Как ей это удалось?
— Во всяком случае, для человека, испытавшего «итальянскую мечту», наш друг выглядит не очень потрепанным, — куда более спокойно заметил монах.
Немного спустя они снова расположились в харчевне. Перед раввином дымилась миска овощного супа. Он схватил ее и поднес к губам.
— Это не идет ни в какое сравнение с доброй андалусийской асидой, но проведенная в каталажке ночь делает нас куда менее требовательными.
— Итак, — бросил Рафаэль, — они не только выпустили вас, но еще и принесли извинения. Это не очень-то похоже на агентов Инквизиции. — И обратился к Мануэле: — В конечном счете вы не успели вмешаться…
— Когда я пришла в тюрьму, то потребовала встречи с одним из судей. И мне, естественно, отказали. Я настаивала. И была на волосок от того, чтобы меня выдворили силой, когда во дворе появился Эзра в сопровождении двух фамильяров.
— Аллах велик, — произнес Сарраг. И спросил: — Но скажите мне, ребе… Вы утверждаете, что понятия не имеете, почему вас освободили. Но вы хотя бы знаете, почему вас арестовали?
Еврей покачал головой.
— Представления не имею. Впрочем, могу сказать — и вы удивитесь, — что камеры вовсе не такие ужасные, как я думал. Никаких мрачных подземелий или сырых подвалов. Ни цепей, ни вериг, ни железных ошейников. Ничего такого. Я удостоился отдельной камеры с побеленными и чистыми стенами, циновки, метлы и трех горшков с землей. К моему вящему изумлению, вечером меня накормили бараниной с рисом…
— Кошерной, надо полагать, — с иронией заметил араб. Но раввин вызова не принял и продолжил:
— Хотя страху там успеваешь натерпеться, и обстановка царит весьма мрачная. Жуткая. К тому же, когда я шел обратно по коридору между камерами, то заметил двоих детей. Им, должно быть, еще и десяти нет. Наверняка они там оказались вместе с родителями… Но какое это слабое утешение!
Пока раввин излагал свои злоключения, Мануэла вспоминала другое. Нескольким часами раньше она направилась к тюрьме с тайной надеждой, что человек с птичьей головой ее встретит. И он действительно появился на углу одной улочки, но далеко от того дворца, где она вчера прочитала ту странную надпись: «Здесь Гольфины ожидают Божьего суда». Посланец Торквемады был вне себя. Он вкратце объяснил Мануэле, что раввин стал жертвой доноса. Кто-то сообщил фамильярам, что какой-то еврей изрыгает в церкви проклятия, причем в той самой, куда за Эзрой и пришли. Мендоса пребывал в ярости не столько из-за ареста, сколько из-за того, как это было проделано. Он считал точно так же, как Варгас: Инквизиция никогда не арестовывает подозреваемого, не проведя тщательного предварительного расследования. Поскольку Мануэла высказала удивление, что кого-то могут вот так бросить в тюрьму по одному лишь обвинению в богохульстве, Мендоса объяснил:
— Сеньора, есть эдикт, являющийся в некотором роде перечнем действий и слов, которые можно услышать из своего окна или стоя в дверях, на бойне или на огороде, подглядывая за соседом или заскочив к кому-то на огонек. И доносчику достаточно сообщить об одном из этих запрещенных деяний или произнесенных словах, чтобы тут же запустить следственный механизм.
Тогда она спросила, почему Мендоса, обладая письменным распоряжением Торквемады, не смог узнать имени доносчика. Ответ был четким и ясным: тайна. Все время тайна. Любой агент Инквизиции, включая палача и врача, должен соблюдать это железное правило. Ему подчиняются все служители Инквизиции. И Мендоса, пожав плечами, подытожил: «Об Инквизиции ни слова!»
— Сеньора…
Голос Варгаса вернул ее к реальности.
— Сеньора, я хотел вам сказать… — Он прокашлялся, опустив глаза. — Возможно, вы напрямую и непричастны к освобождению нашего компаньона, но знайте, что мы все вам очень благодарны за помощь… Спасибо.
Он говорил тихо и — впервые за все время — с некоторой неловкостью застенчивого ребенка.
Мануэла моргнула. Ее губы приоткрылись, чтобы ответить, но слова так и застряли на языке.
— Отлично! — воскликнул Эзра. — По крайней мере мой арест хоть чему-то пошел на пользу! — Не развивая сверх меры свой комментарий, он продолжил: — Не знаю, продвинулся ли кто-нибудь из вас в расшифровке криптограммы, но я воспользовался своей бессонницей, чтобы изучить эти символы под разными углами. И должен вам сообщить… — Он замолчал, оглядел по очереди всех сидящих за столом и заявил: — Что, к сожалению, никуда не продвинулся.
— Увы, мы тоже, — вздохнул Сарраг. — Мы тут поспрашивали местных насчет этой пресловутой горы Света и получили лишь отрицательные ответы. Судя по всему, никто слыхом не слыхивал о возвышении с таким названием. Следовательно, искать нам нужно все же именно гору. Варгас автоматически процитировал размеренным тоном:
— Да славится И. Е. В. Е. в царствии своем.
Число есть 6.
К чему говорить то, что Отроку уже известно?
Сыны человеческие ждали часа. Аллах сдержит обещание. За крепостными стенами бежит дорога, ведущая в Джабалэль-Нур. Там, в каменном чреве, вы увидите тех, кто поклоняется в небесах и на земле: солнце, луна, небесные светила, твердыни гор, деревья, звери. Когда прибудете туда, секите руку вору и воровке. Когда они станут красными, как пурпур, станут как шерсть.
Пусть сопровождает вас удод.
— Во-первых, — начал загибать он пальцы, — сыны человеческие. В Библии, как и в других источниках, это выражение, будь то в единственном или множественном числе, используется для более торжественного обозначения того, что обычно называют человеческим существом. Известно также, что чаще всего это словосочетание, подчеркивающее наше общее происхождение, также призывает к скромности, означая: «всего лишь человек». Следовательно, сыны человеческие — это люди в целом, то есть вы и я. Согласны?
— Абсолютно, — подтвердил Эзра.
— Во-вторых, «час». Как утверждает шейх ибн Сарраг, это слово неоднократно повторяется в Коране. Оно подразумевает «Судный день». Верно?
— «И вопрошает: Когда наступит Час (Господнего) Суда? Ответь: Сие известно только Богу. И в небе и в земле придет он, и обрушится внезапно», — торопливо процитировал араб. — А когда его спросили снова, попросив поведать о знамениях, Мухаммед соизволил дать более конкретный ответ: «Когда служанка породит хозяйку, и пастухи, сирые и босые, начнут возводить высокие строения».
Мануэла рискнула вмешаться в разговор.
— Наверное, вы скажете, что я лезу не в свое дело, но не могли бы вы мне растолковать, что имел в виду Пророк, сказав: «Когда служанка породит хозяйку?»
— Имеется в виду, что в тот день женщина, которая породит девочку, станет ее рабой. Намек на то, что нынешние дети не проявляют должного уважения к своим родителям. Что же касается второй части ответа, то она предрекает социальный хаос и окончательную победу оседлого образа жизни над кочевым, то есть победу братоубийцы Каина.
— Я никоим образом не хочу приуменьшить значение изречений Пророка Мухаммеда, — вмешался Рафаэль, — но Господь наш Иисус Христос тоже называет признаки наступления Конца Света. Вот, например: «И пойдет народ на народ, царство на царство…» А вот еще высказывания…
— Фра Варгас, — оборвал его Сарраг, — да не пытайтесь вы найти ошибку или противопоставить Мухаммеда Иисусу, а Коран — Библии! Известно ли вам, что ответил Пророк, когда его спросили, кто поведет бой с Антихристом? Ну, так вот он с удивительной скромностью сказал, что только Иисус сможет победить. Вот его слова: «Клянусь тем, в чьих руках душа моя, что спустится к вам сын Марии и выступит достойным судией. Сломает он кресты, убьет свиней, отменит подати, засыплет всех богатствами такими, что больше не захочется. И будет это миг, когда земной поклон все предпочтут земному миру и всему, что в нем». Вы довольны?
Рафаэль сдался:
— Вернемся к нашим баранам. Хочу обратить ваше внимание, что мы почему-то отдали наши мысли словам «Джабал-эль-Нур», тогда как все еще не выяснили значение фразы Сыны человеческие ждали часа. Я вот думаю, а…
— Погодите! — внезапно сказала Мануэла. — Вы только что сказали, что в Коране «Час» означает «Судный день»?
— Верно.
Мануэла порылась в памяти.
— Вчера, да и сегодня утром, когда я шла к тюрьме, то проходила мимо одного здания, должно быть, жилища какого-то аристократа. Там над воротами вырезана в камне надпись. Тогда мне она показалась довольно странной, и только. Но сейчас, послушав вас, я невольно вижу связь с «Часом».
— И что это за фраза? — поинтересовался Варгас.
— «Здесь Гольфины ожидают Божьего суда».
— Действительно, — согласился Эзра, — это довольно интересно. Но что значит «Гольфины»?
— Речь идет о французской семье, приехавшей в Касерес незадолго до того, как Филипп Красивый начал процесс против тамплиеров, — быстро ответил Варгас.
— Вы хотите сказать, что речь идет…
— О семье тамплиеров, совершенно верно. Гольфин — скорее всего искаженное «Гольфанд» или «Хольфанд», не знаю… Но это также и производное от «golfo», что означает «негодяй». Должно быть, это прозвище, которым жители Касереса по каким-то неизвестным мне причинам наградили членов этой семьи.
Сарраг резко встал:
— И чего мы ждем? Нельзя терять ни минуты. — Он повернулся к Мануэле: — Вы сможете отыскать этот дом?
— Наверное.
— Подождите! — воскликнул монах. — Если потомки той семьи по-прежнему там живут, то будет лучше, если к ним пойду я. Один.
— Это почему? — удивился Эзра.
— Вспомните, что я был рыцарем Сантьяго-де-ла-Эспада и что этот орден зародился именно здесь. Между рыцарями, к какому бы ордену они ни относились, существуют братские узы, священные узы. К тому же думается мне, что если я заявлю о моих корнях, то у меня будет больше шансов получить помощь.
— Я по-прежнему не понимаю, почему вы стремитесь пойти один.
Варгас постарался скрыть раздражение.
— Я хотел пощадить ваши чувства, ну да ладно. Если я правильно определил происхождение имени «Гольфины», — «негодяи», то эти люди, с которыми придется иметь дело, вполне возможно, утратили понятие чести и рыцарства. И, скорее всего, отнесутся с недоверием, чтобы не сказать враждебно, к мавру, с соплеменниками которого их предки всегда сражались — а может, они и сами сейчас сражаются, — и еврею, соплеменники которого виновны в том, что семьсот лет тому назад сотрудничали с завоевателями. — И францисканец добавил, но уже специально для Эзры: — Вы ведь наверняка знаете, что ваши соплеменники встретили арабов и мавров с распростертыми объятиями и даже помогли им захватить наши города.
Это замечание ничуть не задело раввина, ответившего совершенно спокойно:
— Прежде всего позвольте заметить, что если шейху действительно трудно скрыть свое происхождение, то мне не кажется, что на моем лбу написано «иудей». Но вернемся к вашим словам. На этот счет нет никаких свидетельств, хотя именно так и рассказывают. И поверьте, если это когда-нибудь найдет подтверждение, я первым буду сожалеть о деяниях моих предков. Впервые евреи появились на Полуострове в незапамятные времена. И им следовало вести себя как сыновьям этой земли, а не перелетным птицам, и защищать Полуостров своей кровью. Однако раз уж вы призываете историю в свидетели, то я должен в свою очередь вам сказать, что у этих людей, чью память проклинают, быть может, имелись смягчающие обстоятельства. Стоит ли мне напоминать кое-какие факты? При Рецесвинте им запретили следовать своим ритуалам. Во время правления Эрвига, в 681 году, совет города Толедо обязал их — и это за тридцать лет до арабского нашествия, заметьте, — в течение года отречься от своей веры. Неисполнение этого закона влекло за собой конфискацию имущества и изгнание. Не говоря уже о том, что предполагался целый ряд физических наказаний за дальнейшее исповедание иудаизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Во всяком случае, для человека, испытавшего «итальянскую мечту», наш друг выглядит не очень потрепанным, — куда более спокойно заметил монах.
Немного спустя они снова расположились в харчевне. Перед раввином дымилась миска овощного супа. Он схватил ее и поднес к губам.
— Это не идет ни в какое сравнение с доброй андалусийской асидой, но проведенная в каталажке ночь делает нас куда менее требовательными.
— Итак, — бросил Рафаэль, — они не только выпустили вас, но еще и принесли извинения. Это не очень-то похоже на агентов Инквизиции. — И обратился к Мануэле: — В конечном счете вы не успели вмешаться…
— Когда я пришла в тюрьму, то потребовала встречи с одним из судей. И мне, естественно, отказали. Я настаивала. И была на волосок от того, чтобы меня выдворили силой, когда во дворе появился Эзра в сопровождении двух фамильяров.
— Аллах велик, — произнес Сарраг. И спросил: — Но скажите мне, ребе… Вы утверждаете, что понятия не имеете, почему вас освободили. Но вы хотя бы знаете, почему вас арестовали?
Еврей покачал головой.
— Представления не имею. Впрочем, могу сказать — и вы удивитесь, — что камеры вовсе не такие ужасные, как я думал. Никаких мрачных подземелий или сырых подвалов. Ни цепей, ни вериг, ни железных ошейников. Ничего такого. Я удостоился отдельной камеры с побеленными и чистыми стенами, циновки, метлы и трех горшков с землей. К моему вящему изумлению, вечером меня накормили бараниной с рисом…
— Кошерной, надо полагать, — с иронией заметил араб. Но раввин вызова не принял и продолжил:
— Хотя страху там успеваешь натерпеться, и обстановка царит весьма мрачная. Жуткая. К тому же, когда я шел обратно по коридору между камерами, то заметил двоих детей. Им, должно быть, еще и десяти нет. Наверняка они там оказались вместе с родителями… Но какое это слабое утешение!
Пока раввин излагал свои злоключения, Мануэла вспоминала другое. Нескольким часами раньше она направилась к тюрьме с тайной надеждой, что человек с птичьей головой ее встретит. И он действительно появился на углу одной улочки, но далеко от того дворца, где она вчера прочитала ту странную надпись: «Здесь Гольфины ожидают Божьего суда». Посланец Торквемады был вне себя. Он вкратце объяснил Мануэле, что раввин стал жертвой доноса. Кто-то сообщил фамильярам, что какой-то еврей изрыгает в церкви проклятия, причем в той самой, куда за Эзрой и пришли. Мендоса пребывал в ярости не столько из-за ареста, сколько из-за того, как это было проделано. Он считал точно так же, как Варгас: Инквизиция никогда не арестовывает подозреваемого, не проведя тщательного предварительного расследования. Поскольку Мануэла высказала удивление, что кого-то могут вот так бросить в тюрьму по одному лишь обвинению в богохульстве, Мендоса объяснил:
— Сеньора, есть эдикт, являющийся в некотором роде перечнем действий и слов, которые можно услышать из своего окна или стоя в дверях, на бойне или на огороде, подглядывая за соседом или заскочив к кому-то на огонек. И доносчику достаточно сообщить об одном из этих запрещенных деяний или произнесенных словах, чтобы тут же запустить следственный механизм.
Тогда она спросила, почему Мендоса, обладая письменным распоряжением Торквемады, не смог узнать имени доносчика. Ответ был четким и ясным: тайна. Все время тайна. Любой агент Инквизиции, включая палача и врача, должен соблюдать это железное правило. Ему подчиняются все служители Инквизиции. И Мендоса, пожав плечами, подытожил: «Об Инквизиции ни слова!»
— Сеньора…
Голос Варгаса вернул ее к реальности.
— Сеньора, я хотел вам сказать… — Он прокашлялся, опустив глаза. — Возможно, вы напрямую и непричастны к освобождению нашего компаньона, но знайте, что мы все вам очень благодарны за помощь… Спасибо.
Он говорил тихо и — впервые за все время — с некоторой неловкостью застенчивого ребенка.
Мануэла моргнула. Ее губы приоткрылись, чтобы ответить, но слова так и застряли на языке.
— Отлично! — воскликнул Эзра. — По крайней мере мой арест хоть чему-то пошел на пользу! — Не развивая сверх меры свой комментарий, он продолжил: — Не знаю, продвинулся ли кто-нибудь из вас в расшифровке криптограммы, но я воспользовался своей бессонницей, чтобы изучить эти символы под разными углами. И должен вам сообщить… — Он замолчал, оглядел по очереди всех сидящих за столом и заявил: — Что, к сожалению, никуда не продвинулся.
— Увы, мы тоже, — вздохнул Сарраг. — Мы тут поспрашивали местных насчет этой пресловутой горы Света и получили лишь отрицательные ответы. Судя по всему, никто слыхом не слыхивал о возвышении с таким названием. Следовательно, искать нам нужно все же именно гору. Варгас автоматически процитировал размеренным тоном:
— Да славится И. Е. В. Е. в царствии своем.
Число есть 6.
К чему говорить то, что Отроку уже известно?
Сыны человеческие ждали часа. Аллах сдержит обещание. За крепостными стенами бежит дорога, ведущая в Джабалэль-Нур. Там, в каменном чреве, вы увидите тех, кто поклоняется в небесах и на земле: солнце, луна, небесные светила, твердыни гор, деревья, звери. Когда прибудете туда, секите руку вору и воровке. Когда они станут красными, как пурпур, станут как шерсть.
Пусть сопровождает вас удод.
— Во-первых, — начал загибать он пальцы, — сыны человеческие. В Библии, как и в других источниках, это выражение, будь то в единственном или множественном числе, используется для более торжественного обозначения того, что обычно называют человеческим существом. Известно также, что чаще всего это словосочетание, подчеркивающее наше общее происхождение, также призывает к скромности, означая: «всего лишь человек». Следовательно, сыны человеческие — это люди в целом, то есть вы и я. Согласны?
— Абсолютно, — подтвердил Эзра.
— Во-вторых, «час». Как утверждает шейх ибн Сарраг, это слово неоднократно повторяется в Коране. Оно подразумевает «Судный день». Верно?
— «И вопрошает: Когда наступит Час (Господнего) Суда? Ответь: Сие известно только Богу. И в небе и в земле придет он, и обрушится внезапно», — торопливо процитировал араб. — А когда его спросили снова, попросив поведать о знамениях, Мухаммед соизволил дать более конкретный ответ: «Когда служанка породит хозяйку, и пастухи, сирые и босые, начнут возводить высокие строения».
Мануэла рискнула вмешаться в разговор.
— Наверное, вы скажете, что я лезу не в свое дело, но не могли бы вы мне растолковать, что имел в виду Пророк, сказав: «Когда служанка породит хозяйку?»
— Имеется в виду, что в тот день женщина, которая породит девочку, станет ее рабой. Намек на то, что нынешние дети не проявляют должного уважения к своим родителям. Что же касается второй части ответа, то она предрекает социальный хаос и окончательную победу оседлого образа жизни над кочевым, то есть победу братоубийцы Каина.
— Я никоим образом не хочу приуменьшить значение изречений Пророка Мухаммеда, — вмешался Рафаэль, — но Господь наш Иисус Христос тоже называет признаки наступления Конца Света. Вот, например: «И пойдет народ на народ, царство на царство…» А вот еще высказывания…
— Фра Варгас, — оборвал его Сарраг, — да не пытайтесь вы найти ошибку или противопоставить Мухаммеда Иисусу, а Коран — Библии! Известно ли вам, что ответил Пророк, когда его спросили, кто поведет бой с Антихристом? Ну, так вот он с удивительной скромностью сказал, что только Иисус сможет победить. Вот его слова: «Клянусь тем, в чьих руках душа моя, что спустится к вам сын Марии и выступит достойным судией. Сломает он кресты, убьет свиней, отменит подати, засыплет всех богатствами такими, что больше не захочется. И будет это миг, когда земной поклон все предпочтут земному миру и всему, что в нем». Вы довольны?
Рафаэль сдался:
— Вернемся к нашим баранам. Хочу обратить ваше внимание, что мы почему-то отдали наши мысли словам «Джабал-эль-Нур», тогда как все еще не выяснили значение фразы Сыны человеческие ждали часа. Я вот думаю, а…
— Погодите! — внезапно сказала Мануэла. — Вы только что сказали, что в Коране «Час» означает «Судный день»?
— Верно.
Мануэла порылась в памяти.
— Вчера, да и сегодня утром, когда я шла к тюрьме, то проходила мимо одного здания, должно быть, жилища какого-то аристократа. Там над воротами вырезана в камне надпись. Тогда мне она показалась довольно странной, и только. Но сейчас, послушав вас, я невольно вижу связь с «Часом».
— И что это за фраза? — поинтересовался Варгас.
— «Здесь Гольфины ожидают Божьего суда».
— Действительно, — согласился Эзра, — это довольно интересно. Но что значит «Гольфины»?
— Речь идет о французской семье, приехавшей в Касерес незадолго до того, как Филипп Красивый начал процесс против тамплиеров, — быстро ответил Варгас.
— Вы хотите сказать, что речь идет…
— О семье тамплиеров, совершенно верно. Гольфин — скорее всего искаженное «Гольфанд» или «Хольфанд», не знаю… Но это также и производное от «golfo», что означает «негодяй». Должно быть, это прозвище, которым жители Касереса по каким-то неизвестным мне причинам наградили членов этой семьи.
Сарраг резко встал:
— И чего мы ждем? Нельзя терять ни минуты. — Он повернулся к Мануэле: — Вы сможете отыскать этот дом?
— Наверное.
— Подождите! — воскликнул монах. — Если потомки той семьи по-прежнему там живут, то будет лучше, если к ним пойду я. Один.
— Это почему? — удивился Эзра.
— Вспомните, что я был рыцарем Сантьяго-де-ла-Эспада и что этот орден зародился именно здесь. Между рыцарями, к какому бы ордену они ни относились, существуют братские узы, священные узы. К тому же думается мне, что если я заявлю о моих корнях, то у меня будет больше шансов получить помощь.
— Я по-прежнему не понимаю, почему вы стремитесь пойти один.
Варгас постарался скрыть раздражение.
— Я хотел пощадить ваши чувства, ну да ладно. Если я правильно определил происхождение имени «Гольфины», — «негодяи», то эти люди, с которыми придется иметь дело, вполне возможно, утратили понятие чести и рыцарства. И, скорее всего, отнесутся с недоверием, чтобы не сказать враждебно, к мавру, с соплеменниками которого их предки всегда сражались — а может, они и сами сейчас сражаются, — и еврею, соплеменники которого виновны в том, что семьсот лет тому назад сотрудничали с завоевателями. — И францисканец добавил, но уже специально для Эзры: — Вы ведь наверняка знаете, что ваши соплеменники встретили арабов и мавров с распростертыми объятиями и даже помогли им захватить наши города.
Это замечание ничуть не задело раввина, ответившего совершенно спокойно:
— Прежде всего позвольте заметить, что если шейху действительно трудно скрыть свое происхождение, то мне не кажется, что на моем лбу написано «иудей». Но вернемся к вашим словам. На этот счет нет никаких свидетельств, хотя именно так и рассказывают. И поверьте, если это когда-нибудь найдет подтверждение, я первым буду сожалеть о деяниях моих предков. Впервые евреи появились на Полуострове в незапамятные времена. И им следовало вести себя как сыновьям этой земли, а не перелетным птицам, и защищать Полуостров своей кровью. Однако раз уж вы призываете историю в свидетели, то я должен в свою очередь вам сказать, что у этих людей, чью память проклинают, быть может, имелись смягчающие обстоятельства. Стоит ли мне напоминать кое-какие факты? При Рецесвинте им запретили следовать своим ритуалам. Во время правления Эрвига, в 681 году, совет города Толедо обязал их — и это за тридцать лет до арабского нашествия, заметьте, — в течение года отречься от своей веры. Неисполнение этого закона влекло за собой конфискацию имущества и изгнание. Не говоря уже о том, что предполагался целый ряд физических наказаний за дальнейшее исповедание иудаизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66