Журналисты и редакторы, ожидая уведомления об увольнении, обзванивали знакомых в поисках новой работы. Отношения вице-президента Булыгина с творческим составом губинских изданий не сложились с самого начала, потому мало кто из журналистов горел желанием оставаться в холдинге.
Впрочем, с работой на рынке прессы было не ахти.
Булыгин переехал — пока неофициально — в кабинет Губина, но вел себя уже как хозяин. Его баба уже вплывала в приемную, как в собственную гостиную, и отдавала приказания секретарше, как своей горничной. Секретарша Мила еще продолжала сидеть в предбаннике президентского отсека, отвечать на телефонные звонки и встречать посетителей, но было ясно, что ее дни сочтены. Все смышленые сотрудники уже бегали с докладами к Михаилу Николаевичу, все несмышленые угрюмо и тупо сидели на своих рабочих местах и делали вид, что ничего не происходит.
Булыгин держался пока скромно. Он производил впечатление человека, наконец занявшего место, принадлежащее ему по заслугам и по праву. Был благодушен, вальяжен, даже улыбчив и не мог скрыть самодовольства. Казнить и миловать не спешил, но было известно, что уже проводит встречи с высшим и средним звеном руководителей холдинга, прощупывает сотрудников на предмет, кто готов, а кто не готов ему служить так же, как и Губину. С Козловым, к вящему удивлению наблюдателей, они быстро спелись.
Обо всем этом Мила рассказывала Карапетяну, который продолжал навещать ее в офисе бывшей губинской империи, а по вечерам встречаться в ночных московских клубах. Но теперь Карапетян и Занозин уже не могли понять, нужна или нет им эта информация. Со смертью Губина получалось, что убийство его жены как бы отодвигалось на второй план и переставало кого-либо интересовать. Они и сами охладели к этому делу и тянули его без энтузиазма — охотничий азарт, появившийся у них после удач с очками и «Лукойловкой», теперь испарился. Безрезультатность усилий их угнетала, поиски убийцы Киры Губиной теперь казались никому не нужными — сбыть бы с рук этот «глухарь», и все.
А что касается убийства самого Губина, то это дело представлялось практически безнадежным. И раскрыть его можно было, наверное, только случайно.
Пулю из черепа Губина извлекли — она оказалась от пистолета Макарова, сам ствол вроде бы чистый, в картотеке, не засветился. Но где он сейчас, этот ствол?
Занозин не согласен был с предположением Карапетяна, что киллера уже ликвидировали. Не такая важная птица Губин, чтобы после него еще последовательно казнить цепочку киллеров и посредников.
И то, что убийца не бросил пистолет на месте, в принципе давало шанс когда-нибудь на это оружие наткнуться. Но когда и при каких обстоятельствах, этого никто не мог знать. Найдут ли его в ручье играющие дети, изымут ли в ходе операции «Арсенал» у какого-нибудь бомжа, который скажет, что нашел ствол на помойке и собирался загнать на рынке за пятьсот рублей…
Удобнее всего было бы, как предлагал в своих циничных шутках Карапетян, действительно объявить Губина убийцей собственной жены — тем более кое-что на такую возможность указывает. И заявить начальству, что все они отныне переключаются на раскрытие убийства Губина. Но Занозин так сделать не мог.
Он сидел у себя в кабинете и, проклиная собственную добросовестность, прикидывал дальнейший план работы по делу Киры Губиной. Он перечитывал документы, вникал в показания, чиркал что-то на бумажке. Карапетян, который не любил возиться с бумажками, а предпочитал действовать вне зависимости от того, целесообразны его действия или излишни, наблюдал за шефом с беспокойством.
— Вот что, — наконец прервал тишину Занозин. — Надо продолжать.
Напарник отреагировал кисло. Он вздохнул и тоскливо посмотрел в окно — но этим и ограничился, ничего не сказав.
— Прежде всего, поедешь и покажешь фотографию покойного Губина нашему алкашу, да не вздумай везти фотографии с места убийства. Покажешь нормальное фото Губина. Во-вторых, как я и предполагал, мы кое-что упустили. Кира Губина перед тем, как убежать из дома Ивановых, не один раз, а два говорила по своему мобильнику. Тая Иванова сказала, что оба раза она говорила с мужем. Но Губин второй звонок отрицал. Почему мы не проверили сразу этот второй звонок? Лентяи потому что. Свяжись с фирмой, которая обслуживала мобильник Киры Губиной, и попроси у них распечатку за тот вечер. Нам надо узнать, с кем она общалась.
— Между прочим, Мила передала список посетителей, которые приходили к Губину в день убийства его жены, — помнишь, мы ее просили. Приобщи к делу, хотя я не понимаю, какая от этого польза. — Карапетян вынул из кармана брюк какой-то скомканный серый листок и принялся его разглаживать, дуть на него и чуть ли не слюной оттирать. Понял, пофигист, что неприлично такой документ не только к делу подшивать, а даже и начальнику в руки давать.
Занозин с сомнением наблюдал за его манипуляциями.
— Давай, давай, пригодится, — протянул он руку за листком. Карапетян напоследок вытянул несчастный листок о край стола и передал начальнику.
Затрещал их разбитый телефон. Трубку поспешил взять Карапетян — надо было как-то отвлечься от своего промаха с документом, который он носил в кармане штанов несколько дней и забыл отдать Занозину.
— Мне сказали, что вы интересуетесь очками, — проговорил женский голос на том конце провода.
«Ни „здравствуйте“, ни „как поживаете“, ни „меня зовут Гертруда“. Что за манеры!» — досадовал про себя Карапетян.
— У меня два вопроса. Кто это вам сказал? И кто это вы? — спросил он.
— Неважно, — продолжал нагнетать таинственность незнакомый голос. — Я могу вам кое-что сообщить на этот счет. Приходите сегодня в пять на Страстной бульвар, но не на центральную аллею, а на боковую — там есть такая круглая клумба, а вокруг скамейки. Я буду ждать вас на скамейке. В руке у меня будет газета «Негоциант».
— Нет-нет, — запротестовал Карапетян. — «Негоциант» в руке носит каждый второй.
— Хорошо, — владелица голоса оказалась покладистой особой, а может быть, дело было в том, что она чувствовала себя в роли шпионки еще не очень уверенно и не считала для себя возможным спорить с профессионалом. — Хорошо, я буду держать в руке раскрытый журнал «Мене Хелт».
— Другое дело, — одобрил Карапетян. — Девушка с мужским журналом в руке — эксклюзив.
— Значит, сегодня в пять, — повторил голос.
— Подождите, девушка, — заволновался Карапетян. — А пароль? Как же без пароля?
Но девушка уже дала отбой — в трубке пикали короткие гудки.
— Меня пригласили на свидание, — объяснил он вопрошающе взиравшему на него Занозину. — Прекрасная незнакомка. Обещала рассказать кое-что про очки.
— Ты неисправимый романтик, — охладил его пыл Занозин, досадуя, что не сам взял трубку. — Девушка, девушка… С чего ты взял, что она молода? Пари держу, грымза какая-нибудь старая с манией преследования. Наврет тебе с три короба…
— А вот судя по прелестному голосу, вовсе не грымза, — поддразнил его Карапетян.
— О-о-о, приятель, — протянул Вадим. — Голос еще ни о чем не говорит. Это еще Ильф с Петровым отмечали. И потом, тебе надо к алкашу ехать, показывать ему фото Губина.
— Успеется. Незнакомка важнее. Вдруг у нее действительно ценные сведения? А Губин теперь от нас никуда не убежит — извини за черный юмор. Не завидуй, начальник, — просек страдания Вадима Карапетян. — Иди ты лучше в казино. Тебе в игре повезет.
Ближе к пяти Карапетян, довольный, начал собираться. Внимательно осмотрел себя в зеркало, пристроил под куртку кобуру с пистолетом и долго поворачивался к зеркалу то одним, то другим боком, пытаясь уловить, с какой позиции спрятанное под мышкой оружие будет лучше видно.
Занозин покачал головой и вышел в коридор покурить. Собственно, курить можно было и в комнате, но Занозину надоело смотреть на этого охорашивающегося павиана Карапетяна — все девки на уме! Никакой серьезности.
Занозин стоял курил у широкого окна в коридоре, не торопясь, раздумчиво. Кивал проходящим мимо него и приветствовавшим его коллегам и таращился по сторонам. И тут… В конце коридора у лестницы Занозин заметил пару других курильщиков — он различил длинную фигуру Сбирского, разговаривающего с каким-то мужиком. Тот стоял к Занозину спиной, и эта спина как магнитом притягивала к себе его внимание. Знакомая спина… Неужели опять он — прямо здесь, в управлении? Сколько же можно? «Или у меня уже глюки на почве чрезмерного усердия и общей усталости организма от этих Губиных? — думал Вадим. — Что-то слишком часто в последнее время я вижу эту широкую, накачанную спину». Занозин углубился в коридор, направляясь к беседующей паре и стараясь сдержать в себе нетерпеливое желание как можно быстрее настичь обладателя знакомой спины, положить мужику руку на плечо и рывком повернуть к себе лицом. Такое поведение, пожалуй, озадачило бы коллегу Сбирского. Но когда он приблизился к Сбирскому, тот дымил уже в одиночестве. «Спина» исчезла.
— С кем это ты только что беседовал? — обменявшись с коллегой рукопожатием, поинтересовался Занозин.
— Ты его не знаешь? Это Юрка Мигура — бывший наш, из ментов, а сейчас частным розыском занимается. Заходит по старой дружбе — то ему информация нужна, то сам информацией поделится. В общем, взаимовыгодное сотрудничество. Иногда работку подкидывает — это «не для печати», разумеется, ни слова начальству. Между прочим, платит хорошо.
«Вот это номер! Вот тебе и маньяк! Преследователь Регины, оказывается, наш человек. Частный детектив… Как же это понимать? Придется Мигуре еще раз со мной пообщаться. Надеюсь, теперь он не станет морочить голову бывшему коллеге, — размышлял Занозин, возвращаясь в свой кабинет. — Сегодня уже поздно и некогда, а завтра непременно возьму у Сбирского его координаты».
Занозин подумал, что, кстати, теперь появился предлог снова позвонить Регине, а то даже и встретиться. Хотя ему не приходится жаловаться на судьбу — в последнее время она подкинула ему не один повод побеспокоить Регину Никитину. Он ведь так до сих пор и не выразил ей своих соболезнований по поводу смерти Губина. Ему, конечно, не доставит удовольствия удостовериться, что она скорбит о любовнике… Но тянуло ее увидеть.
Занозин решил, что этим делом займется сам. Он не сказал ничего Карапетяну, никому не сообщил, куда и зачем едет. Сначала он хотел все выяснить сам — а там… А там видно будет. Сегодня как раз пятница, а если верить анониму, они договорились встретиться через неделю. Конечно, нет никаких гарантий, что они встретятся через неделю час в час, да еще и на том же самом месте. Чем больше Вадим думал о сообщении телефонного кляузника, тем больше приходил к выводу, что все его таинственные намеки и догадки — чушь собачья. Это дико, это глупо. Это совершенно не соответствует образу Регины. Но тем не менее где-то в мозгу таился маленький вредный голосок, который тихонько попискивал Занозину: «А вот и пусть дико! Вот увидишь — она очень даже могла это сделать. Именно она „заказчицей“ и окажется по закону подлости — просто потому, что тебе очень этого не хочется. А ты купился на ее зеленые очкастые глаза. Купился. Тоже мне инженер человеческих душ хренов Думаешь, если у нее зеленые глаза и высшее образование, если Губин из-за нее голову потерял, она и на гадость не способна, на подлость? Вот такие, на которых в жизни не подумаешь, чаще всего подобные веши и вытворяют…»
Площадь трех вокзалов больше всего напоминала помесь огромной толкучки в день, когда там проводится слет челноков-ударников, с обыкновенной городской клоакой. Чем ближе подходил Вадим ко входу на Ярославский вокзал (а левее в ста метрах еще один — Ленинградский), тем чаще ему попадались несвежие личности с побитыми мордами. Один обессилевший бомж лежал полуразвалясь прямо в центре площадки перед воротами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50