.
Когда мы оба уселись, он спросил:
— Что привело вас сюда? Надеюсь, ваш приход не влетит мне в копеечку?
Я покачал головой.
— Нет, я пришел не за этим. Насколько мне известно, на вас никто не жалуется.
— Рад слышать, — ответил Джонни, глядя все так же настороженно и ежесекундно стискивая костлявыми пальцами подлокотники стула.
— Я пришел из-за девушки, которую вы когда-то знавали. Мэвис Сент-Пол. Возможно, вы ее помните?
— Мэвис? — он растерялся, но ухитрился остаться все таким же улыбчивым.
— В нашем деле приходится встречаться со столькими девушками. — Джонни отвел от меня глаза и принялся изучать картину на стене. — Мэвис, — повторил он. — Мэвис Сент-Пол. Весьма необычное имя.
— Это сценический псевдоним, — пояснил я.
— Певичка?
— Нет, актриса. Насколько я слышал, певицей она была неважной.
— Мэвис… Мэвис… О, бог мой, ну да! Конечно, конечно. Мэвис! Черт, три года прошло, а кажется, что только вчера! — Он опять смотрел на меня, удивленный и обрадованный этим напоминанием о старой доброй Мэвис. — Что вы хотите знать про Мэвис?
— Разве вы не читаете газет?
— При моей-то работе? — Он широко развел руками и криво улыбнулся мне.
— Только не при этой работе, дружище. У меня строго ненормированный день, и я почти безвылазно сижу вот за этим столом, когда не сплю, или проверяю актеров, или смотрю, чтобы бармены не запускали руку в кассу. У меня нет времени на газеты, телевизор и тому подобную чепуху.
— Значит, вы ничего не знаете о Мэвис?
— Ничего не знаю о Мэвис?
Я пропустил это мимо ушей. Раз или два легавые норовили пустить эту уловку в ход в разговорах со мной. Если он уже знал ответ, то мог забыть, что я ему ни черта не говорил, и выдать себя в ходе дальнейшей беседы. Поэтому я не стал ему отвечать, а вместо этого спросил:
— Вы не помните, давно ли виделись с ней в последний раз?
— С Мэвис? О, боже, да уж целая вечность прошла. Не помню. Во всяком случае, не меньше трех лет. Она бросила меня ради какого-то шута с телевидения. То ли Мартин, то ли Морган, уж и не знаю. Нам с ней просто было весело, как в песне поется. Я знал, что она не задержится у меня надолго, а она знала, что я не хочу слишком затягивать отношения. Знаете ведь, как оно бывает.
Я подумал об Элле, о веренице девочек, предшествовавших ее появлению, и о том, что Элла совсем не похожа на других. И сказал:
— Да, я знаю, как оно бывает. И вы не видели Мэвис с тех пор, как она ушла от вас к этому самому Моргану?
— Моргану или Мартину — что-то в этом роде. Начинается с «м». Имел какое-то отношение к телевидению.
— Да. Но встречались вы с ней после этого или нет?
— С Мэвис? Нет, разумеется, нет. Я уж и не знаю, как ее вообще угораздило подцепить меня. Она не собиралась работать в ночных клубах. Мэвис была актрисой, увеселения — не ее область. И она не могла спеть ни одной ноты.
— Это я слышал. Ну, а какая она была? К какой разновидности девушка принадлежала?
Он улыбнулся мне.
— О, Мэвис была себе на уме, эта девица знала, чего хочет.
— Ну, и чего она хотела?
— Денег, — ответил он, — Только денег, много денег и больше ничего.
— Она и впрямь стремилась стать актрисой?
— Несколько странным образом. Она считала, что актриса — это непременно знаменитость. А став знаменитым, вы неизбежно разбогатеете. Она просто не могла представить себе знаменитого бедняка. В общем, ее стремление проистекало все из того же источника. Она жаждала денег, больших денег. Даже спала со своим преподавателем, чтобы бесплатно брать уроки актерского мастерства. Прижимистая сквалыга.
— Хапуга, да?
— Нет! Она была очень милой. Черт возьми, поймите меня правильно. Мэвис не была стервой с тяжелым взглядом и волосами, обесцвеченными перекисью водорода. Не то что мегера, с которой я встречаюсь сейчас. Ничего общего. Она была милым ребенком, с которым легко поладить; спать с ней было одно удовольствие. Понимаете? Но одним глазом она всегда высматривала, где бы сорвать доллар.
— Почему вы говорите о ней в прошедшем времени? — спросил я. — Она что, умерла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28