Не размышляя, не разбирая дороги, думая единственно о том, как побыстрее нагнать его, вцепиться и больше не выпускать. И пусть потом думает о нем все, что угодно. Плевать! Только бы он появился. Он зарывался лицом в иссиня-белые сугробы, вспарывая о слежанный снег кожу, вскакивал, вновь падал. И — бежал. Торопясь поскорее встретиться с оставившим его товарищем. О том, что его бросили, он не позволял себе даже подумать.
Потом — хруст под ногами. И еще прежде, чем понял, что произошло, очутился в воде, — под легкой ледяной коркой пульсировал незамерзший «ключ». С усилием подтянулся, оперся на край полыньи, по счастью крепкий, и медленно, извиваясь, принялся выкарабкиваться, ощущая на себе непомерную, тянущую под лед тяжесть, — унты и полушубок моментально набухли. Кое-как выбравшись на крепкий участок, Коломнин попробовал отдышаться, чтобы набраться сил. Теперь надо было подняться. Он привстал на колено. Дотронулся до одежды и — едва не свалился назад, в полынью. Одежды больше не было, — были доспехи. Стащить которые казалось невозможным. В следующую секунду он почувствовал, как жгучий холод передается от них внутрь. И тело, только что послушное, горячее, стремительно дубеет. Он вспомнил недавний рассказ Рейнера и усмехнулся, как-то само собой поняв: помощи ему ждать не от кого. Его не оставили. Его бросили. Собственно, все логично. Он пришел за Рейнером. И тот сделал свой выбор. Странно, но теперь, когда оказался он в безыходном положении, постыдный ужас сам собой исчез и стало даже чуть смешно при воспоминании, как с вытаращенными глазами ломился он через кустарник. Очевидно, ужас, паника — это всегда порождение выбора. Должно быть, буриданов осел, прежде чем умереть с голоду, сошел с ума от невозможности сделать выбор. У него же теперь не осталось выбора. А стало быть, и оснований для паники. Не было с собой ни топора, ни спичек. Только выпущенное из рук совершенно бессмысленное ружье.
Подтянув его к себе, Коломнин засунул пальцы в рот. Покусал, отогревая. Спустил предохранитель и нажал сразу на оба курка.
Коломнин открыл глаза, ощущащая размеренный, долбящий стук в голове. Осторожно повел головой и обнаружил себя лежащим на больничной койке, но не в стационарной палате, а в какой-то избе, — от бревенчатых стен исходил густой запах мха. Подле кровати, на колченогом столике, лежали разбросанные в беспорядке таблетки, градусник, надколотая чашка с остатками питья, — все, чему полагалось быть у постели больного. Тут же Коломнин, казалось, обнаружил и причину головной боли, — над окошком тикали ходики, — металлический кот, конвульсивно дрыгающий облупленными лапами. Но звук, издаваемый им, был едва слышен и начисто забивался другим, гулким, требовательным. Тугие, увесистые капли ухали в подставленный снизу металлический таз, — в комнате протекала крыша.
— Капель, — пробормотал Коломнин, ощущая в себе сладостную слабость выздоравливающего.
— С возвращением на грешную землю, — ласково прошептали в ухо, и над Коломниным склонилось улыбающееся Ларисино лицо. Осунувшееся, с пыльными разводами под глазами. Заметив, что он разглядывает происшедшие в ней изменения, Лариса вновь спряталась.
— Мог бы и поделикатней быть, — пробормотала она. И тут же послышался шорох сгружаемой на простынь женской косметики. — Не вздумай обернуться.
Вопреки грозному предостережению Коломнин аккуратно, стараясь не трясти, перевернул гудящую голову в противоположную сторону.
— Ты мне так еще больше нравишься, — успокоил он смущенную Ларису. Всмотрелся. — Сколько ж ты надо мной просидела? И где мы?
— Недели две, — прикинула она. — Да, точно. Хоть ты этого и не стоишь. В тайгу он, видишь ли, рванул. Ничего не сказав.
— Но и Резуненко, и Богаченков потом…
— Да причем тут!.. — вскинулась Лариса. — Впрочем, мне-то что? А находишься ты в поселковом медпункте. Больницы на сотню верст в округе, извини, не оказалось. Не построили. Не знали, что ты заболеть соизволишь!
Полный умиления, Коломнин осторожно погладил ее пальцы.
— Охотник фигов, — презрительно отреагировала Лариса. — Твое счастье, что рядом настоящий таежник оказался. Рейнер тебя спиртом отогрел, укутал в свою одежду. А сам твое, непросохшее натянул. И — на себе до снегохода.
— Стало быть, не решился. — Ты про что это?
— Да так. Как же он сумел-то… — Коломнин живо представил тщедушную Женину фигурку.
— Чахлое дитя цивилизации — вот ты кто, — Лариса наморщила припудренный носик. — Женя сам нам позвонил, когда температура за сорок зашкалила. Пришлось взять бригаду из Томильской больницы и — сюда. Неделю просидели. Двустороннее воспаление легких кое-как сбили. Но все боялись, чтоб менингит не начался. Головку-то застудили. И зря, между прочим, боялись. Я им сразу сказала: «В этой голове студиться нечему. И без того сквозняк».
— Спасибо на добром слове.
— На здоровье. Вертолет еще из-за этой сволочи гоняли! Совсем с людьми не считается. То едва под пули не попадает. То еще хуже. Сегодня опять врача привезут. Решать будут, можно ли тебя транспортировать. Сволочь такую!
И сердитыми движениями принялась загонять рассыпавшийся по простынке макияж в сумочку.
— Лоричка моя, — Коломнин дотянулся щекой до ее ладони и принялся тереться. — Как же ты сюда? Что Фархадов?
Почувствовал, как она непроизвольно задрожала.
— Неужто без разрешения?!
— Так ведь испугалась за тебя, дурака. Похоже, что зря.
— А где Рейнер?
— Не знаю.
— То есть как это? А кто знает?
— Роговой.
Ошарашенный Коломнин принялся подниматься.
— Лежи! — потребовала Лариса, поспешно возвращая его на место. — В самом деле: Роговой его спрятал до суда. В общем не хотела пока говорить. Не заслуживаешь. Ну да черт с тобой! Женя дал показания. Оказывается, акции он не передавал! Это была фальшивка.
— Я знаю.
— Тем же вертолетом улетели они вместе с Резуненко в Томильск и сразу — в РУБОП.
Лариса отвлеклась на созерцание измазанного йодом платья. Горестно вздохнула.
— Ты долго меня мучить собираешься?! — рявкнул Коломнин.
— А чего говорить-то? Пока ты, крутой охотник, валялся на перинках, мы там все сами сделали.
Заметив новые неполадки, мучительница опять занялась туалетом, начисто игнорируя заалевшие в нетерпении щеки больного.
— Убью садистку.
Она фыркнула. Но сострадание взяло все-таки вверх над желанием поинтриговать.
— Ладно, чего там? Сережка, мы победили! РУБОПовцы на другой день вместе с ОМОНом чуть ли не двадцать человек арестовали. Так что следствие полным ходом. Говорят, еще несколько нераскрытых убийств подтвердилось.
— А по… Тимуру?
— Пока нет, — Лариса помрачнела. — Но «железка» теперь под нами. Как и следовало ожидать, после арестов все акционеры к нам переметнулись. Новый Совет директоров избрали: у нас там теперь трое из пяти. Гендиректора своего поставили. Уже первые собственные составы сформировали, — в интонациях Ларисы явственно проступила тоска человека, оказавшегося в стороне от магистральных событий. — Богаченков с юристами сейчас оттуда не вылезает. Чистит. Охрану расставляет. Кстати, любопытный субъект твой Богаченков. Негромкий, но, как бы сказать, обстоятельный. Какую-то программу бюджетирования нафантазировал. Взахлеб работает.
— Что ж, выходит не зря все было, — Коломнин почувствовал, что вдруг подступили слезы, — видно, здорово ослаб.
— Еще как не зря! — Лариса обхватила его, обрушив сверху водопад волос.
— А если войдут? — счастливо пробормотал больной, чувствуя, как стремительно идет на поправку.
Но главное, что бурлило в нем и стучало, в такт капели, — «победа»! Самое тяжелое препятствие было преодолено. Плотина прорвана, и два встречных потока устремились навстречу друг друга: газоконденсат, заполняющий резервуары нефтеперерабатывающего завода. И — исходящий оттуда финансовый поток, обильно орашающий полузасохшую «нитку».
Вертолет опустился на поляне точнехонько возле водонапорной башни. Из него вышли двое. Первый, полненький человек с выглядывающим из-под шубы белым халатом и с металлическим чемоданчиком в руке, поозиравшись, уверенно показал на стоящий в отдалении бревенчатый домик с вывеской «Поселковый медпункт» и тронулся по рыхлому снегу, утаптывая наст для бредущего следом высокого старика.
В таком порядке добрались они до домика, вошли в предбанник, так и не встретив никого. Не раздавалось ни звука.
— Наверняка спит. А Лариса Ивановна с медсестрой в поселковую лавку ушли, — предположил врач и тихонечко приоткрыл дверь в комнату, оборудованную для больного.
Хотел было тут же прикрыть, но не успел. Старик уже навис над его плечом, стремительно багровея.
На кровати спали двое. Коломнин раскинулся на спине, слегка похрапывая. А поверх одеяла, в накинутом на голое тело халатике, посапывала, уткнувшись носиком в его шею, Лариса.
Мелкий сухой кашель разорвал тишину: то ли не мог старик больше сдерживать подступившие спазмы, то ли — не в силах был выносить представшую картину.
Лариса спросонья приоткрыла глаза и — пулей взметнулась.
— Салман Курбадович, вы? — растерянно пролепетала она.
— Ну-с, посмотрим, — врач, чувствующий невольную вину за неловкую ситуацию, с деланной бодростью потер руки и подошел к настороженно затихшему Коломнину. — Как себя выходец с того света чувствует? А что думали? И впрямь ведь — извлекли. Еще чуть-чуть…Так, приподняли рубашку.
Он извлек из чемоданчика фонендоскоп и погрузился в прослушивание, торопясь отгородиться от повисшего тягостного молчания.
Фархадов вновь закашлялся.
— Может, сочку? — искательно предложила Лариса. Но вопрос ее он проигнорировал, сосредоточившись на изможденном Коломнине.
— Исхудал, гляжу.
— Есть малек, — понурился Коломнин так, будто в этом была его вина. — Но вообще-то, чувствую, силы восстанавливаются.
— Вижу, — не удержался Фархадов.
— Могу выходить на работу.
— А вот это ни боже мой! — врач, простукивавший грудь пальцами, поднялся. — Не только что на работу. Но и транспортировать пока нежелательно. Дыхание жесткое. Малейшее дуновение и — рецидив.
— Да вы что? Там такие дела, а я здесь валяюсь упакованный, — Коломнин отбросил одеяло.
— Ничего. Обойдемся. У нас незаменимых нет, — Фархадов жестом узловатого своего пальца уложил бунтаря на место. — Врач сказал, надо слушать. Зря не скажет. Через три дня заберем.
Он сделал знак врачу собираться.
— Вообще-то я проведать прилетал. Не умер ли. И — отметить хочу: удачно ты в целом с «железкой» сработал. Так что — поправляйся. Ждем.
Натолкнувшись на умоляющий взгляд поднявшейся невестки, насупился.
— Я сейчас соберусь. Пять минуточек, — пролепетала Лариса.
— Чего уж? Дежурь.
— Так есть сиделка.
— А ему теперь не сиделка; лежалка нужна.
В окно было видно, как в том же порядке, укрывшись от порывов ветра, движутся они к вертолету.
— М-да, несколько своеобразный у заслуженного нефтяника юмор, — прервал молчание Коломнин. — Но главное, у нас с тобой теперь три дня друг для друга. Представляешь, только мы вдвоем. По-моему, все славно образовалось.
— Да уж, славно, — заторможенно согласилась Лариса. Вид ее Коломнина огорчил: с жгучей досадой следила она за поднимающимся вертолетом. Мыслями Лариса снова была в компании.
— Не расстраивайся, Ларочка, — успокоил ее Коломнин. — Главное-то мы сделали. Теперь само собой потечет. Только отгребай.
Но само собой не потекло: через несколько недель руководству «железки» поступило жесткое предписание от налоговой инспекции — под угрозой безакцептного списания и ареста подвижного состава в трехдневный срок погасить задолженность перед бюджетом.
Главное — только три дня назад все текущие долги оплатили! — бесновался обычно выдержанный Богаченков. — Я копнул — за два года чечены налогов, считай, вообще не платили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63