Желудок не напоминал о себе — иногда постанывал, но — в меру, терпеть можно.
— Роман Борисович, разрешите уйти на полчаса раньше, — глядя на книжный шкаф, попросила Манька. — Я отработаю.
— Свидание?
Девица засмущалась, замахала пухлыми ручками. От этих жестов немедленно проснулись пышные ее груди — затрепыхались, запрыгали. Посоветовать телке носить более тесные бюстгалтеры Роман не решился — обидится.
— Вы скажете… Просто хочу пробежаться по магазинам, присмотреть наряд на осень… Сейчас, правда, много хороших вещей, но не все мне по карману…
Врет ведь толстуха, равнодушно подумал Романов, для пробежки по магазинам достаточно времени после работы. Скорей всего, свидание с таким же толстым мужиком. Но теперь не старое время, за моральный облик подчиненной начальник не отвечает.
— Можещь идти, — разрешил он. — Отрабатывать — не заставлю.
После того, как девица наложила на лицо еще один слой краски и выпорхнула из офиса, в помещении стало как-то неуютно. Под порывами ветра задребезжала открытая форточка, по комнате закружился хоровод пылинок, невыключенный в приемной компьютер, выражая негодования, тихо ворчал.
Тоска зеленая!
В половине пятого Роман спрятал в сейф папки с бумагами, выключил компьютер, прошелся по комнатам. Увлеченная мечтами о предстоящем свидании, Манька может начисто позабыть о невыключенной газовой плите, свете в туалетной комнате, вообще обо всем на свете.
Проверив комнаты фирмы, президент включил сигнализацию, запер входную дверь и поехал домой. Все, твердо решил он, с сегодняшнего дня — щадящий режим труда и отдыха, никаких сидений заполночь за дедовым архивом, полноценное питание. Подспудно знал — решимости хватит максимум до вечера, но чувствовать себя волевым человеком было удивительно приятно.
За закрытой дверью соседей — знакомый концерт: визгливые крики женщины, мужская матерщина. Кажется, деньги врученные утром главе семьи, нашли достойное применение. Разве зайти и напомнить пропойцам о достигнутом с ними соглашении?
Романов несколько минут нерешительно переступал с ноги на ногу. Потом решил не портить себе настроения, ограничился предупреждающим постукиванием в дверную филенку. Не дожидаясь ответного звериного рыка, поторопился укрыться в своей квартире.
Из-за приоткрытой двери ванной — веселое пение, плеск воды, шлепки ладошками. Девчонка моется.
— Добрый день, чистюля!
— Ой, папанька! Наконец дождалась… Только не заходи — я голая. Переоденься — сейчас будем обедать.
Дашка выпорхнула из ванной самым настоящим ангелочком. Скорее — бесенком. Голова обмотана полотенцем, легкий, прозрачный халатик почти не скрывает наготу, в глазах — озорные огоньки.
Роман ожидал обиду, упреков — ведь пообещал возвратиться к трем, а сейчас — около шести. Ничего подобного. Дашка ограничилась сочувствующим почмокиванием.
— Похудел-то как, осунулся. Разве можно так мучить себя?
Переодевшись в махровый банный халат и разношенные шлепанцы, сыщик неторопливо умылся, причесался м появился на кухне улыбающийся, веселый.
— Чем порадуешь, хозяюшка? Признаться, оголодал до безобразия, не поем — тебя проглочу.
Хотел было подшлепнуть «дочку» по упругой попке — во время удержал руку. Вспомнилось застолье в честь совершенолетия. Вдруг она сочтет отцовскую вольность призывом и повиснет на шее, снова подставив пухлые губки? С"умеет ли он удержаться?
Видимо, Дашка разгадала его сомнения — покраснела и отвернулась к газовой плите.
— Будь добр, папанька, нарежь хлеб и достань глубокие тарелки. На первое — уха из сазана, на второе — тефтели с вермишелью.
— Ох ты, уха, тефтели! — притворно восхитился Романов. — Настоящий пир!
Застолье пришлось отложить — в прихожей проснулся звонок. Неужели
Петька заявился? Вряд ли. Романов остановил бросившуюся в прихожую девушку.
Вдруг за дверью не Петька, а Ванваныч или его подручный с пистолетом?
Осторожно поглядел в глазок. На площадке — рыхлый пожилой мужчина. Оружия не видно, держит черный кейс.
Наверно, представитель страховой компании.
На всякий случай сыщик сунул в карман халата свой «макаров». Ничего не поделаешь, такая уж современная житуха — всегда быть настороже.
— Кто там?
— Простите, мне нужен Роман Борисович.
Голос — вежливый, просительный… Кажется, неприятностей не предвидится, можно открыть дверь.
Незванный гость нерешительно вошел в прихожую. Огляделся.
— Мы с вами незнакомы…
Нет, на страховщика не похож. Может быть, инженер из домоуправления?
— Будьте добры, представьтесь, — перебил визитера Романов. — Тогда и познакомимся.
— Видов Карп Семенович.
Сын вечного комбата и фельдшерицы. Как же он не походит на своего мускулистого, подтянутого отца! Капитана Роман, конечно, не видел, зато отлично помнит фронтовую фотокарточку, на которой комбат сидит с Клавдией, ротным Романовым и старшиной Сидякиным. Она, эта фотокарточка и сейчас прислонилась к графину с водой. Не дает внуку фронтовика расслабиться.
— Извините за допрос, Карп Семенович. Проходите в гостиную, пообедаем.
— Что вы, что вы? — перепугался Видов, будто ему предложено не разделить трапезу — штурмовать Эльбрус. — Я сыт. Обедайте — подожду.
Дашка успела сменить прозрачный халатик на джинсы и голубую кофточку. Сноровисто орудовала на кухне, вскрывала «гостевые» консервы, нарезала сыр и колбасу, накладывала в пиалушки салаты и винегреты. Не обращая внимания на смущенные отказы гостя, постелила на стол праздничную скатерть и принялась переносить на нее тарелки, тарелочки, ножи, вилки, закуску. Как положено на святой Руси, в центре — запотевшая бутылка водки.
— Хорошая у вас супруга, — залюбовался Дашкой гость. — Заботливая, хозяйственная и… красивая.
«Супруга» покраснела и бросила на Романа вопрошающий взгляд. Как он реагирует на опасный комплимент? Тот усмехнулся и снова повернулся к Видову.
Выпили. Первую рюмаху — за фронтовиков. Погибших и живых. Вторую — за их боевых подруг. Закусывал интеллигент медленно, аккуратно. Зато голодный хозяин метал все подряд.
Гость вытер накрахмаленной салфеткой сухие губы, демонстративно отодвинулся от стола.
— Спасибо, хозяюшка, все — очень вкусно… Не пора ли перейти к делу, по которому я вас побеспокоил?
Сейчас начнет плакаться по поводу страшной судьбы своей дочери, просить частного детектива найти ее.
— Подождите, — остановил Видова сыщик. — Поскольку намечается деловая беседа, нужно ее зафиксировать.
Понятливая девчонка, не ожидая просьбы, быстро освободила часть стола между собеседниками. Закуски и водку перенесла в кухонный холодильник. Сама устроилась на любимом диванчике, положила на колени раскрытую книгу.
— Дашенька, у тебя не найдется чистой общей тетради?
Не успел закончить просьбу — тетрадь легла под руку. На этот раз Дашка не возвратилась на диван — села рядом с мужчинами за стол и насторожила розовые ушки.
— Теперь внимательно слушаю вас.
Надежда на получение еще одного заказа по поискам и освобождению похищенной женщины рухнула — Видов не вспомнил о томящейся в неволе дочери.
— Видите ли, моя матушка, Клавдия Ивановна, перед смертью завещала во что бы то ни стало найти убийцу ее мужа, моего отца… Ну, какой из меня сыщик или следователь? Смешно даже подумать. Но у старых людей множество своих причуд. Правда, мне довелось некоторое время работать в уголовном розыске, наверно, именно это побудило мать завещать мне следствие по убийству мужа. В заключении обязала — именно, обязала, по другому она говорить не умела — при необходимости навестить ее фронтового побратима Романова Николая Даниловича. Я навел справки, оказалось он скончался. Сын его, ваш отец, Борис Николаевич тоже умер… Вот я и пришел к их наследнику…
Семен Карпович открыл кейс и принялся раскладывать перед оторопевшим частным детективом пачки писем, исписанные блокноты, отдельные бумажки с записями.
— Зачем вы показываете мне это?
— Не показываю — передаю. Так велела мать…
Надо бы, конечно, узнать о судьбе дочери посетителя. Дескать, год тому назад краем уха слышал о дерзком похищении. Но разложенный архив фронтовой фельдшерицы мешал этому.
Проводив Видова и заперев за ним дверь, Романов вернулся к столу. Вволю полюбовавшись на гору писем и блокнотов, он полез на антросоли, вытащил старый портфель, аккуратно обтер его мокрой тряпкой. Принялся упаковывать оставленное Видовым «богатство».
Дашка делала вид — увлечена чтением, на самом деле злые слезы туманили глаза, строчки расплывались, корчили ей ехидные гримасы. Ромка, так про себя именовала она «приемного отца», станет пережевывать очередную порцию информации, забудет о сидящей напротив «доченьке»… Или, как выразился гость — «супруге»?
Упаковав архив дедовой подруги, сыщик оставил на столе пачку писем, помеченную буквой "А"…
Глава 20
«… Последний разговор с Нечитайло поколебал мою, невесть откуда взявшуюся, уверенность в том, что мужа убил Прошка. Почему именно он, если во время налета мессеров на поле лежали десятки бойцов и командиров? Многие из них стреляли по вражеским самолетам…»
Из блокнота бывшей батальонной фельдшерицы.
С того самого часа, когда потрясенная гибелью мужа вдова узнала, что он погиб не от фашистской пули или осколка — от кого-то своего, она не уставала искать мерзкого убийцу. Сотрудники СМЕРШ работают по законам своей профессии, они выполняют служебную обязанность. Вдова — по велению сердца.
Первая мысль — Семенку убил Прошка Сидякин. Из зависти, из чувства трусливой ненависти. А может быть все значительно проще — устранил соперника. Женщину обмауть трудно, Видову — вдвойне: Прошка любил ее. По своему, по сидякински, но любил.
Подтверждение — короткий разговор в Ковыльском гарнизоне возле красноармейской столовой. Старшина привел роту на обед, но садиться за специальный, «сержантский» стол не стал. Прогуливался возле входа, строгий, в начищенных сапогах и гимнастерке, перетянутой в талии не брезентовым — кожаным ремнем.
Встреча произошла почти сразу после неожиданной женитьбы Сидякина, о которой судачили все женщины полка.
Клавдия торопилась в лавку военторга. Присмотреть для мужа новое белье, сапожный крем и прочие мелочи. Увидев прогуливающегося Прохора, остановилась.
— Добрый день, Прошка. Как жизнь?
— Нормальная жизнь, — удыбчиво ответил Сидякин. — Как и положено в армии… А у тебя как? Надеюсь, Семка не опозорился, работает в полную силу?
— Пошляк ты, — мучительно покраснев и опустив глаза, ответила молодая женщина. — Пошляком был в детстве, сейчас — все тот же. Не стыдно?
— А чего стыдиться-то? — изобразив недоумение старшина. — Дело обычное, аисты детишек не приносят… Ладно, Клавка, прости.
Помолчали. Клавдии хотелось поскорей уйти от этого неприятного человека, общаться с которым — мазать себя вонючей, липкой грязью. Удерживала мысль о том, что Прошка сочтет ее бегство своей победой. И порадуется.
— Как живешь с Галилеей?
— Как все мужики живут с бабами, так и я, — ответил Прохор очередной грубостью. — Кажется, заделал пацаненка. Если верить гарнизонным слухам, у Семки тоже должен появиться наследник. Правда или — брехня?
— Правда, все правда! — выкрикнула женщина, высоко подняв гордую голову. Успокаиваясь, переступила с ноги на ногу. — Скажи, Прошка, зачем ты женился? Ведь не любишь ты Галилею — все об этом знают.
— А ты хочешь, чтобы Семка и здесь меня обскакал? — с ожесточением прорычал Сидякин. — В школе — секретарь, а я пешка, он — в военную школу, а меня — на свиноферму, он — комбат, а я — всего лишь старшина. Выбрал себе в жены школьную подружку — и здесь учительский сынок опередил — отобрал… Теперь поглядим у кого первым сынок родится… А что до Галилеи, прости за прямоту, все бабы снизу одинаковы, мне с ней не по балам-приемам разгуливать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73