И больше для самого себя, чем для присутствующих, пробормотал:
— И всё-таки он загонит их обратно в Цзиньчжоу.
Лао Кэ действительно не застал противника на аэродромах. Очевидно, гоминдановцы сами вылетели с таким же намерением: приковать народную авиацию к земле. Лао Кэ, рассчитывавший пройти над вражеским расположением так, чтобы его появление было полной неожиданностью для авиации, встретил её в воздухе тотчас по переходе пехотных позиций.
Теперь задачей Лао Кэ было навязать противнику бой и, как всегда, провести его над своим расположением. Навалившись на врагов всей частью, Лао Кэ не давал им опомниться. Они были вынуждены принять бой. Тогда Лао Кэ стал уводить своих из боя со всею стремительностью, какая была доступна его самолётам. Этот манёвр был повторён два или три раза, пока весь рой сражающихся не был оттянут на свою сторону.
Следя за сигналами Лао Кэ, Чэн вёл свою эскадрилью правой ведомой и старался чётко и быстро повторять манёвры командира. Где-то далеко, на задворках сознания, мелькало иногда искушение положить пальцы на сектор, прибавить обороты, вырваться над головою противника так, чтобы он не успел опомниться от неожиданности, и «дать хорошего огня» командирскому звену врага. Но он хорошо помнил недавно полученный урок.
Когда Чэн, оторвав взгляд от самолёта Лао Кэ, по установившейся привычке оглядел небосвод, он увидел, как из облака вывалился клубок серых американских машин с задранными хвостами. Очевидно, резерв вражеского командира наблюдал, как обычно, бой сверху и теперь решил клюнуть лётчиков НОА в тот момент, когда они этого меньше всего ожидали.
Чэн видел, что американские самолёты пикировали между звеном Лао Кэ и остальными. Гоминдановцы и американцы, очевидно, намеревались разбить строй и отсечь Лао Кэ от его ведомых.
«Неужели командир не видит?» — пронеслось в голове Чэна. И тут же он уверенно ответил сам себе: «Увидит!» Однако через одну-две секунды эта уверенность сменилась беспокойством. Чем дальше, тем беспокойство делалось сильнее: вся масса вражеских истребителей, получивших, вероятно, соответствующий приказ по радио от своего командира, пошла в бой с ведомыми эскадрильями Народной армии. Вынырнувший из облака вражеский резерв, подкреплённый ещё новыми звеньями, используя превышение, продолжал нажимать на Лао Кэ. Происходило одно из двух: либо Лао Кэ не видел верхних вражеских самолётов и тогда рисковал очутиться под их огнём, либо он знал о положении вещей и сознательно привлекал к себе внимание врага, чтобы не дать ему ввязаться в бой со всем полком. В таком случае перед Лао Кэ открывалась перспектива драться с противником, по крайней мере вчетверо превосходящим его численностью.
Пока Чэн в течение нескольких секунд бесплодно пытался по каким-нибудь признакам в поведении командирского самолёта решить эту задачу, враги уже зашли в тыл Лао Кэ. Их основные силы обволокли первую эскадрилью, не давая ей ходу в сторону командирского звена. Ещё в прошлом боевом вылете, очутись он в подобном же положении, Чэн безусловно пришёл бы к решению, определявшему его личный, одиночный манёвр. Но сегодня, думая о себе, он уже отождествлял себя с теми, кто шёл за ним, — со своими товарищами, с лётчиками своей эскадрильи. И поэтому всего доля секунды понадобилась ему на то, чтобы приказать второй эскадрилье следовать за ним. Если бы рёв его собственного мотора не заглушал для него всех звуков вселенной, Чэн услышал бы, как одновременно с движением его сектора увеличилось число оборотов на всех моторах его эскадрильи. На фоне облаков, висящих над горизонтом, он увидел, как все его машины, повторяя его манёвр, ложатся в вираж. Чэн скользнул взглядом по окутанной роем врагов первой эскадрилье и за нею увидел самолёт Лао Кэ. К удивлению Чэна, командир продолжал вести себя так, будто до сих пор не подозревал о присутствии противника у себя в тылу. С этого мгновения все мысли и чувства Чэна были сосредоточены на одном: пристроиться в хвост самолёту Лао Кэ раньше противника. У врагов было преимущество: они выходили в желаемое положение с большого запаса высоты и могли использовать для манёвра скорость своего снижения, а Чэну нужно было предупредить их, проделывая манёвр с набором высоты. Рука Чэна, казалось, сама, без участия сознания, жала на сектор до тех пор, пока стрелка тахометра не подошла к максимальным оборотам, на какие был способен мотор. На таком режиме он мог работать очень короткое время. Но мотор должен был выдать теперь всё, что было вложено в него конструктором и строителями.
Наконец Чэн почувствовал по вибрации самолёта, который должен был вот-вот провиснуть и отказаться слушаться управления, что от мотора взято все. Лётчик бросил короткий взгляд на своих ведомых и, убедившись, что все следуют за ним, вздохнул легко и свободно. Через секунду его эскадрилья с рёвом и стремительностью смерча врезалась в узкий промежуток, оставшийся между звеном Лао Кэ и настигавшими его врагами. Хвосты своих были прикрыты. Дальше все пошло, как по расписанию. Через короткий миг, едва ли достаточный, чтобы стороннему наблюдателю осознать происходящее, звено Лао Кэ вырвалось вверх и повисло над головами неприятеля. Началась настоящая карусель.
В стереотрубе командующего эта карусель выглядела тучею комаров, которые бестолково метались в луче солнечного света. Даже опытные наблюдатели едва улавливали быструю смену положений дерущихся и с трудом связывали это в нечто объяснимое.
После неудавшегося первого захода в тыл вражескому подразделению Чэн вывел своих на второй заход и с удовлетворением положил палец на спуск. Он был почти уверен, что именно намеченный им самолёт, который был теперь в его прицеле, должен загореться от его очереди. Он бровью не повёл, когда после его короткой очереди из-под брюха вражеского самолёта действительно брызнула струя дыма. Сначала дым вырвался тонкой, стремительной струйкой, начисто сбитой потоком воздуха. Тотчас за нею последовало густое чёрное облачко, растянувшееся в длинный траурный шлейф. От двойного переворота, которым лётчик бесполезно пытался спастись от гибели, дымный шлейф замотался вокруг его машины, и самолёт исчез в сплошном чёрном облаке.
Чэну было некогда следить за вражеским самолётом: в поле его зрения был «Як» Лао Кэ. От него только что, на глазах Чэна, отвалился густо задымивший и перешедший в беспорядочное падение истребитель противника. И именно в этот момент Чэн вдруг почувствовал, как его собственная машина забилась, сотрясаемая беспорядочными рывками. Мысль об аварии винта или мотора раскалённою стрелой пронзила мозг. Но, как почти всегда бывает в таких случаях, на смену этой первой мысли тотчас появилась надежда: вот он сейчас что-то сделает — на миг выключит контакт, и когда снова включит его, все будет в полном порядке — мотор загудит привычным ровным гулом. И Чэн машинально выключил зажигание, но когда он снова поднял кнопку контакта, мотор не включился.
Ещё попытка у ещё — напрасно… Самолёт превратился в простой планёр, отягощённый на носу тонной бесполезной стали.
Чэн уже не успел ответить на вопрос, заданный самому себе: «Выходить из боя?». Он всем телом, как если бы удары приходились по нему самому, почувствовал, как «Як» вздрагивает от хлещущей по нему новой очереди. В тишине, показавшейся после остановки мотора могильным молчанием, Чэн отчётливо слышал, а может быть, все ещё только ощущал всеми нервами звон секущих пуль. Их удары отдавались в голове, словно по ней били чем-то твёрдым и звенящим. Впрочем, в следующее мгновение он с трудом сообразил, что это ему вовсе не чудится, — удар действительно пришёлся ему по голове, и из-под шлема сочилась на лоб тёплая кровь.
Чэн сделал усилие, чтобы оттолкнуть со лба шлем, огненным кольцом сжимавший голову. Но застёжка под подбородком не поддавалась, и шлем все плотнее и горячее стискивал череп. Пытаясь напряжением воли удержать ускользающее сознание, Чэн смутно понял, что машину спасти уже не удастся. Это было последнее, что он воспринял перед тем, как мерзкое ощущение тошноты подкатило к горлу…
— Лао Кэ! — вырвалось у Фу, внимательно следившего за снижением «Яка». Он старался убедить себя в том, что это не беспорядочное падение машины, не управляемой волею человека, а всего только хитрость Лао Кэ. До боли в пальцах, до дрожи в руке стискивая стереотрубу, Фу ждал, что вот сейчас, в следующую секунду, Лао Кэ выправит машину, включит мотор и…
Прошла секунда, другая, третья, а «Як» продолжал своё безвольное падение. Было очевидно: никто не брал в руки её управления.
Неужели некому его взять?..
Что с Лао Кэ?
Командир не может быть мёртв — тогда он не выключил бы мотор.
Ранен?
Неужели у Лао Кэ нехватает сил дотронуться пальцем до контакта зажигания? Немножко сил, чтобы взяться за управление! Ведь дальше рука сама проделает все привычные движения, необходимые, чтобы вывести легкокрылый «Як» в правильный полет. Машина так легка, так послушна.
Одно маленькое усилие, друг!.. Маленькое усилие — и ты посадишь её, как всегда…
Фу больше всего в жизни хотелось быть сейчас там, возле своего друга, напарника, командира: одному «я» быть там, где второе…
Чэн, придя в себя, определил характер падения своего самолёта. Сделав несколько порывистых произвольных движений хвостом, «Як» нерешительно перешёл в правильный неторопливый штопор. Преодолевая все ещё подкатывавшую к горлу тошноту, лётчик взялся за управление и убедился в его исправности: действовали рули и элероны. Он думал теперь только о том, чтобы благополучно посадить самолёт. Лётчик без труда вывел послушный самолёт из штопора и, переведя его в пологое планирование — такое, чтобы машина только-только не проваливалась, внимательно вгляделся в землю. До неё было уже рукою подать. Впереди и немного влево виднелось ровное место, поразившее Чэна свежей зеленью колыхавшейся там высокой сочной травы. Чэн чуть тронул от себя ручку и легонько нажал педаль. Чэн знал: высокая трава хорошо затормозит машину на пробеге — посадка будет, как на смотру!
Но тут Чэну почудилось, что в просветах травы что-то блеснуло. Через секунду он был уже уверен: вода!
Под ним было болото.
Но прежде чем он мог что-либо предпринять на дотягивающей последние метры машине, он почувствовал, как по брюху «Яка» стегают высокие, крепкие, как хлысты, стебли. Стена брызг, поднятая колёсами, коснувшимися воды, застлала козырёк, обдала фонтанами всю машину.
У Чэна блеснула было надежда, что машина, по инерции преодолев болото, остановится у противоположного берега, отчётливо желтевшего впереди краями обнаженней глины. Но высокая крепкая трава и вола задержали машину. «Як» остановился в самой середине болота.
Едва Чэн успел отстегнуть парашют и расправить затёкшие ноги, собираясь вылезти из машины, как увидел, что стебли окружающей травы показались у самого его лица, вровень с краем кабины. Он с удивлением взглянул на борт: машина погружалась в болото. Он понял, что намерение выбраться на берег нужно оставить. «А что же делать?» От неосторожного усилия тупая боль в спине заставила Чэна опустить руки, и в голове снова зазвучал мучительно громкий звон. Прошло много времени, прежде чем Чэн смог осторожно, не напрягая спину, выбраться на фюзеляж. Но единственное, что он увидел отсюда, было все то же болото и дальний берег овражка, загораживавший горизонт с той стороны, где были свои.
Чэн вытащил карту из планшета: место его посадки было вдали от всяких дорог, далеко за правым флангом народных войск…
Фу видел, как «Як» перешёл в штопор и скрылся за бугром, далеко на правом фланге.
— Лао Кэ! — прошептал Фу, отрываясь от щели. Он и не заметил, что командующий давно покинул блиндаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— И всё-таки он загонит их обратно в Цзиньчжоу.
Лао Кэ действительно не застал противника на аэродромах. Очевидно, гоминдановцы сами вылетели с таким же намерением: приковать народную авиацию к земле. Лао Кэ, рассчитывавший пройти над вражеским расположением так, чтобы его появление было полной неожиданностью для авиации, встретил её в воздухе тотчас по переходе пехотных позиций.
Теперь задачей Лао Кэ было навязать противнику бой и, как всегда, провести его над своим расположением. Навалившись на врагов всей частью, Лао Кэ не давал им опомниться. Они были вынуждены принять бой. Тогда Лао Кэ стал уводить своих из боя со всею стремительностью, какая была доступна его самолётам. Этот манёвр был повторён два или три раза, пока весь рой сражающихся не был оттянут на свою сторону.
Следя за сигналами Лао Кэ, Чэн вёл свою эскадрилью правой ведомой и старался чётко и быстро повторять манёвры командира. Где-то далеко, на задворках сознания, мелькало иногда искушение положить пальцы на сектор, прибавить обороты, вырваться над головою противника так, чтобы он не успел опомниться от неожиданности, и «дать хорошего огня» командирскому звену врага. Но он хорошо помнил недавно полученный урок.
Когда Чэн, оторвав взгляд от самолёта Лао Кэ, по установившейся привычке оглядел небосвод, он увидел, как из облака вывалился клубок серых американских машин с задранными хвостами. Очевидно, резерв вражеского командира наблюдал, как обычно, бой сверху и теперь решил клюнуть лётчиков НОА в тот момент, когда они этого меньше всего ожидали.
Чэн видел, что американские самолёты пикировали между звеном Лао Кэ и остальными. Гоминдановцы и американцы, очевидно, намеревались разбить строй и отсечь Лао Кэ от его ведомых.
«Неужели командир не видит?» — пронеслось в голове Чэна. И тут же он уверенно ответил сам себе: «Увидит!» Однако через одну-две секунды эта уверенность сменилась беспокойством. Чем дальше, тем беспокойство делалось сильнее: вся масса вражеских истребителей, получивших, вероятно, соответствующий приказ по радио от своего командира, пошла в бой с ведомыми эскадрильями Народной армии. Вынырнувший из облака вражеский резерв, подкреплённый ещё новыми звеньями, используя превышение, продолжал нажимать на Лао Кэ. Происходило одно из двух: либо Лао Кэ не видел верхних вражеских самолётов и тогда рисковал очутиться под их огнём, либо он знал о положении вещей и сознательно привлекал к себе внимание врага, чтобы не дать ему ввязаться в бой со всем полком. В таком случае перед Лао Кэ открывалась перспектива драться с противником, по крайней мере вчетверо превосходящим его численностью.
Пока Чэн в течение нескольких секунд бесплодно пытался по каким-нибудь признакам в поведении командирского самолёта решить эту задачу, враги уже зашли в тыл Лао Кэ. Их основные силы обволокли первую эскадрилью, не давая ей ходу в сторону командирского звена. Ещё в прошлом боевом вылете, очутись он в подобном же положении, Чэн безусловно пришёл бы к решению, определявшему его личный, одиночный манёвр. Но сегодня, думая о себе, он уже отождествлял себя с теми, кто шёл за ним, — со своими товарищами, с лётчиками своей эскадрильи. И поэтому всего доля секунды понадобилась ему на то, чтобы приказать второй эскадрилье следовать за ним. Если бы рёв его собственного мотора не заглушал для него всех звуков вселенной, Чэн услышал бы, как одновременно с движением его сектора увеличилось число оборотов на всех моторах его эскадрильи. На фоне облаков, висящих над горизонтом, он увидел, как все его машины, повторяя его манёвр, ложатся в вираж. Чэн скользнул взглядом по окутанной роем врагов первой эскадрилье и за нею увидел самолёт Лао Кэ. К удивлению Чэна, командир продолжал вести себя так, будто до сих пор не подозревал о присутствии противника у себя в тылу. С этого мгновения все мысли и чувства Чэна были сосредоточены на одном: пристроиться в хвост самолёту Лао Кэ раньше противника. У врагов было преимущество: они выходили в желаемое положение с большого запаса высоты и могли использовать для манёвра скорость своего снижения, а Чэну нужно было предупредить их, проделывая манёвр с набором высоты. Рука Чэна, казалось, сама, без участия сознания, жала на сектор до тех пор, пока стрелка тахометра не подошла к максимальным оборотам, на какие был способен мотор. На таком режиме он мог работать очень короткое время. Но мотор должен был выдать теперь всё, что было вложено в него конструктором и строителями.
Наконец Чэн почувствовал по вибрации самолёта, который должен был вот-вот провиснуть и отказаться слушаться управления, что от мотора взято все. Лётчик бросил короткий взгляд на своих ведомых и, убедившись, что все следуют за ним, вздохнул легко и свободно. Через секунду его эскадрилья с рёвом и стремительностью смерча врезалась в узкий промежуток, оставшийся между звеном Лао Кэ и настигавшими его врагами. Хвосты своих были прикрыты. Дальше все пошло, как по расписанию. Через короткий миг, едва ли достаточный, чтобы стороннему наблюдателю осознать происходящее, звено Лао Кэ вырвалось вверх и повисло над головами неприятеля. Началась настоящая карусель.
В стереотрубе командующего эта карусель выглядела тучею комаров, которые бестолково метались в луче солнечного света. Даже опытные наблюдатели едва улавливали быструю смену положений дерущихся и с трудом связывали это в нечто объяснимое.
После неудавшегося первого захода в тыл вражескому подразделению Чэн вывел своих на второй заход и с удовлетворением положил палец на спуск. Он был почти уверен, что именно намеченный им самолёт, который был теперь в его прицеле, должен загореться от его очереди. Он бровью не повёл, когда после его короткой очереди из-под брюха вражеского самолёта действительно брызнула струя дыма. Сначала дым вырвался тонкой, стремительной струйкой, начисто сбитой потоком воздуха. Тотчас за нею последовало густое чёрное облачко, растянувшееся в длинный траурный шлейф. От двойного переворота, которым лётчик бесполезно пытался спастись от гибели, дымный шлейф замотался вокруг его машины, и самолёт исчез в сплошном чёрном облаке.
Чэну было некогда следить за вражеским самолётом: в поле его зрения был «Як» Лао Кэ. От него только что, на глазах Чэна, отвалился густо задымивший и перешедший в беспорядочное падение истребитель противника. И именно в этот момент Чэн вдруг почувствовал, как его собственная машина забилась, сотрясаемая беспорядочными рывками. Мысль об аварии винта или мотора раскалённою стрелой пронзила мозг. Но, как почти всегда бывает в таких случаях, на смену этой первой мысли тотчас появилась надежда: вот он сейчас что-то сделает — на миг выключит контакт, и когда снова включит его, все будет в полном порядке — мотор загудит привычным ровным гулом. И Чэн машинально выключил зажигание, но когда он снова поднял кнопку контакта, мотор не включился.
Ещё попытка у ещё — напрасно… Самолёт превратился в простой планёр, отягощённый на носу тонной бесполезной стали.
Чэн уже не успел ответить на вопрос, заданный самому себе: «Выходить из боя?». Он всем телом, как если бы удары приходились по нему самому, почувствовал, как «Як» вздрагивает от хлещущей по нему новой очереди. В тишине, показавшейся после остановки мотора могильным молчанием, Чэн отчётливо слышал, а может быть, все ещё только ощущал всеми нервами звон секущих пуль. Их удары отдавались в голове, словно по ней били чем-то твёрдым и звенящим. Впрочем, в следующее мгновение он с трудом сообразил, что это ему вовсе не чудится, — удар действительно пришёлся ему по голове, и из-под шлема сочилась на лоб тёплая кровь.
Чэн сделал усилие, чтобы оттолкнуть со лба шлем, огненным кольцом сжимавший голову. Но застёжка под подбородком не поддавалась, и шлем все плотнее и горячее стискивал череп. Пытаясь напряжением воли удержать ускользающее сознание, Чэн смутно понял, что машину спасти уже не удастся. Это было последнее, что он воспринял перед тем, как мерзкое ощущение тошноты подкатило к горлу…
— Лао Кэ! — вырвалось у Фу, внимательно следившего за снижением «Яка». Он старался убедить себя в том, что это не беспорядочное падение машины, не управляемой волею человека, а всего только хитрость Лао Кэ. До боли в пальцах, до дрожи в руке стискивая стереотрубу, Фу ждал, что вот сейчас, в следующую секунду, Лао Кэ выправит машину, включит мотор и…
Прошла секунда, другая, третья, а «Як» продолжал своё безвольное падение. Было очевидно: никто не брал в руки её управления.
Неужели некому его взять?..
Что с Лао Кэ?
Командир не может быть мёртв — тогда он не выключил бы мотор.
Ранен?
Неужели у Лао Кэ нехватает сил дотронуться пальцем до контакта зажигания? Немножко сил, чтобы взяться за управление! Ведь дальше рука сама проделает все привычные движения, необходимые, чтобы вывести легкокрылый «Як» в правильный полет. Машина так легка, так послушна.
Одно маленькое усилие, друг!.. Маленькое усилие — и ты посадишь её, как всегда…
Фу больше всего в жизни хотелось быть сейчас там, возле своего друга, напарника, командира: одному «я» быть там, где второе…
Чэн, придя в себя, определил характер падения своего самолёта. Сделав несколько порывистых произвольных движений хвостом, «Як» нерешительно перешёл в правильный неторопливый штопор. Преодолевая все ещё подкатывавшую к горлу тошноту, лётчик взялся за управление и убедился в его исправности: действовали рули и элероны. Он думал теперь только о том, чтобы благополучно посадить самолёт. Лётчик без труда вывел послушный самолёт из штопора и, переведя его в пологое планирование — такое, чтобы машина только-только не проваливалась, внимательно вгляделся в землю. До неё было уже рукою подать. Впереди и немного влево виднелось ровное место, поразившее Чэна свежей зеленью колыхавшейся там высокой сочной травы. Чэн чуть тронул от себя ручку и легонько нажал педаль. Чэн знал: высокая трава хорошо затормозит машину на пробеге — посадка будет, как на смотру!
Но тут Чэну почудилось, что в просветах травы что-то блеснуло. Через секунду он был уже уверен: вода!
Под ним было болото.
Но прежде чем он мог что-либо предпринять на дотягивающей последние метры машине, он почувствовал, как по брюху «Яка» стегают высокие, крепкие, как хлысты, стебли. Стена брызг, поднятая колёсами, коснувшимися воды, застлала козырёк, обдала фонтанами всю машину.
У Чэна блеснула было надежда, что машина, по инерции преодолев болото, остановится у противоположного берега, отчётливо желтевшего впереди краями обнаженней глины. Но высокая крепкая трава и вола задержали машину. «Як» остановился в самой середине болота.
Едва Чэн успел отстегнуть парашют и расправить затёкшие ноги, собираясь вылезти из машины, как увидел, что стебли окружающей травы показались у самого его лица, вровень с краем кабины. Он с удивлением взглянул на борт: машина погружалась в болото. Он понял, что намерение выбраться на берег нужно оставить. «А что же делать?» От неосторожного усилия тупая боль в спине заставила Чэна опустить руки, и в голове снова зазвучал мучительно громкий звон. Прошло много времени, прежде чем Чэн смог осторожно, не напрягая спину, выбраться на фюзеляж. Но единственное, что он увидел отсюда, было все то же болото и дальний берег овражка, загораживавший горизонт с той стороны, где были свои.
Чэн вытащил карту из планшета: место его посадки было вдали от всяких дорог, далеко за правым флангом народных войск…
Фу видел, как «Як» перешёл в штопор и скрылся за бугром, далеко на правом фланге.
— Лао Кэ! — прошептал Фу, отрываясь от щели. Он и не заметил, что командующий давно покинул блиндаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74