Я ехал и думал, что сегодняшний вечер нужно провести в «Сесиле». Они знают, что я в городе. Мое появление в пабе заставит их гадать, почему я не поехал домой. Они подумают, что я что-то знаю, и решат, будто я приехал не только на похороны. Они заметят, если Кейт мне подмигнет.
Они увидят нас вместе, скрутят его и будут пытать до тех пор, пока он все им не расскажет. Ему, конечно, придется несладко, зато я узнаю то, что мне надо узнать. Кейт выведет меня на тех, кто мучил его, и оттуда я смогу куда-нибудь добраться. Туда, куда Джеральду и Лесу так не хочется меня пускать. Я вспомнил, что было сказано в квартире Джеральда перед моим отъездом. Они оба были там. Джеральд, в брюках в мелкую клетку и в лиловой рубашке, сидел за бюро спиной к венецианскому окну, из которого открывался вид на Белсайз-парк и торговый центр «Камден-таун». Лес, одетый в вельветовый костюм, пристроился на краю письменного стола и листал «Панч». Я сидел на обитом кожей стуле с круглым сиденьем и спинкой, которую украшал узор, выполненный мебельными гвоздями с широкими шляпками. Одри угостила всех напитками. Она была одета в юбку-брюки и блузку с оборками, нечто в стиле Попа Пэйсли. Я смотрел на нее и пытался представить, что произошло бы, если бы Джеральд узнал, что в это же самое время, только через неделю, я буду трахать ее не у него под носом, а в трех тысячах миль отсюда. Джеральд тогда сказал:
– Уверен, Джек, ты ошибаешься. Я не могу заставить себя смотреть на это с твоей точки зрения. Уверен, все именно так, как видится.
– Уж очень сильно несет дерьмом, Джеральд. Вонь такая сильная, что долетает с севера, проникает сквозь твой кондиционер и бьет мне прямо в нос.
– Ну-у, – протянул он, – если ты чувствуешь, что прав, если ты полностью в этом уверен, то что собираешься делать?
– Я же еду на похороны, не так ли?
– Да, едешь. А что потом?
– Выясню, кто что знает.
– Продолжаешь вынюхивать?
– Именно.
– Знаешь, Джек, если Фрэнк во что-то вляпался и его за это прикончили, то, готов спорить, легавым это известно. А они говорят, что была простая авария. Если авария была подстроена, значит, они решили молчать, так как в дело замешан кто-то со связями.
– Вполне вероятно.
Наступило молчание.
– Конечно, – продолжал Джеральд, – если так, то в городе есть всего два или три человека со столь мощными связями.
– Именно.
Опять молчание.
– Ты, естественно, понимаешь, насколько нам важны наши деловые отношения с определенными людьми, проживающими в твоем родном городе?
– Я тебя умоляю!
– Да, верно. Джек, я прошу об одном: думай. Что бы ты там ни узнал – думай. Я не хочу, чтобы наш бизнес и мы сами оказались в затруднительном положении.
– Ведь тебе, Джеральд, ничего не известно, не так ли?
– Джек…
Снова молчание.
– Могу сказать одно: все они узнают о твоем приезде. А это значит, что у тебя возникнут неприятности. С одними – не страшно. С другими же… гм… если нам придется выручать тебя, то мы тем самым здорово испортим ситуацию. Если у тебя появятся проблемы и нам придется разбираться, ты уже будешь непригоден для той работы, что выполняешь сейчас. Согласен?
– Как-нибудь переживу.
– Конечно переживешь. Однако я все равно надеюсь, что ты ничего не натворишь.
Лес, продолжавший листать свой чертов «Панч», сказал:
– Один момент, Джек. Если действительно что-то произошло и если легавые действительно о чем-то умалчивают, а ты приедешь и поднимешь шум, они могут решить, что должны предпринять какие-то шаги. Ну, ты понимаешь. Они не любят тех, кто уезжает из своего родного города, потом возвращается и делает что хочет.
– Да, – поддержал его Джеральд. – Все это может попасть в газеты, и тогда им придется что-то делать.
– Я знаю, – сказал я, – поэтому не надо меня предупреждать.
Опять молчание. Наконец Джеральд сказал:
– Вот что, Джек: ты хорошо работаешь на нас. Я не утверждаю, что мы не сможем обойтись без тебя, но, если понадобится подыскивать тебе замену, нам придется столкнуться с определенными сложностями, а это нам ни к чему.
Я ничего не сказал.
– Короче, как бы ты ни смотрел на ситуацию, думай, прежде чем принимать важное решение. Например, насчет поездки на похороны.
Он вынужден был улыбнуться, чтобы последние слова прозвучали как шутка, а не как угроза.
Я припарковал машину на стоянке перед «Сесилом» и вошел в паб не через боковую, а через парадную дверь.
Я направился к бару. Кейт работал за стойкой на четвертой от меня группе кранов. Он посмотрел на меня. Я кивнул ему. Он отвернулся. Перед ним я должен был играть в секретность, чтобы у него не возникли вопросы.
Я заказал напитки и встал облокотившись на стойку, чтобы видеть всех посетителей. Поток людей не иссякал: одни входили, другие выходили. Ничего не изменилось.
Двойная дверь распахнулась, и в паб вошел мужчина.
Он был высок и худощав, даже тощ, с темными волосами. Мужчину отличала гордая осанка, он шел с царственным видом, держа одну руку в кармане пиджака. В другой руке у него была сигарета, он небрежно сжимал ее двумя пальцами. На нем был двубортный костюм из синего сержа, очень похожий на те, что обычно носят шоферы, на пиджаке сверкали серебряные пуговицы.
Это был мой давний знакомец Эрик Пэйс. «Вот так встреча», – подумал я.
Он подошел к бару, делая вид, будто не видит меня – на самом деле он заметил меня, как только переступил порог, если не раньше.
Он принялся делать заказ, а я взял свои стаканы и пошел к нему. Я дал ему минуту на то, чтобы отсчитать деньги. Все это время он продолжал притворяться.
– Привет, Эрик.
Он повернулся. Его правая бровь приподнялась на одну восьмую дюйма – предполагалось, что таким образом он изображает изумление.
– Бог мой, – сказал он.
Я улыбнулся.
– Джек Картер, – сказал он.
В его голосе слышалась та же степень удивления, что и отражалась на лице.
– Эрик, – сказал я, – Эрик Пэйс.
Он спрятал деньги в карман.
– Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть, – сказал он.
– О, – сказал я, – разве ты забыл, что это мой родной город?
– Ну и ну, черт возьми! – сказал он. – Никогда не знал об этом.
– Забавно, правда, – сказал я.
– И что ты здесь делаешь? Приехал в отпуск?
– К родственникам.
– К родственникам, да? Отлично.
– Отлично. Если бы они были живы.
– Что ты имеешь в виду?
– Тяжелая утрата. Смерть в семье.
– О, какая досада. Надеюсь, ничего серьезного?
Надо отдать ему должное: его лицо не дрогнуло, как у игрока в покер.
– Да, – ответил я. – Мой брат. Автокатастрофа.
– О господи, – сказал он. – Какая жалость! Это тот парень, что свалился в карьер? В понедельник?
– Именно тот.
– Нет! Будь я проклят! Не верится. Я прочитал об этом в вечерней газете во вторник. Ну, я прочитал имя, но мне и в голову не пришло…
– Мир тесен, – сказал я. Он выпил.
– Еще по одной? – предложил я. Он посмотрел в свой стакан.
– Гм, не следовало бы, – сказал он.
Я сделал заказ. Когда принесли выпивку, я сказал:
– Может, сядем за столик?
– Ну… – начал он.
– Пошли, – позвал я, – поговорим о былых временах.
Я прошел к столику в дальней части паба. Эрик устроил целый спектакль, решая, идти со мной или нет. В конечном итоге он присоединился ко мне, в чем я не сомневался.
Мы сели.
– Твое здоровье, – сказал я.
Он кивнул и выпил. Я посмотрел на него.
Он выглядел точно так же, как в нашу последнюю встречу. Пять лет назад. В кабинете Гамбургского клуба рядом с Прид-стрит. Он стоял позади Джимми-Валлийца, сидевшего за антикварным письменным столом. Стол был не его, а Тони Пиннера, который просто усадил его на это место, и Валлиец трясся и обливался потом, как жирная свинья. Хотя почему «как», он на самом деле был жирной свиньей. Я, Джок Митчелл и Тед Шаксмит стояли по другую сторону стола. Сестра Джимми-Валлийца, подружка Эрика, лежала на полу и плакала – она плакала с тех пор, как Джок сбил ее с ног, надеясь тем самым прекратить визги. У Джимми не осталось помощников, потому что пять минут назад за триста фунтов трое из них начали работать на нас, а четвертый валялся в туалете и уже ни на кого не работал.
– Джимми, ты остался без работы, – сказал я. – Как там поживает раскорчевка? Придется тебе освежить навыки.
– В чем дело? – выдавил он из себя.
– Во всем, – ответил я. – Клуб больше не принадлежит Тони. И «Матадор» тоже, и «Манхэттен», и «Чертово колесо». Они теперь принадлежат другим лицам, которые поручили мне сообщить тебе, что с сегодняшнего вечера этим балаганом будет управлять другой.
Джимми задумался. Его потоотделение усилилось. Наконец он сказал:
– Я не могу уйти. Тони убьет меня. Ты же сам знаешь.
Я улыбнулся ему.
– Убирайся, Джимми. Тони ты больше не интересуешь.
Некоторое время он сидел неподвижно, потом вдруг вскочил из-за стола, едва не опрокинув стул, и быстро пошел к двери. Его сестра со стоном потянулась к нему, но он даже не повернул головы и просто перешагнул через нее. Когда дверь за ним закрылась, я сказал:
– Эрик, остался только ты.
– И девчонка, – добавил Джок.
– А что с остальными? – спросил Эрик.
– Семьдесят пять процентов работают на нас.
– А я?
– Джеральд не забыл Чизуик. Он просил напомнить тебе.
Эрик побледнел. Его лицо приобрело оттенок лимонада.
– Знаешь ли, у жены Джеральда все еще сохранились отметины. Должен признаться, места для них выбраны очень разумно.
– Джек знает, – добавил Джок и пожалел о своих словах, потому что я многозначительно посмотрел на него.
– Это она, – сказал Эрик, указывая на девушку на полу. – Это она так захотела. Ты же знаешь, мне велели спрятать ее и запугать, заставить Джеральда поволноваться. А отметины – ее рук дело.
– Конечно, Эрик. Допустим, что это правда. Разве ты не мог остановить ее, а?
– Нет, – ответил он. – Нет, не мог. Там был Лопата-Уэс. Он подбил ее. Я ничего не мог сделать. Честное слово.
– Мы уже поговорили с Уэсом, – сказал я. – Он утверждает, что вы действовали вдвоем.
– Тогда спросите жену Джеральда. Она расскажет.
– Одри, – позвал я.
Одри вошла в комнату. Лицо Эрика стало совсем белым, даже желтизна исчезла.
– Как все было, Одри?
Одри посмотрела на девушку на полу, которая пыталась заползти под стол.
– Вот, – сказала она. – Мне нужна она.
– Да, знаю, – сказал я. – Знаю, что нужна. Но как же правда? Расскажи все. Ведь если Джеральд узнает, что ты была здесь…
– Мне нужна она, – повторила Одри. – Он может смотреть. Или пусть займет ее место.
Мы все взглянули на Эрика. Тот даже не шевельнулся.
– Итак, – сказал я.
Одри села на край письменного стола и вытащила сигарету. Джок и Тед подняли девушку, ловко и быстро раздели ее, усадили в кресло Джимми и привязали поясом от ее же платья.
– Эрик, – взмолилась она. – Пожалуйста!
Эрик продолжал неподвижно стоять там, где мы увидели его, когда вошли в кабинет. После всего мы выпустили его, и с тех пор никто в городе его не видел. Судя по тому, с каким лицом он выходил из кабинета, он намеревался устроить себе долгие-долгие каникулы.
На том и закончилась его карьера. А теперь он стал шофером в моем родном городе. Спокойно беседует со мной. Ничего не боится. Очевидно, он работает на какую-нибудь шишку, поэтому не боится меня. Он чувствует себя дома. А я – из чужаков. Если он знает что-нибудь, если имеет какое-то отношение к смерти Фрэнка – надеюсь, что имеет, – то держится он великолепно. Невозмутимо. Очевидно, он ощущает чью-то поддержку и может позволить себе не трястись. И пить со мной. «Эх, Эрик, – подумал я, – надеюсь, ты поможешь мне. Очень надеюсь».
– Ну, Эрик, – сказал я, – мир действительно тесен, верно?
Он кивнул.
– Забавно, правда: я работаю в Лондоне и лишь изредка приезжаю в родной город, а ты работаешь в моем родном городе, а в своем – не живешь.
– Да, забавно.
– Эрик, так на кого ты работаешь?
Он искоса поглядел на меня, улыбнулся и фыркнул, тем самым давая понять, что я, должно быть, спятил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29