Поистине зловещий подарок.
Это означало; однако, что он успел заметить убийцу, скрывавшегося в гардеробе, но послеобеденный отдых с молодой женой замедлил реакцию даже самого лучшего стрелка.
В Чикаго ему организовали столь пышные похороны, что, как сообщала пресса, они носили общенациональный характер. Уже зараженную вирусом преступности Америку это не смутило.
Впервые глава преступного сообщества окончил жизнь таким прискорбным образом. Обеспокоенный преступный мир поспешил осудить это. Все, что случилось с Джимом Колосимо, могло произойти и с другими боссами. Событие, немыслимое вчера, ставшее реальностью сегодня, грозило повториться в будущем. Дурной пример заразителен. Поэтому пришедшие на похороны гангстеры были преисполнены искреннего негодования, пачками швыряли деньги продавщицам цветов, а огромные венки украшали траурными лентами: «Моему дяде…», «От Аль Капоне…», «Генри Гузик не стыдится скорбеть…» и т. д.
Бронзовый гроб мог бы теперь храниться в музее современного искусства.
Жители итальянской колонии выразили возмущение по поводу того, что архиепископ Георг Мундегин запретил проводить погребение по христианскому обычаю. Возмущение было настолько велико, что епископат счел нужным дать необходимые пояснения:
«Его преосвященство хочет, чтобы прихожане ясно понимали, что не каждого гангстера церковь рассматривает как грешника, а только того, кто отказывается следовать ее законам, требующим посещения религиозной службы и пасхальных причастий… В этом случае в проведении похорон по христианскому обычаю будет отказано. Не следует думать, будто того факта, что кто-либо является гангстером или контрабандистом, достаточно для отказа в таких похоронах, так как в отношении каждого вопрос будет решаться особо…»
Некоторые наиболее набожные доны мафии стали советовать своим мафиози, в чьи обязанности входило исполнение приговоров, осенять себя при этом дулом пистолета крестным знамением и произносить вслух «во Имя Отца, и Сына, и Святого духа…». Совершать все это нужно было до выстрела, до того, как будет совершен акт, содействующий переселению «клиента» в рай. Как это ни трудно себе представить, но многочисленные вальтеры, кольты, браунинги вначале использовались как кропила. Заявление епископа успокоило итальянцев. Все они, во всяком случае те, кто занимался преступной деятельностью, восприняли его как благословение.
Итак, церковь обвиняла Джима Колосимо только в том, что он развелся со своей женой, и на это ей нечего было возразить. Это был грех, олицетворением которого считали Дэйл Уинтер. Но поскольку с Джима уже нечего было взять, его простили, и за звонкую монету жалкий калабрийский священник по христианскому обряду благословил его в последний путь.
Едва похоронная процессия пришла в движение, во главу ее встали многочисленные представители демократической партии. Пятьдесят три важные персоны оспаривали честь нести покров. И пришлось назначить «почетных носильщиков». Среди провожавших Джима Колосимо в последний путь можно было увидеть главу республиканской партии штата Огайо, окружного атторнея, сенатора, трех мэров, двух членов конгресса, девять советников. Остальные - гангстеры, если только можно было провести различие между теми и другими.
Два духовых оркестра, состязаясь в исполнении траурных маршей, сменяли друг друга. Дэйл Колосимо ехала следом за гробом в черной машине, за ней шел пешком Джонни Торрио в сопровождении заросшего Аль Капоне, у которого белела только левая, изуродованная сторона лица (по обычаю жителей Юга Италии, друзья покойного не бреются с момента его убийства до похорон).
Похоронная процессия насчитывала около пяти тысяч человек. Все горячо обсуждали прекрасную речь Айка Блюма, владельца самых дешевых публичных домов. Он сказал:
- Наш дорогой Джим никогда не мухлевал. Он всегда играл в открытую. Он не был завистливым человеком. И если дюжины других получали свою долю, это его не смущало. Чем больше довольных, тем лучше. Он имел то, чего нет у большинства из нас, - класс. Это он смог привлечь на свет красных фонарей богачей и даже миллионеров, что было полезно всем, и особенно этим заведениям, получившим то, что им оставил Колосимо. Наш Джим никого не предал в своей жизни, ни одного не оттолкнул и умел держать язык за зубами.
Именно этого не хватало самому Айку Блюму. Вскоре в «Америкэн джорнэл» появилась его статья, в которой были и такие слова: «…Неважно, кем он был когда-то в прошлом, не имеет значения, какие ошибки он совершал. Джим был моим другом, и я был на его похоронах…» Подобные высказывания можно было услышать в день похорон от многих жителей Чикаго. Их можно было услышать и в том квартале, где Джим хозяйничал столько лет, при этом по размалеванным щекам дам преступного мира текли обильные слезы. Но то же самое можно было услышать и от деловых людей, внешне вполне респектабельных, в их конторах, расположенных в небоскребах, и от людей знаменитых или находящихся на пути к славе, подвизающихся в мире искусства и литературы и в большей или меньшей мере связанных с промышляющими по ночам преступниками.
Эти похороны, подобных которым Америка еще не знала, настолько переполошили власти, что в штате Иллинойс создали специальную комиссию по расследованию для установления связей, существующих между гангстерами и политиками. Окончательный доклад комиссии выглядел вполне авторитетным. Но, по-видимому, именно по этой причине он не получил широкой огласки. Мы упоминаем о нем сегодня потому, что он не потерял ни своей актуальности, ни значимости. Вот несколько выдержек из него.
«…В демократическом обществе власть основана на содружестве. Феодальный строй основывался не на законе, а на узах верности между людьми. Политика тяготеет к феодальной системе отношений. Шайки также организованы на феодальных началах, иными словами, взаимоотношения внутри них строятся на принципах верности, содружества и главным образом доверия. Вот одно из обстоятельств, объясняющее, почему гангстеры и политики так хорошо понимают друг друга и часто связаны между собой, к великому несчастью для страны…
Ни для кого не секрет, что такая дружба подрывает моральные устои общества. Она приводит к тому что законное правительство перестает быть беспристрастным. Профессиональные политики всегда считали целесообразным присутствовать при важных событиях в жизни их друзей и знакомых: на крестинах, свадьбах, похоронах, - причем отнюдь не потому, что их побуждают к этому искренние чувства. Присутствие на торжественных похоронах политического деятеля свидетельствует о чистосердечном и личном характере его связей с покойным».
Эта цитата позволяет понять, каким образом в результате компромиссов, на которые шли власти, в стране со времени «сухого закона» воцарилась преступность.
Биг Джима Колосимо похоронили, его племянник Джонни Торрио принял дела дяди и возглавил преступный мир Чикаго. Рядом с ним находился человек, готовый на все, чтобы противостоять возможным конкурентам, - Аль Капоне.
* * *
Джонни Торрио еще задолго до введения в действие «сухого закона» со знанием дела рассуждал в Нью-Йорке, у своего друга Фрэнка Айяле в «Оберж Гарвард», о том, какие выгоды может принести это событие. Все слушали его с открытыми ртами. Джонни чувствовал, что никто его не понимает, за исключением, быть может, одного Фрэнка. Тот сразу сообразил, каким неисчерпаемым источником доходов может оказаться этот закон. Надо отдать ему должное, он не думал тогда о своей похоронной конторе.
Как только «сухой закон» начал действовать, Джонни Торрио решил, что наступило время претворить в жизнь свои замыслы. На первых порах, чтобы избежать возможных осложнений, он решил действовать вместе с Фрэнком Айяле, главой «сицилийского союза». Как человек здравомыслящий, Торрио счел, что лучше быть первым во втором городе Соединенных Штатов, Чикаго, чем вторым в Нью-Йорке. Он доверительно рассказал Фрэнку о том, в каком плачевном состоянии находятся дела его дяди Биг Джима Колосимо, что их надо поправить и расширить, но… молодожен Джим этого уже потянуть не может. С этим жестоким тираном, хозяином Чикаго, проявляющим крайнюю подозрительность во всем, что касается его прерогатив, невозможно достичь никакого соглашения, Фрэнк Айяле внимательно посмотрел на него.
- Ты хотел бы там обосноваться?
- Хотел бы… Ты здесь, я там, мы могли бы оказывать друг другу большие услуги.
- Ты прав. Дело это очень сложное, поэтому о нашем разговоре никому ни слова. Я поеду повидаю Джима. Ты останешься здесь. Тебе следует держаться в стороне.
Джонни предпочел сделать вид, что не понял.
- Что ты собираешься делать? Фрэнк усмехнулся.
- Я хочу устроить тебе место под солнцем, которое и меня не оставит в тени.
- Но нет смысла обсуждать это с Биг Джимом. Правая рука Фрэнка исчезла за спиной и через мгновение появилась оттуда с кольтом 45-го калибра, бывшего в то время на вооружении в армии Соединенных Штатов.
- Посмотри хорошенько. Последнее слово всегда за ним.
Так закончилось первое великое разделение и была решена судьба Биг Джима Колосимо. Полиция Чикаго установила, что в момент убийства Айяле находился в городе. Швейцар «Кафе Колосимо» подробно описал приметы убийцы, которого он успел заметить. Они полностью совпадали с приметами Фрэнка Айяле, но на очной ставке с ним швейцар утратил всякую способность что-либо вспомнить. Вернувшись в свою нью-йоркскую вотчину после того, как он оказал своему другу эту отнюдь не бескорыстную услугу, Фрэнк Айяле не сумел трезво оценить сложившуюся ситуацию. Причина тому - довольно преклонный возраст, а также то, что он был уже хорошо обеспечен благодаря контролю за многочисленными операциями членов своей шайки.
Что касается «молодых волков», то для них обстоятельства сложились весьма благоприятно. Костелло к этому времени стукнуло двадцать пять, Луканиа и Лански приближались к совершеннолетию; самый молодой, Багси Сигел, хотя и был еще подростком, отличался особой жестокостью. Он уже имел на своем счету три чудовищных убийства.
Репутация Чарли Луканиа как человека хладнокровного, смелого, расчетливого привлекла к нему одного восемнадцатилетнего малого поразительной красоты, которому суждено было проложить путь к успеху, - но успеху, достигнутому ценой крови.
Его настоящее имя - Джузеппе Антонио Дото. Родился он в Неаполе в 1902 году. Основная специальность - кражи со взломом. То, что он нравился женщинам, помогало ему предварительно хорошо обследовать намечаемый объект и добиваться максимальных результатов.
Один из главарей мафии, дон Сальваторе Маранзано, работавший под интеллектуала и любивший демонстрировать свою эрудицию, был первым, кто как-то заметил его в бильярдной «Тампс».
- Подойди ко мне, малыш. Как тебя зовут? Дото? Это неаполитанское имя. Жаль, бамбино, если бы не это, я бы задаром помог тебе перейти Рубикон…
Повернувшись к своим мафиози, он воскликнул:
- Эй вы, посмотрите-ка на этого мальчика. Он прекрасен, как Адонис!
Дото неожиданно побагровел и спросил:
- Адонис? Где он, тот, на которого я похож? Я укокошу его: для двух таких физиономий, как моя, иа этом свете места мало. Я ему поправлю портрет!
Рассмеялся только сам Маранзано. Его телохранители не поняли, что он сравнил Дото с финикийским юношей.
- Это пустяки. Я даю тебе имя Адонис. Оно тебе идет, но остерегайся кабанов, а точнее, акул, которые кишат в тех водах, где и ты плаваешь.
Дото сохранил это имя. Для всех он превратился в Джо А. или Джозефа Адониса. Он не испытывал особой признательности к Маранзано за то, что тот наградил его таким прекрасным именем, и особенно значительные дела предпочитал обсуждать с Луканиа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Это означало; однако, что он успел заметить убийцу, скрывавшегося в гардеробе, но послеобеденный отдых с молодой женой замедлил реакцию даже самого лучшего стрелка.
В Чикаго ему организовали столь пышные похороны, что, как сообщала пресса, они носили общенациональный характер. Уже зараженную вирусом преступности Америку это не смутило.
Впервые глава преступного сообщества окончил жизнь таким прискорбным образом. Обеспокоенный преступный мир поспешил осудить это. Все, что случилось с Джимом Колосимо, могло произойти и с другими боссами. Событие, немыслимое вчера, ставшее реальностью сегодня, грозило повториться в будущем. Дурной пример заразителен. Поэтому пришедшие на похороны гангстеры были преисполнены искреннего негодования, пачками швыряли деньги продавщицам цветов, а огромные венки украшали траурными лентами: «Моему дяде…», «От Аль Капоне…», «Генри Гузик не стыдится скорбеть…» и т. д.
Бронзовый гроб мог бы теперь храниться в музее современного искусства.
Жители итальянской колонии выразили возмущение по поводу того, что архиепископ Георг Мундегин запретил проводить погребение по христианскому обычаю. Возмущение было настолько велико, что епископат счел нужным дать необходимые пояснения:
«Его преосвященство хочет, чтобы прихожане ясно понимали, что не каждого гангстера церковь рассматривает как грешника, а только того, кто отказывается следовать ее законам, требующим посещения религиозной службы и пасхальных причастий… В этом случае в проведении похорон по христианскому обычаю будет отказано. Не следует думать, будто того факта, что кто-либо является гангстером или контрабандистом, достаточно для отказа в таких похоронах, так как в отношении каждого вопрос будет решаться особо…»
Некоторые наиболее набожные доны мафии стали советовать своим мафиози, в чьи обязанности входило исполнение приговоров, осенять себя при этом дулом пистолета крестным знамением и произносить вслух «во Имя Отца, и Сына, и Святого духа…». Совершать все это нужно было до выстрела, до того, как будет совершен акт, содействующий переселению «клиента» в рай. Как это ни трудно себе представить, но многочисленные вальтеры, кольты, браунинги вначале использовались как кропила. Заявление епископа успокоило итальянцев. Все они, во всяком случае те, кто занимался преступной деятельностью, восприняли его как благословение.
Итак, церковь обвиняла Джима Колосимо только в том, что он развелся со своей женой, и на это ей нечего было возразить. Это был грех, олицетворением которого считали Дэйл Уинтер. Но поскольку с Джима уже нечего было взять, его простили, и за звонкую монету жалкий калабрийский священник по христианскому обряду благословил его в последний путь.
Едва похоронная процессия пришла в движение, во главу ее встали многочисленные представители демократической партии. Пятьдесят три важные персоны оспаривали честь нести покров. И пришлось назначить «почетных носильщиков». Среди провожавших Джима Колосимо в последний путь можно было увидеть главу республиканской партии штата Огайо, окружного атторнея, сенатора, трех мэров, двух членов конгресса, девять советников. Остальные - гангстеры, если только можно было провести различие между теми и другими.
Два духовых оркестра, состязаясь в исполнении траурных маршей, сменяли друг друга. Дэйл Колосимо ехала следом за гробом в черной машине, за ней шел пешком Джонни Торрио в сопровождении заросшего Аль Капоне, у которого белела только левая, изуродованная сторона лица (по обычаю жителей Юга Италии, друзья покойного не бреются с момента его убийства до похорон).
Похоронная процессия насчитывала около пяти тысяч человек. Все горячо обсуждали прекрасную речь Айка Блюма, владельца самых дешевых публичных домов. Он сказал:
- Наш дорогой Джим никогда не мухлевал. Он всегда играл в открытую. Он не был завистливым человеком. И если дюжины других получали свою долю, это его не смущало. Чем больше довольных, тем лучше. Он имел то, чего нет у большинства из нас, - класс. Это он смог привлечь на свет красных фонарей богачей и даже миллионеров, что было полезно всем, и особенно этим заведениям, получившим то, что им оставил Колосимо. Наш Джим никого не предал в своей жизни, ни одного не оттолкнул и умел держать язык за зубами.
Именно этого не хватало самому Айку Блюму. Вскоре в «Америкэн джорнэл» появилась его статья, в которой были и такие слова: «…Неважно, кем он был когда-то в прошлом, не имеет значения, какие ошибки он совершал. Джим был моим другом, и я был на его похоронах…» Подобные высказывания можно было услышать в день похорон от многих жителей Чикаго. Их можно было услышать и в том квартале, где Джим хозяйничал столько лет, при этом по размалеванным щекам дам преступного мира текли обильные слезы. Но то же самое можно было услышать и от деловых людей, внешне вполне респектабельных, в их конторах, расположенных в небоскребах, и от людей знаменитых или находящихся на пути к славе, подвизающихся в мире искусства и литературы и в большей или меньшей мере связанных с промышляющими по ночам преступниками.
Эти похороны, подобных которым Америка еще не знала, настолько переполошили власти, что в штате Иллинойс создали специальную комиссию по расследованию для установления связей, существующих между гангстерами и политиками. Окончательный доклад комиссии выглядел вполне авторитетным. Но, по-видимому, именно по этой причине он не получил широкой огласки. Мы упоминаем о нем сегодня потому, что он не потерял ни своей актуальности, ни значимости. Вот несколько выдержек из него.
«…В демократическом обществе власть основана на содружестве. Феодальный строй основывался не на законе, а на узах верности между людьми. Политика тяготеет к феодальной системе отношений. Шайки также организованы на феодальных началах, иными словами, взаимоотношения внутри них строятся на принципах верности, содружества и главным образом доверия. Вот одно из обстоятельств, объясняющее, почему гангстеры и политики так хорошо понимают друг друга и часто связаны между собой, к великому несчастью для страны…
Ни для кого не секрет, что такая дружба подрывает моральные устои общества. Она приводит к тому что законное правительство перестает быть беспристрастным. Профессиональные политики всегда считали целесообразным присутствовать при важных событиях в жизни их друзей и знакомых: на крестинах, свадьбах, похоронах, - причем отнюдь не потому, что их побуждают к этому искренние чувства. Присутствие на торжественных похоронах политического деятеля свидетельствует о чистосердечном и личном характере его связей с покойным».
Эта цитата позволяет понять, каким образом в результате компромиссов, на которые шли власти, в стране со времени «сухого закона» воцарилась преступность.
Биг Джима Колосимо похоронили, его племянник Джонни Торрио принял дела дяди и возглавил преступный мир Чикаго. Рядом с ним находился человек, готовый на все, чтобы противостоять возможным конкурентам, - Аль Капоне.
* * *
Джонни Торрио еще задолго до введения в действие «сухого закона» со знанием дела рассуждал в Нью-Йорке, у своего друга Фрэнка Айяле в «Оберж Гарвард», о том, какие выгоды может принести это событие. Все слушали его с открытыми ртами. Джонни чувствовал, что никто его не понимает, за исключением, быть может, одного Фрэнка. Тот сразу сообразил, каким неисчерпаемым источником доходов может оказаться этот закон. Надо отдать ему должное, он не думал тогда о своей похоронной конторе.
Как только «сухой закон» начал действовать, Джонни Торрио решил, что наступило время претворить в жизнь свои замыслы. На первых порах, чтобы избежать возможных осложнений, он решил действовать вместе с Фрэнком Айяле, главой «сицилийского союза». Как человек здравомыслящий, Торрио счел, что лучше быть первым во втором городе Соединенных Штатов, Чикаго, чем вторым в Нью-Йорке. Он доверительно рассказал Фрэнку о том, в каком плачевном состоянии находятся дела его дяди Биг Джима Колосимо, что их надо поправить и расширить, но… молодожен Джим этого уже потянуть не может. С этим жестоким тираном, хозяином Чикаго, проявляющим крайнюю подозрительность во всем, что касается его прерогатив, невозможно достичь никакого соглашения, Фрэнк Айяле внимательно посмотрел на него.
- Ты хотел бы там обосноваться?
- Хотел бы… Ты здесь, я там, мы могли бы оказывать друг другу большие услуги.
- Ты прав. Дело это очень сложное, поэтому о нашем разговоре никому ни слова. Я поеду повидаю Джима. Ты останешься здесь. Тебе следует держаться в стороне.
Джонни предпочел сделать вид, что не понял.
- Что ты собираешься делать? Фрэнк усмехнулся.
- Я хочу устроить тебе место под солнцем, которое и меня не оставит в тени.
- Но нет смысла обсуждать это с Биг Джимом. Правая рука Фрэнка исчезла за спиной и через мгновение появилась оттуда с кольтом 45-го калибра, бывшего в то время на вооружении в армии Соединенных Штатов.
- Посмотри хорошенько. Последнее слово всегда за ним.
Так закончилось первое великое разделение и была решена судьба Биг Джима Колосимо. Полиция Чикаго установила, что в момент убийства Айяле находился в городе. Швейцар «Кафе Колосимо» подробно описал приметы убийцы, которого он успел заметить. Они полностью совпадали с приметами Фрэнка Айяле, но на очной ставке с ним швейцар утратил всякую способность что-либо вспомнить. Вернувшись в свою нью-йоркскую вотчину после того, как он оказал своему другу эту отнюдь не бескорыстную услугу, Фрэнк Айяле не сумел трезво оценить сложившуюся ситуацию. Причина тому - довольно преклонный возраст, а также то, что он был уже хорошо обеспечен благодаря контролю за многочисленными операциями членов своей шайки.
Что касается «молодых волков», то для них обстоятельства сложились весьма благоприятно. Костелло к этому времени стукнуло двадцать пять, Луканиа и Лански приближались к совершеннолетию; самый молодой, Багси Сигел, хотя и был еще подростком, отличался особой жестокостью. Он уже имел на своем счету три чудовищных убийства.
Репутация Чарли Луканиа как человека хладнокровного, смелого, расчетливого привлекла к нему одного восемнадцатилетнего малого поразительной красоты, которому суждено было проложить путь к успеху, - но успеху, достигнутому ценой крови.
Его настоящее имя - Джузеппе Антонио Дото. Родился он в Неаполе в 1902 году. Основная специальность - кражи со взломом. То, что он нравился женщинам, помогало ему предварительно хорошо обследовать намечаемый объект и добиваться максимальных результатов.
Один из главарей мафии, дон Сальваторе Маранзано, работавший под интеллектуала и любивший демонстрировать свою эрудицию, был первым, кто как-то заметил его в бильярдной «Тампс».
- Подойди ко мне, малыш. Как тебя зовут? Дото? Это неаполитанское имя. Жаль, бамбино, если бы не это, я бы задаром помог тебе перейти Рубикон…
Повернувшись к своим мафиози, он воскликнул:
- Эй вы, посмотрите-ка на этого мальчика. Он прекрасен, как Адонис!
Дото неожиданно побагровел и спросил:
- Адонис? Где он, тот, на которого я похож? Я укокошу его: для двух таких физиономий, как моя, иа этом свете места мало. Я ему поправлю портрет!
Рассмеялся только сам Маранзано. Его телохранители не поняли, что он сравнил Дото с финикийским юношей.
- Это пустяки. Я даю тебе имя Адонис. Оно тебе идет, но остерегайся кабанов, а точнее, акул, которые кишат в тех водах, где и ты плаваешь.
Дото сохранил это имя. Для всех он превратился в Джо А. или Джозефа Адониса. Он не испытывал особой признательности к Маранзано за то, что тот наградил его таким прекрасным именем, и особенно значительные дела предпочитал обсуждать с Луканиа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60