Его гибель должна произойти торжественно, под марш Мендельсона. В присутствии многочисленных друзей и знакомых.
Для этого нужно узнать дату и время регистрации брака. Только сделать это осторожно, не навязчиво. Запомнит его регистраторша — сообщит ментам, а это может помешать свалить в Швейцарию.
Хмурая дама встретила посетителя недовольной гримасой на перекрашенном лице.
— Если вы пришли подавать заявление, то без невесты нельзя. Бланки мы на руки не выдаём, не напасешься. Приходите вдвоем с паспортами и заполняйте за тем вон столиком.
В России все изменилось — демократия пришла взамен диктатуры, а вот бюрократы остались. Живучий народ, сколько их не выпалывают — не исчезают. Плодятся, как кролики. Дюбин поспешно изгнал из головы праведные мысли.
— Я не собираюсь жениться…
— Тогда какого дьявола полы топчете, работать мешаете?
Показалось, что рассвирепевшая сотрудница дворца бракосочетаний вцепится в лицо нахального посетителя остро заточенными коготками. Дюбин почувствовал приближение знакомого приступа. Нужно поскорей заканчивать этот базар и сваливать в машину.
— Хочу навести справку…
— Не даем!
— Разумеется, не безвозмездно.
Прозрачный намек на взятку преобразил строгую даму, её лицо расплылось в понимающей улыбке, пальцы зашевелились.
— Слушаю вас.
— Видите ли, я в Москве проездом, и точно знаю, что мой очень хороший друг собирается зарегистрировать свой брак. Не уверен, в вашем ЗАГСЕ или в другом. Сам жених сейчас в отъезде, спросить не у кого. Вся надежда на вас. Очень хочется поздравить новобрачных… Вот возьмите за труды.
Пятидесяти долларовая купюра мигом исчезла со стола. Скорей всего, скрылась в открытом журнале.
— Фамилия вашего друга?
— Лавр… То-есть, Лавриков. Фёдор Павлович. Невеста — Ольга Сергеевна Кирсанова.
Дама отложила не нужный журнал. Поморщилась.
— Помню. Были такие просители. Не дети.
— Совсем не дети, — подтвердил Дюбин, стараясь заглушить злость.
— Сейчас посмотрим… У меня мозги — калькулятор… То есть, компьютер. Записывайте…
В деревенской избе-даче появились главные ее обитатели — Лавр и Санчо. Встречала их, конечно, скучающая в одиночестве Клавдия.
— Явились из острога благородные разбойнички, — научившись у друзей-неприятелей язвительности, она усовершенствовала ее и успешно применяла при любых обстоятельствах.. — Будто знала, наготовила-напекла всякого припаса.
Как всегда, Санчо не остался в долгу. С трудом выбравшись из тесного для мощной его фигуры салона, толстяк пристроил на добродушной физиономии негодование и с места в карьер принялся воспитывать «гражданскую» супругу.
— С каких это пор ты, без моего ведома, ездишь в междугороднее турне?
Клавдия не испугалась грозного тона, подбоченилась и приняла вызов.
— Сама б не сказала, так ты и не заметил бы моего отсутствия. И о смерти жены узнаешь только потому, что любимая похлёбка в кастрюле оказалась слишком густой и не соленой.
Санчо озадаченно поскреб затылок. Подобной отповеди он не ожидал.
— Называется, увиделись после разлуки. Начинается па де-де из оперы «Чио-чио-сан»…
— Тогда не задавай глупых вопросов!
Посчитав инцидент исчерпаным, а противник — посрамленным, толстуха повернулась к Лавру.
— С возвращением, Лавруша…
— Можно было встретить узника более приветливо, без дежурных семейных свар.
— Он первым начал бодаться… Да, ладно тебе изображать несчастного горемыку! Эко событие — посадили, выпустили. Не с Колымы, чай.
Лавр пригладил усы. Будто приготовился целоваться. На самом деле, назревало очередное привычное «бодание».
— Видишь, друг-Санчо до чего я докатился! Твоя половина спит и видит, чтобы меня угнали подальше. И на подольше.
— Западло, конечно, — согласился толстяк, скрывая улыбку. — Вот только Клава любит тебя, даже бельишко купила: три пары кальсонов.
— Не кальсонов — кальсон, неуч, — тоже улыбаясь, поправила Клавдия безграмотного мужа. — Вот отправлю тебя в первый класс — узнаешь почем фунт лиха.
— Кальсоны? — «обрадовался» Лавр. — С завязками? Всю жизнь мечтал! Где они?
— Мне их надо было вывесить на балконе, что ли? Как приветственные флаги? Как и положено, лежат в шкафу. Зачем они тебе летом?
— Хочу убедиться в твоей любви.
— Да отцепись ты от женщины, клещ таежный! — не выдержав, расхохотался Санчо. До того, что на глазах слезы выступили. — Западло бодаться с женщиной… Кстати, компания у нас не полная, какая-то ущербная. Не хватает окимовских братишек.
Узнав, что «братишки» отдыхают в беседке, Санчо заторопился.
— Пойду, приглашу на ужин. По случаю и без случая. С торжественным ужином, надеюсь, нет проблем?
— Накрываем на стол. Потерпи минут десять…
Санчо выразительно облизнулся и пошел в беседку.
А Лавр решил еще раз поговорить с Федечкой. Спокойно, по доброму, без взрывчатых эмоций. После недавнего напряженного разговора, едва не рассорившего их, он дал себе слово быть более покладистым. Должен же сын понять в какую смертельно опасную авантюру лезет, рискует не только своей глупой башкой но и подставляет близких людей?
Когда Лавр подошел к лесенке, ведущей на веранду, из комнаты вышла девушка. Тоненькая, изящная, с детскими косичками и улыбчивым личиком, она напоминала птичку, готовую взмыть в небо и там запеть.
Что-то было в ней знакомое…
Ну, конечно, — Катенька! Его первая любовь, которой он пожертвовал ради криминальной карьеры, мать Федечки, умершая во время родов. В сердце ожила подавляемая боль, заныло чувство раскаяния.
Клавдия многозначительно толкнула его локтем, но он и без подсказки догадался кто эта фея.
— Если не ошибаюсь, передо мной Лера-next… Здравствуйте, юная леди.
Лерка тоже догадалась, что симпатичный пожилой дядечка — отец ее жениха. С нескрываемым любопытством она разглядывала его, начиная с затемненных очков и поседевших усиков и кончая костюмом и даже обувь.
— Здравствуйте, — изобразила она манерный книксен. — Значит, я у вашего сына следующая? Приятно слышать. А кто же первая?
А птичка-то с острыми коготками, усмехнулся Лавр. Как бы не пришлось рыжему муженьку лечить царапины и синяки на своем непомерно разросшимся самолюбии.
— Вы первая и, даст Бог, последняя.
— Спасибо! — снова присела «птичка». — Скажите, откуда аномалия? Почему вы не рыжий?
— Потому что я — седой. У сына мама была рыжей…
— Бывает, — согласилась девушка. — Вы спасёте моего брата?
— Обязательно! Вот только переоденусь, — пообещал Лавр, проходя в комнату…
В горнице — никого, только в кухонном углу возятся Галина и Русик. Что-то режут, жарят, разогревают. Народу собралось много, всех нужно накормить, напоить. Вежливо поздоровавшись, Лавр поднялся на второй этаж. На участке сына нет, на первом этаже — тоже, значит, сидит фанат в обнимку с любимым ноутбуком.
Так и есть — сидит, работает. Пальцы ловко бегают по клавишам клавиатуры, на экране монитора меняют друг друга какие-то таблицы, справки, сводки, от множества цифр устают глаза. Нет, устают не у «оператора» — у людей, наблюдающих за его работой. Бедная Лерка, какая каторга ей предстоит!
Услышав стук открываемой двери, Федечка обернулся. Опять ему мешают работать! То Клавия пристает с горячими пирожками, то Лерка требует прогуляться по лесу, теперь отец заявился. Не дом, а круглосуточная дискотека!
— Чего таращишься? — обиженно спросил Лавр. — Давно не видел?
Пришлось выключить компьютер, закрыть его. Все равно не дадут работать.
— С одной стороны — давно, с другой — совсем ничего прошло.
Недавний узник СИЗО подбоченился, повернулся в профиль, потом — в анфас. Будто поп-модель на подиуме.
— И как я тебе?
— Как всегда — комильфо, папа. Туфельки почем приобрел?
Разговор свернул явно не в ту сторону — какой-то бессмысленный набор фраз. Но прекращать беседу нельзя, рыжий сочтет это отступлением, а бывшему авторитету отступать некуда. Он не привык сдаваться. Но сейчас самое доброе, отеческое наставление легко вызовет очередную нежелательную ссору с непредсказуемыми последствиями.
— Лучше не спрашивай!
— Да уж. За версту видно, что лучше не спрашивать… Я вот сейчас думаю: припасть к твоей груди или пустить горючую слезу блудного сына?
— Это мне следует изобразить старческую благодарность… Ты, на самом деле, нищим остался, все состояние выложил за дурака-папеньку?
— Конечно, Санчо настучал. Врет он. Штаны вот остались, куртка. Короче, всё что успел прихватить. И главное — голова на месте. А она немалого стоит…
Разговор ни о чем прервало появление Ивана. Он спустился со второго этажа, вежливо поклонился.
—Здрасьте, дядя Лавр.
Настоящий пай мальчик, ни следа недавней агрессивности. Ни Лавр, ни Федечка не знали о встрече Кирсанова-младшего с сумасшедшей женщиной, которая сумела несколькими фразами «излечить» его, выбить из башки горькие мысли о кажущемся одиночестве.
— Здорово… сынок. Приятно, что почти все мы в сборе… Мать в курсе?
— Разве вы ей не позвонили? Или — поссорились?
— Нет… Пока нет… Она наезжает на меня по черному — постоянные сроки, ультиматумы… Попробую позвонить…
В беседке гостей не оказалось, они блаженствовали в предбаннике. Мокрые, распаренные, завернутые в простыни, лениво перебрасывались короткими фразами, пили охлажденный ягодный морс.
Вытирая потное лицо, Санчо устроился радом. Началась беседа, далёкая от семейных проблем и неурядиц. Зная о предстоящей поездке на Оку, он интересовался всем, что так или иначе, касается задуманной операции по спасению брата Лерки. Где живет Мама? Где находятся его боевики? Можно ли незаметно проникнуть на дебаркадер или придется прорываться на него с боем? Чем вооружен противник: только пистолетами или имеются более серьёзные средства?
Шах отвечал серьёзно, не скрывая опасности, но и не преувеличивая ее. Шло самое настоящее заседание «военного совета». Боевики Шаха или отмалчивались, или согласно кивали.
— Короче, Коля, завтра, не позднее двенадцати, собирай своих пацанов, — подвел итог Санчо. — Этого… как его дразнят, твоего врага закадычного?
— Кликуха — Сизарь.
— Во-во! Этого самого сизокрылого — к ногтю. Понял?
— Заметано.
Клавдия беспрерывно доставляла в предбанник легкую закуску. Во первых, знала об аппетите мужа, во вторых, ей хотелось, по — своему, по женски, отблагодарить спасителей. Никто, кроме Санчо, не притронулся ни к пирожкам, ни к оладьям, политым медом, ни к нарезанной кулебяке. Только Шах иногда, будто ненароком, пробовал любимые блинчики.
— Где обычно встречаетесь?
— Стрелки бывают только в одном месте — на кладбище.
— А что? — рассмеялся Санчо. — Это самое… очень хорошее место для стрелок выбрали. Никаких тебе транспортных издержек.
«Заседание» прервала Клавдия. На этот раз она появилась с пустыми руками.
— Мальчики! Ужинать!
Толстяк плотоядно облизнулся. Будто голодный кот при виде миски со сметаной.
— Вот это дело! Звучит, как хорошая симфоническая музыка. Поспешим, парни, за стол, а то другие опередят!…
После сытного ужина отец и сын уединились на лавочке, стоящей в зарослях смородины. Лавр нервно курил изжеванную папиросу, Федечка успокаивал его.
— Не волнуйся, папа, не бери в голову. По нотам сыграем, по нотам! Вот только Мамыкин явно не в себе. Предчувствует поражение или затаил что-то опасное…
— Ты не передумал?
— Наоборот, утвердился… Папа, перестань брякать ржавым оружием!
Лавр понял — убеждать, уговаривать бесполезно, даже вредно. Парень убежден в правильности избранного пути, с которого его никакими уговорами не свернуть.
— Тогда послушай… Когда человек привыкает чувствовать себя безраздельным хозяином, у него отказывают мозги, руки и ветрила. Самый здравый человек начинает зарываться. И это опасное состояние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Для этого нужно узнать дату и время регистрации брака. Только сделать это осторожно, не навязчиво. Запомнит его регистраторша — сообщит ментам, а это может помешать свалить в Швейцарию.
Хмурая дама встретила посетителя недовольной гримасой на перекрашенном лице.
— Если вы пришли подавать заявление, то без невесты нельзя. Бланки мы на руки не выдаём, не напасешься. Приходите вдвоем с паспортами и заполняйте за тем вон столиком.
В России все изменилось — демократия пришла взамен диктатуры, а вот бюрократы остались. Живучий народ, сколько их не выпалывают — не исчезают. Плодятся, как кролики. Дюбин поспешно изгнал из головы праведные мысли.
— Я не собираюсь жениться…
— Тогда какого дьявола полы топчете, работать мешаете?
Показалось, что рассвирепевшая сотрудница дворца бракосочетаний вцепится в лицо нахального посетителя остро заточенными коготками. Дюбин почувствовал приближение знакомого приступа. Нужно поскорей заканчивать этот базар и сваливать в машину.
— Хочу навести справку…
— Не даем!
— Разумеется, не безвозмездно.
Прозрачный намек на взятку преобразил строгую даму, её лицо расплылось в понимающей улыбке, пальцы зашевелились.
— Слушаю вас.
— Видите ли, я в Москве проездом, и точно знаю, что мой очень хороший друг собирается зарегистрировать свой брак. Не уверен, в вашем ЗАГСЕ или в другом. Сам жених сейчас в отъезде, спросить не у кого. Вся надежда на вас. Очень хочется поздравить новобрачных… Вот возьмите за труды.
Пятидесяти долларовая купюра мигом исчезла со стола. Скорей всего, скрылась в открытом журнале.
— Фамилия вашего друга?
— Лавр… То-есть, Лавриков. Фёдор Павлович. Невеста — Ольга Сергеевна Кирсанова.
Дама отложила не нужный журнал. Поморщилась.
— Помню. Были такие просители. Не дети.
— Совсем не дети, — подтвердил Дюбин, стараясь заглушить злость.
— Сейчас посмотрим… У меня мозги — калькулятор… То есть, компьютер. Записывайте…
В деревенской избе-даче появились главные ее обитатели — Лавр и Санчо. Встречала их, конечно, скучающая в одиночестве Клавдия.
— Явились из острога благородные разбойнички, — научившись у друзей-неприятелей язвительности, она усовершенствовала ее и успешно применяла при любых обстоятельствах.. — Будто знала, наготовила-напекла всякого припаса.
Как всегда, Санчо не остался в долгу. С трудом выбравшись из тесного для мощной его фигуры салона, толстяк пристроил на добродушной физиономии негодование и с места в карьер принялся воспитывать «гражданскую» супругу.
— С каких это пор ты, без моего ведома, ездишь в междугороднее турне?
Клавдия не испугалась грозного тона, подбоченилась и приняла вызов.
— Сама б не сказала, так ты и не заметил бы моего отсутствия. И о смерти жены узнаешь только потому, что любимая похлёбка в кастрюле оказалась слишком густой и не соленой.
Санчо озадаченно поскреб затылок. Подобной отповеди он не ожидал.
— Называется, увиделись после разлуки. Начинается па де-де из оперы «Чио-чио-сан»…
— Тогда не задавай глупых вопросов!
Посчитав инцидент исчерпаным, а противник — посрамленным, толстуха повернулась к Лавру.
— С возвращением, Лавруша…
— Можно было встретить узника более приветливо, без дежурных семейных свар.
— Он первым начал бодаться… Да, ладно тебе изображать несчастного горемыку! Эко событие — посадили, выпустили. Не с Колымы, чай.
Лавр пригладил усы. Будто приготовился целоваться. На самом деле, назревало очередное привычное «бодание».
— Видишь, друг-Санчо до чего я докатился! Твоя половина спит и видит, чтобы меня угнали подальше. И на подольше.
— Западло, конечно, — согласился толстяк, скрывая улыбку. — Вот только Клава любит тебя, даже бельишко купила: три пары кальсонов.
— Не кальсонов — кальсон, неуч, — тоже улыбаясь, поправила Клавдия безграмотного мужа. — Вот отправлю тебя в первый класс — узнаешь почем фунт лиха.
— Кальсоны? — «обрадовался» Лавр. — С завязками? Всю жизнь мечтал! Где они?
— Мне их надо было вывесить на балконе, что ли? Как приветственные флаги? Как и положено, лежат в шкафу. Зачем они тебе летом?
— Хочу убедиться в твоей любви.
— Да отцепись ты от женщины, клещ таежный! — не выдержав, расхохотался Санчо. До того, что на глазах слезы выступили. — Западло бодаться с женщиной… Кстати, компания у нас не полная, какая-то ущербная. Не хватает окимовских братишек.
Узнав, что «братишки» отдыхают в беседке, Санчо заторопился.
— Пойду, приглашу на ужин. По случаю и без случая. С торжественным ужином, надеюсь, нет проблем?
— Накрываем на стол. Потерпи минут десять…
Санчо выразительно облизнулся и пошел в беседку.
А Лавр решил еще раз поговорить с Федечкой. Спокойно, по доброму, без взрывчатых эмоций. После недавнего напряженного разговора, едва не рассорившего их, он дал себе слово быть более покладистым. Должен же сын понять в какую смертельно опасную авантюру лезет, рискует не только своей глупой башкой но и подставляет близких людей?
Когда Лавр подошел к лесенке, ведущей на веранду, из комнаты вышла девушка. Тоненькая, изящная, с детскими косичками и улыбчивым личиком, она напоминала птичку, готовую взмыть в небо и там запеть.
Что-то было в ней знакомое…
Ну, конечно, — Катенька! Его первая любовь, которой он пожертвовал ради криминальной карьеры, мать Федечки, умершая во время родов. В сердце ожила подавляемая боль, заныло чувство раскаяния.
Клавдия многозначительно толкнула его локтем, но он и без подсказки догадался кто эта фея.
— Если не ошибаюсь, передо мной Лера-next… Здравствуйте, юная леди.
Лерка тоже догадалась, что симпатичный пожилой дядечка — отец ее жениха. С нескрываемым любопытством она разглядывала его, начиная с затемненных очков и поседевших усиков и кончая костюмом и даже обувь.
— Здравствуйте, — изобразила она манерный книксен. — Значит, я у вашего сына следующая? Приятно слышать. А кто же первая?
А птичка-то с острыми коготками, усмехнулся Лавр. Как бы не пришлось рыжему муженьку лечить царапины и синяки на своем непомерно разросшимся самолюбии.
— Вы первая и, даст Бог, последняя.
— Спасибо! — снова присела «птичка». — Скажите, откуда аномалия? Почему вы не рыжий?
— Потому что я — седой. У сына мама была рыжей…
— Бывает, — согласилась девушка. — Вы спасёте моего брата?
— Обязательно! Вот только переоденусь, — пообещал Лавр, проходя в комнату…
В горнице — никого, только в кухонном углу возятся Галина и Русик. Что-то режут, жарят, разогревают. Народу собралось много, всех нужно накормить, напоить. Вежливо поздоровавшись, Лавр поднялся на второй этаж. На участке сына нет, на первом этаже — тоже, значит, сидит фанат в обнимку с любимым ноутбуком.
Так и есть — сидит, работает. Пальцы ловко бегают по клавишам клавиатуры, на экране монитора меняют друг друга какие-то таблицы, справки, сводки, от множества цифр устают глаза. Нет, устают не у «оператора» — у людей, наблюдающих за его работой. Бедная Лерка, какая каторга ей предстоит!
Услышав стук открываемой двери, Федечка обернулся. Опять ему мешают работать! То Клавия пристает с горячими пирожками, то Лерка требует прогуляться по лесу, теперь отец заявился. Не дом, а круглосуточная дискотека!
— Чего таращишься? — обиженно спросил Лавр. — Давно не видел?
Пришлось выключить компьютер, закрыть его. Все равно не дадут работать.
— С одной стороны — давно, с другой — совсем ничего прошло.
Недавний узник СИЗО подбоченился, повернулся в профиль, потом — в анфас. Будто поп-модель на подиуме.
— И как я тебе?
— Как всегда — комильфо, папа. Туфельки почем приобрел?
Разговор свернул явно не в ту сторону — какой-то бессмысленный набор фраз. Но прекращать беседу нельзя, рыжий сочтет это отступлением, а бывшему авторитету отступать некуда. Он не привык сдаваться. Но сейчас самое доброе, отеческое наставление легко вызовет очередную нежелательную ссору с непредсказуемыми последствиями.
— Лучше не спрашивай!
— Да уж. За версту видно, что лучше не спрашивать… Я вот сейчас думаю: припасть к твоей груди или пустить горючую слезу блудного сына?
— Это мне следует изобразить старческую благодарность… Ты, на самом деле, нищим остался, все состояние выложил за дурака-папеньку?
— Конечно, Санчо настучал. Врет он. Штаны вот остались, куртка. Короче, всё что успел прихватить. И главное — голова на месте. А она немалого стоит…
Разговор ни о чем прервало появление Ивана. Он спустился со второго этажа, вежливо поклонился.
—Здрасьте, дядя Лавр.
Настоящий пай мальчик, ни следа недавней агрессивности. Ни Лавр, ни Федечка не знали о встрече Кирсанова-младшего с сумасшедшей женщиной, которая сумела несколькими фразами «излечить» его, выбить из башки горькие мысли о кажущемся одиночестве.
— Здорово… сынок. Приятно, что почти все мы в сборе… Мать в курсе?
— Разве вы ей не позвонили? Или — поссорились?
— Нет… Пока нет… Она наезжает на меня по черному — постоянные сроки, ультиматумы… Попробую позвонить…
В беседке гостей не оказалось, они блаженствовали в предбаннике. Мокрые, распаренные, завернутые в простыни, лениво перебрасывались короткими фразами, пили охлажденный ягодный морс.
Вытирая потное лицо, Санчо устроился радом. Началась беседа, далёкая от семейных проблем и неурядиц. Зная о предстоящей поездке на Оку, он интересовался всем, что так или иначе, касается задуманной операции по спасению брата Лерки. Где живет Мама? Где находятся его боевики? Можно ли незаметно проникнуть на дебаркадер или придется прорываться на него с боем? Чем вооружен противник: только пистолетами или имеются более серьёзные средства?
Шах отвечал серьёзно, не скрывая опасности, но и не преувеличивая ее. Шло самое настоящее заседание «военного совета». Боевики Шаха или отмалчивались, или согласно кивали.
— Короче, Коля, завтра, не позднее двенадцати, собирай своих пацанов, — подвел итог Санчо. — Этого… как его дразнят, твоего врага закадычного?
— Кликуха — Сизарь.
— Во-во! Этого самого сизокрылого — к ногтю. Понял?
— Заметано.
Клавдия беспрерывно доставляла в предбанник легкую закуску. Во первых, знала об аппетите мужа, во вторых, ей хотелось, по — своему, по женски, отблагодарить спасителей. Никто, кроме Санчо, не притронулся ни к пирожкам, ни к оладьям, политым медом, ни к нарезанной кулебяке. Только Шах иногда, будто ненароком, пробовал любимые блинчики.
— Где обычно встречаетесь?
— Стрелки бывают только в одном месте — на кладбище.
— А что? — рассмеялся Санчо. — Это самое… очень хорошее место для стрелок выбрали. Никаких тебе транспортных издержек.
«Заседание» прервала Клавдия. На этот раз она появилась с пустыми руками.
— Мальчики! Ужинать!
Толстяк плотоядно облизнулся. Будто голодный кот при виде миски со сметаной.
— Вот это дело! Звучит, как хорошая симфоническая музыка. Поспешим, парни, за стол, а то другие опередят!…
После сытного ужина отец и сын уединились на лавочке, стоящей в зарослях смородины. Лавр нервно курил изжеванную папиросу, Федечка успокаивал его.
— Не волнуйся, папа, не бери в голову. По нотам сыграем, по нотам! Вот только Мамыкин явно не в себе. Предчувствует поражение или затаил что-то опасное…
— Ты не передумал?
— Наоборот, утвердился… Папа, перестань брякать ржавым оружием!
Лавр понял — убеждать, уговаривать бесполезно, даже вредно. Парень убежден в правильности избранного пути, с которого его никакими уговорами не свернуть.
— Тогда послушай… Когда человек привыкает чувствовать себя безраздельным хозяином, у него отказывают мозги, руки и ветрила. Самый здравый человек начинает зарываться. И это опасное состояние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38