Товарищ по борьбе.
– Спасибо вам, Федор Яковлевич, а как с оружием? Манцев подошел к шкафу, открыл. – Выбирайте.
Бахтин подошел. Полки были завалены оружием. Он выбрал маленький семизарядный браунинг, карманную модель, десятизарядный маузер и, конечно, наган.
– Вас экипировать надо, – сказал Манцев, – а то вещички-то ваши великоваты нынче. – Спасибо, я больше есть буду. – В этом мы поможем, – засмеялся Мартынов.
Бахтин благодарно посмотрел на него. Этот молодой парень очень нравился ему. Интуиция, выработанная годами сыскной работы, подсказывала, что на него можно положиться.
– Давайте поедим, а потом познакомим вас с людьми. – Манцев налил крепчайший чай в стакан Бахтина.
– Я бы просил привлечь Ореста Литвина из сыскной милиции.
– Уже сделали, – Мартынов глотнул горячего чая, закрутил головой, – только она уголовно-розыскной называется.
В соседней комнате сидели два человека в морской форме. Один в голландке, из-под которой виднелись полосы тельняшки, второй в темном кителе, на пуговицах которого были перекрещены якоря. На рукавах кителя остались следы от споротых нашивок.
– Знакомьтесь, – сказал Мартынов, – это моряки, товарищи Алфимов и Батов, они будут работать с вами.
Первым встал Алфимов, он крепко пожал руку Бахтину.
– Вы были боцманом или шкипером буксира? – спросил Бахтин.
– Так точно. Боцманом знаменитого парохода «Самолет». – Значит, вы речник? – А как вы догадались, что я не военмор? – Китель, споротые нашивки, пуговицы. – Но я мог надеть чужую форму.
– Мне трудно сказать почему, но она ваша. Слишком вы вжились в нее. Как вас зовут? – Михаил Петрович.
– Спасибо. А вы, господин Батов, военный моряк. Видимо, из Кронштадтского полуэкипажа.
– Так точно, – улыбнулся Батов, – а это-то как вы узнали. – По бескозырке. – Я же заменил ленту.
– Да у вас лента минной дивизии, но тулью бескозырки так заламывал только Кронштадтский полуэкипаж.
– Вот, товарищи, – вмешался Манцев, – наглядный урок оперативной работы. Вы поступаете в распоряжение товарища Бахтина. Вы не только должны помогать ему, но и учиться.
– Есть чему, – Алфимов с уважением посмотрел на Бахтина, – прямо как в книжке. Где же вы это постигли?
– На улицах, в малинах, бардаках, тайных «мельницах». Научиться этому просто. Нужно хотеть и, главное, выжить. Налетчиков много, а нас мало. Поэтому мы должны беречь себя и друг друга.
– Очень правильно сказал, Александр Петрович, – Манцев вскочил, – беречь друг друга. Именно беречь. И помните, что товарищ Бахтин после выпавших на его долю испытаний еще слаб…
Бахтин засмеялся, снял пиджак, поставил руку локтем на стол. – Давайте попробуем, Василий Николаевич. – Да я не по этой части, Александр Петрович. – А можно мне? – хищно прищурился Алфимов. – Давайте, – согласился Бахтин.
Алфимов повел плечами, скинул китель. Бугры мышц распирали тельняшку.
– Может, не будем, – он с сочувствием посмотрел на болезненно-худого Бахтина.
– Давайте, давайте, Миша, не надо жалеть классового врага.
Они сцепили ладони. Бахтин чуть нажал и припечатал огромный кулак боцмана к столу.
– Давайте еще, – растерянно сказал Алфимов, – я не успел. – Давайте. И снова рука была припечатана к столу.
– Вот это да! – Алфимов встал, начал натягивать китель. – Ну и ручка у вас, товарищ Бахтин.
– Вот еще один повод поучиться у старых спецов, – серьезно сказал Мартынов, – сила оперативнику так же необходима, как и ум.
– Товарищ Бахтин, я пойду, но мы не договорили. Так что вам надо? – Манцев встал. – Мотор. – Будет. – Комнату с телефоном. – Эта подойдет? – Конечно. Если вы нам диван поставите. – Зачем?
– Кто-то из группы круглые сутки будет находиться здесь. Господа, – Бахтин запнулся.
– Ничего, – прогудел Алфимов, – от старой привычки сразу не избавишься.
– Спасибо, – продолжил Бахтин, – сейчас придет очень опытный сыщик Орест Литвин, он будет работать с нами. Я утром поручил ему кое-что уточнить по поводу пропажи архива.
– А зачем, товарищ Бахтин? Почему мы должны искать списки доносчиков? – удивился Батов.
– Это не доносчики, Батов, а наши секретные сотрудники. Они глаза и уши оперативника, без них мы ноль. Помните, что человек, решивший помогать нам, рискует больше, чем сыщик. Нас защищает закон, а его только мы. Если нам удастся создать свой сильный негласный аппарат, мы победим любую преступность. – Можно? В дверь просунулась голова Литвина. – Входите, Орест, мы вас ждем.
Поздно ночью Мартынова встретила в коридоре Рослева.
– Хорошо, что я вас нашла, товарищ, есть разговор. – Пойдемте ко мне.
Мартынов не любил эту женщину. О ее коварстве и жестокости ходили разговоры среди чекистов. Они вошли в кабинет Мартынова, и Рослева, усевшись на стул, сразу перешла к делу.
– У вас теперь работает полицейский полковник Бахтин? – Да. – Мне поручено вести его разработку. – Вам? Значит, мне не доверяют! – Не вам, а ему. – Но товарищ Дзержинский…
– Феликс Эдмундович поручил это мне, – перебила его Рослева.
– Интересно у нас получается, – Мартынов в сердцах сломал карандаш, – я человека на смерть посылаю, а ему не верят. – Я никому не верю. – Что вы хотите? – Шофер на авто. Должен быть мой человек.
– Только что Бахтин прочел нам целую лекцию о работе с агентурой…
– Вы теряете революционное сознание, товарищ, нельзя сравнивать агента царской полиции и нашего товарища.
– Хорошо. Решайте с Манцевым.
Мартынов встал, давая понять, что разговор окончен. Утром вся группа собралась в кабинете.
– Так, – Бахтин старался избегать обращений, – сейчас Литвин доложит нам суть дела. Прошу вас, Орест.
– Значит, так, – Литвин достал бумажку, – в день налета на сыскную полицию на входе стоял старший городовой, Никитин. Его преступники оглушили, а в помещении был чиновник Кулик. Его тоже ранили. Городовой Никитин нынче проживает в деревне Лужники и занимается огородничеством. Кулик находится по старому адресу и работает бухгалтером в жилтовариществе. – Значит, едем в Лужники. Бахтин встал, начал надевать пальто.
– Вы наш новый механик? – спросил он молодого человека в кожаной куртке на меху. -Да. – Москву хорошо знаете? – Знаю. – Тогда поехали.
Машину им Манцев выделил хорошую. Большой «Руссо-Балт» в прекрасном состоянии. Бахтин молча курил, поглядывая по сторонам. Зимняя Москва словно вымерла. Город, заваленный снегом, походил на иллюстрацию из старых сказок.
– А что, дворники не работают? – поинтересовался Бахтин у механика.
– Теперь буржуазный элемент чистит улицы. Дворник – пролетарий.
– Вам, молодой человек, надо уяснить одно. Дворник должен чистить улицу, сыщик ловить воров, инженер работать на заводе, а учитель учить детей.
– Вот они, буржуи, – радостно засмеялся шофер. Бахтин увидел группу людей в чиновничьих шинелях и зимних пальто, лопатами разгребавших снег на трамвайных путях. – А где же путевые рабочие? – Они – пролетариат.
– Значит, вы, проповедуя бесклассовое общество, признаете право одних возвышаться над другими? – Это же буржуи.
– А кем вы, юноша, были до революции? По вашему лицу и рукам я вижу, что на заводе Михельсона вы не вкалывали? – Я учился в реальном училище. – Похвально. – А ваш папаша кем был? – Я порвал со своим классом. – Порвать письмо можно. Запомните это. Бахтин замолчал, понимая всю бессмысленность этого спора. Авто бывший реалист вел неплохо. И то слава Богу.
А Москва набегала на лобовое стекло машины. Горбатилась заснеженными улочками, петляла переулками, выкидывала машину на прямые элегантные улицы.
Ближе к окраинам потянулись забавные, словно в землю вросшие деревянные домики. Над трубами плыл дым. Деревья огромных рощ были засыпаны снегом и напоминали о Рождестве.
Москва была уютна и прекрасна, как всегда. Даже пестрые плакаты новой власти не могли испортить ее.
Миновали заставу. Поле началось. С Москвы-реки набежал ледяной ветер, потянулись огороды, засыпанные снегом.
У въезда в деревню Бахтин приказал остановить машину. – Почему? – спросил Батов.
– Нам шум не нужен. Здесь авто привлечет внимание. Первым им на улице попался пьяненький мужичок.
– Скажи-ка, братец, где Никитин живет? – спросил Бахтин. – Здесь, – ухмыльнулся мужичок. – А где? – Так вы против его дома стоите. – Спасибо. – Спасибом сыт не будешь, – засмеялся мужик. – На, – Бахтин протянул ему кредитку. – Премного благодарен, барин. – Ну, Батов, это тоже пролетарий? – Я, Александр Петрович, в эти споры не лезу.
– Пошли. Батов у калитки. Алфимов и Литвин со мной.
В усадьбе Никитина чувствовался железный порядок. Дорожки к дому были аккуратно разметены. Снег убран. Тропинка от крыльца до сарая посыпана песком.
– Хозяйственный мужик. Порядок у него. Посмотрите, дом покрашенный, ставни резные, как надо, на дворе разметено.
Видимо, чистота и порядок вызывали в сердце бывшего боцмана приятные эмоции. Дверь в доме открылась, и на порог выскочил хозяин в нагольном полушубке, накинутом на плечи.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие, – рявкнул он и повернулся к Литвину. – Здравия желаю, ваше благородие.
– Ну ты даешь, друг, – засмеялся Алфимов, – прозвища-то эти новая власть отменила.
– Это для тебя, морячок, а для меня господин коллежский советник по гроб высокоблагородием останется.
– Мы к тебе, Никитин, по делу. – Бахтин протянул городовому руку.
Протянул и подумал: а сделал бы он это два года назад? – Прошу до горницы.
В доме было уютно, тепло и чисто, пахло чем-то жареным. На стенах висели военные литографии, несколько фотографий хозяина в полном сиянии полицейского мундира.
– Не боишься, Никитин? – Алфимов сел на стул, поправил тяжелый футляр маузера.
– А мне, морячок, бояться нечего. Я всю службу при сыскном деле. Мазуриков ловил. А жиганье что при старой власти, что при новой жиганьем останется. Садитесь, ваше высокоблагородие. Какая нужда во мне будет?
– Спасибо, Никитин. Скажи-ка, братец, ты на дверях стоял, когда нашу контору громили?
– Так точно. За день до того у нас оружие отняли. Потому такое безобразие и случилось. – Вспомни, как дело было. – Сначала мотор военный подъехал… – Почему военный?
– Так зеленый весь, со знаком и цифрой семнадцать. Из него четверо вылезли. – Кого-нибудь запомнил?
– Одного. У него погоны подпрапорщика были и на куртке Георгиевская медаль. Шрам у него на подбородке. Он-то меня по голове ударил, дальше не помню. Сомлел. – Ну спасибо, Никитин. – Бахтин встал.
– Нет, ваше высокоблагородие, не по-христиански получается. В какие года такая персона, как вы, ко мне пожаловали. Не отпущу просто так. Не обессудьте. Марья, на стол накрывай! – Там у нас еще один человек, – сказал Алфимов.
– У калитки, что ли, – хитро прищурился Никитин, – так зови его.
Через час они ехали обратно. Алфимов и Батов обсуждали никитинское угощение и сошлись на том, что не все городовые были сволочами.
– Меня оставите на Арбате, – приказал Бахтин, – я к Кулику. Вы все на Лубянку, никуда не отлучаться, ждать приказаний.
– Александр Петрович, – попросил Алфимов, – разрешите с вами. Уж больно хочется в дело вникнуть. – Хорошо, Миша. На Арбате машина остановилась.
– Мне за вами приехать? – спросил бывший реалист. – Я телефонирую.
Как же изменился милый Валентин Яковлевич за последний год. Ссутулился, постарел, даже походка стала старческой. Бахтину он несказанно обрадовался, прослезился даже. – Значит, живы, Александр Петрович? – Жив.
– А наши говорили, что вас расстреляли братишки. Сейчас чайку соображу.
Алфимов с удивлением оглядел комнату. Шкафы с книгами, фотографии в рамках на стене, потертая мебель.
– Неужто он, Александр Петрович, в полиции служил? – Да, Миша. – Живет-то бедно.
– Хорошо в полиции жили только взяточники. Честные люди при любой власти – бедняки. – Вот уж не думал.
Карр!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Спасибо вам, Федор Яковлевич, а как с оружием? Манцев подошел к шкафу, открыл. – Выбирайте.
Бахтин подошел. Полки были завалены оружием. Он выбрал маленький семизарядный браунинг, карманную модель, десятизарядный маузер и, конечно, наган.
– Вас экипировать надо, – сказал Манцев, – а то вещички-то ваши великоваты нынче. – Спасибо, я больше есть буду. – В этом мы поможем, – засмеялся Мартынов.
Бахтин благодарно посмотрел на него. Этот молодой парень очень нравился ему. Интуиция, выработанная годами сыскной работы, подсказывала, что на него можно положиться.
– Давайте поедим, а потом познакомим вас с людьми. – Манцев налил крепчайший чай в стакан Бахтина.
– Я бы просил привлечь Ореста Литвина из сыскной милиции.
– Уже сделали, – Мартынов глотнул горячего чая, закрутил головой, – только она уголовно-розыскной называется.
В соседней комнате сидели два человека в морской форме. Один в голландке, из-под которой виднелись полосы тельняшки, второй в темном кителе, на пуговицах которого были перекрещены якоря. На рукавах кителя остались следы от споротых нашивок.
– Знакомьтесь, – сказал Мартынов, – это моряки, товарищи Алфимов и Батов, они будут работать с вами.
Первым встал Алфимов, он крепко пожал руку Бахтину.
– Вы были боцманом или шкипером буксира? – спросил Бахтин.
– Так точно. Боцманом знаменитого парохода «Самолет». – Значит, вы речник? – А как вы догадались, что я не военмор? – Китель, споротые нашивки, пуговицы. – Но я мог надеть чужую форму.
– Мне трудно сказать почему, но она ваша. Слишком вы вжились в нее. Как вас зовут? – Михаил Петрович.
– Спасибо. А вы, господин Батов, военный моряк. Видимо, из Кронштадтского полуэкипажа.
– Так точно, – улыбнулся Батов, – а это-то как вы узнали. – По бескозырке. – Я же заменил ленту.
– Да у вас лента минной дивизии, но тулью бескозырки так заламывал только Кронштадтский полуэкипаж.
– Вот, товарищи, – вмешался Манцев, – наглядный урок оперативной работы. Вы поступаете в распоряжение товарища Бахтина. Вы не только должны помогать ему, но и учиться.
– Есть чему, – Алфимов с уважением посмотрел на Бахтина, – прямо как в книжке. Где же вы это постигли?
– На улицах, в малинах, бардаках, тайных «мельницах». Научиться этому просто. Нужно хотеть и, главное, выжить. Налетчиков много, а нас мало. Поэтому мы должны беречь себя и друг друга.
– Очень правильно сказал, Александр Петрович, – Манцев вскочил, – беречь друг друга. Именно беречь. И помните, что товарищ Бахтин после выпавших на его долю испытаний еще слаб…
Бахтин засмеялся, снял пиджак, поставил руку локтем на стол. – Давайте попробуем, Василий Николаевич. – Да я не по этой части, Александр Петрович. – А можно мне? – хищно прищурился Алфимов. – Давайте, – согласился Бахтин.
Алфимов повел плечами, скинул китель. Бугры мышц распирали тельняшку.
– Может, не будем, – он с сочувствием посмотрел на болезненно-худого Бахтина.
– Давайте, давайте, Миша, не надо жалеть классового врага.
Они сцепили ладони. Бахтин чуть нажал и припечатал огромный кулак боцмана к столу.
– Давайте еще, – растерянно сказал Алфимов, – я не успел. – Давайте. И снова рука была припечатана к столу.
– Вот это да! – Алфимов встал, начал натягивать китель. – Ну и ручка у вас, товарищ Бахтин.
– Вот еще один повод поучиться у старых спецов, – серьезно сказал Мартынов, – сила оперативнику так же необходима, как и ум.
– Товарищ Бахтин, я пойду, но мы не договорили. Так что вам надо? – Манцев встал. – Мотор. – Будет. – Комнату с телефоном. – Эта подойдет? – Конечно. Если вы нам диван поставите. – Зачем?
– Кто-то из группы круглые сутки будет находиться здесь. Господа, – Бахтин запнулся.
– Ничего, – прогудел Алфимов, – от старой привычки сразу не избавишься.
– Спасибо, – продолжил Бахтин, – сейчас придет очень опытный сыщик Орест Литвин, он будет работать с нами. Я утром поручил ему кое-что уточнить по поводу пропажи архива.
– А зачем, товарищ Бахтин? Почему мы должны искать списки доносчиков? – удивился Батов.
– Это не доносчики, Батов, а наши секретные сотрудники. Они глаза и уши оперативника, без них мы ноль. Помните, что человек, решивший помогать нам, рискует больше, чем сыщик. Нас защищает закон, а его только мы. Если нам удастся создать свой сильный негласный аппарат, мы победим любую преступность. – Можно? В дверь просунулась голова Литвина. – Входите, Орест, мы вас ждем.
Поздно ночью Мартынова встретила в коридоре Рослева.
– Хорошо, что я вас нашла, товарищ, есть разговор. – Пойдемте ко мне.
Мартынов не любил эту женщину. О ее коварстве и жестокости ходили разговоры среди чекистов. Они вошли в кабинет Мартынова, и Рослева, усевшись на стул, сразу перешла к делу.
– У вас теперь работает полицейский полковник Бахтин? – Да. – Мне поручено вести его разработку. – Вам? Значит, мне не доверяют! – Не вам, а ему. – Но товарищ Дзержинский…
– Феликс Эдмундович поручил это мне, – перебила его Рослева.
– Интересно у нас получается, – Мартынов в сердцах сломал карандаш, – я человека на смерть посылаю, а ему не верят. – Я никому не верю. – Что вы хотите? – Шофер на авто. Должен быть мой человек.
– Только что Бахтин прочел нам целую лекцию о работе с агентурой…
– Вы теряете революционное сознание, товарищ, нельзя сравнивать агента царской полиции и нашего товарища.
– Хорошо. Решайте с Манцевым.
Мартынов встал, давая понять, что разговор окончен. Утром вся группа собралась в кабинете.
– Так, – Бахтин старался избегать обращений, – сейчас Литвин доложит нам суть дела. Прошу вас, Орест.
– Значит, так, – Литвин достал бумажку, – в день налета на сыскную полицию на входе стоял старший городовой, Никитин. Его преступники оглушили, а в помещении был чиновник Кулик. Его тоже ранили. Городовой Никитин нынче проживает в деревне Лужники и занимается огородничеством. Кулик находится по старому адресу и работает бухгалтером в жилтовариществе. – Значит, едем в Лужники. Бахтин встал, начал надевать пальто.
– Вы наш новый механик? – спросил он молодого человека в кожаной куртке на меху. -Да. – Москву хорошо знаете? – Знаю. – Тогда поехали.
Машину им Манцев выделил хорошую. Большой «Руссо-Балт» в прекрасном состоянии. Бахтин молча курил, поглядывая по сторонам. Зимняя Москва словно вымерла. Город, заваленный снегом, походил на иллюстрацию из старых сказок.
– А что, дворники не работают? – поинтересовался Бахтин у механика.
– Теперь буржуазный элемент чистит улицы. Дворник – пролетарий.
– Вам, молодой человек, надо уяснить одно. Дворник должен чистить улицу, сыщик ловить воров, инженер работать на заводе, а учитель учить детей.
– Вот они, буржуи, – радостно засмеялся шофер. Бахтин увидел группу людей в чиновничьих шинелях и зимних пальто, лопатами разгребавших снег на трамвайных путях. – А где же путевые рабочие? – Они – пролетариат.
– Значит, вы, проповедуя бесклассовое общество, признаете право одних возвышаться над другими? – Это же буржуи.
– А кем вы, юноша, были до революции? По вашему лицу и рукам я вижу, что на заводе Михельсона вы не вкалывали? – Я учился в реальном училище. – Похвально. – А ваш папаша кем был? – Я порвал со своим классом. – Порвать письмо можно. Запомните это. Бахтин замолчал, понимая всю бессмысленность этого спора. Авто бывший реалист вел неплохо. И то слава Богу.
А Москва набегала на лобовое стекло машины. Горбатилась заснеженными улочками, петляла переулками, выкидывала машину на прямые элегантные улицы.
Ближе к окраинам потянулись забавные, словно в землю вросшие деревянные домики. Над трубами плыл дым. Деревья огромных рощ были засыпаны снегом и напоминали о Рождестве.
Москва была уютна и прекрасна, как всегда. Даже пестрые плакаты новой власти не могли испортить ее.
Миновали заставу. Поле началось. С Москвы-реки набежал ледяной ветер, потянулись огороды, засыпанные снегом.
У въезда в деревню Бахтин приказал остановить машину. – Почему? – спросил Батов.
– Нам шум не нужен. Здесь авто привлечет внимание. Первым им на улице попался пьяненький мужичок.
– Скажи-ка, братец, где Никитин живет? – спросил Бахтин. – Здесь, – ухмыльнулся мужичок. – А где? – Так вы против его дома стоите. – Спасибо. – Спасибом сыт не будешь, – засмеялся мужик. – На, – Бахтин протянул ему кредитку. – Премного благодарен, барин. – Ну, Батов, это тоже пролетарий? – Я, Александр Петрович, в эти споры не лезу.
– Пошли. Батов у калитки. Алфимов и Литвин со мной.
В усадьбе Никитина чувствовался железный порядок. Дорожки к дому были аккуратно разметены. Снег убран. Тропинка от крыльца до сарая посыпана песком.
– Хозяйственный мужик. Порядок у него. Посмотрите, дом покрашенный, ставни резные, как надо, на дворе разметено.
Видимо, чистота и порядок вызывали в сердце бывшего боцмана приятные эмоции. Дверь в доме открылась, и на порог выскочил хозяин в нагольном полушубке, накинутом на плечи.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие, – рявкнул он и повернулся к Литвину. – Здравия желаю, ваше благородие.
– Ну ты даешь, друг, – засмеялся Алфимов, – прозвища-то эти новая власть отменила.
– Это для тебя, морячок, а для меня господин коллежский советник по гроб высокоблагородием останется.
– Мы к тебе, Никитин, по делу. – Бахтин протянул городовому руку.
Протянул и подумал: а сделал бы он это два года назад? – Прошу до горницы.
В доме было уютно, тепло и чисто, пахло чем-то жареным. На стенах висели военные литографии, несколько фотографий хозяина в полном сиянии полицейского мундира.
– Не боишься, Никитин? – Алфимов сел на стул, поправил тяжелый футляр маузера.
– А мне, морячок, бояться нечего. Я всю службу при сыскном деле. Мазуриков ловил. А жиганье что при старой власти, что при новой жиганьем останется. Садитесь, ваше высокоблагородие. Какая нужда во мне будет?
– Спасибо, Никитин. Скажи-ка, братец, ты на дверях стоял, когда нашу контору громили?
– Так точно. За день до того у нас оружие отняли. Потому такое безобразие и случилось. – Вспомни, как дело было. – Сначала мотор военный подъехал… – Почему военный?
– Так зеленый весь, со знаком и цифрой семнадцать. Из него четверо вылезли. – Кого-нибудь запомнил?
– Одного. У него погоны подпрапорщика были и на куртке Георгиевская медаль. Шрам у него на подбородке. Он-то меня по голове ударил, дальше не помню. Сомлел. – Ну спасибо, Никитин. – Бахтин встал.
– Нет, ваше высокоблагородие, не по-христиански получается. В какие года такая персона, как вы, ко мне пожаловали. Не отпущу просто так. Не обессудьте. Марья, на стол накрывай! – Там у нас еще один человек, – сказал Алфимов.
– У калитки, что ли, – хитро прищурился Никитин, – так зови его.
Через час они ехали обратно. Алфимов и Батов обсуждали никитинское угощение и сошлись на том, что не все городовые были сволочами.
– Меня оставите на Арбате, – приказал Бахтин, – я к Кулику. Вы все на Лубянку, никуда не отлучаться, ждать приказаний.
– Александр Петрович, – попросил Алфимов, – разрешите с вами. Уж больно хочется в дело вникнуть. – Хорошо, Миша. На Арбате машина остановилась.
– Мне за вами приехать? – спросил бывший реалист. – Я телефонирую.
Как же изменился милый Валентин Яковлевич за последний год. Ссутулился, постарел, даже походка стала старческой. Бахтину он несказанно обрадовался, прослезился даже. – Значит, живы, Александр Петрович? – Жив.
– А наши говорили, что вас расстреляли братишки. Сейчас чайку соображу.
Алфимов с удивлением оглядел комнату. Шкафы с книгами, фотографии в рамках на стене, потертая мебель.
– Неужто он, Александр Петрович, в полиции служил? – Да, Миша. – Живет-то бедно.
– Хорошо в полиции жили только взяточники. Честные люди при любой власти – бедняки. – Вот уж не думал.
Карр!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60