— Да.
Гринин смотрел на Вадима, чуть прищурив светлые глаза. И во взгляде его не было страха и настороженности.
— Кому вы передавали фотографии?
— В отдел музеев Министерства культуры, Воловику.
— Слушайте меня, Леонид Витальевич, я не зря спросил именно об этих объектах. Подумайте.
— А что случилось?
— Я обещал вам откровенный разговор, поэтому скрывать ничего не буду. Все эти объекты ограблены.
— Как? — Гринин удивленно привстал.
— А вот так. По-разному. Но работали там, как мы считаем, одни и те же лица.
— Значит, вы считаете… — Голос Гринина стал глухим и ломким.
— Пока я ничего не считаю. Я спрашиваю вас еще раз — было ли что-то, ну не совсем обычное, связанное с этими съемками?
— Подождите, — Гринин зашагал по комнате, — получается, что это вроде наводка?
Вадим молчал.
— Нет, — продолжал фотограф, — так нельзя…
— Можно, Леонид Витальевич, даже нужно. Вы помните, что снимали?
— Конечно. У меня в архиве все негативы.
— Так вот, скажу откровенно, нами найдено много похищенных вещей. Много, но не все. Наиболее ценные пока исчезли. Есть сведения, что кто-то передает их за границу. Поэтому я еще раз прошу вспомнить, кому вы передавали снимки.
— Я уже говорил, что Воловику в Министерство культуры. Но вот еще что. Меня часто просят дать снимки тех или иных предметов старшие искусствоведы.
— Вы посылаете им снимки?
— Слайды. Вы знаете, что это такое?
— Немного, — Вадим усмехнулся, — совсем немного.
— Понимаете, — продолжал Гринин взволнованно, — вы обвиняете меня.
— Пока я вас ни в чем не обвиняю, Леонид Витальевич, — мягко ответил Вадим. — Абсолютно ни в чем. Я просто размышляю вместе с вами о странных совпадениях. Продолжая размышлять, я хотел бы помочь вам припомнить фамилии искусствоведов.
— Пожалуйста. Это очень просто. — Гринин взял с полки большую записную книжку. — Минутку. Записывайте.
Вадим достал блокнот.
— Забродин, — начал перечислять Гринин, — Юнов, Шаевич, Белопольский, Амержаян, Шевчук, Суханов…
Вадиму показалось, что он ослышался.
— Кто? — переспросил он.
— Суханов, — ответил Гринин. — Суханов Валентин Сергеевич. Москва, Ж-72, улица Серафимовича, 2, квартира 246.
Это был адрес Суханова. Ошибки быть не могло.
Значит, все же Суханов. Гонщик Валентин Суханов. Ах как странно устроен человек, как странно. Как много может он. Спасти детей, рискуя жизнью, и украсть. Где же в человеке кончается добро и начинается зло? Или все это перемешано, и происходят неуправляемые процессы? Словно кто-то давит на невидимые кнопки, открывая некие клапаны. Раз нажал — добро, второй раз нажал — зло.
Ах Суханов, Суханов, как же ты подвел, заслуженный мастер спорта.
— Скажите, Гринин, как вы передавали Суханову снимки?
— Я посылал их по почте.
— Один нескромный вопрос, — сказал Вадим и посмотрел на фотографа.
Гринин, видимо, сразу понял, о чем его спросит собеседник. Краснел он как-то странно. Лоб становился пунцовым, а щеки, наоборот, бледнели.
— Да, они мне платят. Но это же не запрещено.
Гринин взял чашку с остывшим кофе, сделал большой глоток.
— Сколько вам платил Суханов?
— По полсотни за слайд.
— Щедро.
— Кстати, так платят в журналах.
— Скажите, Гринин, а фотографии из особняка Суханова вы ему тоже отправляли?
— Да.
— По какому адресу?
— Мне позвонил человек. Сказал, что Суханов в больнице, и просил выслать слайды на Главпочтамт до востребования.
— Фамилию его помните?
— Сейчас найду квитанцию.
Вадим смотрел, как Гринин роется в каких-то папках, и думал о Суханове. Нет, видимо, не был Суханов организатором преступлений, но какую-то роль он, безусловно, в этом деле играл. Пока вырисовывались три позиции: связной, укрытие краденого и с большой натяжкой продажа. С большой натяжкой. За семь тысяч такие вещи не продают. Другая им цена. Совсем другая.
— Вот, пожалуйста, — Гринин положил на стол квитанцию.
Вадим взял ее. Шариковой скорописью была написана фамилия Али… дальше неразборчиво.
— Вы не помните фамилию, здесь неразборчиво очень? — спросил Вадим.
— Сейчас, — Гринин опять вернулся к столу. — Вот, — обернулся он к Вадиму, — Алимов.
Вадим взял в руки квитанцию, повертел ее и подумал о том, взял ли с собой оружие Фомин.
Фомин и инспектор из отделения ждали Алимова. Они сидели, подстелив газету, на ступеньках, чуть выше квартиры, и курили. Время тянулось медленно. Они переговорили обо всем и теперь сидели матча. Даже курить не хотелось, во рту чувствовалась никотиновая горечь. Фомин сидел, прислонясь плечом к стене. За много лет он привык ждать. Если вспомнить все засады, в которых ему приходилось ждать, то проведенное в них время можно было исчислять месяцами.
— Ты знаешь что, — сказал он инспектору, — ты, Даньшев, сходи в отделение, позвони в МУР и скажи, что я здесь припухаю, да сигарет купи и воды бутылочки две. А то во рту с перекура горько.
— Может, плавленных сырков взять и хлеба?
— И то дело, возьми, — Фомин полез в карман, вытащил кошелек, вынул аккуратно сложенные рубли, расправил их и дал Даньшеву два.
— Сигареты какие, Павел Степанович, «Дымок»?
— «Дымок».
— Я мигом.
Инспектор ушел, и Фомин остался один. Он ждал.
Адрес Алимова Вадим узнал у дежурного. Машину их группы взял Калугин, и Орлов не стал ждать, пока дежурный пришлет разгонную. Он стоял на углу Рылеева, пытаясь поймать такси, ощущая, что именно сегодня должно произойти нечто непоправимое. Дважды в жизни у него появлялось такое же предчувствие, и дважды оно не обманывало его. Вадим никогда никому не рассказывал об этом, боясь насмешек и розыгрышей. Но тем не менее именно это предчувствие беды заставило его покинуть уютную мастерскую Гринина и метаться по улицам в поисках такси.
Почему-то, когда машина не нужна, такси с зазывно-зеленым огоньком словно специально ищут тебя. Но если ты торопишься… Одна за другой проносились мимо него машины. А время летело стремительно, и предчувствие беды стало острым и физически ощутимым. Вадим зажал в руке удостоверение, решаясь на крайнюю меру. — остановить любую машину и воспользоваться своими правами сотрудника милиции. Он и не заметил, как рядом остановились серенькие «Жигули»-фургон.
— Вадим Николаевич, — окликнул его женский голос.
Вадим обернулся, из окна машины высунулась женщина. Она открыла дверцу, приглашая Орлова садиться.
«Как же ее зовут? — мучительно пытался вспомнить Вадим. — Как же? Она говорила о ГАИ». — И в памяти всплыл голос Гринина: «Марина у нас автомобилист…»
Марина. Точно, Марина.
Вадим подошел к машине.
— Мы из окна увидели, как вы мечетесь с поднятой рукой, — улыбнулась Марина.
У нее была прекрасная улыбка. И зубы были красивые. Ровные и белоснежные.
— Вас подвезти?
— Понимаете, — начал Вадим. Он никак не мог решиться. — Понимаете…
— Пока нет, — Марина опять улыбнулась.
— Мне очень нужна машина по служебному делу.
— Так садитесь.
— Разрешите мне сесть за руль.
— Прошу, — Марина подвинулась, освобождая водительское место.
Вадим влез в машину. Нажал рычаг и отодвинул сиденье до упора назад. Теперь нормально.
— Держитесь, — сказал он и резко с места, вдавив педаль газа, переключая скорость, выскочил на Кропоткинскую.
Марина сидела молча, глядя на его сосредоточенное лицо.
Вадим гнал «Жигули» по осевой, красиво обходя идущие впереди машины. Запоздало раздалась трель милицейского свистка. Но впереди вспыхнул услужливый глаз светофора, и «Жигули», сокращая разворот, рванулись из левого ряда к разметке. Наперерез машине бежал инспектор ГАИ с опущенным жезлом. Вадим затормозил рядом с ним, распахнул дверцу.
— Товарищ водитель… — начал инспектор.
— Погоди, капитан.
Инспектор был немолод, он многое повидал на своем веку.
— Капитан, — Вадим достал удостоверение, — скажи своим, чтобы дали мне проезд по бульварам до поворота в Телеграфный переулок. Позвони дежурному по городу, скажи, что я просил послать ПМГ в Армянский переулок и чтобы лейтенант Стрельцов ждал меня с оружием на Петровке рядом с постом ГАИ.
Инспектор служил тридцатый год. Он видел много за это время. Он знал, чем занимается отдел, номер которого прочел в удостоверении. Он бросил руку к козырьку.
— Есть, товарищ подполковник, удачи.
— К черту.
Вадим выжал сцепление, воткнул скорость, краем глаза увидав второго инспектора, перекрывавшего поток машин с Волхонки. На углу улицы Фрунзе и бульвара горел зеленый свет светофора. Два инспектора с опущенными жезлами надежно перекрыли трассу. У Никитских ворот было то же самое. Еще с бульвара Вадим увидел, как пересекает площадь по периметру офицер милиции. И он подумал о том, что все они, какие бы погоны ни носили, принадлежат к одному великому братству людей, главная задача которых защищать своих сограждан. И пусть не всегда все получается гладко, пусть. В их службе бывает всякое, но вот случилась беда, и все они работают только для одного, чтобы предотвратить ее последствия. Видимо, и есть смысл их службы в том, чтобы разделять горе с теми, кому приходишь на помощь.
Петровский бульвар был пуст. Только троллейбус неспешно шел по правой стороне. На Петровке, на проезжей части стоял Стрельцов. Вадим резко затормозил.
В пачке оставалась последняя сигарета, и Фомин, аккуратно разломив ее, вторую половинку положил обратно. Он вставил сигарету в мундштук, чиркнул спичкой. Сколько же он ждал Алимова? Он отогнул рукав, посмотрел из старенькую «Победу». Загулял Алимов, ох загулял. Фомин поудобнее устроился на ступеньке, даже ноги вытянул и услышал шаги. Сначала он подумал, что это Даньшев. Но человек снизу шел тяжело, шаркая ногами по ступенькам. Фомин встал и глянул через перила. Увидел черные волосы и желтую кожу куртки, обтянувшую плечи.
Он. Алимов. И Фомин пожалел, что не взял пистолет. Человек поднялся, остановился у дверей квартиры, начал искать ключ.
— Алимов? — Фомин неслышно возник за его спиной.
— Ну, — ответил тот, не оборачиваясь.
— Я из милиции, пройдемте со мной.
— Зачем? — насмешливо спросил Алимов и обернулся. Они были одного роста, примерно одного сложения. Алимов оценивающе оглядел стоящего перед ним человека.
— Зачем? — переспросил он.
— В отделении поговорим.
— Пошли.
Алимов резко шагнул к лестнице. Фомин взял его за руку, выше локтя. Он почувствовал, как налились, напружинились мышцы. Хватка у мильтона была железная, это Алимов понял сразу. Рука затекла, и он, дернувшись, прохрипел:
— Пусти. Сам пойду.
— Так-то и лучше, а то мне с тобой в догонялки играть некогда.
Они спустились к выходу. До дверей оставалось несколько шагов, и тут Алимов, развернувшись, ударил Фомина. Фомин, перехватив его руку, заломил ее, услышав как застонал задержанный. Фомин отшвырнул его и, оборачиваясь, увидел невысокого светлого парня в зеленой кожаной куртке и темных вельветовых штанах, он хотел шагнуть к нему, но что-то горячее ударило в бок, и он повалился к стене, шепча:
— Погоди… Не уйдешь…
Перед глазами завертелись огненные колеса, ноги стали ватными. Он услышал, как хлопнула дверь, и пополз к ней, шепча одно слово:
— Не уй… дешь…
Переулок был пустой. Когда машина поворачивала, Вадим в зеркале заднего обзора увидел ПМГ, идущую следом за ним.
— В эту арку, Вадим Николаевич, — крикнул Стрельцов. Вадим резко повернул и, сбавив скорость, въехал в пустой двор.
Они выскочили из машины, осматриваясь, ища глазами нужный подъезд. Внезапно дверь напротив распахнулась, и на крыльцо выполз Фомин.
— Фомин! — крикнул Вадим и бросился к нему.
Из-за угла дома из глубины двора на бешеной скорости выскочили красные «Жигули». Вадим различил двоих, мельком увидел кусок зеленого кожаного рукава.
— Стой! — крикнул он и выдернул из кармана пистолет.
Машина на скорости словно ввинтилась в арку ворот.
— Стрельцов, помоги Фомину!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39