Хел испустил глубокий вздох. Ему придется вновь пересечь “Пещеру Зазпиак Бат”, подняться по булыжной лесенке, вынырнуть из ледяных струй и потом в холодных парах и брызгах вскарабкаться по скале на тот уступ, где они оставили веревку, чтобы легче было возвращаться. От одной этой мысли он сразу почувствовал усталость.
Однако… Николай стянул с плеч рюкзак. Нет смысла тащить его с собой. Потом он крикнул в отверстие трубы, выкрикивая каждое слово отдельно, так, чтобы эхо не могло его заглушить:
– Я… иду… за… веревкой!
Пятнышко света внизу задвигалось. Ле Каго поднимался на ноги.
– Почему же… ты… все… еще… здесь?! – долетел до Хела ответный крик. Внезапно огонек исчез, и эхо раскатило по туннелю громкий всплеск, сопровождаемый целой мешаниной других звуков; Ле Каго яростно рычал, отплевывался и ругался. Затем огонек появился вновь.
Хохот Хела заполнил тоннель. Ле Каго, по всей вероятности, свалился в реку, которая там, внизу, должно быть, снова выходила в пещеру. Оплошность, простительная только новичку!
Эхо, прокатившееся по глинистой трубе, донесло до него вопль Ле Каго:
– Я… убью… тебя… когда… ты… спустишься… сюда!
Хел снова рассмеялся и отправился назад, к водопаду.
Три четверти часа спустя он вернулся к отверстию глинистой трубы и закрепил веревку, вбив крюк в здоровенную расселину.
Поначалу Хел пытался скользить на ногах, держась руками за веревку, но это оказалось невозможным. Размокшая глина была слишком скользкой. Почти сразу же он очутился на собственном заду и поехал ногами вперед, чувствуя, как клейкая, черная, густая глина, смешанная с галькой и осколками камней, холмиком вздымается у него между ног, стекает вдоль бедер. Это была отвратительная, липкая смесь, низкое, недостойное препятствие, достаточно трудное, но лишенное достоинства истинных преград, воздвигая которые пещера бросает вызов человеку. Это было дурацкое препятствие, досадное и раздражающее, как писк комара, и преодоление его не приносило славы. Покрытые изнутри склизкой глиной трубы ничего, кроме презрения, не вызывают у тех исследователей пещер, которые имеют несчастье в них вляпаться.
Когда Хел съехал вниз, он увидел Ле Каго: тот сидел на гладкой, ровной плите, дожевывая пресную галету и кусок xoritzo. Баск не обратил внимания на появление Хела; вид у него был мрачный, надутый – он все еще переживал свой бесславный спуск и был насквозь мокрый после недавнего купанья.
Хел огляделся. Сомнения не оставалось – это конец сети естественных подземелий. По объему эту каверну можно было бы сравнить с небольшим крестьянским домом или с одной из гостиных в его замке в Эшебаре. Очевидно, вода время от времени заливала ее – стены пещеры были гладкие, отшлифованные, а пол ровный и чистый. Плита, на которой закусывал Ле Каго, покрывала площадь пола пещеры на две трети, а в дальнем углу ее виднелось четкое углубление в виде куба. Это был правильной формы “винный погреб”, отстойник, представлявший собой самую нижнюю точку этой системы пещер. Хел подошел к Краю “винного погреба” и направил во мрак луч света.
Стенки куба были ровные, и, казалось, слезть вниз не составляло никакого труда. Николай с удивлением поинтересовался, почему это Ле Каго не спустился туда, чтобы стать первым человеком, достигшим конечной точки пещерного лабиринта.
– Я приберегал его для тебя, – объяснил Ле Каго.
– Благородный душевный порыв? Тебя внезапно охватило непреодолимое желание вести честную игру?
– Вот именно.
Это выглядело подозрительным. Баск до мозга костей, Ле Каго тем не менее воспитывался во Франции, а понятие честной игры совершенно чуждо мышлению французов, людей, которые произвели на свет целые поколения аристократов, но ни одного джентльмена. В их языке существует только одно слово, обозначающее честь, да и то оно позаимствовано у англичан.
И все же не имело смысла торчать здесь столбом, оставляя дно этого “винного погреба” девственным и нетронутым. Хел посмотрел вниз, выискивая подходящие точки опоры.
…Минуточку! А как же всплеск. Ле Каго упал в воду. Где же это было?
Очень осторожно Хел опустил носок своего ботинка в “винный погреб”. Почти тотчас же он вошел в воду, разрезая ее поверхность, столь прозрачную и чистую, что ее совсем не было видно; казалось, что куб абсолютно пуст. Каждая трещинка на дне его выделялась так отчетливо, что никому и в голову не пришло бы, что она находится под водой.
– Ах ты, негодяй! – прошептал Хел. Потом рассмеялся: – Так ты таки слезал вниз, а, признайся?
Как только Хел вытащил ногу из воды, рябь исчезла. Видно, где-то там, внутри, располагалась воронка с необычайно сильной тягой, потому что вода тут же снова сомкнулась, став совершенно ровной и гладкой. Опустившись на колени около отстойника, Хел стал с восхищением его разглядывать. При ближайшем рассмотрении поверхность его оказалась вовсе не такой уж спокойной; просто сильное течение, уходившее вниз, держало ее как бы в натянутом состоянии. Сунув палец в воду, Николай почувствовал, как его с силой потянуло вниз, а вокруг него все закружилось, будто в маленьком водовороте. На дне отстойника находилось треугольное отверстие, через которое, должно быть, река выходила к своему устью. Подобные озерца встречались Николаю в пещерах и раньше, вода в них была совершенно неподвижной, без каких-либо пузырьков или волн, которые указывали бы на течение, и казалась прозрачной, как стекло, из-за того, что ее очищали минералы и микроорганизмы.
Хел внимательно осмотрел стены маленького подземного зала, стараясь обнаружить на них следы, которые указывали бы, до какого уровня здесь поднималась вода. Очевидно, ее отток через треугольное отверстие внизу был относительно постоянным, в то время как объем воды и уровень подземной реки менялся в зависимости от числа выпадавших дождей и от количества влаги, просачивавшейся сверху. Вся эта пещера и та глинистая труба служили чем-то вроде резервуара, который вбирал в себя разницу между притоком и оттоком воды. Это объясняло наличие жидкой глины и ила так глубоко под землей. Без сомнения, не раз случалось так, что пещера, в которой они сейчас сидят, целиком заполнялась водой, которая затем вливалась в ту длинную трубу. Так что, когда шли сильные ливни, водопад, оставшийся позади них, стекал, очевидно, в неглубокое озеро, которым становился в такие дни пол “Пещеры Зазпиак”. Теперь понятно, почему они видели там такие мощные, кряжистые сталагмиты. Приди они сюда в другой раз, скажем, через неделю после проливных дождей, и их путешествие закончилось бы гораздо раньше. Николай и Ле Каго собирались в одну из следующих экспедиций спуститься в скубе по подземной реке к ее устью, если бы, конечно, расчет времени по тесту, проведенному с помощью красящего порошка, показал, что это осуществимо. Но если бы они наткнулись на озеро в той граненой пещере наверху, то маловероятно, что Хел отыскал бы эту, покрытую глиной и илом трубу под водой и этот “винный погреб”. Им повезло, что они спустились сюда после длительной засухи.
– Ну? – произнес Ле Каго, глядя на свои часы. – Будем мы бросать порошок или нет?
– А сколько сейчас времени?
– Скоро одиннадцать.
– Давай подождем, пока будет ровно. Так легче делать расчеты.
Хел посмотрел вниз, на прозрачный, как стекло, невидимый прямоугольник воды. Трудно было поверить, что там, на дне, среди отчетливых, видных до мельчайших подробностей выбоин и неровностей пола, течение с невероятной скоростью несется куда-то, засасывая и увлекая за собой все, что в него попадет.
– Хотелось бы мне знать две вещи, – сказал он.
– Только две?
– Мне хотелось бы знать, какова здесь скорость течения. И еще я хотел бы знать, чисто ли в той треугольной воронке.
– Предположим, результаты хронометража окажутся благоприятными, скажем – десять минут. Ты что, решишься тогда нырнуть в эту лоханку, когда мы в следующий раз спустимся сюда?
– Конечно. Даже если для этого потребуется пятнадцать минут.
Ле Каго покачал головой.
– Понадобится слишком много веревки, Нико. Пятнадцать минут через такую трубу, как эта, означают, что мне нужна будет длиннющая веревка, чтобы вытаскивать тебя против течения, если с тобой что-нибудь случится. Нет, не выйдет. Десять минут – это максимум. Если окажется дольше, придется бросить это дело. В конце концов, не так уж плохо оставить природе несколько ее тайн.
Ле Каго, без сомнения, был прав.
– У тебя есть в рюкзаке хлеб? – спросил Хел.
– А что ты собираешься с ним делать?
– Бросить в воду.
Ле Каго отрезал кусок от своего батона и кинул ему, Хел осторожно положил его на поверхность воды в отстойнике и стал наблюдать. Хлеб медленно погружался, подрагивая и кружась в невидимых водоворотах. Зрелище было жутковатое и какое-то нереальное; спелеологи следили за куском как зачарованные, не в силах оторвать от него глаз. Затем внезапно, как по волшебству, хлеб исчез. Течение подхватило его и увлекло в трубу так быстро, что человеческий глаз не смог бы за этим уследить.
Ле Каго тихонько присвистнул.
– Не знаю, Нико. Выглядит это жутко. Но Хел мысленно уже составлял предварительный план действий. В трубу нужно будет обязательно опустить сначала ноги; бросаться в нее головой вниз было бы самоубийством – никто ведь не знает – вдруг там окажется какой-нибудь выступ, не очень-то приятно было бы впилиться в него. Хотя, с другой стороны, ему хотелось бы двигаться головой вперед; тогда он смог бы отталкиваться ногами, помогая Ле Каго.
– Не нравится мне это, Нико. Эта маленькая дырочка может погубить твою задницу и, что хуже всего, уменьшить число моих почитателей на одного человека. К тому же ты не должен забывать: смерть – штука серьезная. Если человек умирает, имея на душе хотя бы один грех, он прямиком попадает в Испанию.
– У нас еще есть пара недель, чтобы все обдумать. Когда мы выберемся отсюда, мы все обсудим и посмотрим, стоит ли тащить вниз скубу со всем оборудованием, К тому же порошок может показать, что труба слишком длинная, так что, может быть, не о чем будет говорить. Который час?
– Почти одиннадцать.
– Тогда давай доставать наш порошок. Флуоресцентный краситель, который они принесли с собой, был упакован в двухкилограммовых мешках. Хел вытащил их из рюкзаков, а Ле Каго обрезал у пакетов уголки и поставил их рядышком на край “винного погреба”. Когда секундная стрелка подошла к цифре “двенадцать”, они столкнули мешки вниз. Точно ярко-зеленый дымок окрасил прозрачную воду, просачиваясь из разрезов, по мере того как пакеты опускались на дно. Два из них мгновенно исчезли в треугольном отверстии трубы, но другие два продолжали лежать на дне; цветные горизонтальные струйки, вырываясь из них, исчезали в трубе, пока наконец Мешки не опустели; тогда их тоже подхватило и унесло течением. Через три секунды вода снова была прозрачна и неподвижна, как стекло.
– Нико? Я решил окрестить это маленькое озерцо “Душа Ле Каго”.
– О?
– Да. Потому что оно такое же чистое, светлое и прозрачное.
– И коварное, и опасное?
– Знаешь, Нико, я начинаю подозревать, что ты неисправимый прозаик. Это твой большой недостаток.
– Не бывает людей совершенных.
– Говори только о себе.
Обратный путь к конусу из валунов они проделали сравнительно быстро. Новая, только что открытая ими сеть пещер была, невзирая ни на что, довольно чистой и не такой уж трудной для прохождения, без длинных и узких лазов, через которые нужно было пробираться ползком. Николаю и Ле Каго не приходилось огибать каменные завалы или думать о том, как перебраться через пропасть или какую-нибудь неизвестно откуда взявшуюся яму, – ничего подобного здесь не было, ибо подземная река несла свои воды по твердому, выложенному кристаллическим сланцем руслу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87