А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Другой собровец угостил пинком вырвавшуюся вперед особенно горластую чеченку.
Толпа отхлынула. Одержимость жаждой разрушения в толпе очень быстро перерастает в ужас и панику, и тогда толпа распадается. Но сейчас она балансировала на грани страха и агрессии. Начался обычный базар:
— Управы нет, да?
— Напишем…
— Ты кто такой?
— Кто я? — усмехнулся Алейников, поправляя автомат. В отутюженном камуфляже, рослый, массивный, с грубым волевым лицом, с кобурой на боку, в которой устроился «стечкин», он очень напоминал натасканного пса войны и был сейчас в глазах собравшихся олицетворением той мощной силы, которая пришла с севера и перекорежила устоявшийся здесь бандитский мирок. От этого русского веяло спокойной уверенностью в своей силе и правоте. — Я не скрываю. Подполковник Алейников. Начальник криминальной милиции Нижнетеречного района. Запомнили?
Гомон стал тише. В этом селе половина жителей перебывала в ополчении и в разных бандах, и здесь отлично знали героев этой войны, как с одной, так и с другой стороны. А слава о бывшем заместителе командира СОБРа Алейникове еще с первой войны разнеслась по всему району. И случай трехгодичной давности в станице Левобережной все помнили отлично. Тогда во время проведения операции сложилась примерно такая же ситуация, вот только толпа была побольше и поагрессивнее, и она сумела засосать в себя сотрудника патрульной службы, которого едва не разорвали на части. Тогда собровец недолго думая пальнул в толпу из подствольника. У парня заклинило в голове, позже его перевели в другое подразделение, поскольку психов в СОБРе не держат. Но этот случай сыграл им на руку — подопечные Алейникова и он сам заработали репутацию отмороженных, с которыми бодаться — себе дороже.
Алейников отлично запомнил разговор с заместителем командира вновь созданного чеченского ОМОНа.
— Вы сами не сможете нормально бороться с нами. Не знаете наших обычаев, чем нас испугать, где прижать. Где показать силу. Женщины высыпали толпой, для вас они — слабые существа, вы с ними церемонитесь. А для нас они — никто. Чтобы женщина встала поперек мужчины? Сразу и получит прикладом по черепу. С ними нельзя обращаться так, как принято у вас. А мы умеем…
Да, они умели. И Алейников многому научился за время этой проклятой войны. Поэтому, кинув взгляд на стремительно деморализовывавшуюся толпу, из которой второго бородача как ветром выдуло, он демонстративно посмотрел на массивные часы на руке — и произнес:
— Минута на то, чтобы всем разойтись по домам… Потом — не обижайтесь…
И толпа начала рассасываться, как несостоявшаяся грозовая туча на летнем небе. А через пять минут Алейников, усаживаясь в «уазик», приказал двигаться вперед…
При свете дня предметы выглядят совершенно иначе. Вот и место, где разгорелся ночной бой. Дом, в темноте излучавший угрозу, теперь выглядел неопрятным покосившимся курятником. За забором тихо и пусто. В доме никого. Кто-то забрал трупы. О недавней кровопролитной схватке напоминали многочисленные следы от пуль, искореженная мебель, выбитые стекла и осыпавшаяся штукатурка.
Соседи мрачно, с бессильной злобой смотрели на пришельцев, вторгшихся в их мир. На скамейке перед забором соседнего дома приютился старик в кургузом пиджаке и папахе, равнодушно наблюдавший за происходящим.
— Кто здесь живет, отец? — спросил его Алейников.
— Резвана дом был, — ответил старик. — Уже год никто не живет…
— Где сам Резван?
— Ушел. Многие ушли… Мы остались.
— Кто здесь последние дни жил?
— Никто.
— А кто в нас стрелял вчера?
— Они пришли. Ушли. Мы не спрашиваем.
— Что, неинтересно?
— У них оружие Они сами спрашивают.
— И часто с оружием бывают?
— Сейчас редко… Но бывают… Эх, солдат, раньше все правильно было. Какая страна была…
— Мало тебя Сталин в степь казахскую выселял! — зло крикнули с соседнего двора.
Алейников оглянулся и увидел выглядывавшую из-за забора напротив женщину лет сорока. Поймав его взгляд, она сплюнула и скрылась в доме.
— Выселяли, — кивнул старик. — Нас наказали. Мы виноваты были. Нас сослали Та власть справедливая была. А сейчас… Эх, сейчас вся страна наказана. Только непонятно, за кого и за что…
Он поднялся с лавки и, тяжело шаркая подошвами, побрел, сгорбившись, прочь.
Когда осматривали дом, к Алейникову подошла та самая женщина, которая ругалась на старика, и негромко произнесла:
— Слушай, русский. Загляни в дом двадцать, за разрушенной школой… Там прячется.
— Кто прячется?
— А я знаю? Прячется. Ты его самого спроси… Только у него оружие…
Больше добиться от нее ничего не удалось. Она резко обернулась и пошла прочь…
Алейников взял рацию и велел:
— Дом двадцать за школой. Блокируем.
Школа была сожжена еще в девяносто четвертом году, и, похоже, это мало кого трогало. Село было ваххабитским, а ваххабиты давно рассудили: чему надо — научит мулла. Выросло поколение детей, которые не видели в своей жизни учебников, многие не умели читать и писать.
Дом располагался сразу за развалинами школы. Он был неказистый. Из тех, в которых обычно местные жители не живут, а содержат скот, инвентарь, используют, чтобы без особого комфорта провести ночь. Обычно у чеченцев несколько таких домов в селе и окрестностях.
Алейников махнул рукой, и бойцы рассыпались вдоль забора. Улицу перекрывал БТР, его крупнокалиберный пулемет вполне мог превратить это ветхое строение в несколько секунд в кучу разбитых обломков.
— Осторожнее, — приказал Алейников. — Куда попало — не палить.
Что-то ему не нравилось в этой наводке. Это вполне могла быть какая-то провокация, на которую так щедры туземцы.
— Пошли…
Собровцы рванули вперед, к дому.
— А-а-а, — послышался истошный женский крик.
Собровец едва не нажал на спусковой крючок, когда навстречу устремилась выскочившая из дома высокая чеченка с каким-то безумным выражением на лице Она попыталась вцепиться в собровца. Тот отпрянул, резко толкнул ее, сшибая с ног и ожидая чего угодно — выстрела, взрыва. Женщина вполне могла оказаться камикадзе, начиненной взрывчаткой.
Но это была просто женщина с глазами, полными слез.
— Уйди! — заорал собровец, прижимаясь к стене дома рядом с низким окном. Еще два бойца уже заняли свою позицию.
Но женщина не двинулась с места. Она сидела в пыли, обхватив руками голову.. Она плакала.
— Убрать, — кивнул Алейников. Боец кинулся, пригибаясь, к женщине, рванул ее за руку, поставил на ноги. Она попыталась ударить его кулаком в грудь, но он просто взвалил ее на плечо и кинулся под защиту БТРа.
Днем работать несравненно лучше. Правда, легче не только штурмовать объект, но и держать оборону, так что шансы все равно уравниваются.
Алейников преодолел расстояние, отделявшее его от стены дома, где засел неизвестный бандит или целая компания — поди узнай.
Нет проблем забросить внутрь парочку гранат, а потом зайти и посмотреть, кто там остался живой. Самый легкий вариант, который может сберечь массу здоровья, а то и жизни.
— Э, бандит, — крикнул Алейников. — Минута тебе на то, чтобы выйти с поднятыми руками. Понял?.. Ответом было молчание…
— Отсчет пошел. После этого снесем дом БТРом.
— Не напрягайтесь. Выхожу, — послышался глухой мужской голос.
Появившуюся в дверях мощную фигуру атлета взяли на прицел несколько стволов.
— Не бойтесь. Я без оружия, — усмехнулся человек, поднимая руки.
— На колени, — приказал Алейников. — Руки на затылок. И плавно, чтобы каждое движение видели…
Тоже вполне могло статься, что этому человеку терять нечего и он сейчас взорвется, стремясь унести на тот свет побольше неверных.
Человек опустился на колени, положил руки на затылок.
К нему подскочил сзади боец СОБРа. Тычком в спину распластал на земле, завел руки за спину, защелкнул наручники. Пробежал ладонями по телу.
— Чистый, — собровец перевел дыхание. — Не начинен.
Алейников вытер пот.
Пленного поставили на ноги. Алейников подошел к нему и внимательно посмотрел ему в лицо.
— Алейников, — кивнул задержанный.
— Вот это встреча, — вспомнил Алейников. Он с этим человеком встречался еще в первую войну.
— Странно встретились, — вздохнул задержанный. — Но лучше вы, чем они.
— Чем кто?
— Кровники… В доме лежит пистолет… Сразу, чтобы время не тратили, из него я убил двоих… Просьба. Женщину не трогайте. Она ни при чем…
— Обещаю, — кивнул Алейников.
Действительно, в доме лежал на полу пистолет «ТТ». Патрона в патроннике не было, так что пленный, похоже, отстреливаться не собирался.
— Лев Владимирович, а что это за типа мы взяли? — спросил Мелкий брат.
— Майор милиции Джамбулатов, — ответил Алейников.
— Серьезный зверь?
— Серьезный… человек…
— Курить будешь? — спросил Алейников, глядя на сидящего напротив него Руслана Джамбулатова.
— Буду, — кивнул тот, потянувшись к пачке. Он размял сигарету «Ява», закурил. И оценил:
— Дрянь сигареты.
— К «Мальборо» привык? — хмыкнул Алейников.
— Привык. Было время. Дешевые сигареты менту считалось просто неприличным курить… Давно было. В другой эпохе…
— Времена не выбирают.
— Да. Времена выбирают нас, — кивнул Джамбулатов. — Кстати, ты кто сейчас по званию?
— Все еще подполковник, Руслан.
— Папаху не дают. Что так?
— Видимо, не заслужил.
— Ну да, — хмыкнул Джамбулатов. — Не умеешь выслуживаться, что ли?
— Не обучен.
— Правильно. Ты, Алейников, воин… И я воин. Мы только и умеем, что воевать. А ордена и звания — для других… А знаешь, это ведь мой кабинет был, — Джамбулатов обвел рукой кабинет начальника криминальной милиции. — Только в те времена, понятно, он выглядел получше… Но что-то осталось. Вон тот шкаф мой остался. Хороший шкаф. Добротный. Мне его председатель колхоза имени Ленина десять лет назад подогнал.
— Точно.
— В нем картотека, в правом ящике. На проституток района. Сейчас там?
— Осталась.
— Я ее сам формировал… Как, помогла тебе?
— Немножко.
— Правильно. Шлюхи — лучший источник оперативной информации. — Джамбулатов вздохнул. — Жизнь прошла в этих стенах. А теперь кто я? Никто!.. Ох, как же нас поломало всех!
— Поломало, — кивнул Алейников. — Ну что, Руслан, Давай. Рассказывай…
— А что рассказывать? — пожал плечами Джамбулатов. — Положил я их… Ваху положил. Джохара.
— Это у мини-завода?
— Да… Еще кое-кого.
— Кого же?
— Братьев Мовсаровых.
— Ну ты разгулялся.
— А сколько еще тварей не достал, — Джамбулатов покачал головой. — Теперь у меня масса кровников. Мы долго, слишком долго играли в солдатики… Слушай, давай так, я пишу явку с повинной. При условии, что отправите меня в Россию.
— Здесь что, не сидится?
— Здесь убьют. Все равно убьют.
— В ИВС?
— А что им ИВС? Они просочатся сквозь эти стены. Купят ваших людей. Возьмут штурмом отдел. Слишком сильно я прищемил их… Жалко только. Хромого не достал.
— Где теперь Хромой?
— Здесь.
— Уверен?
— Уверен. — Руслан глубоко затянулся и выпустил дым, задумчиво глядя на поплывшие клубы. — Ох, плохо все. Плохо… Ты сидишь за моим столом и допрашиваешь меня… Знаешь, я всю жизнь слугой государства был. И всех собак в районе в руках держал. И в Афгане за это государство воевал, и никаких сомнений в правильности пути не было. Да, да, хоть и братьев мусульман крошил, но была уверенность, что за нами правда. Потому что была держава, которой не грех было служить верой и правдой… А сейчас державы не стало…
Алейников задумчиво посмотрел на него, щелкнул зажигалкой и тоже затянулся. И хмыкнул:
— Ну да. Была у меня таможня. Были контрабандисты, как говаривал Верещагин в «Белом солнце пустыни».
— Знаешь, подполковник, когда Россия была рачительным и справедливым хозяином — здесь был порядок. Когда Россия стала проституткой и ее правительство отдавалось за деньги, как вокзальная шлюха, тому, кто заплатит больше, то здесь хозяином стал бандит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44