– Не делайте скандал, господа, – тихо, но твердо сказал Литвин, – не пугайте господ актеров и вины своей не усугубляйте сопротивлением чинам полиции.
Они прошли в вестибюль, оделись, даже на чай швейцару оставили и вышли к пролетке.
Нет, не два веселых, гулявых господина сидели перед Бахтиным. Трусили, сильно трусили и Василий Карпович, и Николай Ильич.
– Согласно паспортам, ваши фамилии Снесарев и Коломин? – лениво спросил Бахтин.
– Да, – начал Василий Карпович, по паспорту Снесарев, мещанин из города Санкт-Петербурга, – но мы не понимаем…
– Отлично, господа мазурики, сейчас поймете. Орест, пригласите сторожа.
– Здравию желаю, – нейтрально, ни к кому не обращаясь, кашлянул старик. – Скажите, любезный, вам знакомы эти господа? – Так точно, они мне четвертную пожаловали. – За что?
– Чтобы я им дверь комнаты открыл, где аппарат стоит. – Свободны. Старик ушел.
– Это ничего не значит, господин полицейский, – усмехнулся Николай Ильич, – мало ли кому мы телефонировали. – Он, безусловно, был покрепче, поупорнее своего приятеля.
– Господин Коломин, вы думаете, что попали в участок. Ошибаетесь, здесь сыскная полиция. Неужели вы думаете, что мы не уточнили время звонка из квартиры ювелира Немировского…
– Постойте, – Василий Карпович вскочил, – это какого Немировского, это того, о ком в «Биржевых ведомостях»…
– И не только в них. Того не зная сами, вы стали соучастниками ограбления и тройного убийства.
– Можете мне поверить, господин Бахтин, – твердо сказал Коломин, – человек, попросивший нас это сделать, сказал, что это розыгрыш.
– Охотно верю, господа, но кто этот человек, и почему вы согласились участвовать в столь неприглядном деле.
– Да уж говори все, как было, Коля, – уныло сказал Снесарев. – Мы игроки, – сказал Коломин.
– Понимаю, но почему вы не в армии. Кажется, идет война.
– Имею освобождение по здоровью, можете проверить. – Где вы служите? – Мы владельцы биржевой конторы. – Ясно. Что же дальше? – Несколько дней назад мы сильно проигрались. – Кому? – Зоммеру Анатолию. – Это тот, что управляющим у Рубина служит? – Да. – Значит, он и попросил вас? – Сказал: сделаете, спишу долг. – А проигрыш велик, если не секрет? – Полторы тысячи. Бахтин присвистнул.
– Солидно. Теперь давайте для порядка все это запишем. И, как ни прискорбно, господа, вам придется поскучать у нас пару деньков.
Ну вот, господин Рубин, деятель наш общественный, украшение Союза городов, вышли мы все-таки на тебя. Сначала Терлецкий, потом швейцар твой Кувалда, а теперь и красавчик Зоммер.
Если бы удалось потянуть нитку и соединить все последние дела по бриллиантам, да тебе Лимона предъявить. Надо попробовать.
А в это время другой Бахтин, уставший скептик, иронически ответил ему: «Давай пробуй, вылетишь в уездную полицию и будешь дожидаться пенсии где-нибудь в Урюпинске или Клину».
Но он не хотел слушать себя другого, который уже стал раздражать его своей усталостью, скептицизмом, неверием. Поэтому поднял телефонную трубку и назвал номер Немировского.
– У аппарата, – услышал он испуганный голос ювелира. – Это Бахтин, Борис Сергеевич.
– Где вы, голубчик Александр Петрович, мне без вас неспокойно очень.
– Скоро появлюсь, а пока не попросите ли вы к аппарату генерала? – Конечно, конечно.
– Ну, что тебе, Бахтин? – через минуту раздался в трубке сочный баритон Филиппова.
– Такое дело, Владимир Гаврилович, мы людей из «Стрелки» привезли, они на Зоммера показывают. – Интересно. А что тебе твой друг поведал? – Придут завтра в гости, завтра утром.
– Вот что, Саша, я здесь сам управлюсь. Как гостей встретим, я тебе телефонирую, ты сразу к красавцу поезжай, а то, не дай Бог, спугнем. – Я понял вас.
– Вот и хорошо, а пока за домом Рубина посмотрим.
Усов и Рубин обедали в «Эрмитаже». В знаменитом Лотошном кабинете, прислуживали два официанта, отец и сын, одетые на старомосковский манер: белоснежные рубашки и такие же штаны, подпоясанные кушаком.
– А все-таки Москва не Питер. Лучше здесь, уютнее, спокойней. А как кормят, – Рубин мелкими глотками выпил рюмку наливки. – Разве можно «Эрмитаж», «Славянский базар», «Тестова» сравнить со всякими там «Сиу» да «Медведем»?
– Не скажи, Гриша, – Усов орлино окинул стол, выбирая закуску, – здесь, конечно, и сытно, и вкусно, но там веселее.
– Хочешь веселья, поезжай в «Яр» или «Метрополь». – Рубин встал, подошел к зеркалу в дорогой раме, на амальгаме виднелись написанные алмазом автографы великих людей, гулявших в Лотошном.
– Вот станешь, Гриша, большим общественным деятелем, – усмехнулся Усов, – и распишешься на зеркале рядом с Родзянко и Шаляпиным. – А ты думаешь, Петя, не стану? – Думаю, нет. – Почему? – Да потому, что ты опять за старое взялся.
– Не взялся, Петя, а не бросал. Хорошие камни – мировая валюта. Доллар упадет, франк лопнет, а бриллиант и изумруд вечны. Ты, Петя, человек ученый, социализмом по молодости баловавшийся, неужели ты не видишь, что все к концу идет. Фронт трещит, мы на поставках гнилья миллионы наживаем. Только кому эти миллионы нужны? – В дело вкладывай.
– В дело! Недвижимость, ценные бумаги. Умные вы все больно! Когда все лопнет – бумаги в сортир, дело станет, а недвижимость сожгут. – Так уж и сожгут.
– Поверь. Мне ребята мои рассказывают, о чем солдатня да мастеровые говорят. Они пока затаились, ждут. Война же, сколько оружия на руках. – Гриша, тебе не подходит роль оракула.
– Правильно, говорильня – это ваша работа, только я не из купцов и университетских дипломов не получал. Я сам с самого дна… – Ты хочешь сказать, что ты народный герой.
– Да куда нам-то в герои. Просто вырос я среди нищеты, а образование на улицах получил.
– Вот и губит тебя твое образование. Почему ты деньги в «Лионский кредит» не кладешь?
– Да кладу, кладу и с потерей в Стокгольмский банк перевожу. – А камни свои? – И камни.
– Гриша, неужели при своих барышах ты эти вещи купить не можешь? – Не все, что мне нужно, продают. Поэтому беру. – Я боюсь, Гриша.
– Чего? Ты мой поверенный, занимаешься делом вполне легальным, кинофабрика, дома, дела в Союзе городов, так что сиди, Петя, и будь спокоен. Меня в этой стране никто не тронет.
– Слушай, Гриша, – Усов вскочил, взволнованно зашагал по ковру кабинета, – ты правда думаешь, что потрясения будут?
– Я, Петя, из Стокгольма ехал, так в Гельсингфорсе в соседнее купе сел некий господин. Между прочим, генерал. Умница, доложу тебе, необычайная.
– Умный генерал – это все равно что тифлисец трезвенник.
– А ты не смейся, генерал этот был некогда начальником охраны самого царя… – Спиридович? – Он самый. – Толковый мужик.
– Так он мне всю ночь рассказывал о господине Ульянове и его жизненном направлении и книжонку свою дал почитать о большевистской опасности…
– Его за эту книжонку, – усмехнулся Усов, – в ялтинские градоначальники перевели. – Значит, прав он был, – топнул ногой Рубин.
– Ну, какое тебе, Гриша, дело до этой книжки, до генерала Спиридовича и народного бунта? – Петя, я пятый год в Одессе хорошо помню.
– Конечно, – Усов положил себе в тарелку лососину, налил рюмку, – режим нынешний гнилой, он рухнет скоро и будет у нас конституционная монархия либо демократическая республика. А в том и другом случае собственность свята.
– Посмотрим, – Рубин сел к столу, – я больше на камни надеюсь, которые в Стокгольмском банке в сейфе лежат.
– Гриша, – тихо спросил Усов, – с Немировским твоя работа? – А какая тебе разница, Петя? – Большая, Гриша. Страшно мне.
– Опять ты об этом. Что случись, до тебя не доберутся. – Но имя! Имя, Гриша!
– С твоими деньгами с любым именем прожить можно.
Усов достал золотой, весь усыпанный мелкими алмазами портсигар, вынул папиросу, закурил.
– Гриша, а ты не боишься, что с тобой солидные люди перестанут дело иметь.
– А кого ты, Петя, солидными людьми называешь? Митьку Рубинштейна или Мануса? Да они такие же, как я. – По жадности, возможно, но по размаху…
– Да положил я на их размах, – перебил его Рубин. – Ты что думаешь, я здесь всю жизнь сидеть буду? Нет, брат. Кончится война, и мы с тобой в Америку… – Почему в Америку, а не в Париж?
– В Париже твоем размах не тот. Америка, там не спрашивают, откуда у тебя деньги. Нажил – значит прав. Да что мы все о грустном да о грустном, смотри, стол какой. Давай пообедаем в охотку. Ночью Бахтин пришел в Казанскую часть.
Помощник дежурного околоточный Мордвинов, спросонья вскочив, опрокинул на пол здоровенную медную чернильницу.
– Ты что это, братец, – засмеялся Бахтин, – во сне нечистого увидел? – Вроде того, господин надворный советник.
– Значит, съел ты, Мордвинов, что-то нехорошее.
– Да нет, господин надворный советник, – серьезно ответил околоточный, – я дома ужинаю. Война эта проклятая, везде гнильем торгуют.
– Тяжело, братец, но мирись с тяготами тыловой службы. – Вы все смеетесь. – Какой тут смех. В какой камере Снесарев? – Этот тип, что за вами числится? – Именно. – В шестой. – Я к нему пройду. – Сейчас городового позову.
Заспанный городовой, гремя ключами, открыл замок шестой камеры. В лицо ударил смрадный дух параши, пота, кислятины.
– Может, наверх его поднять, ваше благородие, – деликатно осведомился городовой.
– Не надо. – Бахтин шагнул в камеру.
Снесарев сидел на нарах. Это был уже не тот щеголеватый господин, любивший застолье и бильярд. За день на помятом лице появилась черная тень намечающейся щетины, куда-то исчез безукоризненный английский пробор, платье измято, рубашка несвежа. – Я вас не разбудил? – осведомился Бахтин. – Какой тут сон, господин Бахтин. – Тогда перейдем к делу. – А который час? – Два ночи. – Какое же у вас ко мне дело?
– Как говорят наши чиновники – казенная надобность. Пока вы привыкаете к вашей будущей судьбе, я и мои люди собрали о вас справки. Неутешительно, доложу вам, неутешительно. – На что вы намекаете?
– Да какие здесь намеки, сударь мой. Извольте по порядку. Освобождение ваше от службы воинской липа, контора биржевая тоже, у вас даже счета в банке нет, в клубе вас знают как нечистых игроков, а пристав вашей части нашептал мне кое-что о туфтовых векселях, которые вы учли. Вот видите, сколько мы интересного узнали о ваших делах всего за несколько часов. А за неделю, другую мы полностью составим ваше жизнеописание фармазона и мазурика. – Что вы хотите, господин Бахтин?
– Правды, неужели вы думаете, что я поверил в вашу сказку о проигрыше? Чем вы связаны с Зоммером?
– Он сделал нам освобождение от армии, ну и взял на крючок. – Что вы для него делали? – Мелочь, сбывали кое-какие вещи. – Какие?
– Иногда золотые изделия, иногда кокаин. Сведения о разных людях собирали. – О ком? – Дайте закурить.
– Извольте, – Бахтин протянул портсигар, – берите с запасом, оставьте мне парочку. – Благодарю. – Так о ком же сведения?
– В основном, о людях, имеющих редкие драгоценности. – Значит, вы в свете вращались?
– Да куда нам. Кое-что есть у актрис, кокоток, скупщиков краденого, у разных людей. – Что еще? – Да все, пожалуй.
– А каким боком, кроме телефона, вы к этому делу причастны?
– Он приказал нам обыграть племянника Немировского, морского капитана. – Вы обыграли? – Конечно. – Он рассчитался сразу? – Нет, мы ему дали срок. – Он принес деньги? – Все до копейки. – Сколько? – Пять тысяч. – Зачем ему это было нужно? – Не знаю. – Вы не все мне говорите. Что вы еще знаете? – Мы свели его с бежавшим с фронта поручиком. – Копытиным. – Да. – При нем были ценности?
– Я их не видел. Но слышал, что их приобрел Зоммер. – Откуда вы знаете Копытина?
– Он друг Коломина, когда-то на две руки они играли в карты. – Проще – были шулерами? – Да. – Где прятался Копытин? – У Коломина.
– Ну вот видите, как много интересного вы мне рассказали. Вы, видимо, вообще много знаете? Снесарев молчал.
– У вас есть три пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60