Санчо долго не спал — возвратился к нелегким раздумьям.
Утром супругов разбудил мобильник. — требовательно запищал по комариному. Шесть утра? Самое настоящее неприкрытое нахальство — беспокоить людей в такую рань! Клавдия что-то недовольно пробормотала, поудобней устроилась на плече мужа и снова отключилась.
Трубка по прежнему вопила не переставая. Пришлось бережно высвободиться из Клавкиных объятий, переложить ее растрепанную голову на подушку, и включить аппарат.
Звонил Федечка.
Не извинившись и не поздоровавшись, он по обыкновению торопливо, глотая слова, проинформировал о крайней своей занятости, которая не позволяет встретиться с адвокатом, попросил заменить его. Ровно в десять утра, без опоздания, возле здания суда..
Муж и жена — одна сатана, думал Санчо, торопливо одеваясь, а как быть с отцом и сыном? Один дьявол, что ли? Работают в Федьке папашины гены, трудятся, блин, в полную силу. Поезжай! Без опоздания! Сделай то, выполни другое! А он что для них — робот или подневольный раб?
Одевшись, оруженосец потоптался возле тайника с оружием. С одной стороны, свидание с адвокатом не чревато какими-либо неприятностями, можно не рисковать, вдруг ментовская проверка? Тогда загремишь за незаконное хранение оружия в камеру по соседству с Лавром. Но, с другой — без ствола как-то не привычно, неудобно, мало ли что случается…
Решившись, Санчо заткнул за ремень волыну, на цыпочках вышел из избы. Клавдия, вжав голову в подушку, по прежнему сладко посапывала…
На выезде с проселка, на обочине дремлет красный «опель-кадет». Неужели, нарисовался очередной пастух? Пуганая ворона куста боится, попытался успокоиться Санчо. Вдруг у мужика отказал двигатель? Или он пошел в лесок опростаться? Остановиться, проверить? В другой обстановке, он так бы и сделал — остановился бы, пошарил среди деревьев и в салоне автомобиля, но сейчас нельзя, время подпирает, адвокат не будет ожидать, он мужик неплохой, но с гонором.
Санчо перестал думать о странном «кадете» и погнал свой «жигуль» к Москве.
Шоссе пустынно, добрые люди спят, недобрые возвращаются с грабительского промысла. Солнце зацепилось за горизонт и медленно, с одышкой карабкается по небосклону. Небольшой ветерок шепчется с кронами деревьев. Хорошо-то как! Мысленно Санчо сам себе пообещал впредь не залеживаться — подниматься вместе с солнцем, обливаться колодезной водой и бегать по участку рысцой. Обещать — это у него получается, а вот исполнять задуманное — никак.
Привиделась мягкая теплая постель, пышущее жаром тело Клавдии, ее реакция на настойчивую ласку. Не насытился, развратник? Когда угомонишься, сексуальный маньяк? На самом деле, она не сердится, ибо для женщины нет большей радости, чем то, что она попрежнему желанна. Поощренный супруг мигом принимается за новые поиски остающихся «драгоценностей».
Нет, он вовсе не сексуальный маньяк и не развратник. Просто любит вкусно поесть, насладиться пышным телом подруги. По его твердому убеждению, в жизни не существует других ценностей.
О каком беге трусцой можно говорить?
Неожиданно Санчо увидел упрямо следующий за ним красный «кадет». Все же — слежка? Никак кто-то не успокоится. Ну, что ж, поиграем в кошки-мышки.
Впереди — перекресток. Направо — к усадьбе бывшего совхоза, налево — в Спиридоновку, небольшую деревушку, большинство жителей которой давно переселилось либо в Москву, либо в другие города Подмосковья. Санчо свернул к усадьбе и остановился. Если его не пасут, красный «кадет» проскочит мимо, если — слежка, остановится.
Остановился! Но свернул к деревне. Так они и стояли — отечественный «жигуль» и забугорная иномарка. Выжидали, кто кого обманет? Думали.
Если бы не намеченная встреча с Резниковым, Санчо потерпел бы часик-другой, пересидел бы занюханного пастуха, полюбовался бы его растерянной физиономией. А что потом? Устраивать детскую игру в прятки? Или — в догонялки? Пытаться подставить упрямого преследователя под удар фурой, прижать его к кювету, с риском свалиться в него самому?
Было это однажды, было же! Когда Санчо, озверев при виде лежащего в крови Лавра, пошел на таран. Вместе с киллером свалялся с моста в реку. Откуда их извлекли спасатели и отправили одного в морг, другого — убийцу — в больницу. Повторить смертельный трюк — не под куполом цирка — на дороге — ни малейшего желания.
Придется сваливать. Не по шоссе, конечно — по проселку.
Бывшая совхозная столица выглядит с «фасада» довольно прилично. Две панельные девятиэтажки, пяток зданий помельче, краснокирпичное управление, белосиликатный медпункт, такая же школа, улицы и площадки залиты асфальтом, цветники и клумбы обложены кирпичом. Хорошо, даже отлично жили сельхозпроизводители, позавидуешь.
Это если не заглянуть за кулисы, то-бишь, за ширму кажущегося благополучия. А там — развал, запустение. Животноводческая ферманапоминает объект, который долго и старательно обрабатывали с воздуха бомбами и ракетами. Скот пущен на мясо, оставленный высокоудойные коровенки утопают в навозе. Звероферма тоже лежит в руинах. Обалдевшие от бескормицы, норки, горностаи, куницы и белки в поисках пропитания разбежались по полям и лесам
Вместо ухоженного асфальта — колдобины, огромные лужи, ухабы. По такой, с позволение сказать, дороги на телеге не проехать.
А вот Санчо проехал! Не на телеге — на современной отечественной легковушке. С немалым риском утонуть в болоте или сесть на днище. Царапал боками несчастного «жигуленка» деревья, лез в заросли, отважно бросался в не просыхающие даже в засуху лужи.
Скорей всего, настырный пастух не решился повторить маневр преследуемого водителя, больше Санчо его не видел…
К тротуару возле многоэтажного здания с многочисленными табличками и указателями оруженосец Лавра припарковал свой «жигуль» без пяти минут десять. Как раз во время! Из подъезда, покачивая знакомой папкой, вышел Резников.
Санчо выбрался из тесного для его фигуры салона, угодливо подбежал к нему.
— Ну, как? Получилось? Или — облом?
— У меня, уважаемый, так называемых обломов не бывает, — с гордостью продекламировал Михаил Ильич, открывая папку. — Держите решение суда и радуйтесь. Изложено убедительно и юридически грамотно.
Резников не притворялся, он на самом деле гордился своей удачливостью, юридическими познаниями, опытностью известного не только в Москве, но и в России, адвоката.
— Слава Богу! — Санчо почувствовал, что с его плеч свалилась тяжесть, не дающая ему дышать. — Вам тоже — спасибо.
То, что его приравняли к Богу, не могло не польстить адвокату, но все же по губам скользнула ироническая улыбка. Когда ему распевают хвалебные оды олигархи или видные чиновники — объяснимо и понятно. Вслед за словесной похвалой последует другая, более приятная — денежная. А чем может отблагодарить банкрот Лавриков? Только нищенским гонораром.
— На том стоим, любезный… Возьми выписку с реквизитами, куда следует перечислить залог. Квитанцию к двум часам — мне, — почему-то Резников показал не на подъезд и не на тротуар — вверх. Будто он прописан там, в небесной канцелярии. — Предстоит миллиард всевозможных юридических формальностей. Но к четырем, думаю, клиента освободят из узилища. Засим, желаю успехов!
О вознаграждении ни слова, растерялся Санчо. Бессребреник, что ли? Не может быть! Часто общаясь с юристами — адвокатами, следователями, прокурорами и прочей шушерой, Санчо понял, что среди них нет чистых, не замаранных официальными подачками или неофициальными взятками. Бессребреники живут только в сказках для детей дошкольного возраста.
— Благодарить буду отдельной строкой в российском бюджете, — прозрачно намекнул он на официальность будущего гонорара. — Можете не сомневаться…
— Я вовсе и не сомневаюсь, — с досадой огрызнулся Михаил Ильич. — Мне по должности нельзя сомневаться.
— Тогда мчусь заниматься бухгалтерией. Ох, до чего же не люблю рисовать цыфири, складывать, делить, умножать… Западло это! — щегольнул он любимым словечком, так нелюбимым Клавкой. — Извините, пожалуйста…
Жаргонное выражение не удивило адвоката, от подследственных бандитов он и не того наслушался. Удивило извинение. Ох, и не прост же этот толстяк! От него припахивает смесью наивности и хитрости, щенячьего повизгивания и львиного рыка. Достойный приятель бывшего авторитета.
— Ничего, привык… Забыл спросить…
— С ходу колюсь! — перебил Санчо. Он был готов не только колоться — облизывать спасителя Лавра, сдувать пылинки с его модного пиджака, целовать в задницу. — Всегда готов! — воскликнул он, с трудом удержавшись от пионерского салюта.
Ибо Мошкин в далеком детстве был пионером, активным и верующим в коммунистические идеалы. Будущее представлялось ему чем-то розовым и нарядным: комсомолец, член партии, борец за светлое завтра. Жизнь изрядно поработала над ним — убрала веру, вместо нее внедрила совсем другое: желание жить по человечески, не считая в кармане рубли и копейки.
Вот и остались от детских лет некоторые выражения, типа «будь готов — всегда готов!». Правда, в ином смысле, противоположном пионерским.
— Надеюсь, деньги легальные? Там ведь проводку копать станут, изучать под микроскопом. Найдут шершавинку — все, амба, вместо освобождения накинут дополнительный срок… Надеюсь, понимаешь?
Правая рука бывшего пионера снова вздрогнула и взметнулась к глупой башке. Санчо успел перехватить ее левой лапищей и возвратить в исходное положение.
— Обижаете, сударь! Что б у нас грязные деньги? Откуда? Западло! Тем более, залог предоставил Лавриков-младший. Честнейший юноша из послезавтрашнего поколения, он никакой грязи — ни на дух. Каждый цент просто сияет чистотой — ослепнуть можно!
Панегирик возвышенной честности плательщика адвокат встретил невеселой гримасой. Будто ему подсунули прокисшее молоко с давно истекшим сроком хранения.
— Дожить бы до послезавтра…
Санчо усмехнулся. Хотел было заверить адвоката, что тот обязательно доживет. Ибо работа у него не пыльная и денежная, его не подстерегают вонючие пастухи, не висят дамокловым мечом ожившие мертвецы и прочая нечисть. Ему нет нужды носить стволы, проверять в стенах собственного жилья наличие настороженных «жучков». Сто лет проживет, не меньше.
Но ответил другое, расплывчатое.
— Может, и дотянем.
— А вы еще и оптимист!
Почему «еще» Санчо не стал анализировать — подпирает время.
— А что делать-то? В гроб ложиться рановато, да и неудобно там — никакого тебе…это самое… комфорта. Уныние — великий грех, его не замолить… Извините, господин-товарищ, я тороплюсь…
Резников задумчиво следил за оруженосцем Лавра. В «чистые» деньги залога он не особенно верил. Сейчас в экономике страны крутятся и грязные, и отмытые миллиарды, уплывают за рубеж и возвращаются оттуда отмытыми. Конечно, далеко не все. Но это не его дело, не его обязанность — свою задачу он уже выполнил, что касается остального — пусть болит голова у Лавриковых. И старшего, и младшего.
А если брат выдаст кредит, вообще, не будет никаких проблем…
Санчо, забравшись в салон «жигуленка», включил запищавший мобильник. Не глядя на дисплей, он знал, кто звонит. Конечно, Федечка! Беспокоится рыжий пацан. Это хорошо, что беспокоится. Значит, наметившийся разлад с отцом дал первую трещину. Еще парочка таких «трещин» и восстановится мир между Лавриковыми, мир, о котором мечтает верный оруженосец рыцаря печального облика. То бишь, Лавра.
— Слушаю, говорите!… Ах, это ты, рыжий бесенок…
— В собственном соку, без маринада и специй, — немедленно отреагировал Федечка. Без смеха — серьёзно. Только одно это говорило о беспокойстве. — Как дела, Санчо?
— Федь, я до тебя — ну, никак, Аж матюгальник перегрелся, руку жгёт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Утром супругов разбудил мобильник. — требовательно запищал по комариному. Шесть утра? Самое настоящее неприкрытое нахальство — беспокоить людей в такую рань! Клавдия что-то недовольно пробормотала, поудобней устроилась на плече мужа и снова отключилась.
Трубка по прежнему вопила не переставая. Пришлось бережно высвободиться из Клавкиных объятий, переложить ее растрепанную голову на подушку, и включить аппарат.
Звонил Федечка.
Не извинившись и не поздоровавшись, он по обыкновению торопливо, глотая слова, проинформировал о крайней своей занятости, которая не позволяет встретиться с адвокатом, попросил заменить его. Ровно в десять утра, без опоздания, возле здания суда..
Муж и жена — одна сатана, думал Санчо, торопливо одеваясь, а как быть с отцом и сыном? Один дьявол, что ли? Работают в Федьке папашины гены, трудятся, блин, в полную силу. Поезжай! Без опоздания! Сделай то, выполни другое! А он что для них — робот или подневольный раб?
Одевшись, оруженосец потоптался возле тайника с оружием. С одной стороны, свидание с адвокатом не чревато какими-либо неприятностями, можно не рисковать, вдруг ментовская проверка? Тогда загремишь за незаконное хранение оружия в камеру по соседству с Лавром. Но, с другой — без ствола как-то не привычно, неудобно, мало ли что случается…
Решившись, Санчо заткнул за ремень волыну, на цыпочках вышел из избы. Клавдия, вжав голову в подушку, по прежнему сладко посапывала…
На выезде с проселка, на обочине дремлет красный «опель-кадет». Неужели, нарисовался очередной пастух? Пуганая ворона куста боится, попытался успокоиться Санчо. Вдруг у мужика отказал двигатель? Или он пошел в лесок опростаться? Остановиться, проверить? В другой обстановке, он так бы и сделал — остановился бы, пошарил среди деревьев и в салоне автомобиля, но сейчас нельзя, время подпирает, адвокат не будет ожидать, он мужик неплохой, но с гонором.
Санчо перестал думать о странном «кадете» и погнал свой «жигуль» к Москве.
Шоссе пустынно, добрые люди спят, недобрые возвращаются с грабительского промысла. Солнце зацепилось за горизонт и медленно, с одышкой карабкается по небосклону. Небольшой ветерок шепчется с кронами деревьев. Хорошо-то как! Мысленно Санчо сам себе пообещал впредь не залеживаться — подниматься вместе с солнцем, обливаться колодезной водой и бегать по участку рысцой. Обещать — это у него получается, а вот исполнять задуманное — никак.
Привиделась мягкая теплая постель, пышущее жаром тело Клавдии, ее реакция на настойчивую ласку. Не насытился, развратник? Когда угомонишься, сексуальный маньяк? На самом деле, она не сердится, ибо для женщины нет большей радости, чем то, что она попрежнему желанна. Поощренный супруг мигом принимается за новые поиски остающихся «драгоценностей».
Нет, он вовсе не сексуальный маньяк и не развратник. Просто любит вкусно поесть, насладиться пышным телом подруги. По его твердому убеждению, в жизни не существует других ценностей.
О каком беге трусцой можно говорить?
Неожиданно Санчо увидел упрямо следующий за ним красный «кадет». Все же — слежка? Никак кто-то не успокоится. Ну, что ж, поиграем в кошки-мышки.
Впереди — перекресток. Направо — к усадьбе бывшего совхоза, налево — в Спиридоновку, небольшую деревушку, большинство жителей которой давно переселилось либо в Москву, либо в другие города Подмосковья. Санчо свернул к усадьбе и остановился. Если его не пасут, красный «кадет» проскочит мимо, если — слежка, остановится.
Остановился! Но свернул к деревне. Так они и стояли — отечественный «жигуль» и забугорная иномарка. Выжидали, кто кого обманет? Думали.
Если бы не намеченная встреча с Резниковым, Санчо потерпел бы часик-другой, пересидел бы занюханного пастуха, полюбовался бы его растерянной физиономией. А что потом? Устраивать детскую игру в прятки? Или — в догонялки? Пытаться подставить упрямого преследователя под удар фурой, прижать его к кювету, с риском свалиться в него самому?
Было это однажды, было же! Когда Санчо, озверев при виде лежащего в крови Лавра, пошел на таран. Вместе с киллером свалялся с моста в реку. Откуда их извлекли спасатели и отправили одного в морг, другого — убийцу — в больницу. Повторить смертельный трюк — не под куполом цирка — на дороге — ни малейшего желания.
Придется сваливать. Не по шоссе, конечно — по проселку.
Бывшая совхозная столица выглядит с «фасада» довольно прилично. Две панельные девятиэтажки, пяток зданий помельче, краснокирпичное управление, белосиликатный медпункт, такая же школа, улицы и площадки залиты асфальтом, цветники и клумбы обложены кирпичом. Хорошо, даже отлично жили сельхозпроизводители, позавидуешь.
Это если не заглянуть за кулисы, то-бишь, за ширму кажущегося благополучия. А там — развал, запустение. Животноводческая ферманапоминает объект, который долго и старательно обрабатывали с воздуха бомбами и ракетами. Скот пущен на мясо, оставленный высокоудойные коровенки утопают в навозе. Звероферма тоже лежит в руинах. Обалдевшие от бескормицы, норки, горностаи, куницы и белки в поисках пропитания разбежались по полям и лесам
Вместо ухоженного асфальта — колдобины, огромные лужи, ухабы. По такой, с позволение сказать, дороги на телеге не проехать.
А вот Санчо проехал! Не на телеге — на современной отечественной легковушке. С немалым риском утонуть в болоте или сесть на днище. Царапал боками несчастного «жигуленка» деревья, лез в заросли, отважно бросался в не просыхающие даже в засуху лужи.
Скорей всего, настырный пастух не решился повторить маневр преследуемого водителя, больше Санчо его не видел…
К тротуару возле многоэтажного здания с многочисленными табличками и указателями оруженосец Лавра припарковал свой «жигуль» без пяти минут десять. Как раз во время! Из подъезда, покачивая знакомой папкой, вышел Резников.
Санчо выбрался из тесного для его фигуры салона, угодливо подбежал к нему.
— Ну, как? Получилось? Или — облом?
— У меня, уважаемый, так называемых обломов не бывает, — с гордостью продекламировал Михаил Ильич, открывая папку. — Держите решение суда и радуйтесь. Изложено убедительно и юридически грамотно.
Резников не притворялся, он на самом деле гордился своей удачливостью, юридическими познаниями, опытностью известного не только в Москве, но и в России, адвоката.
— Слава Богу! — Санчо почувствовал, что с его плеч свалилась тяжесть, не дающая ему дышать. — Вам тоже — спасибо.
То, что его приравняли к Богу, не могло не польстить адвокату, но все же по губам скользнула ироническая улыбка. Когда ему распевают хвалебные оды олигархи или видные чиновники — объяснимо и понятно. Вслед за словесной похвалой последует другая, более приятная — денежная. А чем может отблагодарить банкрот Лавриков? Только нищенским гонораром.
— На том стоим, любезный… Возьми выписку с реквизитами, куда следует перечислить залог. Квитанцию к двум часам — мне, — почему-то Резников показал не на подъезд и не на тротуар — вверх. Будто он прописан там, в небесной канцелярии. — Предстоит миллиард всевозможных юридических формальностей. Но к четырем, думаю, клиента освободят из узилища. Засим, желаю успехов!
О вознаграждении ни слова, растерялся Санчо. Бессребреник, что ли? Не может быть! Часто общаясь с юристами — адвокатами, следователями, прокурорами и прочей шушерой, Санчо понял, что среди них нет чистых, не замаранных официальными подачками или неофициальными взятками. Бессребреники живут только в сказках для детей дошкольного возраста.
— Благодарить буду отдельной строкой в российском бюджете, — прозрачно намекнул он на официальность будущего гонорара. — Можете не сомневаться…
— Я вовсе и не сомневаюсь, — с досадой огрызнулся Михаил Ильич. — Мне по должности нельзя сомневаться.
— Тогда мчусь заниматься бухгалтерией. Ох, до чего же не люблю рисовать цыфири, складывать, делить, умножать… Западло это! — щегольнул он любимым словечком, так нелюбимым Клавкой. — Извините, пожалуйста…
Жаргонное выражение не удивило адвоката, от подследственных бандитов он и не того наслушался. Удивило извинение. Ох, и не прост же этот толстяк! От него припахивает смесью наивности и хитрости, щенячьего повизгивания и львиного рыка. Достойный приятель бывшего авторитета.
— Ничего, привык… Забыл спросить…
— С ходу колюсь! — перебил Санчо. Он был готов не только колоться — облизывать спасителя Лавра, сдувать пылинки с его модного пиджака, целовать в задницу. — Всегда готов! — воскликнул он, с трудом удержавшись от пионерского салюта.
Ибо Мошкин в далеком детстве был пионером, активным и верующим в коммунистические идеалы. Будущее представлялось ему чем-то розовым и нарядным: комсомолец, член партии, борец за светлое завтра. Жизнь изрядно поработала над ним — убрала веру, вместо нее внедрила совсем другое: желание жить по человечески, не считая в кармане рубли и копейки.
Вот и остались от детских лет некоторые выражения, типа «будь готов — всегда готов!». Правда, в ином смысле, противоположном пионерским.
— Надеюсь, деньги легальные? Там ведь проводку копать станут, изучать под микроскопом. Найдут шершавинку — все, амба, вместо освобождения накинут дополнительный срок… Надеюсь, понимаешь?
Правая рука бывшего пионера снова вздрогнула и взметнулась к глупой башке. Санчо успел перехватить ее левой лапищей и возвратить в исходное положение.
— Обижаете, сударь! Что б у нас грязные деньги? Откуда? Западло! Тем более, залог предоставил Лавриков-младший. Честнейший юноша из послезавтрашнего поколения, он никакой грязи — ни на дух. Каждый цент просто сияет чистотой — ослепнуть можно!
Панегирик возвышенной честности плательщика адвокат встретил невеселой гримасой. Будто ему подсунули прокисшее молоко с давно истекшим сроком хранения.
— Дожить бы до послезавтра…
Санчо усмехнулся. Хотел было заверить адвоката, что тот обязательно доживет. Ибо работа у него не пыльная и денежная, его не подстерегают вонючие пастухи, не висят дамокловым мечом ожившие мертвецы и прочая нечисть. Ему нет нужды носить стволы, проверять в стенах собственного жилья наличие настороженных «жучков». Сто лет проживет, не меньше.
Но ответил другое, расплывчатое.
— Может, и дотянем.
— А вы еще и оптимист!
Почему «еще» Санчо не стал анализировать — подпирает время.
— А что делать-то? В гроб ложиться рановато, да и неудобно там — никакого тебе…это самое… комфорта. Уныние — великий грех, его не замолить… Извините, господин-товарищ, я тороплюсь…
Резников задумчиво следил за оруженосцем Лавра. В «чистые» деньги залога он не особенно верил. Сейчас в экономике страны крутятся и грязные, и отмытые миллиарды, уплывают за рубеж и возвращаются оттуда отмытыми. Конечно, далеко не все. Но это не его дело, не его обязанность — свою задачу он уже выполнил, что касается остального — пусть болит голова у Лавриковых. И старшего, и младшего.
А если брат выдаст кредит, вообще, не будет никаких проблем…
Санчо, забравшись в салон «жигуленка», включил запищавший мобильник. Не глядя на дисплей, он знал, кто звонит. Конечно, Федечка! Беспокоится рыжий пацан. Это хорошо, что беспокоится. Значит, наметившийся разлад с отцом дал первую трещину. Еще парочка таких «трещин» и восстановится мир между Лавриковыми, мир, о котором мечтает верный оруженосец рыцаря печального облика. То бишь, Лавра.
— Слушаю, говорите!… Ах, это ты, рыжий бесенок…
— В собственном соку, без маринада и специй, — немедленно отреагировал Федечка. Без смеха — серьёзно. Только одно это говорило о беспокойстве. — Как дела, Санчо?
— Федь, я до тебя — ну, никак, Аж матюгальник перегрелся, руку жгёт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38