Вадим выскочил на улицу.
«Жигули» уходили в сторону Маросейки. Внезапно из-за угла выехала сине-желтая машина патрульной группы и заперла выезд из переулка. Все дальнейшее происходило как в кино. Как в фильмах об автогонках.
Позже, чуть позже Вадим поймет, почему у него возникли эти ассоциации.
Позже.
Но сейчас он видел, как «Жигули», не сбавляя скорости, развернулись в пенале переулка, влетев на тротуар и ударившись правым задним крылом о стену дома, рванулись в обратную сторону. Но переулок был уже не пустым, как пять минут назад. В другом его конце остановился «рафик», и какие-то люди тащили к противоположному тротуару узлы и чемоданы.
Все это Вадим наблюдал краем глаза, отчетливо оценивая обстановку.
«Жигули» с преступниками проскочат именно мимо людей. Но мимо ли?
До машины было метров семьдесят, и он, выскочив ей наперерез, дважды выстрелил в передние колеса. Выстрелил и отпрыгнул, чудом не задетый передним крылом.
Марина, выбежавшая из арки ворот, увидела «Жигули», странно, боком летящие по улице, увидела Вадима, катящегося по мостовой.
«Жигули» развернуло, и, потеряв управление, машина вбилась радиатором в сделанный эркером подъезд дома напротив. Раздался грохот, звон стекла. Орлов поднялся, чувствуя, как нестерпимой болью отдает каждое движение, и тяжело побежал к подъезду. Но его уже обогнала ПМГ, и два сержанта, на ходу выхватывая пистолеты, лезли сквозь разбитые двери. Переулок сразу наполнился шумом, кричали что-то напуганные жильцы домов, высунувшись по пояс из окон. Наиболее скорые на ногу, как всегда, это были пенсионеры, бежали к месту аварии, забыв о давлении и подагре.
— Что? — спросил Вадим сержанта.
— По-моему, оба насмерть.
В переулок, нещадно ревя сиреной, влетела «скорая помощь», вызванная Стрельцовым.
— Давайте дежурную группу, — приказал Вадим и сел прямо на тротуар, прислонившись спиной к прохладному кирпичу стены.
— Товарищ начальник, — склонился над ним сержант, — у вас все лицо в крови.
— Потом. Обеспечьте сохранность места происшествия.
Вадим закрыл глаза, ощущая спиной только приятный холод стены, который, казалось, снимал боль.
— Вадим, Вадим, — услышал он женский голос. Кто-то бинтовал ему голову.
— Потом, потом, — повторял он.
И вдруг он услышал голос Кафтанова:
— Спрячь оружие, Вадя.
Он открыл глаза, увидел начальника Управления и встал. Сработал многолетний инстинкт.
— Доктор, — приказал Кафтанов, — подполковника в машину.
— Все нормально. Ушибся чуток. Как Фомин?
— Подрезали его сволочи эти, — с ненавистью выдавил Кафтанов. — Врач говорит, что надежда есть. Ты успел вовремя. Ты-то как?
— Ничего страшного.
— Пошли к Алимову, там уже Малюков и понятые.
Они поднялись по лестнице и вошли в открытую дверь квартиры. Вадим услышал ленивый баритон Малюкова:
— Значит, Стрельцов, пиши. Я, старший следователь по особо важным делам Мосгорпрокуратуры, советник юстиции первого класса Малюков, 20 августа 1983 года в 19 часов 30 минут произвел обыск в квартире гражданина Алимова Б.В. по адресу: Армянский переулок, дом 6, квартира 17 в присутствии понятых гражданина Фолизина Г.М. и Егорова В.К., проживающих по тому же адресу в квартирах 16 и 15.
Обыск произведен на основании постановления Мосгорпрокуратуры за номером 436. Записал, Стрельцов?
— Так точно.
— Я на кухню пойду, напьюсь, — сказал Вадим.
Он вышел на кухню и сел, вспомнив, что не имеет права трогать ни кран, ни чашки.
А из комнаты деловито звучал голос Малюкова.
— Обыск начат в 19.35, при электрическом освещении…
— Выпейте воды, я из магазина принес, — Саша Крылов протянул Вадиму бутылку «Боржоми».
И Вадим пил этот необыкновенно вкусный напиток. Пил жадно, чувствуя, как силы постепенно возвращаются к нему. Потом на кухню вошли Кафтанов и Малюков.
— Хорош? — спросил Кафтанов.
— Герой. Прямо полицейский комиссар в исполнении Лино Вентуры.
— Олег, — Вадим оглядел форменную красоту Малюкова, — твоя ирония больно ранит мое героическое прошлое. Нашли чего-нибудь?
— Чепуху, — весело ответил Кафтанов. Пустяки всякие. Камин французской работы, кресты, иконы, несколько картин, пистолет ТТ и одиннадцать тысяч денег.
— Какой камин? — вскочил Вадим. — Мой?
— Твой, — спокойно сказал Малюков, — только его сначала на Петровку отвезут, а потом к тебе домой. Ты иди в комнату, мы будем кухню осматривать. Смотрите, Андрей Петрович, — обратился он к Кафтанову, — до чего у вас волевой подполковник Орлов.
— Воля, милый мой Олежек, — это прежде всего инструмент насилия над самим собой.
Вадим встал и вышел из кухни.
Камин стоял посередине комнаты. Желтый свет лампы под матерчатым абажуром, таким модным в предвоенные годы, абажуром, считающимся когда-то символом незыблемости семейного очага, скупо освещал фарфоровых дам в кринолинах и грациозных кавалеров в кургузых камзолах.
— Красиво, Вадим Николаевич, — сказал за спиной Крылов.
— Красиво.
— На такую красоту эта сволочь руку поднимает.
Вадим не ответил, продолжая смотреть на камин. Вернее, на облицовку камина, то, что должно было закрыть камень. Когда веселое, жаркое пламя начинало плясать на смолисто пахнущих дровах, отблески его падали на эти фигурки, и они оживали в огромном темном зале сухотинского особняка. Сколько видели эти дамы и кавалеры. Перед их фарфоровыми глазами прошли прекрасные женщины тех лет, великие литераторы, гении русской музыки, высокие сановники почти полутора эпох. Все они ушли, память о многих даже не сохранилась, а фигурки живут по сей день и радуют людей. Кто же это сказал, что жизнь человеческая миг, а искусство вечно?
Надо позвонить сестре и спросить. Господи, о чем он только думает. Видимо, все-таки здорово долбанулся головой.
— Итак, искусство вечно, — вслух сказал Вадим.
— Какое точное замечание, — иронически отметил вошедший в комнату Малюков. — Андрей Петрович, Орлов после своего героического падения начал говорить необычайно афористично.
— Давайте простим ему это отклонение, — сказал Кафтанов, — он отоспится и вновь станет излагать мысли в свойственной ему манере. Не забывайте, что в его нравственном становлении сыграла некую роль его сестра, хозяйка интеллектуального салона.
Малюков внимательно посмотрел на Кафтанова. Лицо генерала оставалось служебно-непроницаемым.
— Итак, — продолжал Малюков, — обыск закончен в двадцать два тридцать пять. Кое-чего по мелочи нашли, пора и по домам.
— Распорядись, Вадим Николаевич, — сказал Кафтанов, — пусть изъятое доставят в департамент и насчет засады. Вас довезти, товарищ советник? Несмотря на ваш высокий чин, машины вам, как и прежде, не предоставляют.
— Увы, — Малюков развел руками.
— До завтра, Вадим, — Кафтанов протянул руку Орлову, — ты, как всегда, молодец. Только прошу тебя, не забывай, что тебе не тридцать, а…
Вадим усмехнулся.
Он раздал все необходимые приказания. Четко оговорил задание остающимся в засаде офицерам и спустился во двор.
У подъезда стояли серые «Жигули» — фургон. Марина, прислонясь спиной к дверце, курила.
— Марина, вы…
— Я подумала, что вдруг понадоблюсь вам.
— Мне так неловко, я втравил вас в эту историю.
— Вам больно? — Она провела ладонью по щеке Вадима.
И он внезапно прижался к этой ладони, мягкой, пахнущей бензином, табаком и неуловимой прелестью горьковатых духов.
— Давайте я отвезу вас, — сказала она.
— У меня машина…
— Лучше я. Только за руль я вас не пущу.
— Спасибо.
В салоне машины пахло теми же горьковатыми духами. Вадим откинулся на сиденье и ему внезапно захотелось курить. И он вспомнил, что не курил весь вечер.
Они въехали в Столешников, полутемный и поэтому особенно красивый.
— Это мой дом, — сказал Вадим. — пойдемте попьем кофе.
— К Вам? — удивленно спросила Марина.
— Конечно, ко мне.
— А как воспримет ваша жена столь поздний визит незнакомой дамы:
— А у меня нет жены. У меня есть сосед Валера Смагин, дивный парень, киносценарист.
Марина повернулась к Вадиму и посмотрела на него долго и внимательно. Потом открыла дверь и сказала:
— Что ж, пойдем знакомиться с соседом киносценаристом.
Поднимаясь по лестнице, Вадим мучительно пытался вспомнить, все ли в его комнате в порядке, но было поздно, они уже подошли к двери.
— Прошу, — он посторонился, пропуская Марину.
Валерка был занят любимым делом, он сидел в кресле под телефоном, висящим на стене, поставив на маленьком столике пепельницу из снарядной гильзы. Рядом лежала пачка сигарет и зажигалка.
— Да, дорогая, конечно, он был не прав… — басил Валера в трубку.
Увидев Марину, он ошалело замолчал, потом проговорил скороговоркой:
— Ниночка, приехал мой режиссер из Ташкента, я позвоню позже.
Он бросил трубку на рычаг и вскочил.
— Орлов, что у тебя с головой и где ты взял это чудо?
— На улице, — ответила Марина, — все произошло на улице.
— Минутку, — Смагин скрылся за дверью своей комнаты.
— Входите, Марина, — Орлов пропустил ее вперед и зажег свет. Слава Богу, в комнате все было в порядке.
Валера появился через минуту. Он был в новых пронзительно-синих джинсах, роскошных черных мокасинах и в рубашке, напоминающей форму латиноамериканских генералов. Она была затейливо украшена нашивками, погонами, карманами и эмблемами.
— Ты словно в Дом кино собрался, — уязвил его Вадим.
— Ты грубый человек, я пришел произвести впечатление на даму. Меня зовут Валерий Смагин, я разведен.
— Вы считаете это достоинством? — спросила Марина.
— Нынче спрос на одиноких мужчин. Разве я не прав?
— Правы.
— Валера, у нас есть чего закусить?
— Конечно. Ты утром дал мне десятку, и я как проворный фуражир кое-чего достал. У меня даже есть коньяк.
— Я, к сожалению, за рулем — развела руками Марина.
— Святое. Зато я организую замечательный кофе.
— Ты развлеки Марину, а я пойду приведу себя в порядок.
— Меня не надо развлекать, Вадим, я лучше помогу Валере.
— Марина, помогите мне снять повязку.
— Зачем?
— У нас есть пластырь, и ссадину на лбу лучше заклеить им.
— У нас есть все, — усмехнулся Валера, — все, что надо для оказания первой медицинской помощи. Вадим был чемпионам по прикладным видам спорта.
— А такое часто бывает? — прищурилась Марина.
— Бывает. Один раз его собирали по кускам.
— Пойдемте в ванную, Вадим, — Марина повернулась к Орлову.
— Сейчас, я только возьму во что переодеться.
— Да, — со знанием дела констатировал Смагин, — костюм можно выкинуть, а жаль.
— Жаль, — усмехнулся Вадим, — я за ним аж в какое-то Орехово-Кокосово ездил и еще в очереди промаялся полдня.
— А разве офицеры милиции не пользуются преимущественным правом захода через задние двери? — усмехнулась Марина.
— Возможно, и есть такие, — жестко ответил Вадим, — но их надо гнать из милиции и судить.
Марина внимательно посмотрела на него.
— Пойдемте, — сказала она.
Ванная комната удивила ее ухоженностью и чистотой.
— Садитесь, — сказала она, — на край ванны.
Она намочила повязку, умело разбинтовала, протерла рану перекисью. Крови почти не было, но шрам наверняка останется.
— У вас останется шрам, но ничего, это украшает мужчину, — пошутила она.
— А вам нравятся мужчины со шрамами? — Вадим следил за ее пальцами, ловко режущими пластырь.
— Я врач, мой милый сыщик. Врач. Я предпочитаю, чтобы их не было. Я три года работала в Афганистане, там я насмотрелась на шрамы. Вадим совершенно иными глазами посмотрел на эту тонкую и красивую женщину. Вот откуда у нее почти мужское спокойствие и решительность. Странная штука жизнь. Ведь случайная пуля душмана могла попасть именно в нее, и тогда не было бы этого вечера, наполненного предчувствием счастья.
Они ели тосты с сыром и колбасой и пили кофе. Никогда еще Вадиму кофе не казался таким вкусным. Они с Валерой налили по рюмке коньяку, и ему стало тепло и хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39