Джейн пришло в голову, что можно спорить с идиотским законом, заставляющим проводить перевыборы каждые два года, но заслуживал уважения любой из тех, кому удавалось удержаться в своем кресле два десятка лет, как это удалось Грецу, несмотря на эту узаконенную нервотрепку.
Его «подружкой» на приеме была негритянка мисс Кэтрин Хирнс – демократ из Бронкса, штат Нью-Йорк, она работала в конгрессе уже третий срок. Это была полная, но энергичная женщина и мать троих детей. Подрабатывая днем уборщицей в отеле «Шератон», получила диплом юриста на вечернем отделении университета. Политические оппоненты знали ее как Кэти. В палате представителей их мнения с Грецом почти всегда расходились: когда Кэти была «за», Грец был «против».
– Весело здесь, правда? – спросил Грец у Джейн.
– Так вы приятели?
– Мы больше, чем приятели, – объяснила Кэти. – Мы смертельные враги.
И она могучей рукой обняла Греца.
– Это и называется большой политикой? – спросила ее Джейн с притворным равнодушием дипломата, делающего карьеру. Наблюдая, как Нед разговаривает с обворожительной Джилиан Лэм и своей женой Лаверн, она заметила, что между этими женщинами есть сходство. Обе были невысокими, как и ее сестра, вертушка Эмили: обе привлекательные блондинки с пышным бюстом. Джейн до сих пор чувствовала себя не в своей тарелке из-за сорвавшегося свидания, а поэтому в этот момент была не склонна идеализировать Неда.
Вдруг до нее дошло, что Грец очень пространно ответил на ее вопрос, а она и не слышала, что он сказал.
– Это поразительно, – только и смогла она сказать.
– Фантастика! – сказала Кэти Хирнс, чем вызвала взрыв хохота у своего приятеля Греца.
– Вы знаете эту шутку, мисс Вейл? Две девушки-негритянки, которые знают друг друга еще со средней школы, встречаются через десять лет после ее окончания. Та, которая одета получше, говорит: «Ой, дорогая Хаби, я очень богата». А вторая отвечает: «Фантастика!» Тогда первая добавляет: "У нас три дома и четыре «кадиллака». А ее подруга опять: «Фантастика!» Богатая девушка спрашивает: «А как ты, дорогая?» – а вторая отвечает: «Я ходила в вечернюю школу». Ну, богатой, понятно, хочется узнать, чему же ее там научили. А подруга ей и говорит: "Они научили меня говорить «фантастика» вместо «дерьмо собачье!»
Кэти закрыла глаза, потом, широко их открыв, твердо взглянула на Джейн.
– Так вот, когда мой старинный приятель Чак говорит вам, мисс Вейл, о демократическом процессе, у меня свой ответ: фантастика.
– Вы хотите сказать, что никакого демократического процесса нет? – спросила Джейн.
– Хочу сказать, что палата представителей точно так же, как и сенат, – клуб. Клуб, где друг другу почесывают спины. Фермерам Чака нужны субсидии. Вы когда-нибудь встречали фермера, который не стоит с протянутой рукой за субсидией? А моим избирателям нужны деньги на соцобеспечение. Они им всегда будут нужны. Не имеет значения, заслуживают ли они этого и может ли федеральное правительство пойти на это. Важно другое: если я помогу ему с его фермерами, он поможет мне с моими людьми. Вот это и есть демократический процесс.
Грец нервно кашлянул.
– Судя по выражению вашего лица, – сказал он Джейн, – вы думаете, что перед вами парочка, которая взяла да и нарушила замечательную систему лишь для того, чтобы остаться на своем месте в конгрессе.
– Да нет, – заверила его Джейн, – мне платят не за то, чтобы я так думала.
Оба члена палаты представителей почему-то разразились хохотом. В это время сам бармен Нунан подал им стаканы с «Джек Дэниелс»и «Севен-Ап». Нунан курсировал по залу, принимая заказы на напитки и удовлетворяя их. Вершиной мастерства Нунана было то, что он знал, кому что подать и сколько. Так, например, он заметил, что Грец выпил уже пять стаканов, а Кэти Хирнс – два. Но если бы кто-нибудь, даже его работодатель, спросил его об этом, он изобразил бы полную неосведомленность.
– Мисс Вейл? – предложил Нунан, держа поднос с бокалами.
– Ничего, спасибо.
Она подождала, пока он удалился на приличное расстояние, и продолжала:
– Слушать вас вредно. Хорошо еще, что вы не из одного штата.
– Да мы друг друга прикончили бы, – ответила Кэти.
Нед Френч извинился перед своими секс-бомбами и подошел к Джейн.
– Полковник Френч, вы встречались с нашими законодателями? – начала она холодно.
– Я видел, как вы развлекаетесь, и подумал вот о чем: не захотите ли вы поговорить с приглашенными сюда тележурналистами и газетчиками?
– Вы очень предусмотрительны, полковник Френч, – ответила миссис Хирнс, – но это пустая трата времени.
– Кэти имеет в виду, – объяснил Грец, – что нас интересуют только американские журналисты.
Нед улыбнулся.
– Немного ваших избирателей живет на этой стороне океана?
Кэти Хирнс ткнула Неда пальцем под ребро.
– Черт, приятно видеть, какой толковый народ работает за границей! Чак, ты когда-нибудь видел более симпатичную парочку, чем эта?
– Жаль, что мы не сможем провести еще несколько дней в городе, – заметил он. – Нам даже не удастся участвовать в приеме по поводу Четвертого июля.
– Кстати, нас не пригласили, – добавила Кэти.
– Да что вы? – удивилась Джейн. – Наверняка миссис Фулмер не знала, что вы будете в городе.
Чак Грец кисло улыбнулся.
– Наш комитет не из влиятельных. Только те, кто связан с конгрессом, знают о нем, но уж никак не посол, для которого внове политическая жизнь.
– Вот если бы сенатский комитет... – сказала миссис Хирнс. Ее лицо стало серьезным. – Просто стыдно, что люди, начавшие заниматься политикой, не усвоили основных правил.
– Правила? – вежливо поинтересовался Нед. – Я знаю только одно правило: «Добейся избрания».
– Это правило первое. Второе правило гласит: «Добейся переизбрания», – объяснила Кэти. – А правило третье: «Позаботься о своих друзьях».
– И о своих врагах, – мягко добавил Грец. – Четвертое правило: "Никогда не забывай ни услуг, ни обид. – На этот раз он одарил слушателей широкой улыбкой.
Джейн почувствовала, что в этом разговоре посвященных было что-то соблазнительное, заставляющее ослабить контроль над собой. Иначе непонятна следующая реплика Неда.
– Мне сказали, что воскресный прием будет весьма политизирован, – сообщил он членам Конгресса. – Ожидают мощную поддержку позиции президента по разным вопросам.
– Да? – резко спросил Грец. – Но мероприятия по поводу Четвертого июля никогда не бывают политическими. Нет, никогда.
– Это пока вы, республиканцы, не начнете ими заниматься, – возразила Кэти Хирнс с довольно злорадной ухмылкой. – А вы двое не обращайте на нас внимания. Мы хуже, чем пара боксеров на тренировке. Чак, пойдем-ка со мной, дорогой.
Она направилась с ним в дальний конец зала.
– Мне надо было бы придержать язык, – тихо сказал Нед.
– Не валяйте дурака, полковник Френч.
– Что это значит?
– Вы любите заводить, – заметила она жестко. – Я видела, как вы заводили Ля Лэм. И сама завелась, так как никогда не думала, что ты можешь делать это сознательно. Но оказывается, у тебя просто талант. А зная твое настоящее отношение к политикам, уверена, что ты использовал этих замечательных людей в своих целях. Не так ли?
– О чем ты так долго разговаривала с Лаверн?
Джейн пожала плечами.
– Может, она сама скажет тебе об этом.
– Ну, и кто на самом деле провокатор?
К полуночи муж профессора Маргарин и мэтр Люссак, французский адвокат, откровенно зевали, несмотря на самые соблазнительные движения девушки, исполнявшей танец живота. Только кинопродюсер, синьор Альдо Сгрои, с интересом наблюдал ее завораживающие телодвижения. Его блестящие глаза выдавали пристрастие к женскому полу. После одиннадцати Берт дважды пытался уговорить Хефте позвонить по телефону. Один из его помощников все время сидел у телефона, ожидая звонка, однако Мамуд и Мерак не звонили и не появлялись.
Хефте притворялся, что ему это безразлично. Но Берт знал, почему он это делает: проявить беспокойство перед спонсорами – все равно, что потерять лицо. Берт не был так сдержан, потому и не слишком старался скрыть от Хефте свое беспокойство.
– Так всегда бывает с неопытными бойцами, – шепнул он Хефте, когда доктор Хаккад отвлекся.
– Товарищ, – улыбнулся Хефте, – ты начинаешь причитать, как старуха. Опытный командир должен уметь ждать.
– Не читай мне нотации.
Берт, чуть не потеряв контроль над собой, заставил себя рассмеяться, хотя это вышло не слишком натурально, он пошутил:
– Ты прав, брат. Ожидание – искусство: чтобы его освоить, нужно долго тренироваться.
Журналист Мак-Налти уснул сразу после того, как они приехали, и спал до сих пор, то есть уже больше часа, в своем кресле, убаюканный гипнотизирующей музыкой и, вероятно, неумеренной дозой ракии.
После ужина Берт стоял на улице и смотрел, как Хефте помогал рассаживать гостей в два лимузина, потом сказал:
– Я приеду позже.
Когда лимузины тронулись, он вернулся в ресторан и вызвал такси. На нем добрался до Сент-Джонс-Вуда. Там сел за руль темно-серого «фиата-фиорино» и на предельной скорости помчался по пустому шоссе. Через полчаса он был в Амершэме. Там, всматриваясь в редких прохожих и стоящих парней, он медленно проехал мимо станции, где проходили поезда подземки линий «Метрополитен» и «Бритиш-Рэйл». Но ни Мерака, ни Мамуда не обнаружил.
Оказавшись в сельской местности, Берт проехал одну-две мили, проскочил темную главную улицу Литтл-Миссендена. Оба паба были закрыты, на окна и двери спущены решетки. Во всех тюдоровских домишках по пути к старинной церкви не было ни огонька. Он выключил фары и заглушил мотор. На нейтральной передаче машина покатилась дальше. Не было слышно ни звука.
Тишина успокаивала. Вдали вдруг раздалось «пр-ру». В это позднее время все машины по отпугиванию ворон молчали. На шоссе в нескольких милях от деревни тяжелый грузовик или автопоезд слегка пофыркивал двигателем.
Берт беспокойно вздохнул.
Низко над землей клубился легкий туман. Он подумал, что неподалеку есть река, названия которой он не знал. Фургон остановился в десяти ярдах от последнего дома, где этим утром Берт оставил двух парней.
Луны на небе не было видно. Но на востоке облака слегка серебрились. На западе сияло светло-розовое зарево ночного Лондона.
Пр-ру... Пп-пру...
Берт ступал очень осторожно, стараясь не задеть гравий в траве. Он бесшумно переходил от окна к окну и пытался заглянуть внутрь. Берт почувствовал, как часто забилось его сердце. Хефте сказал бы, что он ведет себя как старая баба – ведь было ясно, что в коттедже никого нет. Наверняка эти тупицы давным-давно закончили свои дела и преспокойно вернулись в город.
Все вокруг было спокойно.
Берт тихо вставил ключ в замок боковой двери, бесшумно отпер его и шагнул внутрь. Прислушался. Тишина. Сделал еще шаг. В голове мелькнуло: к чему эти предосторожности?
Деревня спала.
Вдруг что-то щелкнуло. Затвор.
Раздался выстрел из автомата с глушителем – характерный кашляющий звук. Пули просвистели где-то близко. Фри. Фри.
Берт перекатился по гравию в сторону, наделав много шуму. Снова пули. Фри. Та-та-та.
Берт вскочил на ноги. Он бежал, петляя. Только бы добежать до «фиата».
Та-та-та.
Впереди в дверце фургона рассыпалось от пули стекло. Он пригнулся ниже к земле, обогнул машину и прыгнул на сиденье.
Раздалась длинная очередь из «инграма». Та-та-та!
В голове Берта пронеслось: да это же один из автоматов, которые он оставил ребятам на испытание. Не раздумывая больше, он завел мотор и с ревом помчался по спящей деревне. Фары включены. Педаль газа нажата до упора. Сердце готово выскочить из груди, во рту сухо.
Фермеры и другие жители деревни, вероятно, заворочались в своих постелях от рева «фиата», но никто не проснулся. Шины фургона завизжали, когда Берт на полной скорости повернул на шоссе и помчался к Лондону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72