Из-за забившейся в рот шапочки это звучало так: «Боно-о-о! „Скоую“ выыва-а-ате-е-е!»
Карапетян подошел к корчившемуся на полу мужику и стянул с него шапочку с прорезями. Дышал опер тяжело, все его тело болело, а руки еще дрожали от напряжения и только что пережитой опасности.
Саша постоял какое-то время, пытаясь отдышаться и успокоиться, пока раненый стонал на полу.
— Мужик, — обратился наконец Карапетян к нему, присев на корточки, громко, как к глухому. — Ты вообще кто?
Тот ничего не отвечал, лишь повел глазом и продолжал, гримасничая от боли, испускать стоны.
— Булыгин-старший, если не ошибаюсь, — вмешался в разговор бледный Занозин, прижимавший к шишке на лбу холодненькое — то ту самую чугунную сковородку, то свой «Макаров». — Похож на брательника. Слушай, а ты чего ему не скомандовал: «Руки вверх! Бросай оружие!»
— Разве не скомандовал? — удивился Карапетян, морща лоб и силясь вспомнить, как все было.
Тут из комнаты показалась перекошенная физиономия Коли — целого и невредимого.
— Как вы кстати, мужики. — заикаясь от пережитого чувства опасности, но радостно заговорил Коля. — Он бы нас тут, эта, всех уложил. Чуть ступил в дом, так сразу палить. Слава богу, ни разу не попал.
Я быстро за тумбочку спрятался, смотрю, Санек стоит как вкопанный, а тот палит во все стороны. Все мимо. Потом Санек медленно так, не торопясь, на пол стал укладываться — у меня аж глаза на лбу от ужаса… А тут на спасение Оксанка из кухни со сковородкой выскочила. Как даст ему, эта, поруке… Ха-ха-ха! Слушай, Вадим, между прочим, этот мужик похож на того, про которого вы спрашивали — ну, который у меня пил со своей «Лукойловкой». Похож, но не он.
Коля наклонил голову набок, разглядывая «не того», но очень похожего мужика. Санек, видимо, сильно впечатленный произошедшим, не произносил ни слова. Оксанка, стоя на коленках, ощупывала лежащего мил-дружка. «Сань, — жалобно ныла она, не обращая внимания на окружающих. — У тебя все в порядке? Цел? Нигде не болит?»
Раненый продолжал слабо материться и звать врача. Карапетян, спросив у Оксаны, где телефон, вызвал «Скорую».
— Скажи — все равно «Скорую» ждать, так хоть беседой время скоротаем, — обратился к Булыгину-старшему Занозин. — Зачем вы с братом все-таки Киру Губину убили? Сдается мне, ты тоже в этом замешан. Не зря же сюда с оружием притащился свидетеля убирать.
— Зачем, зачем? — корчась от боли, заговорил Булыгин-старший. — Узнала она меня. В приемной у Губина столкнулись. Смотрю, у нее в глазах что-то промелькнуло, лоб морщит, силится вспомнить… Я и понял, что все, кранты, вспомнила… Ну, мы и решили ее убрать. На Мишку бы никто не подумал, он как раз пропал… Нога немеет… Сволочи… «Скорую» вызовите…
— Да что же такое она вспомнила-то? — не понял Карапетян.
Булыгин не отвечал, только кряхтел. Вокруг раны на ноге расползалось по линолеуму пятно крови.
— Не нравится мне это, — проговорил слегка встревоженный Карапетян, глядя на блестящее ярко-красное пятно. — Оксан! У тебя бинт есть? Перевяжи раненого.
— Ага! — яростно отозвалась Оксанка, отвернув голову от Санька. — Он нас тут всех чуть не прикончил, а я ему буду раны промывать, трах-та-ра-рах!
Может, ему еще ноги помыть?
— Сука, — слабым голосом просипел Булыгин на полу. — Чего ноешь? Ведь не прикончил же…
— Потому что стрелок ты хреновый! — обрушилась на него подруга Санька. — А так бы оприходовал всех, паскуда, и не пикнул. На женщину набросился, трах-та-ра-рах! — Материлась Оксанка через слово. — Дайте я ему лучше по яйцам врежу, гаду этакому! Нету у меня бинта! Санек, выпей, легче станет, — снова занялась она спутником жизни.
Оксанка совала Саньку полстакана коньяку, за которым сходила до этого на кухню, и приговаривала как ребенку, будто кашкой кормила: «Вот так, потихонечку… Выпей». Платочком, смоченным в коньяке, она протирала Саньку виски. Наблюдавший за ней Карапетян лишь головой качал.
— Да оставь ты его, не маленький, сам коньяк вылакает, без твоей помощи. Трудно, что ли? Ты платок, что ли, какой принеси, — неуверенно предложил он.
— Щас, — продолжала бушевать Оксанка. — Стану я на эту сволочь свой платок переводить.
— Ладно, Оксан, — вступил Занозин. — Правда, хоть тряпку какую принеси. Кровищи вон сколько.
Оксанка с демонстративным неудовольствием поставила стакан на пол рядом с развалившимся Саньком, поднялась с колен и отправилась на кухню на поиски тряпки. Вконец обессилевший Булыгин, кажется, впал в забытье и не реагировал на суету вокруг себя. Когда Оксанка принесла кургузый кусок материи, стали спорить, как перевязывать — сделать ли жгут выше пулевого отверстия или наложить широкую повязку поверх него. Кое-как тряпку намотали — Булыгин лежал бледно-зеленый, осунувшийся.
— Черт, — нервно крикнул Занозин Саше. — Ты звонил в «Скорую»?
— Да уж двадцать минут как, — отозвался Карапетян.
— Звони еще!
«Глупо как, — думал Занозин. — Глупо. Глупо».
В тот же вечер им позвонили из «Скорой» и сообщили, что Булыгин Анатолий Николаевич скончался по дороге в больницу от потери крови — пуля Карапетяна порвала ему бедренную артерию. Донорскую кровь дать не успели — в карете «Скорой» не оказалось крови его группы, а когда добрались до стационара, было уже поздно. Не то чтобы было жаль этого придурка Булыгина — чего его жалеть… Получается, что получил по заслугам. Такому быку человека убить легче, чем чихнуть. Действительно ведь, шел убивать Щетинина, а там и всех, кто с ним вместе под руку попадется. Повезло, что вся компания осталась в живых, да и они с Карапетяном, кстати. Вины их в смерти Булыгина никакой — действовали правильно.
А все равно, жаль его. Пока ждали «Скорую», они с Карапетяном испереживались — ведь человек умирал, хоть и Булыгин! — и на появившихся врачей обрушились, словно были родственниками раненого.
Чего они так переживали, спрашивается? Если бы уложили его наповал, забыли бы в ту же секунду. А тут ранили… Булыгин дышал, мучился, жизнь уходила из него медленно, он лежал беспомощный и ждал спасения — представьте! — от них. Наблюдать за этим было невыносимо. Занозин испытывал душевный дискомфорт и раздражение от глупости произошедшего.
Его одолевала досада. И выстрел-то не смертельный — в ногу. Ну, не кретин этот Булыгин? Пошел зачем-то человека убивать (никак без этого не мог, дебил), «Скорая» опоздала, крови не оказалось…
И все, жизни конец. Был Булыгин-старший — нет Булыгина-старшего. Глупо. «И чего ты маешься? Сам покойник никогда такими мыслями не мучился, пари могу держать. Такая чушь никогда бы в его башку не залетела…»
А Булыгин-младший сидит под замком и до сих пор ничего не знает — надеется на брата. Такой же недоумок долбаный. Потому он и молчал на допросах, что надеялся — брат главного свидетеля уберет, старуху-вахтершу можно запутать или запугать, а вещдоки, глядишь, в ходе следствия куда-нибудь «испарятся» — пропадут, сгорят, перепутаются, будут обменяны… Редкость, что ли? Главное — не терять надежды, в России конца XX века нет ничего невозможного или невероятного. Время немереных возможностей для таких, как братья Булыгины.
Кстати, о вещдоках. Занозин взял в руки заключение экспертизы — на одной паре булыгинских перчаток были обнаружены волокна, идентичные тем, что имеются на накидке, в которую была одета в ночь убийства Кира Губина. А на куртке, той самой, выброшенной из окна — просто везение! — на нагрудном кармане в молнии застрял волос покойной. Обрывок волоса… Песенка Булыгина-младшего спета, пусть он хоть до смерти теперь рот не откроет.
Карапетян с утра отсутствовал: попал на долгожданную операцию «Атака» — стоит теперь на блокпосту на дороге или лазит вместе с гаишниками по ангарам, стоянкам и отстойникам, ползает под машинами, сверяет номера…
«Не иначе Карапетян, — подумал Вадим, когда раздался телефонный звонок. — Легок на помине».
И точно.
— Шеф! — раздался в трубке радостный вопль напарника. — Угадай, что я здесь обнаружил. Ни за что не догадаешься. Мы тут один отстойник на окраине вскрыли, а там — внедорожник «Мессаджеро» с сильно помятым передним крылом, номер на семерку начинается. Слесаря говорят, стоит уже полгода. Мы с гаишниками проверили через справочную — знаешь, кто хозяин? Булыгин Анатолий Николаевич! Спорить могу, это тот самый внедорожник, что Киру Губину в ее «Ауди» чуть насмерть не расплющил. Даже без проб краски! Образцы краски, помнишь, в деле о наезде остались, в архиве. Доказать их идентичность — проще простого! Ты понял теперь, что означали его слова: «Она меня узнала»? Или как он там сказал — ага: «Она меня вспомнила». Понял? Последнее звено в этой истории…
— Не скажи, — возразил Занозин. — Булыгин-старший пытался Губину убить еще полгода назад — это, пожалуй, ясно, я согласен. Но опять тот же идиотский вопрос — почему? Что это вдруг братья Булыгины свихнулись на хрупкой, никому не мешавшей женщине? Один раз убивают, другой… Больные они, что ли?
— А ты не думаешь, что первый раз ее пытались убить по ошибке? Сейчас уже трудно наверняка выяснить, но, может быть, в этом «Ауди» должен был ехать сам Губин? А он отдал машину жене. И стекла тонированные… Между прочим, я когда читал то дело, обратил внимание, что удар по «Ауди» пришелся на правое заднее кресло, а вовсе не на место водителя. Поэтому и Губина тогда жива осталась. Должен был ехать сам Губин с шофером, на первом месте пассажира рядом с водителем — Олег, сам магнат — сзади. Чем плоха версия? По-моему, это все объясняет.
— Возможно, — согласился Занозин. — Ты сегодня появишься или мне одному с Булыгиным разбираться?
— Шеф, как тебе не стыдно, — запел Карапетян. — Я и так уже сильно помог. Завтра появлюсь, пойду еще ребятам подсоблю. Наша служба и опасна, и трудна…
— Ну что, подозреваемый Булыгин, — начал Занозин, когда того привели к нему на допрос из изолятора. — Опознание мы проведем позже. Чистая формальность. У меня к вам остался всего один вопрос — каким образом вы выманили Киру Губину из квартиры Ивановых, когда позвонили ей по мобильнику в ночь убийства? Кем назвались?
Булыгин недоверчиво молчал, презрительно и одновременно чуть растерянно улыбаясь.
— У меня для вас плохие новости, Михаил Николаевич, — проговорил Занозин. — Это не следовательское иезуитство. Действительно, плохие. Вчера ваш старший брат скончался в «Скорой» от потери крови. При попытке убить свидетеля Щетинина — свидетеля по вашему, Михаил Николаевич, делу — он получил пулю в бедренную артерию. Врачи приехали слишком поздно.
Выражение лица Булыгина практически не изменилось — глаза смотрели все так же недоверчиво.
— Не верите? — сочувственно покачал головой Занозин. — Хотел бы я, чтобы это была шутка. Есть и еще одна новость — мелочь, конечно, по сравнению с первой, но все же… Завтра вам будет предъявлено обвинение в убийстве Киры Губиной. Доказательства — как на подбор. Помимо того, что вы уже знаете, на вашей куртке обнаружен волос убитой, а на перчатках волокна с ее накидки — той, в которой она была в ночь убийства. Вы и бывший боксер, кстати, вам с вашей весовой категорией женщину левой оглушить — что муху прихлопнуть… Молчите? Что ж, молчите, ваше право. Скажите без протокола, мне интересно: зачем вам это было нужно? Был у вас старший брат, успешный бизнес, партнер — старый друг, жена… — Занозин замялся, подбирая слово, — красавица, преданная вам до мозга костей… И что вас дернуло Губина убирать, жену его несчастную? Что вы получили взамен? Брат мертв, партнер мертв, бизнес уйдет к другим, жена… Жена, возможно, будет передачи носить лет пятнадцать. Вот счастье-то женщине… Зачем?
Наконец Булыгин издал какой-то утробный звук.
— Дурак ты, мент, или прикидываешься. Зачем?
Зачем? — передразнил он Занозина. — Что ты сопли тут размазываешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Карапетян подошел к корчившемуся на полу мужику и стянул с него шапочку с прорезями. Дышал опер тяжело, все его тело болело, а руки еще дрожали от напряжения и только что пережитой опасности.
Саша постоял какое-то время, пытаясь отдышаться и успокоиться, пока раненый стонал на полу.
— Мужик, — обратился наконец Карапетян к нему, присев на корточки, громко, как к глухому. — Ты вообще кто?
Тот ничего не отвечал, лишь повел глазом и продолжал, гримасничая от боли, испускать стоны.
— Булыгин-старший, если не ошибаюсь, — вмешался в разговор бледный Занозин, прижимавший к шишке на лбу холодненькое — то ту самую чугунную сковородку, то свой «Макаров». — Похож на брательника. Слушай, а ты чего ему не скомандовал: «Руки вверх! Бросай оружие!»
— Разве не скомандовал? — удивился Карапетян, морща лоб и силясь вспомнить, как все было.
Тут из комнаты показалась перекошенная физиономия Коли — целого и невредимого.
— Как вы кстати, мужики. — заикаясь от пережитого чувства опасности, но радостно заговорил Коля. — Он бы нас тут, эта, всех уложил. Чуть ступил в дом, так сразу палить. Слава богу, ни разу не попал.
Я быстро за тумбочку спрятался, смотрю, Санек стоит как вкопанный, а тот палит во все стороны. Все мимо. Потом Санек медленно так, не торопясь, на пол стал укладываться — у меня аж глаза на лбу от ужаса… А тут на спасение Оксанка из кухни со сковородкой выскочила. Как даст ему, эта, поруке… Ха-ха-ха! Слушай, Вадим, между прочим, этот мужик похож на того, про которого вы спрашивали — ну, который у меня пил со своей «Лукойловкой». Похож, но не он.
Коля наклонил голову набок, разглядывая «не того», но очень похожего мужика. Санек, видимо, сильно впечатленный произошедшим, не произносил ни слова. Оксанка, стоя на коленках, ощупывала лежащего мил-дружка. «Сань, — жалобно ныла она, не обращая внимания на окружающих. — У тебя все в порядке? Цел? Нигде не болит?»
Раненый продолжал слабо материться и звать врача. Карапетян, спросив у Оксаны, где телефон, вызвал «Скорую».
— Скажи — все равно «Скорую» ждать, так хоть беседой время скоротаем, — обратился к Булыгину-старшему Занозин. — Зачем вы с братом все-таки Киру Губину убили? Сдается мне, ты тоже в этом замешан. Не зря же сюда с оружием притащился свидетеля убирать.
— Зачем, зачем? — корчась от боли, заговорил Булыгин-старший. — Узнала она меня. В приемной у Губина столкнулись. Смотрю, у нее в глазах что-то промелькнуло, лоб морщит, силится вспомнить… Я и понял, что все, кранты, вспомнила… Ну, мы и решили ее убрать. На Мишку бы никто не подумал, он как раз пропал… Нога немеет… Сволочи… «Скорую» вызовите…
— Да что же такое она вспомнила-то? — не понял Карапетян.
Булыгин не отвечал, только кряхтел. Вокруг раны на ноге расползалось по линолеуму пятно крови.
— Не нравится мне это, — проговорил слегка встревоженный Карапетян, глядя на блестящее ярко-красное пятно. — Оксан! У тебя бинт есть? Перевяжи раненого.
— Ага! — яростно отозвалась Оксанка, отвернув голову от Санька. — Он нас тут всех чуть не прикончил, а я ему буду раны промывать, трах-та-ра-рах!
Может, ему еще ноги помыть?
— Сука, — слабым голосом просипел Булыгин на полу. — Чего ноешь? Ведь не прикончил же…
— Потому что стрелок ты хреновый! — обрушилась на него подруга Санька. — А так бы оприходовал всех, паскуда, и не пикнул. На женщину набросился, трах-та-ра-рах! — Материлась Оксанка через слово. — Дайте я ему лучше по яйцам врежу, гаду этакому! Нету у меня бинта! Санек, выпей, легче станет, — снова занялась она спутником жизни.
Оксанка совала Саньку полстакана коньяку, за которым сходила до этого на кухню, и приговаривала как ребенку, будто кашкой кормила: «Вот так, потихонечку… Выпей». Платочком, смоченным в коньяке, она протирала Саньку виски. Наблюдавший за ней Карапетян лишь головой качал.
— Да оставь ты его, не маленький, сам коньяк вылакает, без твоей помощи. Трудно, что ли? Ты платок, что ли, какой принеси, — неуверенно предложил он.
— Щас, — продолжала бушевать Оксанка. — Стану я на эту сволочь свой платок переводить.
— Ладно, Оксан, — вступил Занозин. — Правда, хоть тряпку какую принеси. Кровищи вон сколько.
Оксанка с демонстративным неудовольствием поставила стакан на пол рядом с развалившимся Саньком, поднялась с колен и отправилась на кухню на поиски тряпки. Вконец обессилевший Булыгин, кажется, впал в забытье и не реагировал на суету вокруг себя. Когда Оксанка принесла кургузый кусок материи, стали спорить, как перевязывать — сделать ли жгут выше пулевого отверстия или наложить широкую повязку поверх него. Кое-как тряпку намотали — Булыгин лежал бледно-зеленый, осунувшийся.
— Черт, — нервно крикнул Занозин Саше. — Ты звонил в «Скорую»?
— Да уж двадцать минут как, — отозвался Карапетян.
— Звони еще!
«Глупо как, — думал Занозин. — Глупо. Глупо».
В тот же вечер им позвонили из «Скорой» и сообщили, что Булыгин Анатолий Николаевич скончался по дороге в больницу от потери крови — пуля Карапетяна порвала ему бедренную артерию. Донорскую кровь дать не успели — в карете «Скорой» не оказалось крови его группы, а когда добрались до стационара, было уже поздно. Не то чтобы было жаль этого придурка Булыгина — чего его жалеть… Получается, что получил по заслугам. Такому быку человека убить легче, чем чихнуть. Действительно ведь, шел убивать Щетинина, а там и всех, кто с ним вместе под руку попадется. Повезло, что вся компания осталась в живых, да и они с Карапетяном, кстати. Вины их в смерти Булыгина никакой — действовали правильно.
А все равно, жаль его. Пока ждали «Скорую», они с Карапетяном испереживались — ведь человек умирал, хоть и Булыгин! — и на появившихся врачей обрушились, словно были родственниками раненого.
Чего они так переживали, спрашивается? Если бы уложили его наповал, забыли бы в ту же секунду. А тут ранили… Булыгин дышал, мучился, жизнь уходила из него медленно, он лежал беспомощный и ждал спасения — представьте! — от них. Наблюдать за этим было невыносимо. Занозин испытывал душевный дискомфорт и раздражение от глупости произошедшего.
Его одолевала досада. И выстрел-то не смертельный — в ногу. Ну, не кретин этот Булыгин? Пошел зачем-то человека убивать (никак без этого не мог, дебил), «Скорая» опоздала, крови не оказалось…
И все, жизни конец. Был Булыгин-старший — нет Булыгина-старшего. Глупо. «И чего ты маешься? Сам покойник никогда такими мыслями не мучился, пари могу держать. Такая чушь никогда бы в его башку не залетела…»
А Булыгин-младший сидит под замком и до сих пор ничего не знает — надеется на брата. Такой же недоумок долбаный. Потому он и молчал на допросах, что надеялся — брат главного свидетеля уберет, старуху-вахтершу можно запутать или запугать, а вещдоки, глядишь, в ходе следствия куда-нибудь «испарятся» — пропадут, сгорят, перепутаются, будут обменяны… Редкость, что ли? Главное — не терять надежды, в России конца XX века нет ничего невозможного или невероятного. Время немереных возможностей для таких, как братья Булыгины.
Кстати, о вещдоках. Занозин взял в руки заключение экспертизы — на одной паре булыгинских перчаток были обнаружены волокна, идентичные тем, что имеются на накидке, в которую была одета в ночь убийства Кира Губина. А на куртке, той самой, выброшенной из окна — просто везение! — на нагрудном кармане в молнии застрял волос покойной. Обрывок волоса… Песенка Булыгина-младшего спета, пусть он хоть до смерти теперь рот не откроет.
Карапетян с утра отсутствовал: попал на долгожданную операцию «Атака» — стоит теперь на блокпосту на дороге или лазит вместе с гаишниками по ангарам, стоянкам и отстойникам, ползает под машинами, сверяет номера…
«Не иначе Карапетян, — подумал Вадим, когда раздался телефонный звонок. — Легок на помине».
И точно.
— Шеф! — раздался в трубке радостный вопль напарника. — Угадай, что я здесь обнаружил. Ни за что не догадаешься. Мы тут один отстойник на окраине вскрыли, а там — внедорожник «Мессаджеро» с сильно помятым передним крылом, номер на семерку начинается. Слесаря говорят, стоит уже полгода. Мы с гаишниками проверили через справочную — знаешь, кто хозяин? Булыгин Анатолий Николаевич! Спорить могу, это тот самый внедорожник, что Киру Губину в ее «Ауди» чуть насмерть не расплющил. Даже без проб краски! Образцы краски, помнишь, в деле о наезде остались, в архиве. Доказать их идентичность — проще простого! Ты понял теперь, что означали его слова: «Она меня узнала»? Или как он там сказал — ага: «Она меня вспомнила». Понял? Последнее звено в этой истории…
— Не скажи, — возразил Занозин. — Булыгин-старший пытался Губину убить еще полгода назад — это, пожалуй, ясно, я согласен. Но опять тот же идиотский вопрос — почему? Что это вдруг братья Булыгины свихнулись на хрупкой, никому не мешавшей женщине? Один раз убивают, другой… Больные они, что ли?
— А ты не думаешь, что первый раз ее пытались убить по ошибке? Сейчас уже трудно наверняка выяснить, но, может быть, в этом «Ауди» должен был ехать сам Губин? А он отдал машину жене. И стекла тонированные… Между прочим, я когда читал то дело, обратил внимание, что удар по «Ауди» пришелся на правое заднее кресло, а вовсе не на место водителя. Поэтому и Губина тогда жива осталась. Должен был ехать сам Губин с шофером, на первом месте пассажира рядом с водителем — Олег, сам магнат — сзади. Чем плоха версия? По-моему, это все объясняет.
— Возможно, — согласился Занозин. — Ты сегодня появишься или мне одному с Булыгиным разбираться?
— Шеф, как тебе не стыдно, — запел Карапетян. — Я и так уже сильно помог. Завтра появлюсь, пойду еще ребятам подсоблю. Наша служба и опасна, и трудна…
— Ну что, подозреваемый Булыгин, — начал Занозин, когда того привели к нему на допрос из изолятора. — Опознание мы проведем позже. Чистая формальность. У меня к вам остался всего один вопрос — каким образом вы выманили Киру Губину из квартиры Ивановых, когда позвонили ей по мобильнику в ночь убийства? Кем назвались?
Булыгин недоверчиво молчал, презрительно и одновременно чуть растерянно улыбаясь.
— У меня для вас плохие новости, Михаил Николаевич, — проговорил Занозин. — Это не следовательское иезуитство. Действительно, плохие. Вчера ваш старший брат скончался в «Скорой» от потери крови. При попытке убить свидетеля Щетинина — свидетеля по вашему, Михаил Николаевич, делу — он получил пулю в бедренную артерию. Врачи приехали слишком поздно.
Выражение лица Булыгина практически не изменилось — глаза смотрели все так же недоверчиво.
— Не верите? — сочувственно покачал головой Занозин. — Хотел бы я, чтобы это была шутка. Есть и еще одна новость — мелочь, конечно, по сравнению с первой, но все же… Завтра вам будет предъявлено обвинение в убийстве Киры Губиной. Доказательства — как на подбор. Помимо того, что вы уже знаете, на вашей куртке обнаружен волос убитой, а на перчатках волокна с ее накидки — той, в которой она была в ночь убийства. Вы и бывший боксер, кстати, вам с вашей весовой категорией женщину левой оглушить — что муху прихлопнуть… Молчите? Что ж, молчите, ваше право. Скажите без протокола, мне интересно: зачем вам это было нужно? Был у вас старший брат, успешный бизнес, партнер — старый друг, жена… — Занозин замялся, подбирая слово, — красавица, преданная вам до мозга костей… И что вас дернуло Губина убирать, жену его несчастную? Что вы получили взамен? Брат мертв, партнер мертв, бизнес уйдет к другим, жена… Жена, возможно, будет передачи носить лет пятнадцать. Вот счастье-то женщине… Зачем?
Наконец Булыгин издал какой-то утробный звук.
— Дурак ты, мент, или прикидываешься. Зачем?
Зачем? — передразнил он Занозина. — Что ты сопли тут размазываешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50