Ну что ж, вполне понятно: виной этому их низкий интеллект.
В комсомол Булыгин не вступил. Одно время его активно «вовлекали», но потом оставили в покое. Больше комитет комсомола им не интересовался. Булыгин не хулиганил, двоек у него не было. Стоит ли терять время? Из этого же исходил и классный руководитель, которого интересовали только процент успеваемости и уровень дисциплины в классе.
Между тем семена давали ростки. «Сильной личности» — а в том, что он супермен, Булыгин уже не сомневался — необходимо было проявить себя. Но в чем и где? По мнению Борисова, Булыгин не так уж долго мучился в поисках ответов на эти вопросы. Все было более или менее ясно: «сильная личность» по-настоящему может развернуться только на Западе. Дома у Булыгина хранились вырезки из иллюстрированных американских, немецких и английских периодических изданий: сверкающие всеми цветами радуги автомобили, роскошная вилла на берегу океана, серебристая яхта, аристократический пляж… Все это — достояние суперменов, истинных хозяев жизни, которые бесконтрольно вершат судьбы «маленьких людей». А разве он, Валентин, не супермен? Просто ему здесь не дают и не дадут развернуться, а попади он, к примеру, в Нью-Йорк… У Булыгина захватывало дух от тех возможностей, которыми, по свидетельству иностранных журналов и кинофильмов, располагают на Западе «сильные личности». Сколько благоприятных случайностей на пути рыцарей удачи, сколько щедрых меценатов, чудаковатых миллионеров, мечтающих передать свои сказочные богатства в руки молодого супермена!
Борисов рассказывал о Булыгине, а в аудитории полновластно царила скука. Этакая, знаете, тихая, благопристойная. Мой приятель Андросов перелистывал сборник речей Плевако, Белозеров… Да, он теперь в адвокатуре. Член президиума коллегии Белозеров читал Конан-Дойля, а я играл со своим соседом по столу Середой в шахматы, одновременно стараясь на всякий случай не упустить нити повествования: ведь как-никак, а от Борисова всегда можно было ждать подвоха… Но мои опасения, кажется, были напрасны. История Булыгина не таила в себе особых неожиданностей. Семён Петрович рассказывал, как, окончив школу, Булыгин уехал в большой приморский город. Поступить в институт ему не удалось: не прошёл по конкурсу. Но возвращаться домой он не торопился. Вскоре Булыгин знакомится с уголовником-рецидивистом по кличке Зубастик. Зубастика досрочно освободили из колонии за «хорошую работу и примерное поведение». И то и другое, по словам Борисова, полностью соответствовало действительности. Тем не менее Зубастик совершенно не намеревался порывать со своим прошлым. Наоборот, теперь он собирался действовать более хитро и в более крупных масштабах, загребая жар чужими руками. Он сколачивает группу из ребят, живущих в одном с ним доме. Среди них — и наш Булыгин. Старый вор быстро раскусывает замкнутого, самолюбивого парня, который бредит заграницей. «Там житуха что надо, — соглашается он с Валентином. — Но без кругляков там загнёшься». Последнее Валентин знал и без него: для начала нужны деньги. Правда, ему не очень хотелось участвовать в кражах и рисковать собственной шкурой. Но, во-первых, супермен стоит выше законов и ему все позволено, а во-вторых, другого выхода нет. В этом отношении, по мнению Валентина, Зубастик был полностью прав. И вот юный супермен совершает под руководством пожилого супермена первую кражу. Она кончается для него благополучно. Зубастик им доволен, хвалит его: это уже почти общественное признание. И в одном из своих посланий матери Валентин пишет: «Настоящий человек тем и отличается от слизняка, что он не считается с обстоятельствами, а сам создаёт их». За первой кражей следует вторая, третья. Затем удачное ограбление квартиры и попытка побега за границу…
Вот вкратце та история, которую мы услышали от Борисова. Как только Семён Петрович покончил с одиссеей Булыгина, Андросов поспешно спрятал в стол Плевако, а Белозеров сделал сосредоточенное и заинтересованное лицо.
Но они оба недооценивали Борисова и его умение все замечать…
— Если Андросов ничего не имеет против, начнём с него, — сказал Борисов. — Правда, все это время он штудировал речи Плевако… Но, как известно, Юлий Цезарь умел одновременно делать несколько дел… Насколько я знаю, вы собираетесь стать следователем, Андросов, не правда ли?
Андросов неохотно встал из-за спасительного стола и кивнул головой.
— Вот и чудесно. Теперь капельку воображения. Представьте себе, Андросов, что институт остался далеко позади, вы уже не студент, а следователь или, допустим, прокурор. И вот в ваши руки попало дело Булыгина. С содержанием дела я вас познакомил. Теперь любезность за любезность: познакомьте меня со своей программой действий. Надеюсь, вы мне в этом не откажете?
Андросов посмотрел на Белозерова, а потом на меня. Мы оба пожали плечами.
За время учёбы нам приходилось разбирать самые хитроумные казусы, группируя косвенные улики и строя самые неожиданные версии. К этому мы привыкли. Но историю Булыгина нельзя было назвать казусом. С точки зрения юриста, она была элементарна. Именно эта элементарность и сбивала с толку. Подвох, явный подвох. Но в чем?
Бодрым и ясным голосом человека, которому уже нечего терять, Андросов сказал:
— Прежде всего я бы допросил Булыгина.
— Уже.
— В каком смысле «уже»?
— Уже допрошен.
— И как, признался?
— Полностью и безоговорочно. Признался по всем эпизодам.
Молчание.
— Значит, признался?
— Признался, можете мне поверить.
— А свидетели?
— Все допрошены, и показания их подшиты к делу. Все?
— Все, — подтвердил Андросов.
— Тогда садитесь. Послушаем Белозерова.
Но выступление Белозерова, как и следовало ожидать, оказалось ещё более кратким. В ответ на вопрос Борисова, у кого есть добавления, не поднялась ни одна рука.
Мне показалось, что Борисов обескуражен. Он пожевал губами и сказал:
— Ладно, оставим это, — по аудитории пронёсся вздох облегчения. — Давайте поговорим о другом. Какие, по вашему мнению, обстоятельства привели Булыгина к преступлению? Вам хорошо известно, что в родильных домах, яслях и детских садах будущие юристы ничем не отличаются от будущих рецидивистов. Итак, почему Булыгин стал преступником?
Семинар вошёл в привычное русло. Пассивность сменилась активностью. Каждый хотел высказать своё мнение. Особенно усердствовал Андросов. И надо сказать, что Борисов предоставил ему полную возможность изложить свои мысли.
Андросов говорил, что на формирование характера Булыгина оказали влияние различные обстоятельства, и среди них, разумеется, обстановка, которая сложилась в семье. Мать Булыгина, вне зависимости от своих благих намерений, оказала сыну плохую услугу. Она культивировала эгоизм Валентина, его тщеславие, переоценку им своих возможностей, которые не подкреплялись соответствующими способностями. Именно поэтому он вырос крайним индивидуалистом, относящимся с презрением к коллективу, ко всему укладу нашей жизни. А школа и комсомольская организация не только не компенсировали отрицательное влияние семьи, но своим формальным подходом к Булыгину, неумением совместить обучение и воспитание, перебросить мостик от коллективного воспитания к индивидуальному усугубляли ошибки матери.
Затем Андросов подробно разобрал влияние на Булыгина иностранных журналов и некоторых фильмов, дающих превратное представление о жизни на Западе, пропагандирующих культ сильной личности, неразборчивость в средствах для достижения цели.
В заключение он остановился на знакомстве Булыгина с «суперменом Зубастиком». Он упомянул о некоторых уголовных делах и привёл факты, свидетельствующие о формальном порой подходе к досрочному освобождению опасных преступников, когда администрация учитывала только поведение и показатели в работе заключённых. Такого рода практика, сказал Андросов, и ведёт к тому, что типы, подобные Зубастику, оказавшись на свободе, вовлекают молодёжь в преступные группы и развращающе действуют на неустойчивых юнцов.
Судя по всему, Андросов только входил во вкус анализа обстоятельств, способствовавших падению Булыгина, но Борисов прервал его.
— Думаю, вполне достаточно, — сказал он. — Особых замечаний по выступлению Андросова у меня нет. Имеются, конечно, некоторые передержки, пробелы, но не будем придираться. В общем все правильно. Таким образом, Андросов вполне заслуживает…
— Реабилитации, — подсказал Белозеров.
— Не угадали, — возразил Борисов. — Не реабилитации, а взыскания.
— Взыскания?!
— Да, взыскания, дорогие товарищи, — подтвердил Борисов.
— Но за что?
— За безответственность.
— Не понимаем…
— Вот это-то меня больше всего и огорчает, — сказал Борисов. — Ну что ж, придётся объяснить. Давайте разбираться. Посудите сами. К следователю Андросову поступает уголовное дело, в данном случае дело Булыгина. Как сейчас выяснилось, следователь Андросов понимает, что способствовало совершению преступления. Тем не менее он не принимает абсолютно никаких мер. А ведь те же причины могут в дальнейшем привести на скамью подсудимых Иванова, Петрова или Сидорова. Но советский следователь Андросов не испытывает ни малейшего беспокойства за их судьбу. Он стрижёт сорняки, оставляя корни. Он следователь-ремесленник, не чувствующий перспективы. Его интересует лишь числящееся за ним дело, только палочка в отчёте. Он не направляет представления ни в Главкинопрокат, выпускающий на экраны ущербные в идейном отношении фильмы, ни в места заключения, откуда досрочно освобождают неисправившихся уголовников, ни в школу, ни в райком комсомола… Выговор, Андросов, выговор за пренебрежение профилактической работой.
В перерыве студенты окружили Борисова.
— Ну как, товарищ следователь, — спросил Борисов Андросова, — собираетесь обжаловать взыскание?
— Пока ещё не решил, подумаю…
Борисов засмеялся и сказал:
— Подумайте, — а потом добавил: — Вы, товарищ Андросов, как-то сравнивали следователя с врачом. Сравнение не очень точное, но в нем есть рациональное зерно… — И, обращаясь к стоявшим вокруг него студентам, спросил: — Какого бы вы врача предпочли — того, который только лечит болезни, или того, который одновременно старается не допускать заболеваний?
— Второго, — сказал кто-то.
— Правильно, — подтвердил Семён Петрович. — Второй мудрее и наверняка достигнет большего, чем первый. Главное — предупредить болезнь. Поэтому нашему обществу нужен такой следователь, который умел бы не только расследовать преступления, но и предупреждать их.
* * *
— Вот вам и ответ на ваш вопрос о программе-максимум, — сказал Фролов.
— Что к этому можно добавить? Разве только то, что семинар, о котором я вам рассказал, хорошо запомнился всем студентам Семена Петровича. Недавно я встретил Андросова. Он теперь работает начальником следственного отдела прокуратуры области. Как и у каждого из нас, у него имеются, понятно, не только благодарности. Однако среди выговоров нет ни одного за пренебрежение профилактической работой… Ни одного, если не считать, конечно, вынесенного тогда Борисовым.
Нет взысканий за пренебрежение профилактикой и у Фролова.
Вместе с Николаем Николаевичем мы просматриваем документы в папках, на которых написано: «Представления о принятии мер по устранению причин и условий, способствующих совершению преступлений». С 1967 по 1973 год.
«Мною, старшим следователем при прокуроре области Н.Н.Фроловым, закончено расследование уголовного дела Э 57, возбуждённое по факту преступных злоупотреблений в межрайонной конторе по заготовке скота. Привлечённые в качестве обвиняемых бывший управляющий конторой Ямпольский Г.П., старший бухгалтер Петренко В.М. и другие за последние два года расхитили государственные денежные средства на общую сумму 87 тысяч рублей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
В комсомол Булыгин не вступил. Одно время его активно «вовлекали», но потом оставили в покое. Больше комитет комсомола им не интересовался. Булыгин не хулиганил, двоек у него не было. Стоит ли терять время? Из этого же исходил и классный руководитель, которого интересовали только процент успеваемости и уровень дисциплины в классе.
Между тем семена давали ростки. «Сильной личности» — а в том, что он супермен, Булыгин уже не сомневался — необходимо было проявить себя. Но в чем и где? По мнению Борисова, Булыгин не так уж долго мучился в поисках ответов на эти вопросы. Все было более или менее ясно: «сильная личность» по-настоящему может развернуться только на Западе. Дома у Булыгина хранились вырезки из иллюстрированных американских, немецких и английских периодических изданий: сверкающие всеми цветами радуги автомобили, роскошная вилла на берегу океана, серебристая яхта, аристократический пляж… Все это — достояние суперменов, истинных хозяев жизни, которые бесконтрольно вершат судьбы «маленьких людей». А разве он, Валентин, не супермен? Просто ему здесь не дают и не дадут развернуться, а попади он, к примеру, в Нью-Йорк… У Булыгина захватывало дух от тех возможностей, которыми, по свидетельству иностранных журналов и кинофильмов, располагают на Западе «сильные личности». Сколько благоприятных случайностей на пути рыцарей удачи, сколько щедрых меценатов, чудаковатых миллионеров, мечтающих передать свои сказочные богатства в руки молодого супермена!
Борисов рассказывал о Булыгине, а в аудитории полновластно царила скука. Этакая, знаете, тихая, благопристойная. Мой приятель Андросов перелистывал сборник речей Плевако, Белозеров… Да, он теперь в адвокатуре. Член президиума коллегии Белозеров читал Конан-Дойля, а я играл со своим соседом по столу Середой в шахматы, одновременно стараясь на всякий случай не упустить нити повествования: ведь как-никак, а от Борисова всегда можно было ждать подвоха… Но мои опасения, кажется, были напрасны. История Булыгина не таила в себе особых неожиданностей. Семён Петрович рассказывал, как, окончив школу, Булыгин уехал в большой приморский город. Поступить в институт ему не удалось: не прошёл по конкурсу. Но возвращаться домой он не торопился. Вскоре Булыгин знакомится с уголовником-рецидивистом по кличке Зубастик. Зубастика досрочно освободили из колонии за «хорошую работу и примерное поведение». И то и другое, по словам Борисова, полностью соответствовало действительности. Тем не менее Зубастик совершенно не намеревался порывать со своим прошлым. Наоборот, теперь он собирался действовать более хитро и в более крупных масштабах, загребая жар чужими руками. Он сколачивает группу из ребят, живущих в одном с ним доме. Среди них — и наш Булыгин. Старый вор быстро раскусывает замкнутого, самолюбивого парня, который бредит заграницей. «Там житуха что надо, — соглашается он с Валентином. — Но без кругляков там загнёшься». Последнее Валентин знал и без него: для начала нужны деньги. Правда, ему не очень хотелось участвовать в кражах и рисковать собственной шкурой. Но, во-первых, супермен стоит выше законов и ему все позволено, а во-вторых, другого выхода нет. В этом отношении, по мнению Валентина, Зубастик был полностью прав. И вот юный супермен совершает под руководством пожилого супермена первую кражу. Она кончается для него благополучно. Зубастик им доволен, хвалит его: это уже почти общественное признание. И в одном из своих посланий матери Валентин пишет: «Настоящий человек тем и отличается от слизняка, что он не считается с обстоятельствами, а сам создаёт их». За первой кражей следует вторая, третья. Затем удачное ограбление квартиры и попытка побега за границу…
Вот вкратце та история, которую мы услышали от Борисова. Как только Семён Петрович покончил с одиссеей Булыгина, Андросов поспешно спрятал в стол Плевако, а Белозеров сделал сосредоточенное и заинтересованное лицо.
Но они оба недооценивали Борисова и его умение все замечать…
— Если Андросов ничего не имеет против, начнём с него, — сказал Борисов. — Правда, все это время он штудировал речи Плевако… Но, как известно, Юлий Цезарь умел одновременно делать несколько дел… Насколько я знаю, вы собираетесь стать следователем, Андросов, не правда ли?
Андросов неохотно встал из-за спасительного стола и кивнул головой.
— Вот и чудесно. Теперь капельку воображения. Представьте себе, Андросов, что институт остался далеко позади, вы уже не студент, а следователь или, допустим, прокурор. И вот в ваши руки попало дело Булыгина. С содержанием дела я вас познакомил. Теперь любезность за любезность: познакомьте меня со своей программой действий. Надеюсь, вы мне в этом не откажете?
Андросов посмотрел на Белозерова, а потом на меня. Мы оба пожали плечами.
За время учёбы нам приходилось разбирать самые хитроумные казусы, группируя косвенные улики и строя самые неожиданные версии. К этому мы привыкли. Но историю Булыгина нельзя было назвать казусом. С точки зрения юриста, она была элементарна. Именно эта элементарность и сбивала с толку. Подвох, явный подвох. Но в чем?
Бодрым и ясным голосом человека, которому уже нечего терять, Андросов сказал:
— Прежде всего я бы допросил Булыгина.
— Уже.
— В каком смысле «уже»?
— Уже допрошен.
— И как, признался?
— Полностью и безоговорочно. Признался по всем эпизодам.
Молчание.
— Значит, признался?
— Признался, можете мне поверить.
— А свидетели?
— Все допрошены, и показания их подшиты к делу. Все?
— Все, — подтвердил Андросов.
— Тогда садитесь. Послушаем Белозерова.
Но выступление Белозерова, как и следовало ожидать, оказалось ещё более кратким. В ответ на вопрос Борисова, у кого есть добавления, не поднялась ни одна рука.
Мне показалось, что Борисов обескуражен. Он пожевал губами и сказал:
— Ладно, оставим это, — по аудитории пронёсся вздох облегчения. — Давайте поговорим о другом. Какие, по вашему мнению, обстоятельства привели Булыгина к преступлению? Вам хорошо известно, что в родильных домах, яслях и детских садах будущие юристы ничем не отличаются от будущих рецидивистов. Итак, почему Булыгин стал преступником?
Семинар вошёл в привычное русло. Пассивность сменилась активностью. Каждый хотел высказать своё мнение. Особенно усердствовал Андросов. И надо сказать, что Борисов предоставил ему полную возможность изложить свои мысли.
Андросов говорил, что на формирование характера Булыгина оказали влияние различные обстоятельства, и среди них, разумеется, обстановка, которая сложилась в семье. Мать Булыгина, вне зависимости от своих благих намерений, оказала сыну плохую услугу. Она культивировала эгоизм Валентина, его тщеславие, переоценку им своих возможностей, которые не подкреплялись соответствующими способностями. Именно поэтому он вырос крайним индивидуалистом, относящимся с презрением к коллективу, ко всему укладу нашей жизни. А школа и комсомольская организация не только не компенсировали отрицательное влияние семьи, но своим формальным подходом к Булыгину, неумением совместить обучение и воспитание, перебросить мостик от коллективного воспитания к индивидуальному усугубляли ошибки матери.
Затем Андросов подробно разобрал влияние на Булыгина иностранных журналов и некоторых фильмов, дающих превратное представление о жизни на Западе, пропагандирующих культ сильной личности, неразборчивость в средствах для достижения цели.
В заключение он остановился на знакомстве Булыгина с «суперменом Зубастиком». Он упомянул о некоторых уголовных делах и привёл факты, свидетельствующие о формальном порой подходе к досрочному освобождению опасных преступников, когда администрация учитывала только поведение и показатели в работе заключённых. Такого рода практика, сказал Андросов, и ведёт к тому, что типы, подобные Зубастику, оказавшись на свободе, вовлекают молодёжь в преступные группы и развращающе действуют на неустойчивых юнцов.
Судя по всему, Андросов только входил во вкус анализа обстоятельств, способствовавших падению Булыгина, но Борисов прервал его.
— Думаю, вполне достаточно, — сказал он. — Особых замечаний по выступлению Андросова у меня нет. Имеются, конечно, некоторые передержки, пробелы, но не будем придираться. В общем все правильно. Таким образом, Андросов вполне заслуживает…
— Реабилитации, — подсказал Белозеров.
— Не угадали, — возразил Борисов. — Не реабилитации, а взыскания.
— Взыскания?!
— Да, взыскания, дорогие товарищи, — подтвердил Борисов.
— Но за что?
— За безответственность.
— Не понимаем…
— Вот это-то меня больше всего и огорчает, — сказал Борисов. — Ну что ж, придётся объяснить. Давайте разбираться. Посудите сами. К следователю Андросову поступает уголовное дело, в данном случае дело Булыгина. Как сейчас выяснилось, следователь Андросов понимает, что способствовало совершению преступления. Тем не менее он не принимает абсолютно никаких мер. А ведь те же причины могут в дальнейшем привести на скамью подсудимых Иванова, Петрова или Сидорова. Но советский следователь Андросов не испытывает ни малейшего беспокойства за их судьбу. Он стрижёт сорняки, оставляя корни. Он следователь-ремесленник, не чувствующий перспективы. Его интересует лишь числящееся за ним дело, только палочка в отчёте. Он не направляет представления ни в Главкинопрокат, выпускающий на экраны ущербные в идейном отношении фильмы, ни в места заключения, откуда досрочно освобождают неисправившихся уголовников, ни в школу, ни в райком комсомола… Выговор, Андросов, выговор за пренебрежение профилактической работой.
В перерыве студенты окружили Борисова.
— Ну как, товарищ следователь, — спросил Борисов Андросова, — собираетесь обжаловать взыскание?
— Пока ещё не решил, подумаю…
Борисов засмеялся и сказал:
— Подумайте, — а потом добавил: — Вы, товарищ Андросов, как-то сравнивали следователя с врачом. Сравнение не очень точное, но в нем есть рациональное зерно… — И, обращаясь к стоявшим вокруг него студентам, спросил: — Какого бы вы врача предпочли — того, который только лечит болезни, или того, который одновременно старается не допускать заболеваний?
— Второго, — сказал кто-то.
— Правильно, — подтвердил Семён Петрович. — Второй мудрее и наверняка достигнет большего, чем первый. Главное — предупредить болезнь. Поэтому нашему обществу нужен такой следователь, который умел бы не только расследовать преступления, но и предупреждать их.
* * *
— Вот вам и ответ на ваш вопрос о программе-максимум, — сказал Фролов.
— Что к этому можно добавить? Разве только то, что семинар, о котором я вам рассказал, хорошо запомнился всем студентам Семена Петровича. Недавно я встретил Андросова. Он теперь работает начальником следственного отдела прокуратуры области. Как и у каждого из нас, у него имеются, понятно, не только благодарности. Однако среди выговоров нет ни одного за пренебрежение профилактической работой… Ни одного, если не считать, конечно, вынесенного тогда Борисовым.
Нет взысканий за пренебрежение профилактикой и у Фролова.
Вместе с Николаем Николаевичем мы просматриваем документы в папках, на которых написано: «Представления о принятии мер по устранению причин и условий, способствующих совершению преступлений». С 1967 по 1973 год.
«Мною, старшим следователем при прокуроре области Н.Н.Фроловым, закончено расследование уголовного дела Э 57, возбуждённое по факту преступных злоупотреблений в межрайонной конторе по заготовке скота. Привлечённые в качестве обвиняемых бывший управляющий конторой Ямпольский Г.П., старший бухгалтер Петренко В.М. и другие за последние два года расхитили государственные денежные средства на общую сумму 87 тысяч рублей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36