— Так получилось, что я давно отошёл от эксперимента и занимаюсь только теорией. Опыты большей частью проводит мой друг и соавтор. Надеюсь, мы по-прежнему сможем помогать друг другу.
— Но, Кирилл Ионович, вы ведь даже не кандидат! Две такие проблемы?.. Полагаете, это возможно?
— Вряд ли я сильно поумнею, защитив диссертацию. — Он попытался смягчить категоричность ответа шуткой. — Кстати, работа почти готова. Не бросать же её?
— Ещё бы! Нет, вам обязательно нужно защититься. Тут я вас полностью понимаю. — Она прижала руку к груди. — Но потом, Кирилл Ионович? Потом? С шефом работать одно удовольствие. Он очень интересный человек! Вы даже сами не заметите, как с головой уйдёте в работу. Чем-то придётся пожертвовать.
— Я надеюсь на переходный период. Как только мы доведём процесс до завода, моя роль будет сыграна.
— Ну, вам виднее, — протянула она с сомнением. — Не знаю, как вы сможете.
— Смогу, Анастасия Михайловна! Пусть эта сторона вас не смущает. Смогу.
— Вы решились сменить профиль только потому, что Евгений Владимирович перевёлся в Новосибирск? Меня правильно информировали?
— Правильно, — скрывая улыбку, кивнул Кирилл. — У нас вокруг его кресла уже началась такая драчка, что руки опускаются. Тему могут прикрыть совершенно запросто.
— Не госбюджетная?
— Хоздоговорная.
— Знакомая ситуация, — сочувственно откликнулась Лебедева. — В общем, всё мне с вами ясно. — Она опять принялась вертеть карандаш. — Вы не станете возражать, если я переговорю с Евгением Владимировичем?
— Лучше не надо! — смутился Кирилл. — Шеф болезненно ревнив. Не хотелось бы осложнять отношения напоследок.
— Ну, вы сами понимаете, что без этого не обойдётся, — равнодушно замкнувшись, объяснила она. — Так что, с вашего позволения, я Доровскому всё-таки позвоню, а вы оставьте мне свой телефон. Договорились?
Кирилл скептически поёжился и привстал, но Лебедева удержала его:
— Погодите. Мне нужна ваша консультация. — Она достала из ящика размеченный аэрофотоснимок. — Как вы думаете, что это такое?
— Понятия не имею, хотя сразу видно, что не по моей части.
— Ошибаетесь, Кирилл Ионович, по вашей. Не торопитесь открещиваться. Как писали в романах, нас свела судьба. Я поняла это, едва вы начали рассказывать о своей установке. Здесь, — она обвела остро отточенным грифелем светлую зону, — так называемые красноцветы, или хорошо вам знакомая окись железа. Тёмные участки сложены из пород, вмещающих окислы более низкой валентности. Чем можно объяснить столь резкое разделение?
— Природный процесс восстановления?
— Мне тоже так кажется. За счёт чего, по вашему мнению?
— Неужели нефть?! — обрадовался Кирилл.
— Скорее газ.
— Не вижу принципиальных различий. Те же углеводороды, только более лёгкие.
— Вы бы не смогли дать мне на пару деньков ваши материалы? Анализы исходящих газов, ферроокисного спектра, как вы красиво назвали, и термодинамические расчёты. Я попробую применить к нашему случаю. Вернее, посмотрю, насколько это окажется возможным. Работать ведь вам придётся. — Лебедева сунула снимок под стекло: — Для памяти. Считайте, что получили первое задание.
— Понял… А образцы пород у вас есть?
— Скоро будут. Хотите взглянуть?
— Мы бы сделали анализ по нашей методике. Возможно, многое прояснится.
— Встречный план? — Анастасия Михайловна сделала пометку на перекидном календаре. — Буду иметь в виду. Вот вам и геология.
— Где находится это место?
— В Монголии, Кирилл Ионович, в безводной пустыне.
— Хоть бы одним глазком взглянуть.
— Нет ничего невозможного… Вам много придётся ездить.
Кирилл вышел от Лебедевой со смешанным чувством радости и озабоченности. Предложенный вариант выглядел блестящим, но мысль о тяжёлом объяснении с шефом навевала уныние. Несмотря на выстроенный в уме частокол неоспоримых логических доводов, не было абсолютной уверенности в собственной правоте. Попахивало если и не предательством — Доровский первым подал пример, — то не очень достойной спешкой, трусостью даже, если быть до конца честным. Возможно, он несколько поторопился, дав увлечь себя случайно выстроившемуся сцеплению событий.
Кирилл вызвал лифт и поднялся на девятый этаж, где должен был находиться кабинет Светланы. Смешно было на что-то надеяться, когда он отворял тяжёлую с бронзовой ручкой дверь, но сердце взволнованно билось. Склонившаяся над шлифовальным кругом женщина в белом халате не обернулась на скрип, поглощённая делом. Страдая от ощущения, что совершает нечто запретное, Кирилл торопливо огляделся. Справа от входа стоял вытяжной шкаф с люминесцентным спектрофотометром, а возле окна широкий стол, над которым возвышались заставленные окаменелостями полки. По фотографиям, вставленным в зазоры раздвижных стёкол, он сразу же понял, что это её место. Сверкающие на чёрном глянце диатомеи завораживали неземным совершенством. Кирилл перевёл взгляд на пустое, задвинутое под стол кресло. Здесь она сидела, приникнув к окулярам микроскопа, говорила по этому телефону, поливала из помутневшей колбы колючие кактусы на подоконнике. И она обязательно вернется сюда, где даже вещи хранят невидимое её отражение.
— Вам кого? — окликнула женщина, обратив на Кирилла отсутствующий и вроде как чем-то обиженный взор. Её руки в резиновых перчатках были заляпаны шлифовальной суспензией.
— Простите? — вздрогнул он, застигнутый врасплох.
— Кого надо, спрашиваю?
— Светлану Андреевну, — вновь обмирая внутри, ответил он изменившимся голосом.
— В отъезде она, милый человек.
— Когда вернётся, не скажете? — зачем-то спросил он и, не дожидаясь ответа, надавил тугую ручку.
— Да уж после Нового года, никак не раньше, — услышал уже из коридора.
— Спасибо, — догадался бросить скороговоркой. — Извините за беспокойство.
XXVII
Разъярённый Доровский приехал в институт только для того, чтобы оформить командировку Марлена. Если раньше подобные мелочи решались телефонным звонком, то теперь, когда дни Евгения Владимировича в ИХТТ были исчислены, замдиректора потребовал написать докладную. Доровский безропотно покорился: клокотавшее в нём раздражение он вылил на ни в чём не повинного Малика.
— Почему дотянули до последнего момента? — фыркнул он, подписывая спешно отпечатанный текст. — О чём раньше думали?
— Вызов с завода только два дня как пришёл, — Малик на всякий случай показал телеграмму. — Лично я готов выехать хоть сегодня.
— Готов, готов, — проворчал Евгений Владимирович. — Ведете себя, как дети. Нечего было сидеть сложа руки и ждать, пока вас покличут. Сами должны о себе напоминать! Мы о чём договаривались? Мы договаривались о том, что вы подготовите вместе с Ланским требуемый материал и тут же свяжетесь с директором комбината? Так или нет, я вас спрашиваю?
— Так, Евгений Владимирович.
— Подготовили?
— Подготовили.
— Когда, хотелось бы знать?
— Заранее, — не поднимая глаз, выдавил Ровнин.
— Кому вы пытаетесь втереть очки? Мне, который знает вас как облупленных? Небось спохватились лишь тогда, когда пришла телеграмма. Наляпали за ночь по вредной студенческой привычке и думаете, сойдёт. Нет, голубчики! Чтоб через пять минут всё лежало у меня на столе.
— Сейчас принесу, — встрепенулся Малик, не придавая большого значения брюзжанию шефа.
— Погодите, — нетерпеливым движением локтя удержал его Доровский. — Ланской здесь?
— С утра был, — заученно отреагировал Малик. — Найти?
— Уж окажите милость… К Лупкину-Пупкину ездили?
— Он Пулкин, Евгений Владимирович.
— Вы усматриваете существенную разницу? Я — нет. И что же он вам сказал, этот Пупкин? Да вы садитесь, Марлен Борисович, нечего топтаться у стола!
— Разговор получился довольно своеобразный, — принялся рассказывать Малик, беря стул. — Сначала он встретил меня в штыки…
— Кто, Пупкин? — уточнил Доровский, упрямо осклабясь.
— Он, Евгений Владимирович, он… Едва я назвался, как он сразу полез на стенку. “Ничего не боюсь, — орёт. — Я здесь ко всему привык, и вам меня не сдвинуть!” Представляете?
— М-да, — хмыкнул Доровский. — А вы, конечно, кинулись в драку?
— Совсем напротив! Я…
— Ну, если не вы, то, значит, Ланской?
— Так его вообще там не было! — удивлённо опешил Марлен. Определённо шеф настроился сегодня на агрессивный лад. Даже рта не даёт раскрыть.
— И где же он изволил прохлаждаться? Разве я не говорил, чтобы вы съездили вместе?
— Говорили, Евгений Владимирович, но Кира был в тот день очень занят, и я решил…
— Догадываюсь, чем он занимался, но об этом позже, а пока продолжайте, Марлен Борисович, прошу.
— Короче говоря, он сразу расставил все точки над “ї”. Дескать, запугать его невозможно ни тюрьмой, ни высокими инстанциями, ни даже физической расправой.
— Он именно так и сказал? — Доровский улыбнулся, постепенно оттаивая.
— Даже хуже! Он употребил термин “рукоприкладство”.
— Какая прелесть. А вы в ответ?
— Я робко попросил его обратиться к сути. Но товарищ Пулкин заявил, что ни на какие устные переговоры он не пойдёт, а будет вести лишь официальную переписку. “Если вы не согласны с нашим решением, — изрёк сей муж, — а вы не согласны, иначе бы не прибежали скандалить, направьте обоснованное возражение”. Я пообещал так и сделать, но спросил, что, по мнению товарища Пулкина… Пупкина то есть, нас ожидает в дальнейшем? Пупкин не скрыл, что переправит нашу цидулу товарищу Громкову, и всё вернётся на круги своя.
— Кто сказал “цидулу” — он или вы?
— Я сказал “цидулу”.
— Впредь попрошу вас строже придерживаться лексических особенностей первоисточника. Ваша отсебятина у меня давно поперёк горла стоит.
— Есть, Евгений Владимирович, — Малик засмеялся. — Будем придерживаться… На мой вопрос о смысле подобной затеи первоисточник с неподражаемой прямотой заявил, что ИМЕП — головное учреждение, а товарищ Громков — монополист в данной области, и он обязан прислушиваться только к его руководящему мнению.
— “Руководящее мнение” и “монополист” — это его или ваше?
— “Мнение” — моё, “монополист” — Пупкина.
— Спасибо за разъяснение. Дальше.
— Собственно, на этом мы с ним и расстались. О чём было ещё говорить, Евгений Владимирович?
— Правильно сделали. Хвалю, Марлен Борисович, за проявленную выдержку… Пожалуй, даже лучше, что вы не взяли с собой Ланского. Он бы обязательно полез в драку. Или стал бы угрожать “рукоприкладством”. — Доровский выдавил скупую улыбку. — А как насчёт возражения? Написали?
— Уже отослано, Евгений Владимирович, я вам ещё по телефону докладывал.
— Да, помню… Кто писал?
— Конечно, Кира!
— Удивляюсь, как он время нашёл для подобной малости, — едко заметил Доровский, вновь помрачнев.
— Он с утра до ночи вкалывает, — обиделся за друга Марлен. — Мы столько сделали за этот месяц, а вы придираетесь к нам, Евгений Владимирович.
— Ну-ка, зовите его сюда, — властно распорядился шеф. — А там поглядим, сколько и чего, — акцентировал он, — вы, голубчики, сделали.
Кирилл, на счастье, сидел в лаборатории, отбирая для Лебедевой оттиски и вторые экземпляры ещё не отосланных в журналы статей.
— На ковёр к шефу, — мотнул головой Малик. — Лют, привередлив. — И полез за рулоном заводских чертежей.
Евгений Владимирович с подчёркнутой вежливостью, но молча пожал Кириллу руку и предложил сесть.
— Что ж, устраивайтесь, ребята, давайте поговорим втроём, — начал он несколько загадочно, безуспешно пытаясь пригладить торчащий на макушке седенький хохолок. — Как успехи?
— Пока всё нормально, — откликнулся Кирилл, взглянув на сидевшего с отсутствующим видом Малика.
— Нормально, считаете? Так-так. — Доровский побарабанил пальцами по столу. — Мне говорили, Кирилл, что вы идёте к Анастасии Михайловне? Это верно?
— Ничего ещё не решено, Евгений Владимирович, — вздрогнув от неожиданности, пролепетал Кирилл и подумал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56