А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

И, четко уло­вив их настроение, он старался укрепить их дух, ибо развал уголовного дела каждого из них в конце концов шел ему толь­ко на пользу, хотя и тут, в общей, казалось бы, беде, он ни с кем из них не хотел объединяться, солидаризироваться, он был, как всегда, сам по себе.
У него спрашивали: неужели новые политические силы в крае столь сильны, что может произойти отделение Узбеки­стана от Союза? Он, не задумываясь, отвечал: да, при опреде­ленных обстоятельствах это может случиться, и с обычным своим коварством добавлял: в таком случае для нас, граждан Туркестана, российский суд не будет указом, и мы вернемся домой. Конечно, такой расклад устраивал казнокрадов, и они с восторгом внимали каждому слову человека с воли.
У него спрашивали: а как народ воспринимает судебные процессы, где мы все как один отказываемся от своих прежних показаний и утверждаем, что оговорили себя под нажимом следователей. И опять он им отвечал словами хана Акмаля: народу сумели внушить, что вы пострадали за него, за его бла­го, пусть незаконным путем, но хотели получить справедли­вую цену за хлопок. Сегодня везде и во всем винят центр, вы ведь читаете газеты, это должно стать и нашей тактикой, – так заканчивал новый арестант свои беседы.
С первого дня Сенатор пытался навести справки о хане Акмале, но никто с ним не сталкивался, даже старожилы – аксайский Крез содержался отдельно. Конечно, сокамерники допытывались у новичка, за что же арестовали его, и тут он бле­фовал напропалую, намекал, что за идейные разногласия, хотя и узнал перед самым отлетом в Самарканд, что Беспалый ос­тался жив. Когда «москвич» лично защелкнул на запястьях на­ручники, Сенатор понял, что его жизнь зависит от жизни Бес­палого, да и от жизни Камалова тоже. Случись что с настыр­ным прокурором, Парсегян мог бы отказаться от своих преж­них показаний, он ведь газеты читает и знает, как проходят нынче в нашем демократическом обществе суды. Впрочем, го­раздо надежнее убрать самого Парсегяна, и опять Камалов ос­танется с носом. И тут он пожалел, что Салим Хасанович даже не догадывается, что его судьба находится в руках у Парсегяна. Теперь для него самым главным представлялось одно – дать знать о себе Хашимову, или, точнее, – дать команду действовать решительно, идти ва-банк. Прокурор Камалов, кото­рого они называли в целях конспирации «москвич», на этот раз переиграл их, но Сенатор считал, что он еще не сказал последнего слова, располагая пятью миллионами, он мог побо­роться за жизнь, силу денег он знал.
И тут ему подвернулась удача: освобождали из-под стражи одного ташкентского чиновника, человека этого Сенатор не любил и даже не очень доверял ему, но другого варианта не представлялось, и он рискнул. Отведя того на прогулке в сто­рону, он сказал жестко:
– Первое, что вы сделаете, вернувшись в Ташкент, зайдете пообедать в ресторан «Лидо» и, передав от меня привет хозяйке заведения, попросите, чтобы она свела вас с Салимом Хасановичем. Ему вы должны сказать следующее: подозревать «моск­вича» и любителя игровых автоматов в моем оговоре нет осно­ваний. Пожалуйста, запомните эти слова, я не хотел бы, чтобы из-за меня косились на невинных людей. А с врагами я сам разберусь, если душа чиста, никакой суд не страшен.
И в глазах освобождавшегося он утвердился еще раз как благородный и справедливый человек, хотя на условленном жаргоне послание означало: убрать во что бы то ни стало лю­бой ценой прокурора Камалова и взломщика Артема Парсегя­на.
После неожиданного ареста Сенатора события покатились столь стремительно, что порою, казалось, они вырвались из-под контроля, но это на взгляд непосвященного, ситуацию де­ржали в руках и прокурор Камалов, и друг Сенатора Хашимов из Верховного суда, не остался в стороне и Сабир-бобо. Просто приближалась развязка многих событий, и, как всегда, не обошлось и без его величества случая.
По стечению обстоятельств в те же дни на стол Камалову попали и документы, о которых когда-то упомянули тайно в Прокуратуре СССР, и судьба первого секретаря ЦК была реше­на. Странно, но взятие под стражу преемника Рашидова вызва­ло куда меньший резонанс, чем арест Сенатора. Но в эти же дни решался вопрос и о жизни самого Камалова.
Бывший узник «Матросской тишины» выполнил просьбу Сенатора, встретился с человеком из Верховного суда и слово в слово передал послание из Москвы. Хашимов уже знал о за­держании Беспалого, но никак не мог взять в толк, почему так опасен Парсегян его другу. С Камаловым, конечно, ясно, того следовало убрать уже давно. Но просьба шефа означала приказ, в ней крылся ультиматум, значит, Беспалый знал что-то такое, что грозило жизни его другу и однокашнику. Любой ценой – означало, что он мог заплатить за эти две жизни огромные деньги, Сенатор оценивал себя круто.
Ну, с Беспалым, как думал Салим Хасанович, проблем особых не должно было возникнуть, стоило передать в воров­ской «общак» тысяч сто, его удавили бы в камере в тот же день, старый и испытанный прием.
Но в те напряженные дни случилось событие, опять же за­тронувшее всех: прокурора Камалова, Сенатора, его друга Миршаба, Сабира-бобо, духовного наставника хана Акмаля.
В поселке Кувасай вспыхнул конфликт между турками-месхетинцами и местным населением, скандал, начавшийся на базаре, перерос в межнациональные столкновения во всей Ферганской долине. Заполыхали огни пожарищ, полилась людская кровь в старинном Коканде и Маргилане.
Прокурор Камалов, поднятый среди ночи звонком из ЦК, не дожидаясь рассвета, на специальном самолете отбыл в Фер­ганскую долину, куда уже стягивали из Ташкента войска МВД и милицию. В тот же день прокурор вместе с муфтием мусуль­ман Средней Азии и Казахстана, прибывшим прямо из Моск­вы с сессии Верховного Совета СССР, обратился по республи­канскому телевидению к жителям региона с призывом к бла­горазумию и спокойствию.
В то время, когда прокурор республики выступал по теле­визору, Салим Хасанович заканчивал инструктаж Арифа и еще двух его сподручных, начиналась охота на Камалова, цена, назначенная за его жизнь, вполне устроила наемных убийц. Дослушав выступление «москвича», они получили 100000 аванса и в ту же ночь через Чадакский перевал отправились на двух машинах в Фергану. В условиях чрезвычайного положе­ния смерть Камалова не бросилась бы в глаза общественности и вряд ли бы кто догадался, что охотились за ним персональ­но.
Волнения в Ферганской долине оказались неожиданными даже для Сабира-бобо, он верил в долготерпение своих земля­ков, но, видимо, чаша терпения переполнилась, и он жалел лишь об одном, что эту обезумевшую от крови массу нельзя взять под свой контроль, но от мысли направить ее в опреде­ленное русло не отказался.
Сабир-бобо тоже слушал выступление по телевидению прокурора Камалова, внимал молитвам муфтия, но призывы к благоразумию понял по-своему, ибо, выключив телевизор, пригласил к себе Исмата, Ибрагима и Джалила, некогда отво­зившего человека из ЦК к поезду Наманган – Ташкент.
– Настал час помочь нашему хозяину, дорогому Акмаль-хану, – начал он без восточных экивоков, – вы уже знаете, что творится в Фергане, Коканде, Маргилане, во всех кишлаках долины. Одно жаль, что страдают в резне мусульмане, но аллах велик, наверное, простит нас за невинную кровь. Когда человек не может прокормить на родной земле своих детей, он с подозрительностью начинает оглядываться на соседей. Я не одоб­ряю грабежей и насилия над турками, нашими единоверцами, суннитами, следует направить копившуюся годами ненависть на разгром райкомов, судов, зданий милиции и Прокуратуры. Пусть власть почувствует силу народного гнева. У каждого из вас, как я знаю, в Фергане, в Коканде есть родня, друзья, а у Джалила жена маргиланка, поэтому сегодня не мешкая выез­жайте на трех машинах туда, пусть каждый выбирает себе мар­шрут по душе сам. Надо пустить слух, что только хан Акмаль может успокоить народ, пусть в требованиях масс чаще упо­минается его имя, не жалейте на это денег, выбирайте в толпе самых горластых и нахрапистых. Пусть захватывают админи­стративные здания, не скупитесь и на водку, и на анашу, и, ко­нечно, не забывайте о безопасности. Кормите-поите молодежь от пуза, денег на баранов не жалейте, от мяса кровь быстрее бе­жит – к этому не придерешься. Действуйте смело, не бойтесь, вы не одни будете направлять людей против ненавистной вла­сти, туда, как мне сообщили, много таких, как вы, выехало. Двадцатимиллионный Узбекистан – не Армения и не При­балтика – мы огромная сила. В одном месте долго не задерживаться, через день-два сбрейте усы, постригитесь наголо. Если пересекутся дороги, обменяйтесь машинами, возьмите с собой побольше фальшивых номеров, властям сейчас не до проверки документов, важно не засветиться. Думаю, учить вас не следует, будете действовать по обстановке, а сейчас получи­те деньги – и живо в дорогу, а я буду молиться за вашу жизнь.
Ариф с сообщниками прибыл в Фергану на рассвете, он догадывался, что не сегодня завтра будет введен комендант­ский час и тогда уже въехать в город без досмотра будет слож­но, а он, как всегда, рассчитывал на свой восьмизарядный «Франчи» с оптическим прицелом, его бы, конечно, тут же кон­фисковали вместе с хозяином.
Их уже ждали, хотя о цели визита никто не догадывался, наверное, думали, что приехали под шумок почистить банк или сберкассу. В уголовном мире лишних вопросов не задают, от чужих тайн жизнь становится короче – эту истину они ус­ваивают рано. Ариф догадывался, что опорным пунктом про­курора Камалова в Фергане могут стать только два здания, об­ластное управление милиции или Прокуратура. Здесь он на­верняка будет проводить экстренные совещания, летучки, за­седания штаба по ликвидации стихийных беспорядков. Поэтому, отдохнув, на мотоцикле хозяина дома, где они останови­лись, Ариф отправился в одиночку по этим адресам.
Оба здания находились неподалеку, на одной улице, когда Ариф подъехал к областной Прокуратуре, от нее как раз отъез­жала «Волга» с известным ему ташкентским номером, рядом с водителем сидел прокурор Камалов, судя по тому, как он был одет, оружия при нем не было. Около двух часов Ариф пробыл возле Прокуратуры, пользуясь мощным цейсовским бинок­лем, быстро выяснил, где находится кабинет областного про­курора, где расположен зал заседаний. Именно в этих двух по­мещениях будут проводиться совещания, все будет зависеть от количества приглашенных, но где бы они ни проводились, Ка­малов будет занимать место или в президиуме, или в кресле хозяина кабинета, или у трибуны, что имелась в зале заседа­ний Прокуратуры. Все три возможных места появления «мос­квича» хорошо просматривались с крыш соседних домов.
Был и другой вариант: расстрелять в упор из автоматов машину прокурора, для этой цели и появились у Арифа ком­паньоны. На обеих машинах стояли мощные гоночные мото­ры, а чтобы выведать маршрут, нужно лишь время, а Ариф умел ждать. Торопиться было некуда, сроки не отражались на оплате, Миршабу требовался результат.
Вернувшись в усадьбу на окраине города, где они остано­вились, Ариф помог компаньонам сменить ташкентские но­мера на машинах на ферганские, чтобы не привлекать особого внимания, ибо уже объявили чрезвычайное положение по всей области, а потом, достав из дорожной сумки детектив Чейза, расположился во дворе на айване. Детективы помогали ему ко­ротать время, в его работе наемного убийцы умение выждать момент оказывалось главным, о том, что он мог промахнуть­ся, не могло быть и речи.
Судя по обстановке в городе и области, дел Камалову хва­тало, и в Прокуратуре он мог появиться только к вечеру, а то и к ночи. Поэтому Ариф не стал отвлекать компаньонов, продолжавших возиться с машинами, вполне мог возникнуть ва­риант, когда придется, положившись на мощь гоночных мото­ров, расстрелять «Волгу» прокурора из автоматов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72