К тому же, как я понимаю, она, вроде, не шведского происхождения.
— Я хочу жениться на ней.
— Не делай этого. Она наркоманка. Причем безнадежная, — сказал Фитцджеральд; его голубые глаза стали холодными как льдинки. — Хочешь спать с ней — это пожалуйста. Но если женишься на ней — тебе конец.
— Вы хотите сказать, что не захотите после этого иметь со мной дела?
— Не только я. К тебе будут иметь претензии Канзас-Сити, все штаты Среднего Запада, все Соединенные Штаты и все зависимые территории. Ты помнишь, что произошло с Джеком Джонсоном? А ведь он не был наркоманом, а так — просто пару раз попробовал.
— Мистер Фитцджеральд, не волнуйтесь — никакого окончательного решения жениться или чего-нибудь в таком роде принято не было, — сказал Гэс. — Просто... она вроде как часть меня, что ли. И дело тут вовсе не только в том, что я обещал Джиму позаботиться о ней.
— Ладно, Гэс, все это касается только тебя. Но, Гэс, не расставайся с оружием, будь предельно осторожен и спи очень чутко.
— А как насчет поездки в Хот-Спрингз?
— Поедешь утренним поездом, который идет в Санта-Фе. Он останавливается по пути в Хот-Спрингз. И не возвращайся, пока здесь не улягутся страсти. — Фитцджеральд бросил на стол перед Гэсом пачку денег. — Можешь все это истратить. Чем меньше остается людей у Зирпа, тем лучше я себя чувствую.
Когда днем позвонила Бесси, Гэс сказал:
— Собирай чемодан, Бесси, мы отправляемся в путешествие. У нас будет медовый месяц.
— Мистер Гэс, — ответила Бесси, — мне кажется, вы не в своем уме.
— Я знаю, — ответил Гэс довольно мрачно и повесил трубку.
Позже, сидя у себя в комнате, он обдумывал ситуацию, в которой оказался. Ему очень не хотелось ввязываться во всякий там рэкет, очень не хотелось стрелять в кого бы то ни было и тем более убивать. Но он понимал, что для выживания в этом мире ему надо научиться стрелять первым и без промаха.
Вечером того же дня он обратил внимание на то, что отношение завсегдатаев к нему немножко изменилось. Он выполнял обязанности распорядителя в зале, и к нему обращались уже не “Гэс”, а “мистер Гилпин”; посетители исподтишка поглядывали на него.
Ронда Хельбаум пришла одна, без сопровождения и демонстративно оглядела его с головы до ног.
— А, храбрец Гилпин, стреляющий из двух пистолетов сразу, — сказала она. — Из фермера получается толк! Ты знаешь — ты знаменит.
— Я не понимаю, о чем это вы, — спокойно ответил Гэс.
— Ну, тогда почитай вот это. — Ронда вручила ему местную “Стар”, открытую на второй странице.
ГАНГСТЕРЫ СВОДЯТ СЧЕТЫ — ЧЕТВЕРО УБИТЫХ
Вчера утром, в районе Терделонн, в результате перестрелки, возникшей между двумя соперничающими гангстерскими группировками, было убито четыре человека.
Лейтенант полиции Рональд Мориарти сообщил, что в перестрелке были убиты Тони Керчански, Билл Буэлл (по прозвииу “Здоровяк”) и Томас Синатра (по прозвищу “Орешек Том”); все они были членами так называемого “Синдиката Мики Зирпа”. Со стороны противостоящей им преступной организации был убит Джеймс Криспус (по прозвищу “Банджо Джим”). Перестрелка произошла на Восьмой авеню приблизительно в половине двенадцатого утра.
Полиция разыскивает пресловутого Августа Гилпина (по прозвищу “Гэс-Голландец”), чтобы взять у него свидетельские показания, так как он, очевидно, был единственным свидетелем происшедшего. Расследование обстоятельств убийства четырех человек продолжается.
Когда Гэс пришел к Бесси на ее новую квартиру, та уже упаковала чемодан. Она ждала Гэса с нетерпением. Эта квартира несколько отличалась от предыдущей, а вот снаружи дом выглядел почти так же, как тот, где она жила раньше: такая же закопченная, грязная коробка, сложенная из кирпичей, единственным украшением которой были маленькие окна.
Гэсу хотелось схватить Бесси в охапку и слететь с ней вниз по потертым ковровым дорожкам. Но увидев, как она идет, он понял, что должен идти рядом, смотреть и наслаждаться ее движениями: она будто скользила по ступенькам, каждый сустав двигался в полной гармонии с остальными; ее можно было бы сравнить с мыльным пузырем, пляшущим в воздухе, или с восторженным ребенком, мчащимся по поляне, заросшей цветами.
Водитель Фитцджеральда, негр Джеймс Лаванда, молча открыл дверцы лимузина. Он никогда не задавал лишних вопросов. Он знал, что перевозит опасных людей с одного места на другое. И сейчас его вопрос был прост:
— Куда едем?
— Вокзал “Юнион”, — сказал Гэс.
Ехать было недалеко; к тому же, на улицах, так рано утром, кроме грузовиков, развозящих молоко и продукты, машин почти не было. Но Гэс, готовый ко всяким неожиданностям, внимательно смотрел по сторонам и всматривался во все проезжающие мимо них и встречные машины.
Когда подъезжали к вокзалу, водитель негромко обратился к Гэсу:
— Сэр...
— Да, в чем дело? — откликнулся Гэс, настороженный обеспокоенным тоном Лаванды.
— К какому входу подъезжать?
— Как к какому? К главному, конечно.
— Ну, а меня тогда высадите у входа для черных, — сказала Бесси.
— Ну и меня тоже, — сказал озадаченный Гэс. — Я не могу тебе позволить идти одной.
— Все твои неприятности только начинаются, мистер Красавец. — Голос Бесси прозвучал хрипловато и печально.
— Глупости, — сказал Гэс. — Начинается новая жизнь. И все будет как весной, все будет в цветах.
Водитель отнес чемоданы к билетной стойке, получил от Гэса чаевые и ушел. За стойкой сидел белый служащий болезненного вида, в очках с толстыми стеклами.
— Два билета до Хот-Спрингз, Арканзас.
— Вы едете с ней? За билетом ей придется пройти вот туда.
— Я путешествую с племянницей! Она живет в... Александрии, в Египте. Мы всегда путешествуем вместе, — сказал Гэс медленно и четко; ему очень хотелось ударом кулака сбить с носа служащего очки, будто сделанные из донышек бутылок.
— Тогда вам придется сидеть в вагоне для цветных.
— Ну и что? — Гэс улыбнулся.
— Но вы ж не цветной. — Служащий поджал губы. Он отшатнулся, когда Гэс положил свой огромный кулак на мраморную плиту стойки прямо ему под нос и прорычал:
— Сэр...
— Да, конечно, сэр, можно платить здесь, — сказал служащий слабым голосом; взял деньги, проштемпелевал и выдал билеты, потом отвернулся и сплюнул в угол.
— Эй, послушай! — крикнул Гэс, едва сдерживая гнев. — А ну-ка выйди сюда, если ты не...
— Перестань, мистер Красавец, — сказала Бесси тихо. — Ты же все равно не сможешь набить морду за нахальство каждому вшивому клерку. Если ты будешь этим заниматься, у тебя совсем не останется времени на меня. Пойдем, пойдем, ты сам захотел этого. Вот теперь и расплачивайся!
Она сама взяла билеты с прилавка и, взяв его под руку, потащила к поезду. Он остыл немного и был в состоянии что-то сказать лишь тогда, когда они пересекли огромный вестибюль вокзала.
— Успокойся, любимый мой. Для тебя это была прекрасная подготовка. Знаешь, когда у нас терпение лопается и мы начинаем отвечать кулаком, сразу все начинают кричать: черные взбунтовались, этих обезьян надо убивать как бешеных собак! И какая-нибудь подслеповатая дохлая козявка, ничтожный чиновник, застрелит кого-нибудь, а ему и говорят: “Правильно, эти черномазые впали в бешенство”, и дают ему медаль.
— Ладно, Бесси, извини, что я не сдержался.
Проводник вагона странно посмотрел на Гэса, но главное его внимание было сосредоточено на полновесных грудях Бесси, которые при каждом движении упруго колыхались под одеждой. Он долго и тщательно рассматривал ее билет, делая вид, что читает все, что там напечатано мелкими буквами, наклонялся в разные стороны, будто искал лучшего освещения. И при этом постоянно косил глаза на грудь Бесси. Наконец, Гэс не выдержал:
— Послушай, мистер, кончай свое чтение, а не то получишь по зубам.
Проводник вздрогнул, замер, а потом быстро сказал:
— Надеюсь, у вас будет приятное путешествие. Когда объявят вашу станцию, выходите, пожалуйста, побыстрее. Там мы стоим совсем недолго.
— Хорошо. Спасибо, — сказал Гэс.
— Извините, но знаете, вам следовало бы вести себя поприличнее.
Побелев от неожиданно охватившей его ярости, Гэс готов был наброситься на тщедушного проводника, но его остановил теплый насмешливый голос Бесси:
— Пойдем, пойдем, Гэс-Голландец. Ты что, не видишь, что он просто старый козел? Пойдем, мистер Красавец, пойдем в другой вагон. Там тебе не будут делать замечания!
Бесси хихикала, глядя, как он набычился и сверкает глазами.
Он пошел за ней к вагону, на котором стояла надпись: “ДЛЯ ЦВЕТНЫХ”. Четко и ясно. Ему показалось, что от ярости у него волосы на голове начинают развеваться как у жеребца. Бесси прошла по проходу в самый конец вагона, где сидели темнокожие люди, одетые по-разному: кто в строгих костюмах и двухцветных туфлях, но большинство в комбинезонах, потертых джинсах и растоптанных башмаках.
Гэс старался сохранять невозмутимое, спокойное выражение, но чувствовал себя очень неуютно в присутствии такого большого количества “цветных”.
Обивка сиденья была изношена; никаких белых, свежих салфеток на подголовниках, блестевших от жира и грязи, не было.
— Ну и ну, — пробормотал Гэс. — Мне надо было взять отдельное купе.
— Что, тебе не нравятся мои чернокожие братья и сестры?
— Не в этом дело. Просто — вот я собрался вроде как в свадебное путешествие, а тут на каждом шагу чего-то не так.
Поезд дернулся — загремели буферы вагонов, — потом дернулся еще раз и медленно отошел от платформы. Набрал скорость, и начался перестук колес на стыках рельсов. Вонь из боен постепенно уменьшалась и, наконец, совсем исчезла.
Со стороны соседних сидений на Гэса было брошено несколько обеспокоенных взглядов, но никто ничего не сказал и не спросил. Пришел старый проводник и прокомпостировал их билеты. Потом по проходу прошел белый мальчик с лотком; Гэс купил у него по огромной цене два яблока. После этого их уже никто не беспокоил, и они могли спокойно смотреть в окно.
Холмы Арканзаса скоро уступили место равнинам Озарка. Мимо окна проносились дубовые леса, шахты, где добывали свинец, развалюхи по краям лугов и полей. Изредка возникало что-нибудь, что привлекало внимание, но тут же оставалось позади и исчезало: человек, свежующий свинью, подвешенную к ветке дуба; чернокожий мальчик, сидящий на муле и размахивающий рваной шляпой; большой бык, пытающийся взгромоздиться на стройную, слегка присевшую на задние ноги корову... Все, что проносилось за окном, напоминало Гэсу о доме, о графстве Форд.
Месяцы, проведенные в каменном муравейнике, казались годами; он был как дикий мустанг, которого привезли в город, чтобы научить принимать участие в соревнованиях по выездке и стиплчейзу. По мере того как пейзаж, обозреваемый из окна вагона, становился все более диким и первозданным, воспоминания о каменных коробках, асфальте под ногами стали отступать. Каньоны, которые они переезжали по мостам, становились все глубже, а земля вокруг казалась совершенно девственной; никаких следов деятельности человека — если, конечно, не считать самих железнодорожных путей, которые вились через равнины, по зеленым склонам холмов... Вдруг Гэс услышал, как кто-то выкрикивает: “Хот-Спрингз! Хот-Спрингз!” Он очнулся окончательно и поднял голову с плеча Бесси, облаченного в шелк платья.
Глядя в ее египетские глаза, на ее радушную улыбку, он сказал:
— Нам здесь выходить.
Легко соскочив с подножки вагона, они обнаружили, что рядом с ними на платформе никого больше не было. Немного подальше, возле вагона первого класса для белых, вертелись носильщики и еще какие-то личности, которые помогали белым пассажирам, важным как магараджи, спускаться со ступенек вагона на вымощенную плиткой платформу; потом этих пассажиров почтительно сопровождали к машинам.
— Ну, посмотри, — сказал Гэс, — а здесь ни одного носильщика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Я хочу жениться на ней.
— Не делай этого. Она наркоманка. Причем безнадежная, — сказал Фитцджеральд; его голубые глаза стали холодными как льдинки. — Хочешь спать с ней — это пожалуйста. Но если женишься на ней — тебе конец.
— Вы хотите сказать, что не захотите после этого иметь со мной дела?
— Не только я. К тебе будут иметь претензии Канзас-Сити, все штаты Среднего Запада, все Соединенные Штаты и все зависимые территории. Ты помнишь, что произошло с Джеком Джонсоном? А ведь он не был наркоманом, а так — просто пару раз попробовал.
— Мистер Фитцджеральд, не волнуйтесь — никакого окончательного решения жениться или чего-нибудь в таком роде принято не было, — сказал Гэс. — Просто... она вроде как часть меня, что ли. И дело тут вовсе не только в том, что я обещал Джиму позаботиться о ней.
— Ладно, Гэс, все это касается только тебя. Но, Гэс, не расставайся с оружием, будь предельно осторожен и спи очень чутко.
— А как насчет поездки в Хот-Спрингз?
— Поедешь утренним поездом, который идет в Санта-Фе. Он останавливается по пути в Хот-Спрингз. И не возвращайся, пока здесь не улягутся страсти. — Фитцджеральд бросил на стол перед Гэсом пачку денег. — Можешь все это истратить. Чем меньше остается людей у Зирпа, тем лучше я себя чувствую.
Когда днем позвонила Бесси, Гэс сказал:
— Собирай чемодан, Бесси, мы отправляемся в путешествие. У нас будет медовый месяц.
— Мистер Гэс, — ответила Бесси, — мне кажется, вы не в своем уме.
— Я знаю, — ответил Гэс довольно мрачно и повесил трубку.
Позже, сидя у себя в комнате, он обдумывал ситуацию, в которой оказался. Ему очень не хотелось ввязываться во всякий там рэкет, очень не хотелось стрелять в кого бы то ни было и тем более убивать. Но он понимал, что для выживания в этом мире ему надо научиться стрелять первым и без промаха.
Вечером того же дня он обратил внимание на то, что отношение завсегдатаев к нему немножко изменилось. Он выполнял обязанности распорядителя в зале, и к нему обращались уже не “Гэс”, а “мистер Гилпин”; посетители исподтишка поглядывали на него.
Ронда Хельбаум пришла одна, без сопровождения и демонстративно оглядела его с головы до ног.
— А, храбрец Гилпин, стреляющий из двух пистолетов сразу, — сказала она. — Из фермера получается толк! Ты знаешь — ты знаменит.
— Я не понимаю, о чем это вы, — спокойно ответил Гэс.
— Ну, тогда почитай вот это. — Ронда вручила ему местную “Стар”, открытую на второй странице.
ГАНГСТЕРЫ СВОДЯТ СЧЕТЫ — ЧЕТВЕРО УБИТЫХ
Вчера утром, в районе Терделонн, в результате перестрелки, возникшей между двумя соперничающими гангстерскими группировками, было убито четыре человека.
Лейтенант полиции Рональд Мориарти сообщил, что в перестрелке были убиты Тони Керчански, Билл Буэлл (по прозвииу “Здоровяк”) и Томас Синатра (по прозвищу “Орешек Том”); все они были членами так называемого “Синдиката Мики Зирпа”. Со стороны противостоящей им преступной организации был убит Джеймс Криспус (по прозвищу “Банджо Джим”). Перестрелка произошла на Восьмой авеню приблизительно в половине двенадцатого утра.
Полиция разыскивает пресловутого Августа Гилпина (по прозвищу “Гэс-Голландец”), чтобы взять у него свидетельские показания, так как он, очевидно, был единственным свидетелем происшедшего. Расследование обстоятельств убийства четырех человек продолжается.
Когда Гэс пришел к Бесси на ее новую квартиру, та уже упаковала чемодан. Она ждала Гэса с нетерпением. Эта квартира несколько отличалась от предыдущей, а вот снаружи дом выглядел почти так же, как тот, где она жила раньше: такая же закопченная, грязная коробка, сложенная из кирпичей, единственным украшением которой были маленькие окна.
Гэсу хотелось схватить Бесси в охапку и слететь с ней вниз по потертым ковровым дорожкам. Но увидев, как она идет, он понял, что должен идти рядом, смотреть и наслаждаться ее движениями: она будто скользила по ступенькам, каждый сустав двигался в полной гармонии с остальными; ее можно было бы сравнить с мыльным пузырем, пляшущим в воздухе, или с восторженным ребенком, мчащимся по поляне, заросшей цветами.
Водитель Фитцджеральда, негр Джеймс Лаванда, молча открыл дверцы лимузина. Он никогда не задавал лишних вопросов. Он знал, что перевозит опасных людей с одного места на другое. И сейчас его вопрос был прост:
— Куда едем?
— Вокзал “Юнион”, — сказал Гэс.
Ехать было недалеко; к тому же, на улицах, так рано утром, кроме грузовиков, развозящих молоко и продукты, машин почти не было. Но Гэс, готовый ко всяким неожиданностям, внимательно смотрел по сторонам и всматривался во все проезжающие мимо них и встречные машины.
Когда подъезжали к вокзалу, водитель негромко обратился к Гэсу:
— Сэр...
— Да, в чем дело? — откликнулся Гэс, настороженный обеспокоенным тоном Лаванды.
— К какому входу подъезжать?
— Как к какому? К главному, конечно.
— Ну, а меня тогда высадите у входа для черных, — сказала Бесси.
— Ну и меня тоже, — сказал озадаченный Гэс. — Я не могу тебе позволить идти одной.
— Все твои неприятности только начинаются, мистер Красавец. — Голос Бесси прозвучал хрипловато и печально.
— Глупости, — сказал Гэс. — Начинается новая жизнь. И все будет как весной, все будет в цветах.
Водитель отнес чемоданы к билетной стойке, получил от Гэса чаевые и ушел. За стойкой сидел белый служащий болезненного вида, в очках с толстыми стеклами.
— Два билета до Хот-Спрингз, Арканзас.
— Вы едете с ней? За билетом ей придется пройти вот туда.
— Я путешествую с племянницей! Она живет в... Александрии, в Египте. Мы всегда путешествуем вместе, — сказал Гэс медленно и четко; ему очень хотелось ударом кулака сбить с носа служащего очки, будто сделанные из донышек бутылок.
— Тогда вам придется сидеть в вагоне для цветных.
— Ну и что? — Гэс улыбнулся.
— Но вы ж не цветной. — Служащий поджал губы. Он отшатнулся, когда Гэс положил свой огромный кулак на мраморную плиту стойки прямо ему под нос и прорычал:
— Сэр...
— Да, конечно, сэр, можно платить здесь, — сказал служащий слабым голосом; взял деньги, проштемпелевал и выдал билеты, потом отвернулся и сплюнул в угол.
— Эй, послушай! — крикнул Гэс, едва сдерживая гнев. — А ну-ка выйди сюда, если ты не...
— Перестань, мистер Красавец, — сказала Бесси тихо. — Ты же все равно не сможешь набить морду за нахальство каждому вшивому клерку. Если ты будешь этим заниматься, у тебя совсем не останется времени на меня. Пойдем, пойдем, ты сам захотел этого. Вот теперь и расплачивайся!
Она сама взяла билеты с прилавка и, взяв его под руку, потащила к поезду. Он остыл немного и был в состоянии что-то сказать лишь тогда, когда они пересекли огромный вестибюль вокзала.
— Успокойся, любимый мой. Для тебя это была прекрасная подготовка. Знаешь, когда у нас терпение лопается и мы начинаем отвечать кулаком, сразу все начинают кричать: черные взбунтовались, этих обезьян надо убивать как бешеных собак! И какая-нибудь подслеповатая дохлая козявка, ничтожный чиновник, застрелит кого-нибудь, а ему и говорят: “Правильно, эти черномазые впали в бешенство”, и дают ему медаль.
— Ладно, Бесси, извини, что я не сдержался.
Проводник вагона странно посмотрел на Гэса, но главное его внимание было сосредоточено на полновесных грудях Бесси, которые при каждом движении упруго колыхались под одеждой. Он долго и тщательно рассматривал ее билет, делая вид, что читает все, что там напечатано мелкими буквами, наклонялся в разные стороны, будто искал лучшего освещения. И при этом постоянно косил глаза на грудь Бесси. Наконец, Гэс не выдержал:
— Послушай, мистер, кончай свое чтение, а не то получишь по зубам.
Проводник вздрогнул, замер, а потом быстро сказал:
— Надеюсь, у вас будет приятное путешествие. Когда объявят вашу станцию, выходите, пожалуйста, побыстрее. Там мы стоим совсем недолго.
— Хорошо. Спасибо, — сказал Гэс.
— Извините, но знаете, вам следовало бы вести себя поприличнее.
Побелев от неожиданно охватившей его ярости, Гэс готов был наброситься на тщедушного проводника, но его остановил теплый насмешливый голос Бесси:
— Пойдем, пойдем, Гэс-Голландец. Ты что, не видишь, что он просто старый козел? Пойдем, мистер Красавец, пойдем в другой вагон. Там тебе не будут делать замечания!
Бесси хихикала, глядя, как он набычился и сверкает глазами.
Он пошел за ней к вагону, на котором стояла надпись: “ДЛЯ ЦВЕТНЫХ”. Четко и ясно. Ему показалось, что от ярости у него волосы на голове начинают развеваться как у жеребца. Бесси прошла по проходу в самый конец вагона, где сидели темнокожие люди, одетые по-разному: кто в строгих костюмах и двухцветных туфлях, но большинство в комбинезонах, потертых джинсах и растоптанных башмаках.
Гэс старался сохранять невозмутимое, спокойное выражение, но чувствовал себя очень неуютно в присутствии такого большого количества “цветных”.
Обивка сиденья была изношена; никаких белых, свежих салфеток на подголовниках, блестевших от жира и грязи, не было.
— Ну и ну, — пробормотал Гэс. — Мне надо было взять отдельное купе.
— Что, тебе не нравятся мои чернокожие братья и сестры?
— Не в этом дело. Просто — вот я собрался вроде как в свадебное путешествие, а тут на каждом шагу чего-то не так.
Поезд дернулся — загремели буферы вагонов, — потом дернулся еще раз и медленно отошел от платформы. Набрал скорость, и начался перестук колес на стыках рельсов. Вонь из боен постепенно уменьшалась и, наконец, совсем исчезла.
Со стороны соседних сидений на Гэса было брошено несколько обеспокоенных взглядов, но никто ничего не сказал и не спросил. Пришел старый проводник и прокомпостировал их билеты. Потом по проходу прошел белый мальчик с лотком; Гэс купил у него по огромной цене два яблока. После этого их уже никто не беспокоил, и они могли спокойно смотреть в окно.
Холмы Арканзаса скоро уступили место равнинам Озарка. Мимо окна проносились дубовые леса, шахты, где добывали свинец, развалюхи по краям лугов и полей. Изредка возникало что-нибудь, что привлекало внимание, но тут же оставалось позади и исчезало: человек, свежующий свинью, подвешенную к ветке дуба; чернокожий мальчик, сидящий на муле и размахивающий рваной шляпой; большой бык, пытающийся взгромоздиться на стройную, слегка присевшую на задние ноги корову... Все, что проносилось за окном, напоминало Гэсу о доме, о графстве Форд.
Месяцы, проведенные в каменном муравейнике, казались годами; он был как дикий мустанг, которого привезли в город, чтобы научить принимать участие в соревнованиях по выездке и стиплчейзу. По мере того как пейзаж, обозреваемый из окна вагона, становился все более диким и первозданным, воспоминания о каменных коробках, асфальте под ногами стали отступать. Каньоны, которые они переезжали по мостам, становились все глубже, а земля вокруг казалась совершенно девственной; никаких следов деятельности человека — если, конечно, не считать самих железнодорожных путей, которые вились через равнины, по зеленым склонам холмов... Вдруг Гэс услышал, как кто-то выкрикивает: “Хот-Спрингз! Хот-Спрингз!” Он очнулся окончательно и поднял голову с плеча Бесси, облаченного в шелк платья.
Глядя в ее египетские глаза, на ее радушную улыбку, он сказал:
— Нам здесь выходить.
Легко соскочив с подножки вагона, они обнаружили, что рядом с ними на платформе никого больше не было. Немного подальше, возле вагона первого класса для белых, вертелись носильщики и еще какие-то личности, которые помогали белым пассажирам, важным как магараджи, спускаться со ступенек вагона на вымощенную плиткой платформу; потом этих пассажиров почтительно сопровождали к машинам.
— Ну, посмотри, — сказал Гэс, — а здесь ни одного носильщика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53