А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

— Говорят, недавно снова объявился.
— В Москве?
— Приезжал к ней в пансионат.
Это было новостью.
— С какой целью?
— Чтобы снова, значит… восстановить семью, — Кто вам сказал?
— Она же и сказала, Леня, — Белогорлова махнула рукой. — Да только разве она перерешит!
— Отчего они разошлись? По чьей инициативе?
— Она не схотела.
— Почему?
— Не знаю. — Денисов поверил мелькнувшему в лице старухи любопытству. —
А стану спрашивать, говорит. «Так надо!»
— Когда они разошлись?
— Три года скоро… А развода-то нет. Никто не подает: ни она, ни он.
Может, надеются… Муж-то какой! — она вздохнула. — Красавец. Из себя как стопочка. Очень уж Леня его хотела. И дочка какая растет! Вы бы посмотрели!
— А как он с дочкой?
— Деньги посылает, гостинцы. Хороший мужик. По характеру только горяч.
И ревнивый. В горячке может все натворить.
— Кем он работает?
— В охране. У себя в Калининграде. Мосты и все прочее.
— С оружием?
— Все честь по чести!
Он не сразу вернулся к интересовавшим его деталям.
— Муж старшей сестры — Геннадий — курит?
— Иногда! Если выпьет… Мы его в коридор выпроваживаем, на лестницу.
— А муж Леониды Сергеевны?
— Этот курил. Пахучие такие папиросы…
— Не эти? — Денисов достал из стола пачку «Золотого руна».
Старуха понюхала:
— И такие курил.
— А это знакомо вам? — Денисов открыл сейф, где на верхней полке стояла перевезенная из ГАИ хрустальная конфетница. — Ваша?
К его удивлению, мать Белогорловой отрицательно повела головой:
— Не-ет! Первый раз вижу. Дорогая, наверно… — Мысль ее неожиданно-пошла по другому пути: — Ветку сегодня, наверно, увидишь?
— Наверно.
Мать вздохнула:
— Объясни, как че… Пусть тоже приедет. Проститься, — она отвернулась.
По дороге к Щасной Денисов заскочил в таксомоторный парк, потом на площадку ГАИ.
— Гладилин… — подумав, повторил начальник колонны. — Хороший шофер.
Трезвый. Умный, обстоятельный, одним словом. Да и то сказать: высшее образование.
Хотя и незаконченное… Хотели в механики перевести, да не дал согласия.
— Почему?
— Говорит: не наездился! — Он на секунду отвернулся, наблюдая, как по отлогому пандусу поднимается в гараж очередная машина. Денисов проследил его взгляд. Помещение гаража было сумрачным, дальние ряды машин едва угадывались в полумраке.
— Наша работа многим нравится, — начальник колонны кому-то кивнул, обернулся к Денисову. — Работа для самостоятельных мужчин! И времени больше свободного. Я сам с удовольствием бы сел за баранку: за рулем все просто! А тут двести водителей! За каждым усмотри.
— Тяжело?
— Неимоверно! Не все такие, как Гладилин. Он домашний, хозяйственный: увидит осетрину в буфете — обязательно купит домой. Чавычу, кальмара в баночке.
Опять же старается, хочет заработать.
— Как он работает?
— В ночь через ночь.
— Почему так?
— Ремонт квартиры, по-моему. Точно не помню.
Столько шоферов обращается! Кому в детсад, кому мебель привезти! — его терзали глобальные заботы.
— Когда Гладилин позавчера выехал на линию?
— В 18.15, я смотрел путевой лист. Между прочим, когда он выезжал из гаража, к нему обратился другой наш шофер — Азизбаев. Попросил отвезти на вокзал, — начальник колонны снова обернулся к пандусу, погрозил кому-то. —
Вечно спешит!.. Так вот: это при мне было. Гладилин отказал: «Проси кого-нибудь из ребят, не могу…»
— Почему?
— Не объяснил. Азизбаев поинтересовался: «В какую сторону едешь?»
— А что Гладилин?
— Не слышал. Они негромко разговаривали.
— Таксист не обязан ехать к определенной стоянке?
— Нет, маршрут он избирает самостоятельно.
— Как же понять «не могу»?
Начальник колонны пожал плечами:
— Хозяин — барин. Может встать у гостиницы, у стадиона. Есть у нас
«короли» — те только по аэропортам…
— Азизбаев сегодня работает?
— На линии.
— Узнайте, пожалуйста, в какую сторону Гладилин собирался ехать.
— Я-узнаю.
— Вот карточка, — Денисов подал визитку. — Там телефон.
Начальник колонны мельком взглянул на визитку, ничего не сказал, внимание его отвлек шофер, подходивший к диспетчеру.
— Приехал наконец! — Он извинился перед Денисовым: — Надо идти стружку снимать.
Судьба машины была похожа на судьбу ее владельца.
Разбитый «Запорожец» стоял рядом с другими побитыми и искореженными машинами, попавшими в поле зрения Госавтоинспекции. Таких на площадке ГАИ было немало.
Денисов сел на водительское место, огляделся: тусклая недорогая обивка, пластмассовая игрушка на шнурке впереди — такую можно купить в любом табачном киоске; раскрытый ящичек с первым необходимым. Приторный запах
«Золотого руна», казалось, вовсе не улетучился.
Денисов заглянул внутрь ящичка:
«План Москвы, справочник. Варежка… — он понюхал: — Надевали, когда заправляли бак…»
Внимательно осматривая багажник, Денисов сделал открытие: ящик с облицовочной плиткой не был, как предполагалось, похищен со стройки. На дне ящика лежала смятая, сложенная вчетверо квитанция магазина с датой, со штампом, с подписью продавца. Плитка была отпущена магазином
«Стройматериалы» за день до несчастного случая.
«Ремонтирующееся здание с его материальным складом, выходит, ни при чем», — подумал он, перерывая багажник.
Но ничего другого интересного в нем не нашлось: резина, инструмент.
Денисов снова вернулся в салон, заглянул в переносную аптечку — все в ней было недавно приобретенным. Кроме непременных бинтов, йода Денисову бросились в глаза пузырьки с сердечным. Бутылка из-под коньяка лежала на заднем сиденье в пакете вместе с футляром от очков и плиткой шоколада
«Спорт».
Эксперт, действовавший по распоряжению Бахметьева, успел побывать в машине — снизу вверх, к горлышку бутылки, тянулись следы порошка, нанесенного мягкой кистью. Рисунков папиллярных линий на поверхности не было.
«Вытерли? Или брали перчаткой?»
Поскольку происшествие не повлекло человеческих жертв, первый протокол осмотра «Запорожца» был составлен не особо тщательно. Но о пустом футляре от очков было сказано определенно: он лежал внизу, под задним сиденьем.
Футляр был предназначен для больших мужских очков с массивной оправой, в него же можно было при необходимости поместить и женские — солнцезащитные, причудливо изогнутые — «стрекозу» или «бабочку».
В отношении плитки шоколада у Денисова не было никаких сомнений: она принадлежала Белогорловой. Такую же он видел у нее в столе.
Денисов подумал, что мог бы прямо здесь, в «Запорожце», подвести свой скромный итог.
«Логически связаны между собой только причина и ее прямое следствие-начало движения рефрижераторного поезда и несчастный случай», подумал он.
На секунду ему словно стало легче оттого, что он точно сформулировал свою мысль.
"Можно, конечно, связать приезд Белогорловой в Коломенское с прибытием рефрижераторного поезда, доставившего в Москву дефицитные рыбопродукты, а наличие пули в вагоне с последующей кражей книг из библиотеки пансионата.
Есть над чем поломать голову… Но существует факт, от которого не уйти.
Если Белогорлова не «допустила бы, как напишут потом в постановлении, грубого нарушения правил Министерства путей сообщений, выразившегося в переходе,железнодорожных путей в неположенном месте», вряд ли мне пришлось бы всем этим заниматься".
Надо было ехать, но Денисов предпочел осмотреть «Запорожец» по второму разу, все больше проникаясь тоскливой обстановкой разбитой машины, ее тусклым убранством, всеми невыразительными предметами, окружавшими библиотекаршу в этом ее втором доме.
«После инкассации я уехал бы в отдел, Белогорлова бы отбыла по своим делам — возможно, мы никогда бы не встретились».
Укладывая назад в ящик мелкие принадлежности автосервиса, в шапочке с помпоном Денисов неожиданно обнаружил тонкую, маленького формата книжицу в знакомой обложке — он и сам осенью покупал такую для Лины.
На обложке стояло:

"РАСПИСАНИЕ ДВИЖЕНИЯ ПРИГОРОДНЫХ
ПОЕЗДОВ
(Павелецкое направление)"

Денисов внимательно перелистал его — номер одной из электричек против строчки «Коломенское» был обведен карандашом. Электричка следовала в сторону Каширы в 19.30.
«За час до той электрички, к которой библиотекарша спешила», — подумал инспектор.
Подруга Белогорловой жила в новом кооперативном доме с подъездом, оборудованным автономным запирающим устройством.
Прежде чем попасть в вестибюль, Денисову пришлось нажать кнопку с номером квартиры, представиться по внутреннему домофону, объяснить причину визита.
— Ужас! — Щасная еще ничего не знала о случившемся. — Когда это произошло?
— Я все объясню, — сказал Денисов.
Сработало запирающее устройство, Денисов получил доступ к лестнице, вызвал лифт. На двенадцатом этаже его встретила болезненно полная молодая женщина в очках, с едва заметной асимметрией лица.
— Но жить она будет? — Щасная прижала руки к груди.
Денисов не ответил.
— Господи!
Квартира оказалась гулкой, словно выключенной из ритма городской жизни.
Мебели в комнате было немного. В кухне, успел заметить Денисов, было тоже светло и просторно.
— Как это случилось? — Щасная кивнула на пуф.
Себе она выбрала кресло-качалку.
— Несчастный случай произошел у платформы Коломенское, — — он сел. Пуф оказался достаточно прочным.
— Леонида была одна?
— Трудно сказать. Мы не знаем даже, как она попала туда.
— Не знаете? — переспросила Щасная.
— Нет.
— Не удивляюсь, — она как-то горько усмехнулась. — Леонида никогда не рассказывала о себе. Это у нее с детства.
— Скрытность?
— Есть люди, которые переносят новости в начало разговора. Начинают с новостей. А она, я еще в детстве заметила, может что-нибудь оставить на конец.
— Вы давно ее знаете?
— Я жила у них в деревне. На даче. Потом вместе училисв, — Щасная качнула под собой кресло-качалку. — В одном институте.
— Дружили?
— Бывали близки и расходились, — она остановила качалку. — Знаете, как бывает… Даже у лучших подруг:
то нужны, то становятся в тягость. Иногда спокойнее с теми, кто нас не знает… — Денисов обратил внимание:
это были суждения вполне зрелого человека. — У нас, женщин, все сложнее, чем между мужчинами…
— Возможно, — Денисов кивнул.
Где-то далеко, за лоджией, прогрохотал трамвай.
Денисов огляделся. Вещи в квартире были словно подчеркнуто обнажены ни чехлов, ни салфеток — прочно занимали отведенные им места. Пребывания мужчин в квартире не ощущалось: ни одна книга, ни одна газета не валялась на подоконнике или у телевизора.
— Стены, наверное, большой толщины, — Денисову показалось, что он нашел причину особого покоя квартиры.
— Планировка, — хозяйка показала рукой, — три стены граничат с улицей, а не с соседями. Удобно: мой дом — моя крепость! — улыбка почему-то получилась вымученной.
— Что вы можете сказать о Белогорловой? — спросил инспектор.
— Что вас интересует?
— Почти все. Трудно разобраться в поступках человека, о котором ничего не знаешь. Не можешь даже представить.
— Училась она в детстве неважно… — отправной точкой Щасная почему-то избрала успеваемость, — Отметки?
— Не в том дело. Я, например, училась хорошо. Считалась маяком, — она снова толкнула кресло-качалку. — Нам, помню, твердо внушили: кто учится на пять, будет в жизни счастливее четверочника или троечника…
Денисов кивнул, хотя не до конца понимал. Он не был отличником. Отметки не играли в его жизни большой роли.
— Двоечника и вовсе не принимали во внимание; Предполагалось, что он будет прозябать всю жизнь. Понимаете?
— Кажется, понимаю.
Он знал в школе таких девочек. Заполненные аккуратным, красивым почерком особой гладкости тетрадки, обернутые цветной бумагой учебники, наглаженные ленты и фартучки. В каждом классе обязательно была такая девочка, как обязательно были кандидаты и другие непременные роли верзилы-второгодника, середнячка, смешилы и троечника, который мог бы учиться лучше, если бы захотел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39