Пусть убивает, режет и расчленяет — все равно не встану. Третий звонок! Это уж слишком, теперь назло не открою! Кстати, кто бы это мог быть? Наверняка Дедовский со своими фруктами вернулся.
После четвертого звонка я все же приподняла голову и села, натянув одеяло до подбородка. После пятого — открыла глаза и обнаружила, что в комнате светло. Белый день! Значит, я проспала не меньше восьми часов, тогда почему же у меня такое чувство, будто я только и успела, что смежить ресницы? И еще меня опять знобит, а горло какое-то подозрительно деревянное. Я сглотнула комок и ощутила острую боль — ну вот, еще и это! А в дверь снова позвонили самым беспардонным образом, между прочим, уже в шестой раз.
— Иду! — проворчала я и сползла с дивана. Одеваться мне не пришлось, поскольку, укладываясь спать, я даже не разделась. — Кто там? — спросила я, подойдя к двери и дрожа от пробирающего меня буквально до костей холода.
— Капитонов, — коротко и сухо ответили за дверью.
Что тут скажешь, когда-то это должно было случиться. Я молча открыла дверь, с запозданием поправляя взлохмаченные во сне волосы.
В дверном проеме возник плотный и кряжистый Капитонов, который стоял, слегка набычившись и засунув руки в карманы своего кожаного пальто. Может, там у него пистолеты, из которых он стреляет одновременно, как это называется? А, по-македонски!
— Добрый день, — глухо произнес Капитонов и покосился на мои босые ноги.
— Проходите, — сказала я вместо приветствия. С моей стороны глупо было бы думать, что этого гостя удастся выставить за дверь под предлогом плохого самочувствия. Потом вспомнила и обернулась:
— Минуточку подождите, я постель уберу.
Капитонов послушно задержался в прихожей, а я кое-как собрала белье с дивана и с остервенением затолкала его в шкаф, помогая себе коленом. Итак, сейчас мне придется вести пространные беседы, хотя более всего на свете мне хочется напиться чего-нибудь горячего и закутаться в одеяло, спрятавшись в нем, как гусеница шелкопряда в коконе.
— Уже можно? — нетерпеливо спросил Капитонов из прихожей.
— Можно! — Я уселась на диван, неимоверным усилием воли поборов желание поджать под себя ноги.
Капитонов вошел, быстрым взглядом окинул комнату и подвинул к себе стул. Пальто он снимать не стал, только расстегнул.
— Вы ушли из больницы, — то ли спросил, то ли констатировал он.
— Ушла, — кивнула я и обхватила плечи руками. — Вы тоже станете говорить, что мне не стоило этого делать?
— Это ваше дело, — спокойно отозвался Капитонов, — вы взрослый человек и сами можете решить, как вам поступать. А я вас не журить пришел.
— Попробую догадаться, — хмыкнула я, и смешок прочно застрял в моем деревянном гор-, ле. — Вы пришли, чтобы задать мне несколько вопросов, правильно?
Капитонов никак не отреагировал на мою простенькую шутку, только задержал на мне свой взгляд чуть подольше:
— С чего вы взяли, что Пашков имеет какое-то отношение к исчезновению вашей подружки?
— Что? — У меня возникло странное ощущение, будто мое деревянное горло обхватили стальными обручами. Да и голос у меня был, как из дубовой бочки для засолки огурцов.
Капитонов оставался спокойным и невозмутимым, он скосил взгляд на журнальный столик, заметил там простенькую стеклянную пепельницу, которой я сама никогда не пользовалась, потому что предпочитала дымить в форточку на кухне, и спросил:
— Так понимаю, курить у вас можно? Утвердительно кивнув, я призналась, что тоже не отказалась бы от сигареты.
— У меня без фильтра, — сказал Капитонов. Я махнула рукой:
— Такие я тоже курю. Особенно в подобные моменты.
Он молча протянул мне свою пачку, а потом молча щелкнул зажигалкой.
Я глубоко затянулась, но мое деревянное горло ничего не почувствовало. Курить с утра, к тому же натощак — кажется, это уже запредел.
Капитонов тоже сделал две жадные затяжки, стряхнул в дешевую стекляшку на журнальном столике пепел с кончика сигареты и осведомился:
— Так мне повторить свой вопрос?
— Не стоит. — Я поднялась с дивана, нашла на книжной полке вырезку из газеты, что завалилась за подкладку Наташиной ветровки, и, не говоря ни слова, положила ее перед Капитоновым.
Он взял пожелтевший газетный клочок в левую руку, поскольку в правой у него дымилась сигарета, и поднес к глазам, пожалуй, слишком близко: наверняка у него были проблемы со зрением. На ознакомление с заметкой под незамысловатым заголовком «Комсомольский вожак» у Капитонова ушло минуты две, после чего он поднял на меня свой ничего не выражающий взгляд:
— Пока не вижу прямой связи.
— Она завалилась за подкладку ее ветровки, — сообщила я совершенно осипшим голосом. — Потом я смотрела подшивки… Заметка была опубликована за четыре дня до Наташиного исчезновения…
Капитонов снова покрутил газетную вырезку в руках и, перевернув, посмотрел на оборот:
— Насколько я знаю, в деле эта статейка не фигурирует.
— Не фигурирует, — я раздавила окурок в пепельнице, — я нашла ее с год назад или около того. Точнее, даже не я, а Наташина бабка, она тогда еще была жива.
— И вы решили, что это ниточка, — вздохнул Капитонов.
Я развела руками:
— Во всяком случае, кроме этого, у меня ничего нет.
Капитонов пожал плечами:
— Ну что ж, я принимаю ваш ответ. По крайней мере, он хоть как-то объясняет те несуразности, которые вы вытворяли все это время.
— Несуразности?
— Именно. — Капитонов выдохнул струйку дыма через ноздри. — Несуразности — это пристойное название для ваших выкрутасов. А подразумеваю я под этим определением подсовывание вами Пашкову фотографии вашей пропавшей подружки, идиотский, простите, звонок в прямой эфир, а также сумбурное сообщение на автоответчик Богаевской. Да и само ваше участие в предвыборной кампании Пашкова, конечно, авантюризм высшей пробы.
Обвинение в авантюризме я пропустила мимо ушей, потому что более всего меня беспокоило другое:
— Откуда вы знаете про то, что я оставила сообщение на автоответчике Богаевской? Он хмыкнул:
— Милая барышня, странные у вас вопросы, честное слово, вы ведь так долго рассматривали мое удостоверение… Что ж вы думаете, наше ведомство уже совсем ни на что не годится?
— Выходит, годится, — буркнула я и опустила глаза. А потом снова их вскинула. — Значит, вы уже все-все знаете?
— Смотря, что вы имеете в виду под этим «все-все»…
— Ну… Кто и почему покушался на Пашкова, кто убил Литвинца и почему Майя встречала нас с кислотой возле Дома железнодорожника?
— Сразу три вопроса, — покачал головой Капитонов. — Начнем с того, что первые два мы с вами сегодня обсуждать не будем. Что до третьего, то Бессараб пока молчит, хотя и пришла в себя.
— Бессараб?
— Это фамилия Майи — Бессараб, — пояснил Капитонов.
— Ах, вот оно что… — растерянно протянула я и спохватилась:
— Вы говорите, она пришла в себя?
— Пришла. Ночью… Сегодня утром я уже пытался с нею поговорить, но она не отвечает на вопросы. Так что я пока еще не знаю, что ее толкнуло на подвиги с кислотой.
— Постойте-ка, — запоздало сообразила я, — а Богаевская? Что говорит Богаевская? Она ведь наверняка все знает!
— Вполне возможно, — согласился со мной Капитонов, — но поговорить с ней нет никакой возможности.
Я наморщила лоб:
— Но как же… Вы же говорили про автоответчик…
— Ну да, автоответчик, он себе работает, пишет все подряд, и ничего ему не делается… А Богаевская исчезла несколько дней тому назад, и никто не знает, в каком направлении. На этот час, во всяком случае. — Капитонов посмотрел на свои наручные часы.
Глава 25
Не знаю, долго ли я просидела с открытым ртом, прежде чем догадалась вернуть нижнюю челюсть на прежнее место.
— Богаевская исчезла, — прошептала я сухими губами, глядя в никуда. И хлопнула себя ладонью по лбу:
— Господи! Господи…
— Да не убивайтесь вы так раньше времени, — посоветовал мне Капитонов, однако особенного энтузиазма в его тоне я не почувствовала.
— Да она ведь где-то здесь, в городе, — со стоном сказала я и наконец сконцентрировала свой взгляд на Капитонове.
— Вполне возможно, — согласился он, — эта версия тоже проверяется.
Версия, версия! Да гори она огнем, эта версия! Я опять увидела глаза Елены Богаевской, несчастные, затравленные глаза смертельно напуганного человека. Такими они у нее были в аэропорту, пока она не спряталась за букетом, который ей вручил Пашков. Где она сейчас и что с ней происходит?
Мой озноб сменился жаром, и я забегала по комнате в приступе внезапной лихорадки;
— Пока вы проверяете свои версии, с ней такое может произойти! Вы бы видели ее глаза!
— Кажется, вы меня в чем-то обвиняете? — уточнил Капитонов. — Вы, приложившая максимум усилий к тому, чтобы сильнее запутать эту и без того запутанную историю. Просто не верю своим ушам. Я прекрасно знаю, в каком состоянии Богаевская, и, думаю, чем скорее мы ее найдем, тем лучше: и для нее, и для нас. Человек с такими психическими проблемами способен на многое!
— С психическими проблемами?.. — повторила я.
— А что вы на меня так смотрите? — с досадой отозвался Капитонов, сунул в рот новую сигарету и пыхнул зажигалкой. — У Богаевской маниакально-депрессивный психоз. Вы удовлетворены? — Он нервно затянулся. — Не реже раза в год она отлеживается в одной швейцарской клинике, у нее и гастрольный график построен в строгом соответствии с этой… м-м-м… традицией. Благоприобретенной, насколько я понимаю.
Так вот в чем дело: Богаевская психически ненормальный человек! Черт, как же я сразу это не поняла! Ведь в ее глазах определенно было что-то такое, и в ее необыкновенном бархатном голосе…
А Капитонов выдал мне очередной сюрприз:
— У Бессараб, кстати, те же проблемы. Они, видно, и сошлись на этой почве. И это их сближение не пошло на пользу ни первой, ни второй, только, как говорится, все усугубило. Им бы больше общаться с нормальными людьми, а они устроили себе такой маленький филиал швейцарской клиники, мини-дурдом, если хотите. Надо полагать, в перерывах между репетициями они занимались самоанализом, с увлечением растравляя старые раны. А тут еще их достаточно нетрадиционные отношения, которые только все усложняли.
— Нетрадиционные отношения, — эхом повторила я, — это как?
— Скажем, они любили друг друга чуть больше, чем подразумевает под собой понятие женской дружбы.
«Они любили друг друга чуть больше…» В здание аэропорта они вошли обнявшись. Майя заботливо поддерживала Богаевскую и отгоняла от нее Вислоухова со своим микрофоном, а позади плелся импресарио с чемоданом на колесиках… Импресарио!
— А ее импресарио?..
— Он здорово нам помог, — кивнул Капитонов, — но где сейчас Богаевская, он не знает. Похоже, она исчезла ночью, как раз после вашего глупого звонка и того сообщения, что вы оставили на ее автоответчике.
— Ну вот, со всех сторон я виновата, — пробормотала я.
— А вы как считаете? — отпарировал Капитонов, впрочем, достаточно беззлобно. — Вам бы не помешало крепко подумать, прежде чем затевать такие игры.
— Еще бы, — задумчиво произнесла я. — В такие игры играют только тигры…
— Что-что? — не понял Капитонов. Но я так и не успела расшифровать свою глубокую мысль, потому что в наш разговор вмешалось какое-то резкое и отрывистое дребезжание. Капитонов пошарил рукой в кармане пиджака, и дребезжание прекратилось. А потом поднес к глазам небольшой плоский предмет. Пейджер, не сразу сообразила я.
Выражение лица Капитонова сразу стало озабоченным: дорого бы я дала, чтобы узнать, какое сообщение пришло к нему на пейджер. Затем он поднялся со стула и, застегивая пальто, объявил:
— Разговор наш не окончен. Подозреваю, что у вас за душой есть еще немало чего мне сказать. Да и у меня вам тоже. Сейчас у меня есть экстренное дело, но попозже я с вами свяжусь. Попрошу только до этого момента ничего не предпринимать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48