Вот этому-то она всячески и противилась. Но он понял и другое: что его беседы с Бирманом наложили на его мышление определенный отпечаток: самым первым его предположением было – КГБ замыслил убить шефа ЦРУ в Москве. А так ли это на самом деле? Может, это всего лишь его импульсивная реакция на доводы Бирмана?
– Ну, а для чего же тогда?
– Юрия не подсылали. Юрий сам решил так. Я знаю его. Он в этом деле ни на кого не работал, а встречу задумал сам. Он был слишком жаден, чтобы работать еще на кого-то, – ему одному всего было мало. Нет, Юрия не подсылали. Подослали других, чтобы убить Юрия.
– Зачем? С какой целью?
– С целью не дать ему продать то, что он знал.
– Продать?
– Юрий никогда не отдавал даром то, что имело маломальскую ценность. И если он задумал эту встречу, то у него на руках непременно должно было быть что-то ценное.
– А что же он хотел продать?
– Я же сказала, что не знаю. Юрий никогда не говорил мне, что у него имелось и что он думал загнать. Я не понимала «ценности» того, что он делал, и это-то больше всего ему не нравилось. У нас были разные взгляды на «ценности».
– Он, похоже, обаятельный мужчина.
– Был когда-то. Он становился таким, когда у него появлялась возможность заполучить что-то такое, что ему хотелось.
– Чего же ему хотелось?
– Хотелось стать богатым, хотелось уехать из Советского Союза, потому что у нас богатым не станешь – с чего разбогатеть! ЦРУ могло помочь ему и уехать, и разбогатеть, если у него будет что-то такое, в чем оно сильно заинтересовано.
– Ну а есть ли кто-нибудь еще, кто может знать, что именно он собирался продать ЦРУ?
– Я никого не знаю.
– А кто может знать, куда он подевался? Помолчав и подумав, она с неохотой произнесла:
– Может быть, Дмитрий?
– Кто этот Дмитрий?
– Они с Юрой друзья. Друзья всю жизнь. И в армию вместе служить пошли. Но вернулись каждый сам по себе… Дмитрий потерял на войне ноги. Юрий продолжал по-прежнему бывать у него. Дмитрий – единственный, от кого Юрию ничего не было нужно. Или, может, он искал у Дмитрия чего-то совсем другого. Дмитрий любил Юрия.
– Знаете, как разыскать Дмитрия?
– Знаю, но не знаю, захочу ли?
– Почему же нет?
– Дмитрий может и не знать ничего, – ответила она. – Или же убийцы Чарльза могут не догадываться, что Дмитрий в курсе. Я не знаю даже, известно ли им, кто я такая. Но если им станет это известно и если они пронюхают что я разговаривала с Дмитрием, они могут решить убрать его. Я предпочитаю оставаться в стороне и не желаю, чтобы из-за меня страдали другие.
– 33 –
Четверг, 1 июня 1989 года,
7 часов утра,
Посольство Соединенных Штатов
Мартин разыскал Ролли Таглиа в кафетерии, когда тот за утренней чашкой кофе просматривал несекретные телеграммы из Вашингтона. Он пододвинул Мартину пачку телеграмм и сказал:
– Нет ничего лучше хорошего чтения перед работой. Вашингтон не знает, что делать со Съездом народных депутатов. Стоит ли нам сообщать о его работе в секретной информации? А что у вас с рукой?
Кисть правой руки Мартина была упакована в гипс от кончиков пальцев до запястья.
– Сломана кость где-то здесь, – ответил он и показал на середину ладони.
– Должно быть, произошла интересная история! У вас есть свободная минутка рассказать, что случилось?
– Да самый банальный случай – поскользнулся и шлепнулся в ванне.
Мартин взял телеграммы и, сделав вид, будто просматривает их, сказал вполголоса:
– Ролли, я нашел ее.
– Ее?
– Да, ее.
– Хотите пройти ко мне переговорить?
– Конечно. Почему бы нет?
– Давайте пригласим и его превосходительство. И Бирмана.
– А Бирмана-то зачем?
– Ну, он же резидент.
– Он кретин.
– Как раз это-то качество полностью совместимо с его должностью.
– Но Хатч-то не был кретином.
– Точно, но логики здесь нет. Я приведу все же и Бирмана.
Они забрались в «пузырь», закрыли за собой дверь и включили шумовые устройства.
– Что случилось у вас с кулаком? – спросил посол.
– Он упал в ванне, – объяснил Ролли.
– Я сломал его о чей-то нос.
– Но вы же не кулачный боец, каким были когда-то.
– Да я им и не был никогда.
– Вы намерены рассказать нам о том, как повредили руку? – задал вопрос Бирман.
– Я еще не решился.
– А это как-то связано с «ней»? – поинтересовался Ролли.
– Да. Связано.
– Я с нетерпением жду рассказа, – потребовал Бирман.
– Думаю, что «ее» – это то самое дело? – заинтересовался посол.
– Если вы подразумеваете под словом «ее» женщину, которая была с Хатчинсом, то я отвечу – да.
Бирман перегнулся через стол.
– Женщину, которая была с Хатчинсом? Когда его убивали?
– Да.
– Вы хотите сказать, что разыскали ее, когда ЦРУ вместе с КГБ не смогли это сделать?
– Я нашел ее.
– Кто же она?
– Русская. Художница, актриса. Прекрасная блондинка, как и писалось в докладе.
– Как ее зовут? – спросил посол.
Мартин почувствовал, что ему вовсе не хочется называть ее имя, и воздел глаза к прозрачному пластиковому потолку «пузыря».
– Без толку смотреть вверх, – заметил посол. – КГБ прячет свои микрофоны в более укромных местах. В любом случае более вероятно, что они засунули их в пол или в стены. И если они сумели это сделать, то довольно скоро узнают и ее имя.
– Ее зовут Алина Образ, – сказал Мартин.
– Это ее сценический псевдоним? – спросил Ролли.
– Нет… не думаю. Правда, я не заглядывал в ее паспорт.
Собственно говоря, мысль о псевдониме до настоящего момента как-то не приходила ему на ум. И в самом деле: «образ» по-русски еще значит и «имидж», «сценическое воплощение», «отображение».
– Художница, актриса, агент КГБ, – подытожил Бирман. – Неплохая коллекция. Что заставляет вас считать, что все эти ипостаси объединены в ее лице?
– Она мне так сказала.
Он подумал, что рассказал уже достаточно, чтобы убедить всех. Кроме Бирмана.
– Ищейке КГБ должно быть все известно, даже более того, а мы не знаем и наполовину, где правда, а где ложь, – заметил Бирман.
– И у нее оказалось еще вот это, – добавил Мартин и протянул послу дипломатическую карточку Хатчинса. Посол взглянул на карточку, передал ее Таглиа, а тот – Бирману.
– Кагэбэшную ищейку могли снабдить и этим документом, – проворчал Бирман, но, похоже, не убедил даже самого себя.
– Ну, а что же все-таки связывало Хатча с ней? – задал вопрос посол.
– Помимо очевидного? – уточнил Таглиа.
– Что значит «очевидное»? – захотел еще более уточнить Бирман.
– Бирман, разве вам не говорили в школе ЦРУ насчет крутых парней и наивных «телок»?
– Не думаю, чтобы он занимался «очевидным», – высказал свое мнение Мартин. – Ну, а насчет того, что помимо «очевидного», я просто не знаю.
– Вы сказали, что она не говорила о цели встречи?
– Не совсем так. Я сказал, что она не знала о цели. Мне кажется, что она что-то не так поняла, а Хатчинс и споткнулся на этом. Не очень-то обнадеживает, не так ли?
– Что же такое пытался ему продать Юрий? – спросил Бирман.
– Понятия не имею, – ответил Мартин. – И она тоже. Л вы? Нет ли чего-нибудь такого в досье вашей «фирмы», чем вы не прочь поделиться с нами?
– Нет.
– Нет ничего? Или вы не хотите?
– Вы же знаете, что я не могу рассказывать про операции управления.
– Итак, как нам известно, – подвел итог Таглиа, – у нее есть брат, добывающий «легкие деньги», который предположительно наметил встретиться с ней в кафе, но не пришел и с тех пор нигде не появлялся. Что же, по ее мнению, случилось с ним?
– Она говорит, что ничего не знает. Похоже, что она не слишком хочет распространяться о нем.
Мартин решил не упоминать о Дмитрии до поры до времени, пока его не спросят об этом прямо, но никто не спросил.
– Я ее ничуть не осуждаю, – сказал Ролли. – Меня удивляет другое – как она решилась все же рассказать вам об этом? Если бы я разговаривал с кагэбэшником, я бы поостерегся откровенничать с ним.
– Если бы не были сами из КГБ, – заметил Бирман.
– А вы как считаете? – спросил Ролли Мартина. – Она агент КГБ?
– Сперва я так и считал. Только потому, что она говорила, будто не знает ни одного американца, хотя ее близкий друг-приятель и сказал мне, что она продала одну из своих картин неизвестному ему американцу.
– А потом вы изменили свое мнение? – спросил Бирман.
Хотя Мартин и знал, что Бирман рассмеется, но все равно сказал:
– Да.
И Бирман тут же рассмеялся.
– Ну, а почему же вы изменили свое мнение? – серьезно спросил Ролли.
Мартин пожал плечами:
– Во-первых, потому что она увела меня от этой шайки пьяных.
– Это не довод, – тут же выскочил Бирман, и Мартин понял, что других весомых доказательств у него нет.
– Это когда вам намяли бока? – участливо спросил посол.
– Вам бы следовало поинтересоваться, как они выглядят сегодня, – заметил Таглиа.
– Ну что же, как я уже сказал, об один из их носов я умудрился сломать себе руку.
– Они тоже не агенты КГБ? – поинтересовался Ролли.
– Если бы были ими, то не описались бы, – заметил посол. – Сужу по сломанной косточке у нашего молодца, и никаких тебе синяков-шишек.
– Нет, они не агенты КГБ, – пояснил Мартин. – Они всего лишь простые советские работяги, «выросшие на верность народу» и стремящиеся выместить свою злость на иностранцах. Доказательств, что она не связана с КГБ, у меня нет, но в эту связь не верю.
– Ладно, ребята, что нам делать с ней? – спросил посол.
– Предоставим это дело профессионалам, а они уж знают, как обращаться с ней, – предложил Бирман. – Мартин, я не могу одобрить вашу самодеятельность, но оснований думать, что это нам как-то повредит, нет. Теперь настало время подвести ее к профессионалам.
– Как я догадываюсь, к вам? – спросил Мартин.
– Или к кому-то еще. Это уж как мы сочтем нужным. Я еще не принял решения на этот счет. Надо посоветоваться с Лэнгли.
– А как вы полагаете, что конкретно будет делать этот человек, занимаясь с ней? А, Бирман?
– Выяснять два вопроса. Первый – какой фактической информацией она располагает относительно гибели Хатчинса. Второй – разрабатывать ее в качестве возможного источника дальнейшей информации.
– Да что вы! Какой же информацией она может обладать? Я воспринимаю все это так, что вы не верите ни одному ее слову, сказанному мне, не верите, что она всего лишь согласилась свести Юрия с Хатчинсом. И что вы ожидаете получить при «дальнейшей разработке» от женщины, которая не знает ничего, кроме того, что уже сказала?
– Не будьте наивным, Мартин, – настаивал Бирман. – Мы живем в реальном мире. Может, она и сказала нам правду, всю правду и ничего, кроме правды, а может, и не сказала. Но мы не должны принимать ее слова за чистую монету, хотя бы по одной причине: потребуется немало доказательств, чтобы убедить меня в том, будто Хатчинс в самом деле сказал неизвестному местному лицу женского пола, что он работает в Центральном разведывательном управлении. А насчет того, что мы сможем получить из ее дальнейшей разработки, я пока не знаю. Но кое-какие соображения на этот счет есть. Вот, к примеру, одно: мы возобновим контакты с КГБ и ошарашим их новой добытой нами информацией, а потом посмотрим, как этот детонатор сработает. А вот еще лучший вариант: мы заставим ее пойти в КГБ, но не говорить там, что она уже работает на нас. Тем самым мы попытаемся заглянуть в механизм расследования КГБ этого дела, не подвергая опасности наши собственные источники информации.
Тут уже Мартин не выдержал и заметил:
– Но подвергая опасности ее жизнь. Поскольку она не наш «источник», то, стало быть, на нее это не распространяется.
– Нельзя приготовить яичницу, не разбив ни одного яйца, – парировал Бирман.
– Но мы же говорим не о яйцах, Бирман. Мы говорим о женщине.
Бирман повернулся к послу и посмотрел на него взглядом, говорящим и без всяких слов: «Ну вот, видите?»
– У нас есть профессионалы в этом деле, – сказал он. – Которых всякие там эмоции не волнуют.
– А под «профессионалами» понимаются люди, которые, ничуть не задумываясь, поставят на карту даже жизнь женщины?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Ну, а для чего же тогда?
– Юрия не подсылали. Юрий сам решил так. Я знаю его. Он в этом деле ни на кого не работал, а встречу задумал сам. Он был слишком жаден, чтобы работать еще на кого-то, – ему одному всего было мало. Нет, Юрия не подсылали. Подослали других, чтобы убить Юрия.
– Зачем? С какой целью?
– С целью не дать ему продать то, что он знал.
– Продать?
– Юрий никогда не отдавал даром то, что имело маломальскую ценность. И если он задумал эту встречу, то у него на руках непременно должно было быть что-то ценное.
– А что же он хотел продать?
– Я же сказала, что не знаю. Юрий никогда не говорил мне, что у него имелось и что он думал загнать. Я не понимала «ценности» того, что он делал, и это-то больше всего ему не нравилось. У нас были разные взгляды на «ценности».
– Он, похоже, обаятельный мужчина.
– Был когда-то. Он становился таким, когда у него появлялась возможность заполучить что-то такое, что ему хотелось.
– Чего же ему хотелось?
– Хотелось стать богатым, хотелось уехать из Советского Союза, потому что у нас богатым не станешь – с чего разбогатеть! ЦРУ могло помочь ему и уехать, и разбогатеть, если у него будет что-то такое, в чем оно сильно заинтересовано.
– Ну а есть ли кто-нибудь еще, кто может знать, что именно он собирался продать ЦРУ?
– Я никого не знаю.
– А кто может знать, куда он подевался? Помолчав и подумав, она с неохотой произнесла:
– Может быть, Дмитрий?
– Кто этот Дмитрий?
– Они с Юрой друзья. Друзья всю жизнь. И в армию вместе служить пошли. Но вернулись каждый сам по себе… Дмитрий потерял на войне ноги. Юрий продолжал по-прежнему бывать у него. Дмитрий – единственный, от кого Юрию ничего не было нужно. Или, может, он искал у Дмитрия чего-то совсем другого. Дмитрий любил Юрия.
– Знаете, как разыскать Дмитрия?
– Знаю, но не знаю, захочу ли?
– Почему же нет?
– Дмитрий может и не знать ничего, – ответила она. – Или же убийцы Чарльза могут не догадываться, что Дмитрий в курсе. Я не знаю даже, известно ли им, кто я такая. Но если им станет это известно и если они пронюхают что я разговаривала с Дмитрием, они могут решить убрать его. Я предпочитаю оставаться в стороне и не желаю, чтобы из-за меня страдали другие.
– 33 –
Четверг, 1 июня 1989 года,
7 часов утра,
Посольство Соединенных Штатов
Мартин разыскал Ролли Таглиа в кафетерии, когда тот за утренней чашкой кофе просматривал несекретные телеграммы из Вашингтона. Он пододвинул Мартину пачку телеграмм и сказал:
– Нет ничего лучше хорошего чтения перед работой. Вашингтон не знает, что делать со Съездом народных депутатов. Стоит ли нам сообщать о его работе в секретной информации? А что у вас с рукой?
Кисть правой руки Мартина была упакована в гипс от кончиков пальцев до запястья.
– Сломана кость где-то здесь, – ответил он и показал на середину ладони.
– Должно быть, произошла интересная история! У вас есть свободная минутка рассказать, что случилось?
– Да самый банальный случай – поскользнулся и шлепнулся в ванне.
Мартин взял телеграммы и, сделав вид, будто просматривает их, сказал вполголоса:
– Ролли, я нашел ее.
– Ее?
– Да, ее.
– Хотите пройти ко мне переговорить?
– Конечно. Почему бы нет?
– Давайте пригласим и его превосходительство. И Бирмана.
– А Бирмана-то зачем?
– Ну, он же резидент.
– Он кретин.
– Как раз это-то качество полностью совместимо с его должностью.
– Но Хатч-то не был кретином.
– Точно, но логики здесь нет. Я приведу все же и Бирмана.
Они забрались в «пузырь», закрыли за собой дверь и включили шумовые устройства.
– Что случилось у вас с кулаком? – спросил посол.
– Он упал в ванне, – объяснил Ролли.
– Я сломал его о чей-то нос.
– Но вы же не кулачный боец, каким были когда-то.
– Да я им и не был никогда.
– Вы намерены рассказать нам о том, как повредили руку? – задал вопрос Бирман.
– Я еще не решился.
– А это как-то связано с «ней»? – поинтересовался Ролли.
– Да. Связано.
– Я с нетерпением жду рассказа, – потребовал Бирман.
– Думаю, что «ее» – это то самое дело? – заинтересовался посол.
– Если вы подразумеваете под словом «ее» женщину, которая была с Хатчинсом, то я отвечу – да.
Бирман перегнулся через стол.
– Женщину, которая была с Хатчинсом? Когда его убивали?
– Да.
– Вы хотите сказать, что разыскали ее, когда ЦРУ вместе с КГБ не смогли это сделать?
– Я нашел ее.
– Кто же она?
– Русская. Художница, актриса. Прекрасная блондинка, как и писалось в докладе.
– Как ее зовут? – спросил посол.
Мартин почувствовал, что ему вовсе не хочется называть ее имя, и воздел глаза к прозрачному пластиковому потолку «пузыря».
– Без толку смотреть вверх, – заметил посол. – КГБ прячет свои микрофоны в более укромных местах. В любом случае более вероятно, что они засунули их в пол или в стены. И если они сумели это сделать, то довольно скоро узнают и ее имя.
– Ее зовут Алина Образ, – сказал Мартин.
– Это ее сценический псевдоним? – спросил Ролли.
– Нет… не думаю. Правда, я не заглядывал в ее паспорт.
Собственно говоря, мысль о псевдониме до настоящего момента как-то не приходила ему на ум. И в самом деле: «образ» по-русски еще значит и «имидж», «сценическое воплощение», «отображение».
– Художница, актриса, агент КГБ, – подытожил Бирман. – Неплохая коллекция. Что заставляет вас считать, что все эти ипостаси объединены в ее лице?
– Она мне так сказала.
Он подумал, что рассказал уже достаточно, чтобы убедить всех. Кроме Бирмана.
– Ищейке КГБ должно быть все известно, даже более того, а мы не знаем и наполовину, где правда, а где ложь, – заметил Бирман.
– И у нее оказалось еще вот это, – добавил Мартин и протянул послу дипломатическую карточку Хатчинса. Посол взглянул на карточку, передал ее Таглиа, а тот – Бирману.
– Кагэбэшную ищейку могли снабдить и этим документом, – проворчал Бирман, но, похоже, не убедил даже самого себя.
– Ну, а что же все-таки связывало Хатча с ней? – задал вопрос посол.
– Помимо очевидного? – уточнил Таглиа.
– Что значит «очевидное»? – захотел еще более уточнить Бирман.
– Бирман, разве вам не говорили в школе ЦРУ насчет крутых парней и наивных «телок»?
– Не думаю, чтобы он занимался «очевидным», – высказал свое мнение Мартин. – Ну, а насчет того, что помимо «очевидного», я просто не знаю.
– Вы сказали, что она не говорила о цели встречи?
– Не совсем так. Я сказал, что она не знала о цели. Мне кажется, что она что-то не так поняла, а Хатчинс и споткнулся на этом. Не очень-то обнадеживает, не так ли?
– Что же такое пытался ему продать Юрий? – спросил Бирман.
– Понятия не имею, – ответил Мартин. – И она тоже. Л вы? Нет ли чего-нибудь такого в досье вашей «фирмы», чем вы не прочь поделиться с нами?
– Нет.
– Нет ничего? Или вы не хотите?
– Вы же знаете, что я не могу рассказывать про операции управления.
– Итак, как нам известно, – подвел итог Таглиа, – у нее есть брат, добывающий «легкие деньги», который предположительно наметил встретиться с ней в кафе, но не пришел и с тех пор нигде не появлялся. Что же, по ее мнению, случилось с ним?
– Она говорит, что ничего не знает. Похоже, что она не слишком хочет распространяться о нем.
Мартин решил не упоминать о Дмитрии до поры до времени, пока его не спросят об этом прямо, но никто не спросил.
– Я ее ничуть не осуждаю, – сказал Ролли. – Меня удивляет другое – как она решилась все же рассказать вам об этом? Если бы я разговаривал с кагэбэшником, я бы поостерегся откровенничать с ним.
– Если бы не были сами из КГБ, – заметил Бирман.
– А вы как считаете? – спросил Ролли Мартина. – Она агент КГБ?
– Сперва я так и считал. Только потому, что она говорила, будто не знает ни одного американца, хотя ее близкий друг-приятель и сказал мне, что она продала одну из своих картин неизвестному ему американцу.
– А потом вы изменили свое мнение? – спросил Бирман.
Хотя Мартин и знал, что Бирман рассмеется, но все равно сказал:
– Да.
И Бирман тут же рассмеялся.
– Ну, а почему же вы изменили свое мнение? – серьезно спросил Ролли.
Мартин пожал плечами:
– Во-первых, потому что она увела меня от этой шайки пьяных.
– Это не довод, – тут же выскочил Бирман, и Мартин понял, что других весомых доказательств у него нет.
– Это когда вам намяли бока? – участливо спросил посол.
– Вам бы следовало поинтересоваться, как они выглядят сегодня, – заметил Таглиа.
– Ну что же, как я уже сказал, об один из их носов я умудрился сломать себе руку.
– Они тоже не агенты КГБ? – поинтересовался Ролли.
– Если бы были ими, то не описались бы, – заметил посол. – Сужу по сломанной косточке у нашего молодца, и никаких тебе синяков-шишек.
– Нет, они не агенты КГБ, – пояснил Мартин. – Они всего лишь простые советские работяги, «выросшие на верность народу» и стремящиеся выместить свою злость на иностранцах. Доказательств, что она не связана с КГБ, у меня нет, но в эту связь не верю.
– Ладно, ребята, что нам делать с ней? – спросил посол.
– Предоставим это дело профессионалам, а они уж знают, как обращаться с ней, – предложил Бирман. – Мартин, я не могу одобрить вашу самодеятельность, но оснований думать, что это нам как-то повредит, нет. Теперь настало время подвести ее к профессионалам.
– Как я догадываюсь, к вам? – спросил Мартин.
– Или к кому-то еще. Это уж как мы сочтем нужным. Я еще не принял решения на этот счет. Надо посоветоваться с Лэнгли.
– А как вы полагаете, что конкретно будет делать этот человек, занимаясь с ней? А, Бирман?
– Выяснять два вопроса. Первый – какой фактической информацией она располагает относительно гибели Хатчинса. Второй – разрабатывать ее в качестве возможного источника дальнейшей информации.
– Да что вы! Какой же информацией она может обладать? Я воспринимаю все это так, что вы не верите ни одному ее слову, сказанному мне, не верите, что она всего лишь согласилась свести Юрия с Хатчинсом. И что вы ожидаете получить при «дальнейшей разработке» от женщины, которая не знает ничего, кроме того, что уже сказала?
– Не будьте наивным, Мартин, – настаивал Бирман. – Мы живем в реальном мире. Может, она и сказала нам правду, всю правду и ничего, кроме правды, а может, и не сказала. Но мы не должны принимать ее слова за чистую монету, хотя бы по одной причине: потребуется немало доказательств, чтобы убедить меня в том, будто Хатчинс в самом деле сказал неизвестному местному лицу женского пола, что он работает в Центральном разведывательном управлении. А насчет того, что мы сможем получить из ее дальнейшей разработки, я пока не знаю. Но кое-какие соображения на этот счет есть. Вот, к примеру, одно: мы возобновим контакты с КГБ и ошарашим их новой добытой нами информацией, а потом посмотрим, как этот детонатор сработает. А вот еще лучший вариант: мы заставим ее пойти в КГБ, но не говорить там, что она уже работает на нас. Тем самым мы попытаемся заглянуть в механизм расследования КГБ этого дела, не подвергая опасности наши собственные источники информации.
Тут уже Мартин не выдержал и заметил:
– Но подвергая опасности ее жизнь. Поскольку она не наш «источник», то, стало быть, на нее это не распространяется.
– Нельзя приготовить яичницу, не разбив ни одного яйца, – парировал Бирман.
– Но мы же говорим не о яйцах, Бирман. Мы говорим о женщине.
Бирман повернулся к послу и посмотрел на него взглядом, говорящим и без всяких слов: «Ну вот, видите?»
– У нас есть профессионалы в этом деле, – сказал он. – Которых всякие там эмоции не волнуют.
– А под «профессионалами» понимаются люди, которые, ничуть не задумываясь, поставят на карту даже жизнь женщины?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56