Жонглируешь? Показываешь фокусы? Кувыркаешься?
Я огляделся и заметил прислоненный к столу посох, примерно такой же длины, как и мой. Почему бы и не попробовать? Я подмигнул Норберту.
– Могу вот это.
Я поставил палку на ладонь, немного подержал ее в вертикальном положении, потом подбросил и поймал уже на палец. Посох простоял почти минуту.
– О, это чудесно, – насмешливо пропел Норберт. – А вот так сможешь? – Посох как будто сам взлетел в воздух и опустился на его указательный палец. Подержав немного, шут подбросил его и поймал на тот же палец. И еще раз. И еще.
– Или так? – Он ухмыльнулся и вдруг начал крутить палку так быстро, как будто у него выросло шесть рук. Я даже не понял, как у него такое получается. Внезапно остановившись, Норберт протянул посох мне. – Ну, покажи, как ты это делаешь.
– Не смогу, – признался я.
– Тогда, может быть... – Он подмигнул большим, навыкате глазом. – Госпожа сказала, что ты прыгучий.
И этот неуклюжий на вид, неловкий человечек подпрыгнул и сделал полный кувырок через голову, потом повторил прием уже спиной вперед, причем приземлился на том же самом месте и даже не пошатнулся.
– Нет?
Я покачал головой.
– Как насчет повеселить? Госпожа утверждает, что ты умеешь рассказывать всякие забавные истории. Должно быть, знаешь что-то такое, чего не знаю я.
– Кое-что знаю.
Норберт сложил руки на груди.
– Валяй, парень. Позабавь старика. Насмеши меня. Сделай так, чтоб я уписался со смеху.
Теперь я готов был рискнуть. Уж в чем в чем, а в этом мне не было равных. Надо только вспомнить что-нибудь повеселее.
– Слушай. Жил-был один ленивый крестьянин. Лежит он как-то на поле и видит, как из денежной сумки проезжающего по дороге рыцаря падает в пыль золотая монета. Он...
– Знаю, – перебил меня Норберт. – Он говорит приятелю: "Повезет же нам, если он будет возвращаться этой самой дорогой".
– Ладно, тогда о путнике и борделе. Идет путник по дороге и видит дорожный знак...
– Знаю, – снова перебил меня шут. – Считай, что тебя отымели...
Я попробовал еще две истории, неизменно пользовавшиеся успехом у слушателей, но Норберт оба раза перебивал меня. Похоже, он знал их все. Эмили едва сдерживала смех, наблюдая за нами.
– И что, уже все? Это весь твой репертуар? – Горбун покачал головой. – Может, ты хоть стишки сочинять можешь?
Я промолчал.
– Ну так что, легко, а? Сделай горб на спине, попрыгай, как обезьянка, и все лопнут со смеху, да? Перестань, Рыжик, тебе нужно что-то приличное. Ты хочешь заиметь какой-то предлог? А я хочу быть твоим наставником. Хочу, хочу... – Он запрыгал, хныча, как избалованный ребенок. – Знаешь, я подумал... Может, тебе и впрямь лучше попытаться взять замок Болдуина штурмом, чем изображать из себя шута.
Я огляделся. Мне было не до шуток. Речь шла не о забавах – на кону стояла судьба моей жены. На глаза попалось ядро с прикованной к нему цепью.
– Вот.
– Что? Хочешь поиграть в мяч? – насмешливо осведомился Норберт.
– Нет, шут. Принеси цепь.
Я вспомнил кое-что из виденного в походе. Один захваченный в плен сарацин проделывал этот трюк так ловко, что его в конце концов оставили в живых.
– Обмотай меня ею. Покрепче. А я выпутаюсь.
На лице Эмили появилось озабоченное выражение. Цепь была тяжелая. Если связать человека покрепче, он может запросто задохнуться.
– Смотри, сам выбрал.
Горбун пожал плечами и пошел за цепью.
Я сделал несколько глубоких вдохов, подражая пленному сарацину, и шут начал обматывать меня цепью. Тяжелые металлические звенья стиснули меня, как кольца змеи. Я поднял руки, и Норберт обмотал цепью плечи. Потом, для верности, пропустил ее между ног.
– У твоего дружка и впрямь есть дар, – усмехнулся шут. – Надо же додуматься так с собой покончить.
– Пожалуйста, осторожнее, – предупредила Эмили.
Я выпятил грудь. Раздулся. Задержал дыхание. Я видел, как это делается, и даже сам расспрашивал турка. Оставалось надеяться, что трюк удастся повторить.
– Только время зря тратим, – проворчал, отступая, Норберт.
Цепь давила на плечи, пригибая к полу. Медленно я выпустил, выдавил из себя воздух. Стало чуть посвободнее. Цепь немного ослабла.
Теперь я мог шевелить плечами. Потом руками. Минуты тянулись, как часы. Норберт завел мои руки за спину, но в конце концов я исхитрился освободить одну.
Эмили ахнула. В глазах горбуна мелькнуло что-то похожее на интерес.
Понадобилась вся сила, чтобы вытащить вторую руку. Живот и нога все еще болели от нанесенных кабаном ран. Каждое усилие требовало полного напряжения. И все же у меня получилось. Освободив обе руки, я смог распутать цепь. Она слезала постепенно, моток за мотком.
И вот последнее кольцо упало на камень. Эмили радостно вскрикнула.
Я согнулся, обливаясь потом, и посмотрел на горбуна.
Норберт побарабанил пальцами по щеке. Улыбнулся Эмили.
– Думаю, из этого можно что-то сделать.
Глава 36
Две недели продолжалось мое обучение у Норберта, пока раны не заросли и перестали напоминать о себе. Дни проходили в бесконечных упражнениях, кувырках, прыжках и падениях. Вечерами я следил за Норбертом, когда он исполнял перед зрителями свои трюки, а ночами заучивал и повторял его шутки и стишки.
Мало-помалу, шаг за шагом осваивал я нелегкое ремесло шута.
Многое давалось легко, ведь когда-то я был жонглером и знал, как сделать так, чтобы люди смеялись. К тому же я всегда отличался ловкостью. Мы часто практиковали кувырки и хождение на руках, взамен я научил Норберта трюку с цепью. Наверное, сотню раз горбун вставал передо мной с вытянутой на высоте пояса рукой и приказывал мне нырять через нее. Снова и снова бился я головой о соломенный тюфяк и стонал от боли.
– Ты такой изобретательный, Рыжик, – говорил мой наставник, качая головой. – Все время придумываешь новые способы покалечиться.
Но постепенно ко мне пришла уверенность в себе, а вместе с ней и уверенность в движениях. В последний день оба кувырка, вперед и назад, удались на славу – приземлившись, я попал точно на то место, с которого выпрыгнул. Наши взгляды встретились, и лицо Норберта посветлело от улыбки.
– Все в порядке. У тебя получилось.
Итак, курс обучения завершился. Я знал, что должен идти, – образ Софи преследовал меня повсюду. Надежда на то, что она жива, не ослабевала, но нужно было спешить.
В самом конце последнего урока Норберт притащил тяжелый деревянный сундук.
– Открой его, Хью. Там подарок от меня.
Я поднял крышку и увидел сложенный наряд шута. Зеленое трико и красную тунику. Мягкий колпак. Пеструю, в заплатах, юбку.
– Пошила все Эмили, но по моему рисунку, – с гордостью сказал Норберт.
Я с опаской посмотрел на костюм.
Горбун усмехнулся.
– Страшно, а? Боишься выступать в роли шута? Если так, то тогда твой враг – гордость, а не Болдуин.
Я колебался. Да, я понимал, что должен сыграть роль ради Софи, но не находил в себе сил натянуть шутовскую одежду. Я поднял тунику, поднес к груди.
– Надень. – Норберт похлопал меня по плечу. – И сразу станешь одним из нас.
Мой взгляд упал на лежащие в сундучке колокольчики.
– Это для колпака, – объяснил горбун. – Наши господа позволяют подшучивать над собой только дуракам.
Костюм – ладно, куда ни шло, без него не обойтись, но колокольчики... Представить себя в них я просто не мог.
– Знаешь, это придется оставить.
– Шут без колокольчиков? – воскликнул Норберт. – Без горба? Без кривой ноги? – Он снова хлопнул меня по плечу. – Да, это что-то новенькое.
Я снял свою тунику и штаны и натянул новое облачение. Странно, но вместе с ним пришло и новое ощущение. Ощущение уверенности. Когда-то в детстве я носил одежды голиарда, потом форму крестоносца. И вот теперь это...
Я посмотрел на себя, и лицо само собой расплылось в улыбке. Я почувствовал себя другим человеком! Я был готов!
– Слезу вышибает... – Норберт притворно шмыгнул носом. – Если бы еще хромал – хорошему шуту нужна хорошая походка. Но... зато дамы будут в восторге!
Я сделал ловкий кувырок и с гордостью поклонился.
– Тогда все, Хью. – Горбун поправил на мне тунику. – И еще одно... Просто заставить их смеяться – этого мало. Рассмешить способен любой дурак. Шлепнись физиономией об землю – и готово. Настоящий шут – тот, кто завоевал доверие двора. Можешь читать стишки или нести любую чушь – не важно, но так или иначе ты должен говорить правду. Недостаточно вызвать у своего господина улыбку – ты должен заставить его прислушиваться к тебе, добраться до его уха.
– Я доберусь до уха Болдуина, можешь не сомневаться. А потом отрублю его и принесу тебе.
– Отлично. Мы сварим из него суп! – расхохотался Норберт и дернул меня за руку, как будто хотел отвлечь от чего-то. В глазах горбуна блеснули слезы. – Ты уверен, Хью? Дело стоит риска? Будет жаль, если мы потратили столько сил и времени, а она... Уверен, что твоя жена жива?
– Я чувствую это всем сердцем.
Он вскинул кустистые брови и улыбнулся.
– Тогда иди, парень. Найди свою возлюбленную. Ты мечтатель, но, черт возьми, каждый хороший шут в душе мечтатель, верно? – Горбун подмигнул и высунул язык. – Чмокни ее за меня.
Глава 37
Утро выдалось прохладное, и низкое солнце едва пробивалось сквозь серую пелену тумана. Эмили встретила меня на мощенной камнем дороге за воротами замка.
– Ты рано поднялся, Хью де Люк.
– И вы тоже, госпожа. Простите, что не позволил вам выспаться.
Она улыбнулась.
– Надеюсь, ради доброй цели.
– Я тоже на это надеюсь.
На ней была коричневая накидка, которую она всегда надевала к заутрене. Эмили подняла воротник, пряча горло от сырого тумана. Я стоял перед ней в жутком шутовском облаченье.
– Слышал, это вам я обязан новым костюмом. Благодарю.
– Не за что. – В ответ на мой поклон она сделала реверанс. – Шут не может исполнять свои обязанности без соответствующего одеяния. К тому же остальная твоя одежда издает не самый приятный запах.
Я улыбнулся и посмотрел в нежные зеленые глаза.
– В этом наряде я чувствую себя перед вами полным дураком.
– А по-моему, ты выглядишь просто молодцом, если можно так сказать. И костюм тебе идет.
– Шут не может выглядеть молодцом. Это неправильно. Люди привыкли к другому.
Ее глаза блеснули.
– Разве я не говорила, Хью, что имею обыкновение делать и говорить то, что другие считают неправильным?
– Говорили.
Мы долго стояли, глядя друг на друга, заменяя слова молчанием. В груди моей теснились самые разные чувства. Эта прекрасная девушка сделала для меня так много. Если б не она, меня уже не было бы в живых – только окровавленные останки у обочины. Я протянул руку, коснулся ее пальцев, и как будто искра пробежала между нами.
Я продлил прикосновение, и она не спешила прерывать его. Не убрала руку. Не отступила. Мог ли я мечтать о таком?
– Я столь многим вам обязан, госпожа. Боюсь, это долг, вернуть который мне не по силам.
Эмили гордо вскинула подбородок.
– Ты ничего не должен мне, просто продолжай то, что начал, и благополучно достигни цели.
Я не знал, что еще сказать. У меня никогда никого не было, кроме Софи. Каждую ночь в моей голове кружились тысячи образов, тысячи картин нашей прежней жизни, мои руки тянулись к ней, мое сердце летело к ней. Я любил свою жену, и тем не менее эта женщина сделала для меня так много. Ничего не получив взамен. Я хотел обнять ее и рассказать о своих чувствах. Это желание нарастало во мне, становясь все сильнее, и я уже дрожал, сдерживая его из последних сил.
– От всей души надеюсь, что твоя Софи жива, – произнесла наконец Эмили.
– Она жива. Я знаю.
Я все еще держал ее руки в своих. А потом, когда отстранился, почувствовал себя так, словно что-то потерял, и... ощутил на ладони некий маленький предмет, завернутый в холщовую тряпицу.
– Это было в твоей одежде, – сказала Эмили, – когда я нашла тебя у дороги.
Я развернул тряпицу, и дыхание замерло в груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49