— Какого часа? — не понял Ваха. Он вообще многие вещи понимал плохо.
— Ночи святых ножей, когда мы будем резать русских, как скот!
— Мы поняли, — поспешно кивнул друг Джохар, стоявший рядом с Вахой.
Хромой неторопливо, постукивая ладонью по деревянной кобуре со «стечкиным», прошелся перед своими бойцами, остановился перед Вахой, внимательно посмотрел на него и произнес:
— Будешь ждать, чтобы по первому зову снова взять оружие, Ваха. Ты меня хорошо понимаешь?
— Да, да, — подобострастно закивал тот, пытаясь выдержать тяжелый взгляд Хромого.
— Если с головой у тебя будет не в порядке и ты забудешь о своем долге, я вылечу твою голову… Отрезав ее…
Ваха сглотнул. Он слишком хорошо знал Хромого и не сомневался в его словах.
Все получилось как по писаному. По телевизору показали несколько воинов ислама, которые спустились с гор, были паспортизированы и отпущены на свободу. «Чечня возвращается к мирной жизни», — вещали по телевизору. А Вахе было смешно. Он вспоминал слова Хромого и знал, что Чечня просто затаилась, чтобы резать врага, когда тот расслабится.
— Ночь святых ножей, — повторял он про себя как заклинание. Но вот незадача — чем дальше, тем меньше ему хотелось, чтобы эта ночь наступила Ведь устроился он в новой жизни очень даже неплохо.
Никаких компрометирующих материалов у следственных органов на него не было. После проверки и недолгого пребывания в камере он получил ненавистный российский паспорт. Ему сохранили жизнь. Он вернулся домой, в станицу Ереминскую, и застал ее нетронутой войной — на улицы не упал ни один снаряд. Артиллерия федеральных сил лишь слегка поработала к северу от станицы по укреплениям исламского полка.
В станицу стали возвращаться жители. Русские вновь провели туда электричество, и зажглись лампочки, там восстанавливали телефонную связь и водопровод — вещи, о которых в Чечне в последние годы стали забывать. А еще они вновь отстраивали школы, от которых, как говорил Хромой, один вред — ведь мусульманину надлежит изучать только Коран, лишние знания лишь смущают ум правоверного и сеют зерна сомнения, с чем Ваха был полностью согласен. Сам он знал свой автомат, умел считать деньги и пасти скот и не хотел больше ничего.
Жизнь входила в свою колею. Люди, правда, жили тяжело. Еще при Дудаеве началось скатывание в натуральное хозяйство, когда люди занимаются не торговлей, а обменом одних вещей на другие — запчастей к машине на мясо, сена на бензин, керосина на хлеб. Денег в ходу почти не было. Они водились лишь у избранных. Сам Ваха никогда не был хозяином и не рассчитывал им стать, но готов был служить любому хозяину, лишь бы хорошо кормили и давали деньги, лучше доллары, потому что они не падают в цене и с ними можно жить хоть в Москве, хоть в Турции.
Вернувшись домой, Ваха быстро сориентировался и пристроился к бизнесу, которым занимался и до того проклятого дагестанского похода, — производству бензина. И опять очутился на мини-заводе.
Мини-завод — эдакий большой самогонный аппарат, в котором перегоняется в бензин нефть, — может обслуживать один человек. А с полученного продукта, если не связываться с транспортировкой за пределы республики и с розничной реализацией, а сбыть его на ближайшей узловой станции — навар за одни только сутки получается больше тысячи долларов. Естественно, львиная доля уходит на взятки, на дело освобождения чеченского народа, но того, что остается, хватает на безбедную жизнь и хозяину, и работникам.
Поскольку Ваха раньше имел дело с бензином, да еще неплохо зарекомендовал себя у Хромого, его и Джохара нанял хозяин нескольких подобных «производств». В обязанности, помимо обеспечения производственного процесса, входила охрана объекта. Работа — не бей лежачего. Бензовоз подъезжает, хозяин забирает мутный зеленый бензин, который потом продается в Дагестане и Чечне — дальше не идет из-за безобразно низкого качества, и в этом бизнесе завязаны и милиция, и военные. Всем нужны деньги. Все хотят иметь в этой жизни свой навар…
— Пу, — Ваха еще раз нажал на спусковой крючок, движение курка было остановлено предохранителем.
Он вздохнул. Да, все было до вчерашнего дня хорошо. Деньги шли, и он хотел даже двинуть в Россию, чтобы отдохнуть, присмотреться, как там и что. И тут выясняется, что его налаженная жизнь готова устремиться под откос.
Шайтан принес этого вестника! Он пришел вечером. И Ваха с ужасом понял, что приближается та самая ночь святых ножей.
Ваха вздохнул из-за невеселых дум, отложил автомат и крикнул:
— Джохар! Где пиво?
Хромой был бы недоволен, увидев, как его люди употребляют спиртное, что запрещено Аллахом. Но Вахе иногда, в тяжелую минуту, было плевать и, на истинное учение, и на Хромого, и на самого Аллаха. Все должно приносить навар. Когда вера в Аллаха приносила навар, Ваха был правоверным. Сегодня навар приносит нефть.
— Джохар! — нетерпеливо позвал Ваха.
— Что шумишь? — услышал он сзади. Обернулся и оторопело уставился на громадного седого незнакомца.
— А где Джохар? — тупо спросил Ваха.
— Джохар умер, — усмехнувшись, сообщил незнакомец, обросший бородой, с яростным взором, вспарывающим, как острый нож. И тут Ваха узнал его.
— Джамбулатов, — выдавил он.
Рука дернулась к автомату. Но Руслан Джамбулатов выстрелил раньше — от бедра из «ТТ». Пуля с пустым металлическим грохотом ударила по ржавому остову кабины и рикошетом ушла в лес. Ваха проворно вскочил на ноги и отпрыгнул в сторону, замер, глядя на пистолет. Он прикинул, что схватить автомат, снять его с предохранителя и выстрелить раньше врага нереально.
— Хорошо устроился. Тепло. Деньги капают… Сядь! — прикрикнул Джамбулатов.
Косясь на зрачок безотказного «ТТ», которым противник, судя по всему, владел в совершенстве, Ваха уселся на остов трактора.
— Теперь бери автомат за ствол. И бросай подальше… Не понял?
Ваха все понял. И автомат отлетел метра на три. Не отводя пистолета, Джамбулатов подошел к автомату, взял за приклад, отшвырнул его подальше. Но он не знал, что за поясом у Вахи, прикрытый просторной рубахой, был еще заткнут пистолет Макарова и патрон у него в патроннике. Хромой учил — у мужчины всегда должно быть под рукой оружие, пригодное к бою… Вот только как успеть выдернуть его, снять с предохранителя и выстрелить?
— Помнишь тот вечер? — спросил Руслан.
— Я не убивал твоего отца… Это Джохар.
— Ты был там. Ты пришел за моей жизнью. Теперь я пришел за твоей. Это справедливо.
Губы Вахи дрогнули. Он не был готов к смерти. Хромой упорно твердил, будто гвоздями вколачивая в головы своих подчиненных, — воин ислама в любой момент должен быть готов умереть достойно. Но Ваха не готов!
— Не надо.
Мой род отомстит! — больше плаксиво, чем с угрозой, воскликнул Ваха. — Твою семью вырежут!
— Твой род отказался от тебя, ублюдок! И запомни, собака, теперь мне не страшно ничего… Умри как мужчина…
Округлившимися глазами взирал Ваха на своего палача. И видел, что пощады не дождаться.
— Не убивай! Хромой — я отдам тебе его.
— Хромой давно в Турции…
— Он здесь… Я отдам тебе его…
— Отдашь, говоришь, — Джамбулатов усмехнулся. И засунул пистолет за пояс сзади.
Ваха расслабился, представив, как вгонит в Джамбулатова пулю, когда тот отвернется.
— Значит, Хромой здесь, — Джамбулатов нагнулся, вытащил из самодельных ножен, привязанных к ноге, штык-нож с коричневой стандартной рукояткой. На тщательно заточенном лезвии была кровь. Свежая. Кровь Джохара, который зазевался и позволил перерезать себе горло!
— Что ты хочешь? — с нарастающим ужасом, готовым перерасти в панику и толкнуть на необдуманный поступок, смотрел на нож Ваха.
— Я не буду тебя стрелять. Просто зарежу, как барана… И тут ужас рывком поднялся из глубин души, захлестнул с головой, не давая думать, мешая бороться за жизнь, и Ваха всхрапнул, как лошадь, вскочил, упал на колено, поднялся и бросился прочь.
Джамбулатов без труда настиг его, сшиб с ног. Ваха завертелся на земле, вспомнив, наконец, про свой пистолет за поясом. Потянулся за ним, но лезвие заточенного штык-ножа полоснуло по руке, и пистолет оказался на траве.
Стиснув зубы от отвращения, Джамбулатов с силой вогнал лезвие в шею своего кровника.

Глава 5
ВОЗВРАЩЕНИЕ

В поселок банда вошла ночью. Задача стояла незамысловатая — перебить закрепившееся в здании школы подразделение русского ОМОНа, продемонстрировать свою силу и объявить: пришло освобождение от имперского ига, и благодарные жители должны осознавать, что отныне и навсегда живут в свободном кавказском исламском государстве. Но неожиданного нападения не получилось. Боевики напоролись на омоновский секрет, стерегущий подходы к расположению подразделения, с ходу потеряли двоих убитыми и троих ранеными. Один из раненых, лежащий на земляном полу захваченного дома, страшно стонал, впадал в горячку и проклинал кого-то. Среди проклинаемых Хромой разобрал и свое имя.
Хромой нагнулся над стоящим на коленях русским, которого захватили в плен во время ночного скоротечного боя, и спросил:
— Мент?
— Врач, — сплюнув сгусток крови, процедил пленный.
— Это хорошо, — кивнул Хромой. — Лечи, врач. Лечи наших братьев, — он кивнул на раненых.
— Я врач, а не ветеринар, — через силу, скривившись в ухмылке, медленно произнес пленный.
— Ты шакал! — Хромой пинком повалил пленного, вытащил свой любимый «стечкин» — высоко ценящийся среди боевиков и достаточно редкий автоматический двадцатизарядный пистолет, который означал принадлежность к полевым командирам.
Пленный омоновский врач поднял глаза, и Хромой напоролся на такой заряд ненависти и упрямства в глазах этого неверного — подобного не видел даже у своих фанатиков. И полевой командир невольно отступил на шаг.
— Я лучше бродячих собак лечить стану, — упрямо процедил, еще раз сплюнув сгусток крови, пленный.
— Ты хорошо подумал? — спросил Хромой. Пленный врач исхитрился и плюнул в полевого командира.
— Это тебе дорого станет, — вытеревшись, произнес Хромой. И кивнул своим воинам. А они умели обращаться с непокорными…
Обезглавленный труп бросили на улице… А Хромой, стоя на крыльце захваченного дома, втягивая ноздрями холодный воздух и глядя на тревожно замерший в ожидании ночной аул, передернул плечами зябко и нервно. Ему стало не по себе. Он ощутил, что все идет совершенно не так…
"Во имя Аллаха милостивого и милосердного!
Всем русским солдатам и офицерам.
Ваше время прошло. Если вы не хотите живой ад, уезжайте к себе домой. В случае невыполнения наших требований будут применяться меры шариатского наказания.
Аллах акбар!
Моджахеды Дагестана".
Эти листовки еще недавно разбрасывали на рынках, ими обклеивали заборы и стены. Русским обещали очистительный огонь джихада. Кипела, стремясь вырваться на свободу, священная месть и за прошлую, проигранную Россией в 1996 году чеченскую войну, и за все предыдущие войны.
Вдохновитель этого похода Шамиль Басаев на совете полевых командиров обещал, что с Кремлем все обговорено. Он якобы в Швейцарии недавно встречался с одним из заправил Администрации Президента России, и Москва согласилась сдать на необременительных условиях Дагестан. Шамилю многие верили. Все знали, что он участвует в играх, где Кремль — одна из сторон, и игры эти вознаграждаются тем немногим, что чего-то стоит на земле — деньгами и властью… Хромой ему не верил, хотя хотелось верить. У него возникло стойкое ощущение, что игры эти уже зашли слишком далеко. И теперь за стол садятся уже совсем другие игроки… Но он малодушно заставил себя поверить. И двинулся со своими верными бойцами на Дагестан, который, по утверждениям пылких сторонников похода, с благодарностью падет к ногам освободителей от русского ига.
В любом процессе есть скрытые пружины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44