Кларк, до этого не спускавший глаз с президента, отвел взгляд в сторону.
— Подобных обещаний я никому никогда не даю. Только самому себе.
— Это уж как тебе нравится, Рей. Однако до поры до времени ты не должен прикасаться к бутылке. Эго приказ, так и знай.
— Я могу сам о себе позаботиться, господин президент, — сухо ответил Кларк. — Что мне нужно делать дальше, по-вашему?
— Попытайся сегодня утром на заседании разузнать у Скотта что-нибудь об ОСКОСС. Так как-нибудь, между прочим. Очень осторожно. Ни малейшего намека на то, что мы что-то подозреваем. Ровно к двум возвращайся сюда. Я хочу провести совещание. Приходи через восточный подъезд. Мы поднимемся в солярий. А я с утра переговорю с глазу на глаз с Корвином и Крисом.
Когда Кларк закрывал за собой дверь, Лимен уже разговаривал по внутреннему телефону:
— Эстер, сейчас же пришлите ко мне Арта Корвина. Да, Эстер, передайте Полю, пусть он отправляется к Фуллертону и получит у него список всех засекреченных военных объектов в стране. Можно включить в него и объекты за границей. Велите ему снова напомнить Фуллертону, что вчерашний разговор должен оставаться в секрете, как и сегодняшний… Да, еще одно поручение: пусть Крис Тодд придет ко мне в одиннадцать. Вы поняли?
В дверь тихо вошел Артур Корвин — начальник секретной службы, несущей охрану Белого дома и президента. Корвин редко улыбался, и все же в Белом доме не было более добродушного лица. В общем-то оно было невыразительным, но морщинки вокруг глаз придавали Корвину вид человека, довольного всем и вся. После пятнадцати лет работы в качестве детектива, главным образом по делам фальшивомонетчиков, он еще при предшественнике Лимена Эдгаре Фрейзиере был прикомандирован к Белому дому. Начальником охраны его назначил уже Лимен, после того как предыдущий начальник ушел на пенсию.
Лимен и Корвин с первого взгляда понравились друг другу — еще в ту ночь, когда Корвин сразу после выборов явился в губернаторский особняк в Колумбусе, чтобы организовать охрану нового президента Соединенных Штатов. Лимен никогда не расспрашивал Корвина, но догадывался, что тот недолюбливал Фрейзиера, хотя сам Корвин ни разу об этом не обмолвился, чем еще больше расположил к себе нового президента.
Широкоплечий, сильный Корвин, с какой-то гордостью носивший свой торчавший ежик волос, ростом был выше Лимена. Несмотря на узость своих интересов (Лимен не сомневался, что после окончания колледжа его главный телохранитель вряд ли осилил десять — двенадцать книг), он ежедневно тщательно прочитывал газеты, пытаясь чуточку опередить своего хозяина и угадать, куда он может поехать, кого увидеть, каких посетителей принять.
Корвин подошел к письменному столу и застыл в ожидании.
— Садитесь, Арт, — предложил Лимен. — Возможно, меня ожидают крупные неприятности и мне может понадобиться ваша помощь. Во-первых, вам следует знать, что на субботу намечена еще одна «Всеобщая красная» тревога. Из соображений секретности вы должны были узнать об этом только в последнюю минуту.
Пересказывая сообщение Кейси в четвертый раз, Лимен обнаружил, что уже автоматически редактирует его, сокращает одни пункты и развивает другие. Чем отчетливее видел он происходящее, тем ярче выделялись три эпизода: сформирование ОСКОСС, отказ адмирала Барнсуэлла участвовать в тотализаторе Скотта на скачках и скомканная записка, написанная рукой Хардести.
— Да, господин президент, но просто невозможно поверить, что кто-то собрал в пустыне столько людей, снабдил их всем необходимым, возвел постройки, а до Белого дома не дошло ни малейшего слуха.
— По совести говоря, Арт, вот это и смущает меня больше всего. Ясное дело, что Кейси только строит догадки. Он складывает два и два и, возможно, получает пять. Сегодня утром я попытался мысленно подсчитать все наши секретные базы и не смог. У нас сейчас так много баз — секретных и полусекретных, что никому и в голову не придет докладывать мне о какой-то одной из них, если я не дам специального указания или если не потребуется принять об этом объекте какое-то особое решение.
Корвин промолчал, и Лимен мысленно спросил себя, о чем сейчас думает этот большой и спокойный человек. «Разделяет ли он гнев, закипающий во мне при одной лишь мысли о том, что интеллигентные, способные и облеченные доверием американцы готовятся бросить вызов конституции? Испытывает ли он то же отчаяние и то же чувство беспомощности, что и я? Настолько ли он лоялен как телохранитель, чтобы защитить не только телесное воплощение, но и дух того, что ему поручено защищать?»
— Так что вы скажете, Арт?
— Полагаю, что мы должны удвоить охрану за счет людей, на которых я смело могу положиться, — быстро ответил Корвин.
— Нет, нет, я совсем о другом. Что вы думаете обо всем этом, обо всей этой истории? Она не представляется вам бессмыслицей?
Корвин впервые улыбнулся, и Лимену показалось, что он прочел на его лице выражение какой-то особой теплоты и привязанности.
— Господин президент, — сказал Корвин, — время от времени я встречаюсь с моим предшественником по работе. Вы удивились бы, если бы услыхали, что мы говорим о президентах. Для нас это всего лишь работа, как и всякая другая, а вот каждый из вас — наполовину беспомощное дитя, а наполовину — дурак. Кто-нибудь постоянно стремится отправить президента на тот свет. За год мы получаем штук сто писем от разных сумасшедших, собирающихся перерезать президенту глотку, или отравить, или продырявить из винтовки.
— И доктор Гэллап, должно быть, переговорил с каждым из них на прошлой неделе, — горестно заметил Лимен.
Корвин вежливо улыбнулся, но не позволил себя отвлечь.
— И все же президенты ухитряются вести себя наиглупейшим образом. Помните, в разгар этой истории с пуэрториканцами Трумэн высунул голову из окна Блэйр Хауз, чтобы узнать, почему и в кого стреляют? А Кеннеди? С больной спиной он отплывал ярдов на пятьдесят от яхты, да еще в таких местах, где глубина достигала футов сорока. А Эйзенхауэр? Играл в гольф на опушке такого густого леса вдоль некоторых автострад, что несколько шизофреников могли бы спокойно стрелять в него с деревьев и никакая охрана не могла бы даже напасть на их след.
Лимен протестующе поднял свою большую руку.
— Но сейчас, Арт, речь идет о другом. Если… если это правда, значит, готовится захват власти.
— А нам все равно, господин президент. Мы никому не верим. Возможно, вам покажется смешным, но иногда я ловлю себя на том, что присматриваюсь к самым высокопоставленным лицам из вашего окружения, включая членов кабинета, и пытаюсь определить, не прячет ли кто-нибудь из них револьвер под пиджаком.
— Но мы же говорим о совершенно разных вещах, Арт, — снова возразил Лимен. — Я не вижу тут никакой опасности лично для себя. Возможно, опасность угрожает самому посту президента, который сейчас занимаю я, а следовательно, — конституции.
— В конце концов это одно и то же, сэр. Если кто-нибудь хочет захватить власть, он должен будет сначала отделаться от вас, как-то убрать вас с пути — ну, скажем, посадить в один из отсеков подземного убежища в Маунт-Тандере.
Лимен понимал, что напрасно тратит время. Корвин отказывался следовать за ним в область политической философии. Но какое это имело значение? Кругозор Корвина позволял ему видеть только одну задачу: обеспечить физическую безопасность президента как личности. Ну что ж, возможно, дело дойдет и до этого. А если все окажется мыльным пузырем и Лимен превратится в посмешище для всей страны, по крайней мере хоть Корвин не будет смеяться и распространять сплетни.
— Хорошо, Арт. В два часа дня в солярии у нас состоится совещание, и я хочу, чтобы вы на нем присутствовали. Между прочим, как вы считаете, не установить ли слежку за генералом Скоттом — посмотреть, чем он занимается?
— Вот видите, а вы утверждали, будто мы толкуем о разных вещах, — улыбнулся Корвин. — Я как раз хотел внести такое предложение. У вас есть вполне подходящий человек для этой цели. Занимаясь «художниками», любителями рисовать банкноты, я получил весьма солидную практику в подобных делах.
Корвин уже уходил, когда в кабинет вошла Эстер и доложила о прибытии министра финансов Тодда, но Лимен сначала решил поговорить с Фрэнком Саймоном. Молодой жилистый человек — секретарь по делам печати, похожий в своих роговых очках на нахохлившуюся сову, торопливо вошел в кабинет. Никто лучше Саймона не умел ладить с прессой, но Лимен уже при одном взгляде на него начинал раздражаться, словно кто-то прикасался к его обнаженным нервам.
— Фрэнк, — обратился он к Саймону, — отмените мою встречу с Донахью из «Федерал рипортер», она назначена на одиннадцать утра. Есть ряд вопросов, связанных с выполнением договора, кому-то из нас нужно заняться ими. Репортерам ничего не сообщайте. Скажите только, что свидание откладывается, так как я работаю над некоторыми законопроектами. Понятно?
Саймон передернул плечами.
— Если после вчерашнего оглашения результатов опроса вы отмените единственную встречу, назначенную на сегодня, немедленно поползут всякие нелепые слухи.
— Тут уж я бессилен. Если первый этап разоружения не будет осуществлен в полном соответствии с договором, то во время следующего опроса вообще некому будет задавать вопросы.
— Хорошо, господин президент. — Саймон снова сгорбился. — Вообще-то говоря, мне было бы куда легче маневрировать, если бы вы чуть пораньше предупреждали меня. В потемках я работаю не самым лучшим образом.
«Если б ты только знал, о каких потемках идет речь!» — мысленно воскликнул Лимен.
В кабинет большими шагами вошел Кристофер Тодд с неизменным портфелем в руках. Всей своей внешностью он производил впечатление человека, мир которого всегда и во всем упорядочен. К тому времени, когда Лимен назначил шестидесятилетнего Кристофера Тодда министром финансов, он уже был одним из наиболее известных на Уолл-стрите адвокатов — специалистов в области корпоративного права.
Здоровый красновато-коричневый загар выдавал в нем яхтсмена, в свое время проводившего уик-энды на Саунде, а теперь в Чесапикском заливе. На нем был прекрасно сшитый костюм из материи мягкого серого цвета, с чуть более темным, но тоже серым гладким галстуком, на котором поблескивал крохотный синий якорек. Его черные, ручной работы английские ботинки были вычищены безукоризненно, но не до кричащего блеска. Жилетку пересекала золотая цепочка от унаследованных дедовских часов.
Пресса называла его «вылощенным», «холодным», «проницательным», «ехидным». Все эти эпитеты соответствовали действительности, но не давали полного представления о Тодде.
Лимен поднялся, поздоровался с Тоддом и достал из стола коробку превосходных сигар, хранимых специально для него. Пока Тодд осматривал сигару, обрезал и прикуривал ее от большой спички, вынутой из кармана, Лимен открыл свой мешочек с табаком и набил трубку. Потом он рассказал Тодду всю историю.
Чем дольше он говорил, не упуская даже мельчайших деталей, тем больше, как заметил Лимен, оживлялся взгляд Тодда. Адвокат сидел выпрямившись и не спуская с Лимена глаз, лишь изредка посматривая на кончик сигары. Лимен знал, что Тодд никогда не забывал проверить качество сигары. Он утверждал — и был искренне убежден в своей правоте, — что всякая порядочная сигара должна куриться минут пятнадцать, прежде чем понадобится пепельница. Лимен закончил свой рассказ вопросом:
— Так какой же приговор, Крис?
Тодд поднял седые брови. Эта привычка особенно раздражала его недоброжелателей, они видели в ней знак презрения или осуждения (обычно это так и было). Лимена же манерность Тодда просто забавляла.
— Если бы мне пришлось защищать Скотта в суде от подобных не стоящих выеденного яйца обвинений, — заявил он, — я потребовал бы немедленного оправдания своего подзащитного, и вся процедура была бы закончена через десять минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56