– «Двин» мягче, с него хорошо начинать застолье, а я вижу, вас клонит в сон, на этот случай «Ахтамар» надежнее, сей­час вы сразу почувствуете, проверено.
Выпили. И впрямь коньяк подействовал бодряще, чему гость обрадовался, ведь дела он все-таки не решил, а уже давно наступило воскресенье.
Но разговор как-то не клеился, уходил в сторону, прокуро­ру хотелось, чтобы после беседы с Шубариным хозяин дома сам вернулся к основной теме, но тот не то чтобы юлил, но ни о деньгах, ни об архиве не говорил. Все больше о лошадях, о женщинах, о Шурике, но когда он уже сам собрался спросить, как же все-таки насчет дела, по которому он приехал, хан нео­жиданно сказал:
– Я вижу, вы устали, к ночным застольям не приучены, но если вы всерьез намерены заняться политикой, и это долж­ны одолеть, все пригодится. Иногда какую-то уступку, подпись я вырываю на рассвете, днем вы ее не заполучите. Что касается вашего визита, а я вижу по глазам – вам не терпится узнать результат, считайте, что я вам помогу. Хотя я сожалею, что о вашей затее не знал Артур Александрович. За ним всегда стоят солидные люди, игнорировать их грех, несерьезно. Сейчас уже утро, идите отдыхайте. Зульфия проводит вас, пообедаем по­сле трех часов пополудни, к этому времени я приготовлю то, что представляет для вас интерес, и продумаю, как вас отпра­вить незаметно, Артур очень беспокоился, чтобы вы не опоз­дали на работу. Он сразу понял, какому риску вы себя подвергaете, связь со мной афишировать ныне не модно. Зульфия! – громко крикнул он в темноту, и из-за кустов можжевельника, окружавших айван, выпорхнула улыбающаяся подружка Мав­люды. – Пожалуйста, отведи гостя в дом, а то он заплутает, ес­ли не в саду, то в коридорах. И не забудь поставить у кровати столик с минеральной водой или холодным чаем, после таких застолий жажда мучает.
Зульфия выслушала молча и также молча глазами дала понять, чтобы гость следовал за ней. Едва они отошли подаль­ше, Сухроб Ахмедович взял ее руку и сказал:
– Весь вечер мучился, придумывая тебе имя, а оказывает­ся, тебя зовут Зульфия – красивое имя, и оно тебе очень идет. Зульфия, – проговорил он шепотом и нараспев.
Она повернулась к нему и озорно ответила:
– Зачем же мучились, Сухроб-ака, спросили бы, вам бы я не соврала.
Он хотел сказать ей еще что-нибудь ласковое, нежное, но на пороге дома их уже поджидал золотозубый Исмат, увидев его, и Зульфия как-то сразу посерьезнела, прибавила шаг, образовав заметную дистанцию. Как только они вошли в комна­ту, он попытался ее обнять, но она, шурша хан-атласным платьем, ловко выскользнула из его рук и, улыбаясь, сказала:
– А как же насчет минеральной воды, яхна-чая, вас ведь жажда до смерти может замучить?
– О, это уже вторая моя смерть за сегодняшнюю ночь бу­дет, Ибрагим собирался меня живьем зажарить на вертеле в тандыре, без чая и минеральной я не умру, меня другое будет мучить – тоска по тебе, – попытался отшутиться гость.
Выглянув на секунду в коридор, она неожиданно заговор­щически прошептала:
– Потерпите немного, сейчас Акмаль-ака с Исматом уедут, я сама слышала, как они договаривались, и тогда я к вам загляну…
Зульфия ушла от него, когда уже совсем рассвело.
Поднялся он в два часа дня сам и сразу, уже по привычке, отправился в бассейн. В доме стояла тишина, словно он вы­мер, слышалось лишь щебетанье птиц в саду, пернатые со всей округи, даже с гор, облюбовали владения аксайского хана. Дверь сауны распахнута настежь, но банщика не видно, навер­ное, парилка сегодня отменялась. На секунду мелькнула трево­га, не задумал ли хан еще какую пакость, от него все можно ожидать, но опять успокоил состоявшийся разговор с Шубариным, его страховали. Теперь уже другая мысль мучила, ка­кую сумму отвалит Иллюзионист в счет будущего государства с исламским знаменем или новой партийной власти сталинско-брежневского образца с твердой рукой, где хан Акмаль вновь будет почитаться за образец верного ленинца.
Плавал он долго, часы на стене из красного обожженного кирпича успели отбить три пополудни, и только тогда он ус­лышал, как у зеленых ворот раздался сигнал черной «Волги» хана Акмаля, его музыкальный итальянский клаксон узнавал­ся издали.
«Наконец-то», – подумал Сенатор, но выходить из бассей­на не спешил, пусть хозяин дома думает, что гость не волнует­ся. Услышав за спиной скрип знакомых сапог, прокурор вы­нужден был оглянуться, прежде чем его окликнут и поздоро­ваются. К бассейну шел не директор, как он рассчитывал, а Исмат.
– Салам алейкум, Сухроб-ака, – приветствовал он гостя довольно-таки сухо, – как отдыхали в нашем доме, как на­строение? – Традиционный восточный ритуал, когда обмени­ваются ничего не значащими фразами.
– Спасибо, все нормально, отдохнул прекрасно. А где же Акмаль-хан, он обещал пообедать вместе со мной после трех, в доме, как мне кажется, ни одного человека, кроме вас.
– Да, все верно, обед уже почти готов, но Акмаль-хан за­был сказать, что он состоится в другом месте, там вас и ждут, я за вами.
Прокурору пришлось прервать купание и идти спешно пе­реодеваться. Шагая коридорами просторного дома, он то и де­ло озирался по сторонам, хотел увидеть Зульфию, попрощать­ся с ней, а может, выведать, отчего изменились планы у хана.
«Волга», выехав из яблоневого сада, не повернула в сторо­ну грязной снежной шапки вдали. Миновали шлагбаум, где охранник, вчера ранним утром приметив вертолет, бросился в сторожку предупреждать по телефону то ли Ибрагима, то ли Исмата. Сегодня дежурил другой, толстый, в мятой киргиз­ской шляпе из белого войлока. Через полчаса одолели еще один охраняемый пост, хотя дорога вела только в горы и ни одной машины не попадалось навстречу.
«Как в строго охраняемом заповеднике», – подумал про­курор и стал оглядываться по сторонам. Пологие склоны гор из-за обилия водопадов, мелких речушек зеленели густой соч­ной травой, многие годы не знавшие косы. Ореховые сады и дикие яблони, росшие вперемежку с арчой и кустарником, спускались к буйно цветущим альпийским лугам, нигде ни обрывка газеты, целлофана, ни стекла, блеснувшего на солнце, много лет народу сюда ходу нет, только доверенным пасечни­кам, егерям, охотоведам. Хан Акмаль собственной волей объя­вил горы заповедной территорией, везде расставил предупре­дительные щиты, обещающие крупный штраф, суровое нака­зание за нарушение владений, а кое-где даже обнес высокой колючей проволокой. Почувствовав тишину, покой и без­людье, сюда потянулся отовсюду зверь, налетела и птица, и горы стали богатым охотничьим угодьем хана. И на зайца, и на лисицу, и на оленя, и на кабана, и на джейрана, и на косулю, волка и росомаху, и даже на медведя можно было охотиться в ханских владениях.
В горных речках плескалась форель, а в озерах обжились бобры и ондатра. Десять лет прошло, как охотоведы завезли из Сибири соболя, куницу, колонка и белку, они тут хорошо прижились под охраной человека.
Дорога к охотничьему дому в горах, а они, как понял Сена­тор, ехали туда, не была такой уж явной, хотя, казалось бы, как спрячешь дорогу, но и тут хан исхитрялся. Асфальт часто пет­лял, иногда прерывался, ближе к горам даже стоял знак «Ту­пик», и дорога обрывалась километра на два, но затем вновь шла аккуратно мощенная трасса, которую знали только хоро­шо посвященные люди. И туг Иллюзионист блефовал по при­вычке, уж казалось, зачем, территория и так объявлена запо­ведной, крутом шлагбаумы и вдруг такие сюрпризы, тайные тропы. Наверное, все-таки чтобы никто не подглядывал за­крытую жизнь хозяина и его высокопоставленных гостей, слуг народа, как любил иногда называть себя хан Акмаль.
Огромный дом, каменное строение, он лишь по специфи­ке мог называться уменьшительно – охотничий домик, что для непосвященного предполагает непрезентабельность, ми­нимум комфорта, гарантируя лишь тепло и крышу над голо­вой, ибо сама охота и есть дорогое и редкое в наш век удоволь­ствие, выпадающее на долю лишь избранных. Но по двум квадратным трубам дымохода, с обеих сторон брандмауэрной стены высокой черепичной крыши гость быстро определил, что в доме на каждой половине имелся зал с камином, а два камина говорили о претенциозности хозяина, никто не обде­лен – ни те, кто играет в карты, ни те, кто хотят спокойно смотреть телевизор или слушать музыку, разная, видимо, тут собиралась публика.
Подъехав ближе к красно-кирпичному зданию с битумно-черной расшивкой швов, прокурор догадался, что и купальный зал с бассейном и сауной, и охотничий дом творения рук од­ного архитектора, а скорее всего, и то и другое скопировано почти один к одному с тщательной привязкой к местности из какого-нибудь модного журнала, а может быть, из каталогов известной строительной фирмы или архитектурной мастер­ской. В последние десять лет все это в изобилии, включая ката­логи по одежде, аппаратуре, ввозилось в Узбекистан, здешние подпольные миллионеры обслуживались предприимчивыми людьми по каталогам, в числе таких людей, конечно, был и хан Акмаль. Те коммивояжеры, что регулярно доставляли в Аксай видеофильмы, могли завезти и каталоги по архитекту­ре, тем более по просьбе директора. Если бы не явно восточная открытая веранда, примыкающая к особняку, и высокие рез­ные двери, характерные опять же только для Средней Азии, то снимок охотничьего дома хана Акмаля вполне можно было принять за строение в швейцарских Альпах, или на Пиренеях, на границе Франции с Испанией, или где-нибудь на Балканах, в Черногории, Косове, а может, в Греции, в предместье Солоник, есть похожие места. Горы, они почти везде одинаковы, и разницу может заметить только опытный глаз или человек, хорошо знающий местность, теперь гостю становилось понят­ным, почему владельцы новомодных карабинов «Беретта», «Франчи» любили прилетать сюда на охоту, такие условия и таких глухонемых слуг, как Сабир-бобо, видимо, мало где могли предоставить.
Въехали за высокую ограду, выложенную из камня, види­мо, территория была обнесена задолго до строения с двумя ка­минными залами, или же когда-то на месте краснокирпичного здания имелось другое сооружение, переставшее устраивать разбогатевшего хозяина и из-за удобства строительной пло­щадки и удивительного ландшафта вокруг снесенного в пользу псевдомодерна в стиле тридцатых годов. О том, что каменная ограда стара, говорил тот факт, что вся она поросла мелкими вьющимися растениями, такие заборы по весне сами по себе зацветают густой яркой зеленью, но чтобы так ровно и плотно, на это нужны годы и годы. Нынешние каменные стены, уви­тые жестким пожелтевшим стлаником, и кроме архитектуры самого здания придавали нездешний вид горной резиденции хана Акмаля.
В дальнем углу двора, где разместилась дощатая летняя кухня, крытая горевшей на солнце белой жестью, полыхали огни очага, топившегося тяжелой и жаростойкой лиственни­цей из соседнего, за перевалом, лесного кордона, сновали взад-вперед знакомые по загородному дому повара. Возле них мелькнула и поджарая фигура Сабира-бобо, опять же во всем белом. Вблизи особняк оказался умело спроектированным, та­кие здания в этих краях не строят, предпочитают возводить дом на ровных площадках. С той стороны, откуда они въехали, попадали к парадному входу, но сразу на второй этаж, потому что возвели здание в двух уровнях, и, обойдя строение, можно было заглянуть на первый, откуда наверх вела широкая винто­вая лестница из хорошо полированного дуба.
Как только они вышли из машины и «Волга» стала осто­рожно съезжать в подземный гараж, имевший крутой уклон, на пороге появился сам Иллюзионист в спортивном костюме «Адидас», в мягких кроссовках, вероятнее всего, он только что вернулся с прогулки. Там, в какую сторону ни пойди, водопа­ды, родники, мелкие речушки, альпийские луга, как рассказы­вал по дороге об охотничьем домике Исмат, прекрасно знав­ший места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72