Присмотри тут, ладно?
– О'кей, – откликнулась Ди, не отрывая взгляда от экрана компьютера. – Это будет стоить тебе одну булочку.
– Договорились. – Сержант указал Хэммонду на дверь небольшой комнаты, где сотрудники оставляли верхнюю одежду и пили в перерыв чай и кофе.
– Кстати, сэр, не хотите кофе с пирожным? Моя жена испекла чудесные берлинские пирожные с глазурью, – предложил Бассет, доставая из своего шкафа внушительных размеров термос. Насколько было известно Хэммонду, сержант не признавал кофе из автоматов; что касалось выпечки, то его жена снабжала сладкими булочками половину управления.
– Нет, спасибо, – отказался он, и Бассет налил кофе себе.
– Так о чем вы хотели со мной поговорить, сэр?
– Я хотел задать вам один весьма деликатный вопрос, Гленн, – начал Хэммонд. – Поверьте, мне очень не хотелось бы этого делать, но я вынужден…
– Какой вопрос? – насторожился Бассет.
– Скажите, возможно ли, чтобы офицер полиции… гм-м… позаимствовал что-либо со склада вещественных доказательств без вашего ведома? Хотя бы чисто теоретически.
– Нет, сэр.
– То есть вы утверждаете, что это невозможно?
– Я очень аккуратно веду записи, мистер Кросс. И ни для кого не делаю никаких исключений.
– Что ж, я так и думал… – пробормотал Хэммонд, снова просматривая распечатку, которую перед этим извлек из кейса.
– А в чем, собственно, дело? – взволнованно поинтересовался Бассет.
– Видите ли, сержант, мне не дает покоя оружие, из которого застрелили Петтиджона.
– Да-да, я помню, – кивнул Бассет. – Револьвер калибра 38 мм. Его ведь убили выстрелом в спину?
– Двумя выстрелами, – уточнил Хэммонд.
– У нас на складе сотни полторы стволов, в которых используются патроны этого калибра.
– Это я и имел в виду.
– Послушайте, мистер Кросс, я дорожу своим местом и регистрирую движение вещественных доказательств самым аккуратным образом. Вы можете проверить: моя работа никогда не вызывала никаких…
– Я знаю, сержант, знаю, – поспешил успокоить его Хэммонд. – И я вовсе не подозреваю вас ни в небрежности, ни в злом умысле, просто мне хотелось исключить все возможности. Понимаете, что я имею в виду? К примеру, простой сотрудник подразделения охраны ядерного арсенала может знать такие способы украсть атомную бомбу, о которых неизвестно самому высокому начальнику, но это вовсе не означает, что он каждую пятницу приносит домой по боеголовке. – Хэммонд несколько искусственно рассмеялся. – Вот почему я сразу предупредил, что мне неловко спрашивать вас об этом, но и вы должны меня понять. Я не обвиняю лично вас, я спросил, есть ли теоретическая возможность…
– Такой возможности нет, – почти сердито перебил Бассет, отодвигая в сторону кофе, к которому он так и не притронулся. – Я один здесь за все отвечаю, и у меня нет даже заместителя, который мог бы распоряжаться важными вещдоками в мое отсутствие.
– Понятно, понятно, значит, вещественные доказательства выдаете вы…
– Только я, – подтвердил Бассет. – Это делается по запросу. Правда, – добавил он, слегка нахмурившись, – чисто теоретически полицейский детектив или следователь может получить что-либо под выдуманным предлогом, но даже в этом случае он должен расписаться в журнале выдачи.
– Хорошо. Огромное вам спасибо, сержант.
С этим Хэммонд и покинул полицейское управление. Компьютерную распечатку, приготовленную сержантом, он забрал с собой, хотя никакой пользы она ему не принесла и вряд ли могла принести в будущем. Единственным успехом, которого Хэммонд добился, было признание Харви Дубба, сообщившего, что сведения о Петтиджоне он собирал для Стефи и для Смайлоу. Но в этом-то как раз не было ничего удивительного. Харви только подтвердил то, о чем Хэммонд догадался сам.
Вот только что это доказывало? Пожалуй, только то, что Стефи и Смайлоу были не меньше его заинтересованы в том, чтобы Лют Петтиджон в конце концов получил по заслугам.
«Стоп, – остановил себя Хэммонд, – так дело не пойдет». Ему так сильно хотелось, чтобы Юджин оказалась невиновна, что он был готов подозревать в убийстве своих коллег, которые, если уж говорить начистоту, сделали для торжества правосудия куда больше, чем он. По крайней мере – в данном конкретном случае. Итак, если он хочет чего-то добиться, ему необходимо успокоиться и начать действовать спокойно и методично…
Но как раз на это у него совсем не оставалось времени.
Вернувшись домой, Хэммонд бросил пиджак на стул и, устроившись на диване в гостиной, включил телевизор. Он попал на выпуск новостей и со сладострастием мазохиста принялся слушать, как молодая дикторша с изумрудно-зелеными контактными линзами рассказывает о главной теме дня – интервью прокурора Кросса, расследующего убийство «известного предпринимателя» Люта Петтиджона. Ее повествование то и дело прерывалось кадрами видеозаписи, и Хэммонд увидел на экране себя.
Собственная внешность произвела на Хэммонда гнетущее впечатление. Рука на перевязи (слава богу, под пиджаком не видно было бинтов), восковая, как у покойника, кожа, запавшие глаза, отросшая темная щетина и суетливые, как у курицы, движения наводили на мысль о том, что накануне прокурор Кросс устроил где-то пьяный дебош. Впрочем, само интервью оказалось на удивление пристойным. Ловко уклонившись от вопроса о том, что у него с рукой (Хэммонд помнил, что хотел отшутиться, сказав, что пострадал в схватке с дюжиной бандитов, и лишь в последний момент сдержался), он поблагодарил управление полиции Чарлстона за профессионально и быстро проведенное расследование и выразил уверенность в том, что, имея на руках показания Бобби Тримбла, сумеет доказать виновность человека, который в настоящее время подозревается в совершении этого преступления.
При этих словах Стефи, стоявшая чуть позади него, улыбнулась и кивнула в знак согласия, и Хэммонд машинально отметил, что на экране она выглядит куда лучше, чем он. Ее темные глаза сверкали, щеки слегка разрумянились, а лицо дышало энергией и решимостью.
Смайлоу тоже попал в объективы видеокамер, однако – в отличие от той же Стефи – держался скованно. Отвечая на вопросы корреспондентов, он старался отделываться фразами вроде «Я сообщу это только суду» или «Я пока не уполномочен об этом говорить», проявив себя еще большим дипломатом, чем Хэммонд.
Запечатлели камеры и Фрэнка Перкинса, который с непроницаемым лицом вел Юджин к автомобилю. Смотреть на нее Хэммонду было тяжелее всего, поскольку он хорошо представлял себе, что она должна была испытывать в эти минуты.
В телевизионном сюжете Юджин описали как тридцатипятилетнюю незамужнюю женщину, преуспевающего врача-психотерапевта, авторитетного специалиста в области психологии. Корреспондент упомянул также о ее активном участии в общественной и благотворительной деятельности – в частности, о том, что она пожертвовала крупные суммы нескольким приютам для сирот. Соседи и коллеги, которых журналисты успели опросить, в один голос заявляли, что «испытывают шок», что «этого не может быть», однако это, к сожалению, не могло отменить того факта, что Юджин оказалась в роли подозреваемой в совершении самого громкого за последние два десятка лет преступления.
Когда дикторша заговорила о других новостях дня, Хэммонд выключил телевизор и отправился на кухню приготовить себе ужин.
Но голова его гудела от тревожных мыслей. К тем, что мучили его после рассказа Юджин и ее братца, добавились и мрачные предчувствия после разговора с отцом. Как бы он ни противился этому, но приходилось признать, что во многом отец был прав. Он открыл глаза Хэммонду на то, что сам Хэммонд предпочитал не замечать. Яичница, как нарочно, вышла пересоленной и подгорела, и Хэммонд отправил ее в мусорный контейнер и налил себе кружку кофе. Но отделаться от навязчивых и тревожных мыслей было непросто.
Ему хотелось выпить, но он боялся, что виски только усилит слабость и головокружение, не избавив его от беспокойства.
Ему хотелось, чтобы раненая рука перестала наконец болеть и дергать, словно гнилой зуб.
Ему хотелось найти выход из создавшегося положения, угрожавшего его будущему, которое Хэммонд для себя спланировал.
Но больше всего ему хотелось, чтобы Юджин оставили в покое. Если бы он мог, то спрятал бы ее куда-нибудь надежно, как в банковский сейф.
Сейф… Сейф, полный наличных в доме самой Юджин. Пустой сейф в номере Петтиджона.
Сейф, спрятанный в платяном шкафу, за пустой вешалкой, где не было ничего, кроме халата и тапочек, все еще упакованных в прозрачные пластиковые чехлы.
Стоп!
Хэммонд подпрыгнул, как от удара электрическим током, потом замер неподвижно, стараясь успокоиться. «Не торопись, – сказал он себе. – Обдумай все как следует». Но, как он ни старался, ему так и не удалось найти ни малейшего изъяна в своих рассуждениях. Похоже, он нашел то, что искали все!
Правда, радости от своего открытия Хэммонд не испытал, но у него не было времени, чтобы предаваться бесплодным раздумьям. Ему необходимо было действовать, действовать, не теряя ни минуты.
Оглядевшись по сторонам с видом человека, который каким-то образом оказался в совершенно незнакомом ему месте, Хэммонд схватил попавшийся ему на глаза телефон-трубку и по памяти набрал номер.
– Коммутатор отеля «Чарлстон-Плаза», – ответил в трубке приятный женский голос.
– Соедините меня, пожалуйста, с фитнесс-залом.
– Сожалею, сэр, но фитнесс-зал уже закрыт. Но если вы хотите записаться, то…
Хэммонд перебил телефонистку и, представившись, сказал, с кем бы он хотел поговорить.
– Это срочно, мисс, – заявил он. – Постарайтесь найти его для меня. А пока соедините меня с менеджером кастеляне кой службы отеля.
* * *
Лоретте понадобилось совсем немного времени, чтобы понять: эта мысль о поездке на ярмарку была не самой удачной.
Неприятности начались с той самой минуты, когда она подъехала к пыльному пастбищу, временно превращенному в автостоянку. Несмотря на внушительные размеры, свободных мест здесь почти не было, и лишь с большим трудом Лоретте удалось припарковать свою машину в дальнем конце. Остаток пути она принуждена была пройти пешком, что заняло у нее не меньше четверти часа, так что, когда Лоретта наконец попала на территорию ярмарки, пот катился с нее градом.
На ярмарке ей не понравилось. Здесь было слишком много детей, шумных, надоедливых, постоянно что-то жующих и пускавших липкие, сладкие слюни. Обслуживающий персонал – все эти билетеры, служители, уборщики и продавцы – тоже не вызвали у Лоретты симпатии, но их-то она могла понять: как можно проработать несколько часов в самом настоящем пекле и остаться вежливым и любезным?
Сама она готова была заложить душу дьяволу, лишь бы очутиться в прохладном полутемном баре, где приятно пахнет пивом и застарелым табачным дымом. Чтобы не плюнуть на все и не свернуть к ближайшему навесу, где торговали пивом, джином с тоником и легкими коктейлями, Лоретте приходилось постоянно напоминать себе, что она должна помочь Хэммонду.
Она была просто обязана сделать это и не просто для того, чтобы реабилитировать себя за давнишний провал. Хэммонд был единственным, кто поверил в нее, дал ей еще один шанс, и Лоретта не могла обмануть его ожиданий.
Она вполне отдавала себе отчет, что несколько дней, в течение которых она не пила, еще ничего не значат и что она может снова сорваться, однако сейчас у нее была цель, была работа и была Бев, которая смотрела на нее без прежнего презрения и горечи. И за это Лоретта была бесконечно благодарна Хэммонду.
Медленной, шаркающей походкой она переходила от аттракциона к аттракциону и расспрашивала служителей и билетеров.
– Простите, вы не припомните эту молодую леди? – спрашивала она, показывая фото, сделанное ею возле дома Юджин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– О'кей, – откликнулась Ди, не отрывая взгляда от экрана компьютера. – Это будет стоить тебе одну булочку.
– Договорились. – Сержант указал Хэммонду на дверь небольшой комнаты, где сотрудники оставляли верхнюю одежду и пили в перерыв чай и кофе.
– Кстати, сэр, не хотите кофе с пирожным? Моя жена испекла чудесные берлинские пирожные с глазурью, – предложил Бассет, доставая из своего шкафа внушительных размеров термос. Насколько было известно Хэммонду, сержант не признавал кофе из автоматов; что касалось выпечки, то его жена снабжала сладкими булочками половину управления.
– Нет, спасибо, – отказался он, и Бассет налил кофе себе.
– Так о чем вы хотели со мной поговорить, сэр?
– Я хотел задать вам один весьма деликатный вопрос, Гленн, – начал Хэммонд. – Поверьте, мне очень не хотелось бы этого делать, но я вынужден…
– Какой вопрос? – насторожился Бассет.
– Скажите, возможно ли, чтобы офицер полиции… гм-м… позаимствовал что-либо со склада вещественных доказательств без вашего ведома? Хотя бы чисто теоретически.
– Нет, сэр.
– То есть вы утверждаете, что это невозможно?
– Я очень аккуратно веду записи, мистер Кросс. И ни для кого не делаю никаких исключений.
– Что ж, я так и думал… – пробормотал Хэммонд, снова просматривая распечатку, которую перед этим извлек из кейса.
– А в чем, собственно, дело? – взволнованно поинтересовался Бассет.
– Видите ли, сержант, мне не дает покоя оружие, из которого застрелили Петтиджона.
– Да-да, я помню, – кивнул Бассет. – Револьвер калибра 38 мм. Его ведь убили выстрелом в спину?
– Двумя выстрелами, – уточнил Хэммонд.
– У нас на складе сотни полторы стволов, в которых используются патроны этого калибра.
– Это я и имел в виду.
– Послушайте, мистер Кросс, я дорожу своим местом и регистрирую движение вещественных доказательств самым аккуратным образом. Вы можете проверить: моя работа никогда не вызывала никаких…
– Я знаю, сержант, знаю, – поспешил успокоить его Хэммонд. – И я вовсе не подозреваю вас ни в небрежности, ни в злом умысле, просто мне хотелось исключить все возможности. Понимаете, что я имею в виду? К примеру, простой сотрудник подразделения охраны ядерного арсенала может знать такие способы украсть атомную бомбу, о которых неизвестно самому высокому начальнику, но это вовсе не означает, что он каждую пятницу приносит домой по боеголовке. – Хэммонд несколько искусственно рассмеялся. – Вот почему я сразу предупредил, что мне неловко спрашивать вас об этом, но и вы должны меня понять. Я не обвиняю лично вас, я спросил, есть ли теоретическая возможность…
– Такой возможности нет, – почти сердито перебил Бассет, отодвигая в сторону кофе, к которому он так и не притронулся. – Я один здесь за все отвечаю, и у меня нет даже заместителя, который мог бы распоряжаться важными вещдоками в мое отсутствие.
– Понятно, понятно, значит, вещественные доказательства выдаете вы…
– Только я, – подтвердил Бассет. – Это делается по запросу. Правда, – добавил он, слегка нахмурившись, – чисто теоретически полицейский детектив или следователь может получить что-либо под выдуманным предлогом, но даже в этом случае он должен расписаться в журнале выдачи.
– Хорошо. Огромное вам спасибо, сержант.
С этим Хэммонд и покинул полицейское управление. Компьютерную распечатку, приготовленную сержантом, он забрал с собой, хотя никакой пользы она ему не принесла и вряд ли могла принести в будущем. Единственным успехом, которого Хэммонд добился, было признание Харви Дубба, сообщившего, что сведения о Петтиджоне он собирал для Стефи и для Смайлоу. Но в этом-то как раз не было ничего удивительного. Харви только подтвердил то, о чем Хэммонд догадался сам.
Вот только что это доказывало? Пожалуй, только то, что Стефи и Смайлоу были не меньше его заинтересованы в том, чтобы Лют Петтиджон в конце концов получил по заслугам.
«Стоп, – остановил себя Хэммонд, – так дело не пойдет». Ему так сильно хотелось, чтобы Юджин оказалась невиновна, что он был готов подозревать в убийстве своих коллег, которые, если уж говорить начистоту, сделали для торжества правосудия куда больше, чем он. По крайней мере – в данном конкретном случае. Итак, если он хочет чего-то добиться, ему необходимо успокоиться и начать действовать спокойно и методично…
Но как раз на это у него совсем не оставалось времени.
Вернувшись домой, Хэммонд бросил пиджак на стул и, устроившись на диване в гостиной, включил телевизор. Он попал на выпуск новостей и со сладострастием мазохиста принялся слушать, как молодая дикторша с изумрудно-зелеными контактными линзами рассказывает о главной теме дня – интервью прокурора Кросса, расследующего убийство «известного предпринимателя» Люта Петтиджона. Ее повествование то и дело прерывалось кадрами видеозаписи, и Хэммонд увидел на экране себя.
Собственная внешность произвела на Хэммонда гнетущее впечатление. Рука на перевязи (слава богу, под пиджаком не видно было бинтов), восковая, как у покойника, кожа, запавшие глаза, отросшая темная щетина и суетливые, как у курицы, движения наводили на мысль о том, что накануне прокурор Кросс устроил где-то пьяный дебош. Впрочем, само интервью оказалось на удивление пристойным. Ловко уклонившись от вопроса о том, что у него с рукой (Хэммонд помнил, что хотел отшутиться, сказав, что пострадал в схватке с дюжиной бандитов, и лишь в последний момент сдержался), он поблагодарил управление полиции Чарлстона за профессионально и быстро проведенное расследование и выразил уверенность в том, что, имея на руках показания Бобби Тримбла, сумеет доказать виновность человека, который в настоящее время подозревается в совершении этого преступления.
При этих словах Стефи, стоявшая чуть позади него, улыбнулась и кивнула в знак согласия, и Хэммонд машинально отметил, что на экране она выглядит куда лучше, чем он. Ее темные глаза сверкали, щеки слегка разрумянились, а лицо дышало энергией и решимостью.
Смайлоу тоже попал в объективы видеокамер, однако – в отличие от той же Стефи – держался скованно. Отвечая на вопросы корреспондентов, он старался отделываться фразами вроде «Я сообщу это только суду» или «Я пока не уполномочен об этом говорить», проявив себя еще большим дипломатом, чем Хэммонд.
Запечатлели камеры и Фрэнка Перкинса, который с непроницаемым лицом вел Юджин к автомобилю. Смотреть на нее Хэммонду было тяжелее всего, поскольку он хорошо представлял себе, что она должна была испытывать в эти минуты.
В телевизионном сюжете Юджин описали как тридцатипятилетнюю незамужнюю женщину, преуспевающего врача-психотерапевта, авторитетного специалиста в области психологии. Корреспондент упомянул также о ее активном участии в общественной и благотворительной деятельности – в частности, о том, что она пожертвовала крупные суммы нескольким приютам для сирот. Соседи и коллеги, которых журналисты успели опросить, в один голос заявляли, что «испытывают шок», что «этого не может быть», однако это, к сожалению, не могло отменить того факта, что Юджин оказалась в роли подозреваемой в совершении самого громкого за последние два десятка лет преступления.
Когда дикторша заговорила о других новостях дня, Хэммонд выключил телевизор и отправился на кухню приготовить себе ужин.
Но голова его гудела от тревожных мыслей. К тем, что мучили его после рассказа Юджин и ее братца, добавились и мрачные предчувствия после разговора с отцом. Как бы он ни противился этому, но приходилось признать, что во многом отец был прав. Он открыл глаза Хэммонду на то, что сам Хэммонд предпочитал не замечать. Яичница, как нарочно, вышла пересоленной и подгорела, и Хэммонд отправил ее в мусорный контейнер и налил себе кружку кофе. Но отделаться от навязчивых и тревожных мыслей было непросто.
Ему хотелось выпить, но он боялся, что виски только усилит слабость и головокружение, не избавив его от беспокойства.
Ему хотелось, чтобы раненая рука перестала наконец болеть и дергать, словно гнилой зуб.
Ему хотелось найти выход из создавшегося положения, угрожавшего его будущему, которое Хэммонд для себя спланировал.
Но больше всего ему хотелось, чтобы Юджин оставили в покое. Если бы он мог, то спрятал бы ее куда-нибудь надежно, как в банковский сейф.
Сейф… Сейф, полный наличных в доме самой Юджин. Пустой сейф в номере Петтиджона.
Сейф, спрятанный в платяном шкафу, за пустой вешалкой, где не было ничего, кроме халата и тапочек, все еще упакованных в прозрачные пластиковые чехлы.
Стоп!
Хэммонд подпрыгнул, как от удара электрическим током, потом замер неподвижно, стараясь успокоиться. «Не торопись, – сказал он себе. – Обдумай все как следует». Но, как он ни старался, ему так и не удалось найти ни малейшего изъяна в своих рассуждениях. Похоже, он нашел то, что искали все!
Правда, радости от своего открытия Хэммонд не испытал, но у него не было времени, чтобы предаваться бесплодным раздумьям. Ему необходимо было действовать, действовать, не теряя ни минуты.
Оглядевшись по сторонам с видом человека, который каким-то образом оказался в совершенно незнакомом ему месте, Хэммонд схватил попавшийся ему на глаза телефон-трубку и по памяти набрал номер.
– Коммутатор отеля «Чарлстон-Плаза», – ответил в трубке приятный женский голос.
– Соедините меня, пожалуйста, с фитнесс-залом.
– Сожалею, сэр, но фитнесс-зал уже закрыт. Но если вы хотите записаться, то…
Хэммонд перебил телефонистку и, представившись, сказал, с кем бы он хотел поговорить.
– Это срочно, мисс, – заявил он. – Постарайтесь найти его для меня. А пока соедините меня с менеджером кастеляне кой службы отеля.
* * *
Лоретте понадобилось совсем немного времени, чтобы понять: эта мысль о поездке на ярмарку была не самой удачной.
Неприятности начались с той самой минуты, когда она подъехала к пыльному пастбищу, временно превращенному в автостоянку. Несмотря на внушительные размеры, свободных мест здесь почти не было, и лишь с большим трудом Лоретте удалось припарковать свою машину в дальнем конце. Остаток пути она принуждена была пройти пешком, что заняло у нее не меньше четверти часа, так что, когда Лоретта наконец попала на территорию ярмарки, пот катился с нее градом.
На ярмарке ей не понравилось. Здесь было слишком много детей, шумных, надоедливых, постоянно что-то жующих и пускавших липкие, сладкие слюни. Обслуживающий персонал – все эти билетеры, служители, уборщики и продавцы – тоже не вызвали у Лоретты симпатии, но их-то она могла понять: как можно проработать несколько часов в самом настоящем пекле и остаться вежливым и любезным?
Сама она готова была заложить душу дьяволу, лишь бы очутиться в прохладном полутемном баре, где приятно пахнет пивом и застарелым табачным дымом. Чтобы не плюнуть на все и не свернуть к ближайшему навесу, где торговали пивом, джином с тоником и легкими коктейлями, Лоретте приходилось постоянно напоминать себе, что она должна помочь Хэммонду.
Она была просто обязана сделать это и не просто для того, чтобы реабилитировать себя за давнишний провал. Хэммонд был единственным, кто поверил в нее, дал ей еще один шанс, и Лоретта не могла обмануть его ожиданий.
Она вполне отдавала себе отчет, что несколько дней, в течение которых она не пила, еще ничего не значат и что она может снова сорваться, однако сейчас у нее была цель, была работа и была Бев, которая смотрела на нее без прежнего презрения и горечи. И за это Лоретта была бесконечно благодарна Хэммонду.
Медленной, шаркающей походкой она переходила от аттракциона к аттракциону и расспрашивала служителей и билетеров.
– Простите, вы не припомните эту молодую леди? – спрашивала она, показывая фото, сделанное ею возле дома Юджин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79