— Мужа потеряла.
— По-моему, она его оставила!
— Ничего вы не знаете! Он виноват! И Леонида надеялась на него, потому не разводилась. Они ведь один без другого не могут!
— Адвокат ездил их мирить?
— Там другое дело… Игорь Николаевич взялся помочь! — Гладилина говорила уже во весь голос. Дверь во вторую комнату несколько раз робко дернулась, но так и не открылась. — Я тоже интересовалась. Она мне все:
«Потом, потом, а то будешь переживать!» А теперь умирает да еще оболгана!
Управляемая на расстоянии дверь щелкнула, пропуская к лифту.
В вестибюле и на лестницах никого не было. На эту пустоту и гулкость
Денисов обратил внимание и в прошлый раз. Щасная объяснила это удачной планировкой здания. Видимо, так и было.
Поднявшись, Денисов позвонил в уже знакомую, обитую дерматином дверь и с минуту подождал, пока соученица Белогорловой и ее бывшая подруга откроет.
— Входите, — в голосе Щасной Денисов не ощутил особой теплоты.
Он разделся в передней, прошел в комнату. Здесь чувствовался тот же раз и навсегда заведенный порядок:
ни одна вещь не лежала как попало, не была брошена наспех.
— Следствие не закончено? — Щасная вынесла из второй комнаты табакер, устроилась в кресле-качалке рядом с торшером.
— Скоро закончится, — Денисов сел на пуф против нее.
— И что же?
— Мне необходима помощь, — он снова мельком оглядел все вокруг, словно надея-лся на поддержку какогонибудь знакомца из предметов домашнегообихода. Но все вещи кругом могли вызывать лишь восхищение.
— Моя?
— Прошу вас быть откровенной, — Денисов обеими руками обхватил пуф. —
Накануне вашего отъезда из Калининграда, двадцать четвертого августа.
Помните?
Вы ходили с Белогорловой и ее мужем в ресторан. Потом смотрели "Синьор
Робинзон"…
— В самом деле? «Синьор Робинзон»? Пока мы не виделись, инспектор, вы сильно преуспели!
Денисов пропустил ее колкость.
— На следующее утро Белогорлова объявила о том, что она уезжает от мужа. Что произошло ночью?
— Это вы у меня спрашиваете? — Щасная взяла сигарету, другой рукой быстро нашла зажигалку.
— Вы знаете, о чем я говорю.
— Я? — она прикурила. Затянулась, медленно выпустила дым. На мгновение
Денисов потерял из вида ее лицо. — Почему вы решили?
— Старков не ночевал дома.
— Это необходимо? Чтобы расследовать случай с наездом? — голос Щасной был совершенно спокоен. — Из-за этого приостановилось следствие?
— Наезда не было. В Белогорлову стреляли.
— Что вы такое говорите? Кто?
— Человек, который, как я понимаю, в ту ночь ее спас. Я только недавно узнал об этом. Кто он?
Щасная потянула выключатель торшера — красный парашют словно накрыл сразу кресло-качалку, и пуф, и кусочек журнального стола.
— Я не знаю его.
— В ту ночь, — сказал Денисов, — Старков приходил к вам в гостиницу.
Так?
Она не спеша поднялась, достала из бара два высоких бокала, бутылку с невыразительной этикеткой.
— Это «Киндзмараули». Хотите?
— Вообще-то я не пью до заката, — сказал Денисов.
— Солнца сегодня не видно.
— Будем считать, что оно закатилось.
Щасная плеснула в бокалы, молча выпила.
— Вы правильно догадались, — она не посмотрела в его сторону. — В
Калининграде было так, как вы сказали.
— Вы и Старков… — он подержал бокал.
— После Лени вы первый об этом узнали.
— Белогорлова говорила с вами?
— Об этом? Нет. Все так идиотски запутано, — Щасная плеснула себе еще вина. — Олег,вначале ухаживал за мной, потом отдал предпочтение Леониде.
Когда мы встретились в Калининграде, он уже был ее мужем. Леонида до сих пор делала вид, что ни о чем не догадывается! Представляете наши отношения?
— Каким образом она обо всем узнала?
— Не знаю. Такие вещи трудно объяснить. Может, потому, что мы думали о ней. Кто знает? Приехала ночью в гостиницу. Олега в номере уже не было. О чемто поговорили — о грибах, о селедочном масле. Она все —поняла. Мы не могли смотреть друг другу в глаза, — Щасная взяла сигарету. — Потом она ушла.
— Домой?
— Горничная утром рассказывала, что она шла по коридору как пьяная.
Дотом бежала по лестнице. Горничная вышла на улицу, наблюдала. Кто-то из постояльцев гостиницы понял ее состояние, пошел с ней. Она приехала на машине. Машина стояла до утра. Потом она приехала за ней.
— Откуда это стало известно горничной?
— Со слов этого человека. Он вернулся под утро.
Кое-что горничной удалось узнать, — она помолчала. — Надо отдать ему должное: он скрыл все подробности и имя. Горничная говорила о ней как о безымянной. Кроме того, она не видела, из какого номера Леонида вышла. Всё!
Она подняла рюмку. Денисов пригубил свою.
Он вспомнил рассказ Старкова об этом утре: «Двадцать четвертого августа, воскресенье. Проснулся поздно. Окно открыто. Котенок шторой шуршит. „Я уезжаю, Олег“, — она всегда меня полным именем…»
— Горничная называла имя того человека? — спросил Денисов.
— Нет.
— А номер, в котором он жил?
— Нет.
— А Белогорлова?
— Никогда.
— И больше ничего? Абсолютно ничего о нем не знаете?
— Абсолютно.
Она чуть захмелела, достала откуда-то с полки плотный лист бумаги с водяными знаками, подала Денисову, улыбнулась.
— Закажу окантовку, Повешу в коридоре над дверью, — улыбка получилась вымученной.
— «Аттестат зрелости», — прочитал Денисов. — "Щасная… Десятый класс
"А"… При отличном поведении…
Русская литература — 5, русский язык — 5, алгебpa — 5…"
— И как? — спросила она.
— Впечатляет.
Он подошел к окну. Благодаря удивительной планировке лоджия за окном, казалось, висела в воздухе — обе боковые стены уходили в стороны. Не было видно ни соседних лоджий, ни окон.
— Именно впечатляет, — она вздохнула. — Я считала, что отличница имеет больше права на счастье, чем остальные. И мне казалось это и мудрым и справедливым.
«Следствие! — Денисов наконец нашел нужное слово. — Ключ! Шерп вел самостоятельное следствие…»
С этой минуты все становилось понятным, по крайней мере знакомым.
Денисов вздохнул с облегчением, шофер, всю дорогу не прекращавший обзор ближайших улиц, посмотрел удивленно.
«Следствие касалось человека, который встретил Белогорлову в ночь на двадцать четвертое августа три года назад в Калининграде и помог ей. По этой причине оно было для нее делом в высшей степени деликатным. Это ясно».
Как профессионал" Денисов мог легко читать карты бывшего адвоката, взявшего на себя несвойственные ему функции даже не следователя — скорее инспектора.
«Шерп поставил перед собой цель — сначала узнать об этом человеке как можно больше, не прибегая к помощи правоохранительных органов, — подумал он. — Поездка в Калининград, в гостиницу, слежка, которую Шерп вел у платформы Коломенское, потом его визит на дачу в Расторгуево… Это свидетельствует о том, что ни Белогорлова, ни Шерп не знали ни настоящей фамилии человека, который их интересовал, ни адреса…»
Денисов попытался представить действия, к которым он мог бы прибегнуть на месте Шерпа, — расспросить людей, которые могли хоть что-то о нем знать, заполучить отпечатки пальцев.
«Какими-то начальными сведениями об этом человеке Шерп все-таки располагал, поэтому взял бланк в юридической консультации…»
Денисов поднял глаза на дорогу — им давно не попадалось ни одной телефонной будки. Голос шофера сразу словно прорезался:
— …а деревня называлась Тухоля. В роще дом, говорят, был самого князя-кесаря Ромодановского. Теперь Тюфелева роща…
Впереди наконец показался ряд пустых телефонных кабин.
— Останови, пожалуйста.
— Есть.
Их задержал светофор.
"Шерп вел следствие непрофессионально, — Денисов не мог этого не заметить. — В результате сам стал жертвой… Но, может, его сдерживала
Белогорлова?"
Неясно было и главное:
«В чем подозревали Белогорлова и ее адвокат неизвестного? Чему пыталась помешать скромная библиотекарша подмосковного пансионата или в чем могла оказаться замешанной? Все это было, должно быть, очень серьезным, если судить по выстрелам, прогремевшим у реконструировавшегося здания, а потом в прихожей Шерпа!»
В телефонной кабине стоял-а-набежавшая талая вода.
Денисов заглянул в следующую — на полу лежал кемто предусмотрительно брошенный кусок доски.
Первым он набрал номер юридической консультации — там могли уйти.
— Алло, — Фесин, к счастью, оказался на месте.
Денисов назвался, объяснил:
— Может поступить ответ на запрос Шерпа, секретарь не будет знать, кто интересовался этим лицом.
Фесин все понял.
— Кроме того, впереди суббота и воскресенье. Надо, чтобы кто-то разобрал почту. Ответ на запрос может оказаться весьма важным!
— Чего не сделаешь для уголовного розыска! — сказал Фесин.
Потом Денисов позвонил в отдел, по коммутатору оперативной связи разыскал старшего инспектора Горохову.
— Новостей нет?
— По «Малаю» и «Федору»? — уточнила она. — Пока нет. Образцы отправлены на исследование.
Денисов на минуту задумался: как быть? Ему требовался еще и начальник канцелярии.
— У меня просьба, — сказал он. — С утра я еду в Ожерелье. Могу задержаться. Мне нужны иногородние ориентировки по нераскрытым преступлениям прошлых лет. Пока я езжу, пусть кто-нибудь их получит в канцелярии.
— За какой год? — спросила Горохова.
Он назвал.
— И чтобы обязательно захватить август!
— Сделаю.
— Меня никто не ищет?
Было слышно, как Горохова назвала кому-то его фамилию.
— Начальник отдела, — сказала Горохова. — Он здесь.
— Чем обрадуешь? — трубку взял полковник Бахмегьев.
Голос у него был скрипучий, усталый.
— Картина должн-а вот-вот проясниться, — сказал Денисов. — Сразу, одномоментно. Это как в перенасыщенном растворе. Вам слышно?
— Да.
— Еще крупица — и сразу выпадет осадок.
— Я в химии не силен, ты знаешь, — тем же скрипучим голосом ворчливо сказал Бахметьев. — Проходил еще до войны, — он вздохнул. — Но раз ты просишь оставить ориентировки прошлых лет, значит, дела не так плохи…
9
— …Я приехал в Калининград за три дня до преступления.
— Двадцать второго августа.
— Да. Как сейчас помню, стояли отличные дни. Один из нас жил в гостинице, другой в комнатке, рядом с мостом через Преголю. На другой стороне реки, как раз напротив, виднелся разрушенный во время войны знаменитый кафедральный собор. «Еще в одном городе побывал!» — думал я. Я коллекционировал не только марки, но и города. Двадцать пятого вечером прошел дождь.
Сильный, с ветром. Настоящая гроза. Мой напарник боялся, что погода изменится и все сорвется.
— Как вы относились к предстоявшему?
— До самого конца я надеялся, что что-то должно нам помешать, что вмешается судьба, провидение, если хотите, и отведет беду.
— А вы сами?
— Я был пассивен. Только убеждал себя: я-то ничью кровь не пролью!
— Как вам объяснили задачу?
— Я должен был с разрывом в несколько мин$т повторить маршрут моего сообщника после того, как преступление завершится. Как бы вторично сцену бегства, но уже в другую сторону. Увести преследование за собой. Двадцать шестого в назначенный час в установленном мне месте я должен был сесть в ждавшую меня машину, котарая должна была увезти в Калининград.
— Потом?
— В Калининграде я должен был в двух-трех местах обратить на себя внимание, засветиться. А через сутки с попутными машинами выбраться из города и вернуться в Москву.
— Вы знали, какое преступление в действительности было совершено?
— В это меня не посвятили.
— И вы никогда не пытались узнать?
— Предпочитал не знать. Знал только, что при преследовании в меня имели право стрелять. Напарник предупредил об этом. Отсюда я делаю вывод, что преступление было особо опасным.
Электричка в Ожерелье шла долго. На металлических полочках вдоль вагона подпрыгивали вещи. Каждый раз при особо резком толчке кто-нибудь из пассажиров поднимался, уходил в тамбур курить, потом долго маячил за стеклянными дверями, разбегавшимися, от Тряски по сторонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— По-моему, она его оставила!
— Ничего вы не знаете! Он виноват! И Леонида надеялась на него, потому не разводилась. Они ведь один без другого не могут!
— Адвокат ездил их мирить?
— Там другое дело… Игорь Николаевич взялся помочь! — Гладилина говорила уже во весь голос. Дверь во вторую комнату несколько раз робко дернулась, но так и не открылась. — Я тоже интересовалась. Она мне все:
«Потом, потом, а то будешь переживать!» А теперь умирает да еще оболгана!
Управляемая на расстоянии дверь щелкнула, пропуская к лифту.
В вестибюле и на лестницах никого не было. На эту пустоту и гулкость
Денисов обратил внимание и в прошлый раз. Щасная объяснила это удачной планировкой здания. Видимо, так и было.
Поднявшись, Денисов позвонил в уже знакомую, обитую дерматином дверь и с минуту подождал, пока соученица Белогорловой и ее бывшая подруга откроет.
— Входите, — в голосе Щасной Денисов не ощутил особой теплоты.
Он разделся в передней, прошел в комнату. Здесь чувствовался тот же раз и навсегда заведенный порядок:
ни одна вещь не лежала как попало, не была брошена наспех.
— Следствие не закончено? — Щасная вынесла из второй комнаты табакер, устроилась в кресле-качалке рядом с торшером.
— Скоро закончится, — Денисов сел на пуф против нее.
— И что же?
— Мне необходима помощь, — он снова мельком оглядел все вокруг, словно надея-лся на поддержку какогонибудь знакомца из предметов домашнегообихода. Но все вещи кругом могли вызывать лишь восхищение.
— Моя?
— Прошу вас быть откровенной, — Денисов обеими руками обхватил пуф. —
Накануне вашего отъезда из Калининграда, двадцать четвертого августа.
Помните?
Вы ходили с Белогорловой и ее мужем в ресторан. Потом смотрели "Синьор
Робинзон"…
— В самом деле? «Синьор Робинзон»? Пока мы не виделись, инспектор, вы сильно преуспели!
Денисов пропустил ее колкость.
— На следующее утро Белогорлова объявила о том, что она уезжает от мужа. Что произошло ночью?
— Это вы у меня спрашиваете? — Щасная взяла сигарету, другой рукой быстро нашла зажигалку.
— Вы знаете, о чем я говорю.
— Я? — она прикурила. Затянулась, медленно выпустила дым. На мгновение
Денисов потерял из вида ее лицо. — Почему вы решили?
— Старков не ночевал дома.
— Это необходимо? Чтобы расследовать случай с наездом? — голос Щасной был совершенно спокоен. — Из-за этого приостановилось следствие?
— Наезда не было. В Белогорлову стреляли.
— Что вы такое говорите? Кто?
— Человек, который, как я понимаю, в ту ночь ее спас. Я только недавно узнал об этом. Кто он?
Щасная потянула выключатель торшера — красный парашют словно накрыл сразу кресло-качалку, и пуф, и кусочек журнального стола.
— Я не знаю его.
— В ту ночь, — сказал Денисов, — Старков приходил к вам в гостиницу.
Так?
Она не спеша поднялась, достала из бара два высоких бокала, бутылку с невыразительной этикеткой.
— Это «Киндзмараули». Хотите?
— Вообще-то я не пью до заката, — сказал Денисов.
— Солнца сегодня не видно.
— Будем считать, что оно закатилось.
Щасная плеснула в бокалы, молча выпила.
— Вы правильно догадались, — она не посмотрела в его сторону. — В
Калининграде было так, как вы сказали.
— Вы и Старков… — он подержал бокал.
— После Лени вы первый об этом узнали.
— Белогорлова говорила с вами?
— Об этом? Нет. Все так идиотски запутано, — Щасная плеснула себе еще вина. — Олег,вначале ухаживал за мной, потом отдал предпочтение Леониде.
Когда мы встретились в Калининграде, он уже был ее мужем. Леонида до сих пор делала вид, что ни о чем не догадывается! Представляете наши отношения?
— Каким образом она обо всем узнала?
— Не знаю. Такие вещи трудно объяснить. Может, потому, что мы думали о ней. Кто знает? Приехала ночью в гостиницу. Олега в номере уже не было. О чемто поговорили — о грибах, о селедочном масле. Она все —поняла. Мы не могли смотреть друг другу в глаза, — Щасная взяла сигарету. — Потом она ушла.
— Домой?
— Горничная утром рассказывала, что она шла по коридору как пьяная.
Дотом бежала по лестнице. Горничная вышла на улицу, наблюдала. Кто-то из постояльцев гостиницы понял ее состояние, пошел с ней. Она приехала на машине. Машина стояла до утра. Потом она приехала за ней.
— Откуда это стало известно горничной?
— Со слов этого человека. Он вернулся под утро.
Кое-что горничной удалось узнать, — она помолчала. — Надо отдать ему должное: он скрыл все подробности и имя. Горничная говорила о ней как о безымянной. Кроме того, она не видела, из какого номера Леонида вышла. Всё!
Она подняла рюмку. Денисов пригубил свою.
Он вспомнил рассказ Старкова об этом утре: «Двадцать четвертого августа, воскресенье. Проснулся поздно. Окно открыто. Котенок шторой шуршит. „Я уезжаю, Олег“, — она всегда меня полным именем…»
— Горничная называла имя того человека? — спросил Денисов.
— Нет.
— А номер, в котором он жил?
— Нет.
— А Белогорлова?
— Никогда.
— И больше ничего? Абсолютно ничего о нем не знаете?
— Абсолютно.
Она чуть захмелела, достала откуда-то с полки плотный лист бумаги с водяными знаками, подала Денисову, улыбнулась.
— Закажу окантовку, Повешу в коридоре над дверью, — улыбка получилась вымученной.
— «Аттестат зрелости», — прочитал Денисов. — "Щасная… Десятый класс
"А"… При отличном поведении…
Русская литература — 5, русский язык — 5, алгебpa — 5…"
— И как? — спросила она.
— Впечатляет.
Он подошел к окну. Благодаря удивительной планировке лоджия за окном, казалось, висела в воздухе — обе боковые стены уходили в стороны. Не было видно ни соседних лоджий, ни окон.
— Именно впечатляет, — она вздохнула. — Я считала, что отличница имеет больше права на счастье, чем остальные. И мне казалось это и мудрым и справедливым.
«Следствие! — Денисов наконец нашел нужное слово. — Ключ! Шерп вел самостоятельное следствие…»
С этой минуты все становилось понятным, по крайней мере знакомым.
Денисов вздохнул с облегчением, шофер, всю дорогу не прекращавший обзор ближайших улиц, посмотрел удивленно.
«Следствие касалось человека, который встретил Белогорлову в ночь на двадцать четвертое августа три года назад в Калининграде и помог ей. По этой причине оно было для нее делом в высшей степени деликатным. Это ясно».
Как профессионал" Денисов мог легко читать карты бывшего адвоката, взявшего на себя несвойственные ему функции даже не следователя — скорее инспектора.
«Шерп поставил перед собой цель — сначала узнать об этом человеке как можно больше, не прибегая к помощи правоохранительных органов, — подумал он. — Поездка в Калининград, в гостиницу, слежка, которую Шерп вел у платформы Коломенское, потом его визит на дачу в Расторгуево… Это свидетельствует о том, что ни Белогорлова, ни Шерп не знали ни настоящей фамилии человека, который их интересовал, ни адреса…»
Денисов попытался представить действия, к которым он мог бы прибегнуть на месте Шерпа, — расспросить людей, которые могли хоть что-то о нем знать, заполучить отпечатки пальцев.
«Какими-то начальными сведениями об этом человеке Шерп все-таки располагал, поэтому взял бланк в юридической консультации…»
Денисов поднял глаза на дорогу — им давно не попадалось ни одной телефонной будки. Голос шофера сразу словно прорезался:
— …а деревня называлась Тухоля. В роще дом, говорят, был самого князя-кесаря Ромодановского. Теперь Тюфелева роща…
Впереди наконец показался ряд пустых телефонных кабин.
— Останови, пожалуйста.
— Есть.
Их задержал светофор.
"Шерп вел следствие непрофессионально, — Денисов не мог этого не заметить. — В результате сам стал жертвой… Но, может, его сдерживала
Белогорлова?"
Неясно было и главное:
«В чем подозревали Белогорлова и ее адвокат неизвестного? Чему пыталась помешать скромная библиотекарша подмосковного пансионата или в чем могла оказаться замешанной? Все это было, должно быть, очень серьезным, если судить по выстрелам, прогремевшим у реконструировавшегося здания, а потом в прихожей Шерпа!»
В телефонной кабине стоял-а-набежавшая талая вода.
Денисов заглянул в следующую — на полу лежал кемто предусмотрительно брошенный кусок доски.
Первым он набрал номер юридической консультации — там могли уйти.
— Алло, — Фесин, к счастью, оказался на месте.
Денисов назвался, объяснил:
— Может поступить ответ на запрос Шерпа, секретарь не будет знать, кто интересовался этим лицом.
Фесин все понял.
— Кроме того, впереди суббота и воскресенье. Надо, чтобы кто-то разобрал почту. Ответ на запрос может оказаться весьма важным!
— Чего не сделаешь для уголовного розыска! — сказал Фесин.
Потом Денисов позвонил в отдел, по коммутатору оперативной связи разыскал старшего инспектора Горохову.
— Новостей нет?
— По «Малаю» и «Федору»? — уточнила она. — Пока нет. Образцы отправлены на исследование.
Денисов на минуту задумался: как быть? Ему требовался еще и начальник канцелярии.
— У меня просьба, — сказал он. — С утра я еду в Ожерелье. Могу задержаться. Мне нужны иногородние ориентировки по нераскрытым преступлениям прошлых лет. Пока я езжу, пусть кто-нибудь их получит в канцелярии.
— За какой год? — спросила Горохова.
Он назвал.
— И чтобы обязательно захватить август!
— Сделаю.
— Меня никто не ищет?
Было слышно, как Горохова назвала кому-то его фамилию.
— Начальник отдела, — сказала Горохова. — Он здесь.
— Чем обрадуешь? — трубку взял полковник Бахмегьев.
Голос у него был скрипучий, усталый.
— Картина должн-а вот-вот проясниться, — сказал Денисов. — Сразу, одномоментно. Это как в перенасыщенном растворе. Вам слышно?
— Да.
— Еще крупица — и сразу выпадет осадок.
— Я в химии не силен, ты знаешь, — тем же скрипучим голосом ворчливо сказал Бахметьев. — Проходил еще до войны, — он вздохнул. — Но раз ты просишь оставить ориентировки прошлых лет, значит, дела не так плохи…
9
— …Я приехал в Калининград за три дня до преступления.
— Двадцать второго августа.
— Да. Как сейчас помню, стояли отличные дни. Один из нас жил в гостинице, другой в комнатке, рядом с мостом через Преголю. На другой стороне реки, как раз напротив, виднелся разрушенный во время войны знаменитый кафедральный собор. «Еще в одном городе побывал!» — думал я. Я коллекционировал не только марки, но и города. Двадцать пятого вечером прошел дождь.
Сильный, с ветром. Настоящая гроза. Мой напарник боялся, что погода изменится и все сорвется.
— Как вы относились к предстоявшему?
— До самого конца я надеялся, что что-то должно нам помешать, что вмешается судьба, провидение, если хотите, и отведет беду.
— А вы сами?
— Я был пассивен. Только убеждал себя: я-то ничью кровь не пролью!
— Как вам объяснили задачу?
— Я должен был с разрывом в несколько мин$т повторить маршрут моего сообщника после того, как преступление завершится. Как бы вторично сцену бегства, но уже в другую сторону. Увести преследование за собой. Двадцать шестого в назначенный час в установленном мне месте я должен был сесть в ждавшую меня машину, котарая должна была увезти в Калининград.
— Потом?
— В Калининграде я должен был в двух-трех местах обратить на себя внимание, засветиться. А через сутки с попутными машинами выбраться из города и вернуться в Москву.
— Вы знали, какое преступление в действительности было совершено?
— В это меня не посвятили.
— И вы никогда не пытались узнать?
— Предпочитал не знать. Знал только, что при преследовании в меня имели право стрелять. Напарник предупредил об этом. Отсюда я делаю вывод, что преступление было особо опасным.
Электричка в Ожерелье шла долго. На металлических полочках вдоль вагона подпрыгивали вещи. Каждый раз при особо резком толчке кто-нибудь из пассажиров поднимался, уходил в тамбур курить, потом долго маячил за стеклянными дверями, разбегавшимися, от Тряски по сторонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39