любая коммерческая деятельность оказывалась опутанной густыми сетями преступного синдиката.
В то время как набирала обороты машина, предназначенная для уничтожения Шульца, первого из главарей, с которыми вступил в сражение донкихотствующий Томас Дьюи, обреченный отсиживался в подполье. Он был прекрасно осведомлен о происходящем благодаря постоянным визитам Джимми Хинеса, лидера Таммани-Холл. Этот славный Джимми, ко всему прочему, имел свои акции во многих предприятиях Шульца.
Собравшиеся в «Уолдорфе» Лучиано, Лански и Костелло провели небольшой «военный совет». Было ясно, что помочь Шульцу они ничем не могут. Костелло заметил, что Шульц, считая себя самым хитрым, никогда, по сути дела, по-настоящему не поддерживал синдикат. Это уже попахивало разрывом отношений. Лански, который был дальновидней остальных, сказал:
- В наших же интересах, чтобы Шульц оставался на свободе как можно дольше. Мы должны помочь ему скрыться, а также подыскать лучших адвокатов. Ведь, помогая ему, мы прежде всего помогаем себе, так как, пока преследуют его, оставляют в покое нас…
Эта мысль всем показалась разумной. Предложение Мейера Лански было принято. Лучиано со своей стороны дал понять Томасу Дьюи через Альберта Маринелли, что упрятать Уэкси Гордона удалось благодаря его, Лучиано, содействию.
Ответ был коротким:
- Передайте Лучиано, что я рассчитаюсь с ним за это во время судебного заседания, когда наступит его черед…
Лаки нахмурился:
- Черт возьми! Ну и циник же этот тип…
При участии Лучиано, Лански и Шульца прошла конфиденциальная встреча, на которой Шульц заявил, что он поручает своему первому лейтенанту Бо Уайнбергу руководить своей бандой со всей полнотой власти, но под контролем организации. Свою же судьбу он вверяет Ричарду Дэвису, или Дикси, как его называли друзья. Дикси, считавшийся личным другом всех боссов организации, имел славу одного из самых блистательных адвокатов молодого поколения. Скорее эпикуреец, чем гедонист, он считал высшим наслаждением для себя навещать самых очаровательных певичек и танцовщиц Бродвея. Это было очень удобно, так как подобного рода заведения контролировались его друзьями. Дикси был, помимо прочего, еще и игроком и поэтому с удовольствием отдавал свой замечательный талант и отличное знание права организации целых бюро при всех нью-йоркских судах для оказания помощи преступникам, обвиняемым в организации запрещенных азартных игр или пари. В то же время этот пройдоха имел прекрасные отношения с Джимми Хинесом. Шульцу эти повадки не нравились, и он высказал свои опасения: «Я не люблю таких типов, которые пытаются усаживаться сразу на два стула», намекая тем самым, что он предпочитает людей, принадлежащих либо к клану, обязанному блюсти законность, либо к тем, кто хочет закон обойти.
Однако именно Дикси незадолго до этого консультировал Шульца, с тем чтобы тот смог таким образом поставить свой рэкет, чтобы держать под неослабным контролем всех независимых, всех посредников, всех мелких держателей пари. Последние работали в гуще самой разношерстной публики и, выманивая у тысяч мальчишек ставки, не превышающие нескольких центов, сколачивали приличные барыши.
Кандидатуру адвоката одобрил и Аббадабба Борман. Датч Шульц был удовлетворен этим решением, хотя Дикси все же и внушал ему некоторые опасения. Отличаясь чрезмерной скупостью, Шульц был огорчен первым же решением адвоката предложить сто тысяч долларов казне, чтобы погасить свою задолженность перед государством. Однако Моргентау с высокомерием отказался принять эту сумму, заявив:, «С преступниками не торгуются».
Гангстер ясно понял, что на этот раз дело принимает серьезный оборот. Он опасался также действий ФБР. Люди Гувера, всегда готовые потренироваться на живой мишени, привыкли первыми открывать огонь. Их жертвам не было числа. Они шли вперед с девизом Генри Моргентау: «С преступниками не торгуются». Единственная плата, удовлетворявшая их, - смерть.
Поэтому из соображений благоразумия было решено сдаться властям Олбани, чтобы, находясь в тюрьме под защитой подкупленных надзирателей, подготовить вместе с Дикси непробиваемую защиту. Когда по истечении нескольких недель Шульц счел, что все готово, он выложил залог в размере семидесяти пяти тысяч долларов и вновь очутился на свободе.
Основной целью Шульца стало избежать судебного процесса в Нью-Йорке, где общественное мнение под воздействием прессы достигло высшей степени возмущения и враждебности по отношению к людям такого сорта.
Дикси удалось сделать чудо, добившись переправки дела из Нью-Йорка в Сиракьюс, небольшой городок в штате Нью-Йорк. Досье, собранное сотрудниками Дьюи за два с небольшим года, представляло собой гору неопровержимых улик. Но эта гора родила мышь.
В апреле 1935 года, когда начался процесс, обвинение поддерживал заместитель генерального атторнея Гомера Камминтса Джон X. Макэверс, человек честный и добропорядочный. Однако за три часа он был уничтожен атаками со стороны адвокатов Шульца, которые доказывали, что только они одни виноваты в случившемся: в течение нескольких лет они советовали своему постоянному клиенту не объявлять о налогах, так как его доходы были результатом незаконной деятельности и, следовательно, не подлежали обложению. Они издевались, злословили по поводу уже забытого бутлегинга, который возник и мог существовать лишь как следствие пуританского закона. Получалось так, что их клиент сам оказался жертвой, причем дважды, вначале пострадав от дурных советов, которые они ему давали, а затем - от несправедливого закона. Суд принял их доводы. Шульца оправдали.
Моргентау, подталкиваемый Дьюи, немедленно подал апелляционную жалобу. Дьюи собирался тем временем раздобыть вещественные доказательства того, что за три дня до начала процесса в Сиракьюсэ Шульц собственноручно в присутствии свидетелей из своей банды убил одного из своих лейтенантов, Жюля Мартэна…
Памятуя об одной сицилийской пословице, что нельзя дважды поймать голубя на одно и то же семечко, Шульц пришел к выводу, что дело нужно передать в другой судебный орган, который разберется в нем еще лучше сиракьюсского. Его требование удовлетворили. Власти штата назвали город Малон, на севере, неподалеку от канадской границы, а также точную дату - 10 июля 1935 года.
Шульц тут же отправился в этот маленький городок, тихо влачивший свое незаметное существование. Очень скоро он сделался кумиром завсегдатаев баров, каждый раз угощая присутствующих за свой счет. Он превратился в некоего богатого дона, щедро раздававшего пожертвования на нужды местной прессы, сиротам полицейских, матерям-одиночкам, обществам охоты и рыболовства. Он даже подарил городу прекрасную ультрасовременную пожарную машину. Сам мэр города Малона неоднократно приглашал его участвовать в различных местных торжествах. Однако Шульц не перестал быть скупердяем, он допустил одну большую оплошность, не сделав ни единого пожертвования местным церквам. Духовенство крепко на него обиделось и потребовало от государственных властей положить конец его гнусному влиянию, которое стало буквально разъедать городок, отличавшийся ранее тишиной и спокойствием. Дьюи не заставил себя ждать, и Шульц тотчас же очутился в мрачной тюрьме, где ему и предстояло дожидаться начала своего процесса. Местные жители, лишенные его щедрот, естественно, судачили о несправедливости и беззаконии и требовали, чтобы им вернули их благодетеля.
В такой вот атмосфере и начался второй судебный процесс над Шульцем.
Войдя во вкус, Дикси Дэвис решил повторить трюк, проделанный в Сиракьюсе:
- Господа судьи, господа присяжные, прежде всего я хочу сказать вам: в любом случае, каково бы ни было решение, которое вы примите по велению совести, даже если оно будет несправедливым, что кой клиент больше всего стремился выполнить свой долг добропорядочного налогоплательщика. Как известно, он готов внести в государственную казну сто тысяч долларов, хотя и маловероятно, что он их ей должен с точки зрения закона…
В битком набитом зале судебного заседания безденежные жители города, облагодетельствованные Шульцем, подняли невероятный шум, свистом выражая свою признательность за необыкновенную щедрость их нового кумира.
Суд присяжных обдумывал свое решение двое суток. К исходу сорок девятого часа глава присяжных Леон Шапен поднялся, чтобы объявить:
- У нас сложилось мнение, что правительству не удалось доказать, что обвиняемый должен ему хотя бы доллар налога, и, основывая наше решение на этом убеждении, мы объявляем обвиняемого невиновным…
Зал буквально взорвался восторженными криками, предвкушая количество и качество дружеских попоек, которые устроит старина Шульц…
Что касается федерального судьи Фредерика X. Брайанта, то он не скрывал своего негодования.
Обращаясь к Леону Шапену и другим присяжным, он сказал суровым тоном:
- Ваше решение может подорвать веру порядочных людей в честность и неподкупность. Все, кто следил за этим процессом, будут уверены, что вы вынесли свое решение, основываясь не на фактах, а на соображениях, которые к ним никакого отношения не имеют. Вы должны быть удовлетворены, если только это вас удовлетворит, тем, что нанесли тяжкий удар по правосудию, поскольку оказали поддержку людям, попирающим его. По всей вероятности, они не поскупятся на выражение вам своей признательности и благодарности. Что касается меня, я не хочу в этом участвовать.
Окончательный оправдательный вердикт по очень серьезному обвинению в уклонении от уплаты налогов удивил даже Дикси Дэвиса. Шульц без лишних сборов отправился в Нью-Йорк, где его, однако, поджидал сюрприз, и пренеприятный. Во время его отсутствия заправилы преступного синдиката поделили между собой его владения. Отличавшийся необузданным и диким нравом, Шульц на этот раз не стал торопиться и решил придумать какую-нибудь уловку. Хитрость состояла в том, чтобы не ввязываться в открытую борьбу, заведомо обреченную на поражение, а сделать вид, что ничего не произошло. Он не стал вопить о предательстве и хвататься за пистолет. С самым естественным видом он потребовал отчета и объявил, что снова берет бразды правления в свои руки.
Шульц встретился с Лучиано, организатором всей этой операции, которого непредвиденное возвращение Щульца поставило в затруднительное положение. Хитрый Лаки, однако, выкрутился на удивление легко:
- Чтобы соблюсти твои интересы в случае длительного тюремного заключения, которого вполне можно было ожидать, и с согласия организации мы решили поделить различные секторы твоего бизнеса между несколькими нашими членами именно с той целью, чтобы никто не стал слишком влиятельным и не смог в один прекрасный день стать тебе поперек дороги. Костелло и Лански взяли на себя лотереи, «числа» и запрещенные игры; Адонис - пиво и алкоголь; Томми Луччезе и Бухалтер - рэкет мяса и транспорт; Цвиллман и Уилли Моретти опекают Джерси-Сити. Ты понимаешь?
- Как же, как же… И я в благодарность первым приглашаю всех парней на пирушку. Устрой это, Лаки, я хочу это дело вспрыснуть и все расходы беру на себя.
Так закончилось свидание; но пока Шульц пересекал холл «Тауэрса», возвращаясь к своей машине, его убежденность окончательно окрепла: организация похоронила его заживо, и это не могло произойти без ведома Бо Уайнберга, его первого лейтенанта, полностью ответственного в отсутствие Шульца за сохранность вверенного имущества.
Шульц нанес визит своему министру финансов, Аббадаббе Берману. Счета, которые тот представил, полностью подтвердили его предположение: Бо Уайнберг его предал, бесстыдно присвоив себе большую часть, считая, что песенка Шульца спета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
В то время как набирала обороты машина, предназначенная для уничтожения Шульца, первого из главарей, с которыми вступил в сражение донкихотствующий Томас Дьюи, обреченный отсиживался в подполье. Он был прекрасно осведомлен о происходящем благодаря постоянным визитам Джимми Хинеса, лидера Таммани-Холл. Этот славный Джимми, ко всему прочему, имел свои акции во многих предприятиях Шульца.
Собравшиеся в «Уолдорфе» Лучиано, Лански и Костелло провели небольшой «военный совет». Было ясно, что помочь Шульцу они ничем не могут. Костелло заметил, что Шульц, считая себя самым хитрым, никогда, по сути дела, по-настоящему не поддерживал синдикат. Это уже попахивало разрывом отношений. Лански, который был дальновидней остальных, сказал:
- В наших же интересах, чтобы Шульц оставался на свободе как можно дольше. Мы должны помочь ему скрыться, а также подыскать лучших адвокатов. Ведь, помогая ему, мы прежде всего помогаем себе, так как, пока преследуют его, оставляют в покое нас…
Эта мысль всем показалась разумной. Предложение Мейера Лански было принято. Лучиано со своей стороны дал понять Томасу Дьюи через Альберта Маринелли, что упрятать Уэкси Гордона удалось благодаря его, Лучиано, содействию.
Ответ был коротким:
- Передайте Лучиано, что я рассчитаюсь с ним за это во время судебного заседания, когда наступит его черед…
Лаки нахмурился:
- Черт возьми! Ну и циник же этот тип…
При участии Лучиано, Лански и Шульца прошла конфиденциальная встреча, на которой Шульц заявил, что он поручает своему первому лейтенанту Бо Уайнбергу руководить своей бандой со всей полнотой власти, но под контролем организации. Свою же судьбу он вверяет Ричарду Дэвису, или Дикси, как его называли друзья. Дикси, считавшийся личным другом всех боссов организации, имел славу одного из самых блистательных адвокатов молодого поколения. Скорее эпикуреец, чем гедонист, он считал высшим наслаждением для себя навещать самых очаровательных певичек и танцовщиц Бродвея. Это было очень удобно, так как подобного рода заведения контролировались его друзьями. Дикси был, помимо прочего, еще и игроком и поэтому с удовольствием отдавал свой замечательный талант и отличное знание права организации целых бюро при всех нью-йоркских судах для оказания помощи преступникам, обвиняемым в организации запрещенных азартных игр или пари. В то же время этот пройдоха имел прекрасные отношения с Джимми Хинесом. Шульцу эти повадки не нравились, и он высказал свои опасения: «Я не люблю таких типов, которые пытаются усаживаться сразу на два стула», намекая тем самым, что он предпочитает людей, принадлежащих либо к клану, обязанному блюсти законность, либо к тем, кто хочет закон обойти.
Однако именно Дикси незадолго до этого консультировал Шульца, с тем чтобы тот смог таким образом поставить свой рэкет, чтобы держать под неослабным контролем всех независимых, всех посредников, всех мелких держателей пари. Последние работали в гуще самой разношерстной публики и, выманивая у тысяч мальчишек ставки, не превышающие нескольких центов, сколачивали приличные барыши.
Кандидатуру адвоката одобрил и Аббадабба Борман. Датч Шульц был удовлетворен этим решением, хотя Дикси все же и внушал ему некоторые опасения. Отличаясь чрезмерной скупостью, Шульц был огорчен первым же решением адвоката предложить сто тысяч долларов казне, чтобы погасить свою задолженность перед государством. Однако Моргентау с высокомерием отказался принять эту сумму, заявив:, «С преступниками не торгуются».
Гангстер ясно понял, что на этот раз дело принимает серьезный оборот. Он опасался также действий ФБР. Люди Гувера, всегда готовые потренироваться на живой мишени, привыкли первыми открывать огонь. Их жертвам не было числа. Они шли вперед с девизом Генри Моргентау: «С преступниками не торгуются». Единственная плата, удовлетворявшая их, - смерть.
Поэтому из соображений благоразумия было решено сдаться властям Олбани, чтобы, находясь в тюрьме под защитой подкупленных надзирателей, подготовить вместе с Дикси непробиваемую защиту. Когда по истечении нескольких недель Шульц счел, что все готово, он выложил залог в размере семидесяти пяти тысяч долларов и вновь очутился на свободе.
Основной целью Шульца стало избежать судебного процесса в Нью-Йорке, где общественное мнение под воздействием прессы достигло высшей степени возмущения и враждебности по отношению к людям такого сорта.
Дикси удалось сделать чудо, добившись переправки дела из Нью-Йорка в Сиракьюс, небольшой городок в штате Нью-Йорк. Досье, собранное сотрудниками Дьюи за два с небольшим года, представляло собой гору неопровержимых улик. Но эта гора родила мышь.
В апреле 1935 года, когда начался процесс, обвинение поддерживал заместитель генерального атторнея Гомера Камминтса Джон X. Макэверс, человек честный и добропорядочный. Однако за три часа он был уничтожен атаками со стороны адвокатов Шульца, которые доказывали, что только они одни виноваты в случившемся: в течение нескольких лет они советовали своему постоянному клиенту не объявлять о налогах, так как его доходы были результатом незаконной деятельности и, следовательно, не подлежали обложению. Они издевались, злословили по поводу уже забытого бутлегинга, который возник и мог существовать лишь как следствие пуританского закона. Получалось так, что их клиент сам оказался жертвой, причем дважды, вначале пострадав от дурных советов, которые они ему давали, а затем - от несправедливого закона. Суд принял их доводы. Шульца оправдали.
Моргентау, подталкиваемый Дьюи, немедленно подал апелляционную жалобу. Дьюи собирался тем временем раздобыть вещественные доказательства того, что за три дня до начала процесса в Сиракьюсэ Шульц собственноручно в присутствии свидетелей из своей банды убил одного из своих лейтенантов, Жюля Мартэна…
Памятуя об одной сицилийской пословице, что нельзя дважды поймать голубя на одно и то же семечко, Шульц пришел к выводу, что дело нужно передать в другой судебный орган, который разберется в нем еще лучше сиракьюсского. Его требование удовлетворили. Власти штата назвали город Малон, на севере, неподалеку от канадской границы, а также точную дату - 10 июля 1935 года.
Шульц тут же отправился в этот маленький городок, тихо влачивший свое незаметное существование. Очень скоро он сделался кумиром завсегдатаев баров, каждый раз угощая присутствующих за свой счет. Он превратился в некоего богатого дона, щедро раздававшего пожертвования на нужды местной прессы, сиротам полицейских, матерям-одиночкам, обществам охоты и рыболовства. Он даже подарил городу прекрасную ультрасовременную пожарную машину. Сам мэр города Малона неоднократно приглашал его участвовать в различных местных торжествах. Однако Шульц не перестал быть скупердяем, он допустил одну большую оплошность, не сделав ни единого пожертвования местным церквам. Духовенство крепко на него обиделось и потребовало от государственных властей положить конец его гнусному влиянию, которое стало буквально разъедать городок, отличавшийся ранее тишиной и спокойствием. Дьюи не заставил себя ждать, и Шульц тотчас же очутился в мрачной тюрьме, где ему и предстояло дожидаться начала своего процесса. Местные жители, лишенные его щедрот, естественно, судачили о несправедливости и беззаконии и требовали, чтобы им вернули их благодетеля.
В такой вот атмосфере и начался второй судебный процесс над Шульцем.
Войдя во вкус, Дикси Дэвис решил повторить трюк, проделанный в Сиракьюсе:
- Господа судьи, господа присяжные, прежде всего я хочу сказать вам: в любом случае, каково бы ни было решение, которое вы примите по велению совести, даже если оно будет несправедливым, что кой клиент больше всего стремился выполнить свой долг добропорядочного налогоплательщика. Как известно, он готов внести в государственную казну сто тысяч долларов, хотя и маловероятно, что он их ей должен с точки зрения закона…
В битком набитом зале судебного заседания безденежные жители города, облагодетельствованные Шульцем, подняли невероятный шум, свистом выражая свою признательность за необыкновенную щедрость их нового кумира.
Суд присяжных обдумывал свое решение двое суток. К исходу сорок девятого часа глава присяжных Леон Шапен поднялся, чтобы объявить:
- У нас сложилось мнение, что правительству не удалось доказать, что обвиняемый должен ему хотя бы доллар налога, и, основывая наше решение на этом убеждении, мы объявляем обвиняемого невиновным…
Зал буквально взорвался восторженными криками, предвкушая количество и качество дружеских попоек, которые устроит старина Шульц…
Что касается федерального судьи Фредерика X. Брайанта, то он не скрывал своего негодования.
Обращаясь к Леону Шапену и другим присяжным, он сказал суровым тоном:
- Ваше решение может подорвать веру порядочных людей в честность и неподкупность. Все, кто следил за этим процессом, будут уверены, что вы вынесли свое решение, основываясь не на фактах, а на соображениях, которые к ним никакого отношения не имеют. Вы должны быть удовлетворены, если только это вас удовлетворит, тем, что нанесли тяжкий удар по правосудию, поскольку оказали поддержку людям, попирающим его. По всей вероятности, они не поскупятся на выражение вам своей признательности и благодарности. Что касается меня, я не хочу в этом участвовать.
Окончательный оправдательный вердикт по очень серьезному обвинению в уклонении от уплаты налогов удивил даже Дикси Дэвиса. Шульц без лишних сборов отправился в Нью-Йорк, где его, однако, поджидал сюрприз, и пренеприятный. Во время его отсутствия заправилы преступного синдиката поделили между собой его владения. Отличавшийся необузданным и диким нравом, Шульц на этот раз не стал торопиться и решил придумать какую-нибудь уловку. Хитрость состояла в том, чтобы не ввязываться в открытую борьбу, заведомо обреченную на поражение, а сделать вид, что ничего не произошло. Он не стал вопить о предательстве и хвататься за пистолет. С самым естественным видом он потребовал отчета и объявил, что снова берет бразды правления в свои руки.
Шульц встретился с Лучиано, организатором всей этой операции, которого непредвиденное возвращение Щульца поставило в затруднительное положение. Хитрый Лаки, однако, выкрутился на удивление легко:
- Чтобы соблюсти твои интересы в случае длительного тюремного заключения, которого вполне можно было ожидать, и с согласия организации мы решили поделить различные секторы твоего бизнеса между несколькими нашими членами именно с той целью, чтобы никто не стал слишком влиятельным и не смог в один прекрасный день стать тебе поперек дороги. Костелло и Лански взяли на себя лотереи, «числа» и запрещенные игры; Адонис - пиво и алкоголь; Томми Луччезе и Бухалтер - рэкет мяса и транспорт; Цвиллман и Уилли Моретти опекают Джерси-Сити. Ты понимаешь?
- Как же, как же… И я в благодарность первым приглашаю всех парней на пирушку. Устрой это, Лаки, я хочу это дело вспрыснуть и все расходы беру на себя.
Так закончилось свидание; но пока Шульц пересекал холл «Тауэрса», возвращаясь к своей машине, его убежденность окончательно окрепла: организация похоронила его заживо, и это не могло произойти без ведома Бо Уайнберга, его первого лейтенанта, полностью ответственного в отсутствие Шульца за сохранность вверенного имущества.
Шульц нанес визит своему министру финансов, Аббадаббе Берману. Счета, которые тот представил, полностью подтвердили его предположение: Бо Уайнберг его предал, бесстыдно присвоив себе большую часть, считая, что песенка Шульца спета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60