— Не соизволите ли проследовать за мной? Нам будет спокойней в моем рабочем кабинете. Детишки уже скоро проснутся.
Как и все арабские жилища в Гранаде, этот дом выглядел скромно. В отличие от построенных на склоне домов у него не было патио. Мужчины миновали прихожую, прошли по прямому узкому коридору и оказались в небольшой светлой комнате. На квадратном шелковом ковре стоял письменный стол из массивного дуба. Стенные полки, заставленные черными книгами, создавали в помещении академическую атмосферу. Маленькая дверца справа в глубине комнаты вела на террасу.
Араб указал на диван, усыпанный парчовыми подушками.
— Присаживайтесь, прошу вас.
Эзра, воспользовавшись тем, что араб направился к бюро, внимательно оглядел хозяина.
Среднего роста, с могучей шеей, крепко сбитый, как бык. От него веяло силой. Лет пятидесяти пяти — шестидесяти. Нижнюю часть лица скрывала густая борода цвета «перец с солью», редеющая к ушам. Над темными глазами нависали кустистые брови.
Канонада снаружи усилилась.
— Должно быть, вам очень не терпелось приехать сюда. Сейчас прогулки по улицам Гранады небезопасны.
Эзра не ответил.
— Мне кажется, вы озадачены, или я ошибаюсь? Никаких сомнений: этот человек над ним издевается. Эзра вспомнил Абена Баруэля: да что же это за логогриф, которым он развлекался? Нужно встать и уйти.
— Шейх ибн Сарраг, если я озадачен, то и у вас, мне кажется, есть повод тоже быть озадаченным.
— Возможно. Все будет зависеть от тех выводов, к которым мы с вами придем. Во всяком случае… если вы того желаете.
Не успел Эзра что-либо ответить, как араб спросил:
— Вы верите в эту историю с сапфировой Скрижалью?
— А если я спрошу вас о том же?
— Дорогой мой, мы с вами слишком мудры, чтобы тратить время на игры такого рода. Ответьте мне. Вы верите?
— А если я скажу «да»?
Ибн Сарраг слегка откинул голову и некоторое время задумчиво стоял.
— Признайте все же, что это очень необычно. — И тут же поинтересовался: — Вы хорошо знали Абена Баруэля?
— Это был мой самый дорогой друг. Но вы? Что вас связывало с ним?
— Это был и мой тоже самый дорогой друг.
— Вы шутите!
На губах ибн Саррага промелькнула грустная улыбка.
— Ваша реакция меня не удивляет. Вы спрашиваете себя, как это еврей Абен мог удостоить своей дружбы араба, сына ислама? Гоя, как вы говорите. Я прав?
Эзра попытался скрыть свое смущение.
— Чтобы не было недопонимания, знайте, что я не очень жалую евреев. Я не испытываю особой симпатии к вашему народу. В Абене Баруэле я любил человека.
Что ж, по крайней мере, с этим все ясно.
— И в этом вся разница между вами и мной. Я же любил в Абене и еврея.
— Еврея… обращенного? Или другого?
— Вы очень меня разочаровываете, ибн Сарраг. И подумать только, буквально только что вы ссылались на мудрость. Я забыл, что вы араб.
Тут настал черед шейха смутиться:
— Не поговорить ли нам о ваших познаниях? Поскольку, думается мне, раз Баруэль выбрал вас, то не только ради дружбы.
— Уж наверняка. Полагаю, познания, что он обнаружил у вас, есть и у меня. Наверняка вы способны прочесть на память все сто четырнадцать сур.
— А вы относитесь к тем редким экземплярам, которые могут похвастаться тем, что знают наизусть все пять книг, составляющих Тору.
Эзра довольствовался тем, что лишь слегка кивнул.
— Вернемся к Скрижали.
Самуэль собрался было ответить, как его прервали три быстрых удара в дверь.
— Войдите! — бросил ибн Сарраг.
Вошел молодой слуга лет двадцати пяти, с тонкими чертами лица и гордым станом, неся крошечный поднос с дымящимся стаканом.
— Ваш чай, господин.
— Не желаете ли? — предложил шейх Эзре.
— С удовольствием.
— Обслужи нашего гостя, Сулейман. Мне принесешь другой.
Слуга удалился, косясь на Самуэля.
— Раб? — поинтересовался Эзра.
— Раб или слуга, какая разница?
— Огромная. В одном из вариантов человек свободен.
— Дорогой мой, все зависит от того, что вкладывать в понятие свободы. Но давайте не будем начинать этот диспут. Мне кажется, есть более насущные проблемы. Сапфировая Скрижаль. Вы дали понять, что она может действительно существовать.
Эзра, прежде чем ответить, отпил глоток чая.
— Я в этом убежден.
— Если это так, то, я полагаю, вы отдаете себе отчет, что мы имеем дело с самым невероятным, самым чудесным приобретением за всю историю человечества? Бесценным сокровищем. Доказательством бытия Бога!
— Вы забыли добавить одну существенную деталь: это рано или поздно приведет к крушению всей политической и религиозной системы, которая правит Испанией с установления Инквизиции.
Ибн Сарраг нахмурился:
— Я не очень понимаю связь.
— Поймете однажды — если этот день настанет, — когда увидите содержание послания.
— Поправьте меня, если я ошибаюсь, но у меня такое впечатление, что вы уже предвидите это содержание. Это может быть, к примеру, стих, который утверждает главенство иудаизма над двумя другими религиями. Я угадал? — И добавил, слегка улыбнувшись: — А, по-моему, мы там увидим лишь руководство Аллаха.
— Не хочу вас обидеть, но Элохим или Адонаи мне кажется более вероятным.
— И по какой же причине, позвольте поинтересоваться? Термин «Аллах» вас, значит, шокирует?
— Нет, не шокирует. Но все же он, безусловно, связан с вашей религией. Если у вас есть дубликат письма Абена, то от вашего внимания не могло ускользнуть, что основным элементом этого события является тетраграмматон: йод, хе, вау, хе. Я не вижу, как этот текст может касаться ислама.
И снова появление молодого слуги прервало беседу. Обслужив хозяина, юноша покинул кабинет, опять бросив любопытный взгляд на раввина.
— Мне думается, вы несколько чрезмерно напыщенны, — продолжил ибн Сарраг. — Ключевым моментом письма Абена действительно является тетраграмматон, но в остальном это не так. Я имею в виду план.
Шейх взял лежащий на бюро листок и указал на котомку, которую Эзра положил на колени.
— Полагаю, все в ней?
— Увы, нет, поскольку другой частью обладаете вы.
— Вы хотите сказать, мы с вами в равном положении? Тогда я предлагаю сравнить первый Чертог. Вы увидите, что ошибаетесь, отбрасывая ислам.
— Отлично.
Эзра начал медленно читать:
ПЕРВЫЙ ГЛАВНЫЙ ЧЕРТОГ.
Да славится И. Е. В. Е. в царствии его. Имя есть 6.
И в этот миг вопросил я Князя Божественного Присутствия.
Я сказал ему: Как имя твое? И ответил он мне…
Он замолчал.
— Полагаю, у вас есть продолжение? Ибн Сарраг кивнул:
— Я зовусь Отрок.
— Был ли он одним из?..
— Спящих И Ракима…
— Повторите, пожалуйста?
— Спящие И Ракима. Этот термин вам наверняка ни о чем не говорит?
Эзра вынужден был признаться, что нет.
— Это выражение является частью восемнадцатой суры, именуемой «Пещера». В нескольких айатах можно обнаружить аллюзии на «спящих». Например, девятый айат: «Думал ли ты когда-нибудь о том, что обитатели пещеры и Ракима были одним из чудес среди знамений Наших». Или восемнадцатый: «И ты бы мог подумать, что они не спят, хотя они на самом деле спали…» — Шейх сознательно выдержал паузу, прежде чем закончить, улыбаясь краешком губ. — Так что, как видите, Аллах тоже фигурирует. К тому же есть не только это упоминание о «спящих». Не соблаговолите ли продолжить чтение?
— Я, встретившийся с ним, сначала подумал назвать его Азазел. Я ошибался. Ошибка его была лишь в том, что повстречал он…
— Что повстречал он Малика.
— Если не ошибаюсь, все слова, не имеющие отношения к еврейской религии, из моего текста изъяты! — буркнул раввин.
— Вы сами это сказали. Малик — это в некотором роде эквивалент имени, которое названо далее, то есть: Азазел…
— И Ахмедаи, — опередил его Эзра, указывая слово в абзаце.
— Поскольку дальше сказано: И Ахмедаи. А в нашей религии Ахмедаи — это демон. Точнее, демон супружеской связи. Тогда как в каббалистической литературе и мидрашах Азазел считается комбинацией имен двух падших ангелов: Оуза и Азаэля. Спустившиеся на землю во времена Каина, они морально пали. На самом деле Азазел может быть эквивалентом дьявола.
— Полагаю, вам известно, что такое хадисы?
— Что за вопрос! Это краткие повествования, содержащие описание поступков и высказываний вашего пророка.
— Ну, так знайте, что Малик там упомянут. Мухаммед, да славится имя его, — упоминает его как одного из стражей Ада. «Видел я также Малика, стража Ада». Так что в некотором роде наши три персонажа — братья. — Ибн Сарраг развел руками: — И вы по-прежнему не хотите Аллаха?
В ответ Эзра встал с дивана и подошел к шейху.
— Я продолжу!
И Ахмедая, и что жил в час, когда пишу я на вершине холма с пологими спусками, на пепле Гадеса.
У подножья этого холма спит сын Иавана, и сон его шепчет, вливаясь в море: верую, что нет…
— … верую, что нет иного Бога, кроме того, в кого уверовали дети Израиля. И я из тех…
И я из тех, кто покорился (Его воле)!
Последние слова Сарраг произнес с победоносным видом.
— Весь этот абзац, написанный Абеном, взят дословно из десятой суры, айат девяносто: «И сказал фараон: „Верую, что нет иного бога, кроме Того, в Кого уверовали дети Израиля. И я — из тех, кто покорился (Его воле)“. Последнее слово совершенно ясно намекает на ислам. Вам наверняка небезызвестно, что по-арабски слово «ислам» происходит от глагола «аслама», который означает «покоряться». Покоряться Богу, естественно. Из чего вытекает, что мусульмане — те, кто «покорился».
Мужчины уставились друг на друга, как борцы на арене. Ибн Сарраг заговорил первым. Его тон несколько утратил уверенность.
— Могу я вам кое в чем сознаться? Я совершенно растерян.
— Я тоже. Особенно когда думаю о том, что мы с вами всего лишь разобрались с первым Чертогом, а есть еще семь других.
От разрывов более близких, чем раньше, вздрогнули стены комнаты. Шейх хлопнул ладонью по крышке бюро.
— Чума на этих князей и интриганов, которые их поддерживают! Да повергнет их шайтан в геенну огненную и навсегда избавит нас от них!
На губах раввина расцвела веселая улыбка:
— Так-то вы отзываетесь о ваших братьях?
— Братьях? Если эти мусульмане, которые режут друг друга, — мои братья, то я отрекаюсь от таких братьев! Эти безумцы совершают преступление против Аллаха, против самой природы! — Он резко встал. — Пойдемте! Я покажу вам кое-что.
Шейх подошел к маленькой дверце в стене, распахнул ее и пригласил гостя выйти на террасу.
— Посмотрите! Полюбуйтесь этим великолепием!
Отсюда открывался вид на всю Гранаду и окружающий ее ландшафт. Город уже задыхался от жары. Покрытая трещинами Вега колебалась от знойной дымки и легкого ветерка со Сьерра-Невады. Прямо напротив возвышалась Альгамбра, ее дворы и сады, усаженные розами и лимонами. Внизу прямого ущелья, расширявшегося на выходе с гор, простиралась долина Дарро. Если бы не грохот канонады, доносившейся с Касбы, можно было бы услышать журчание реки. К югу простирались огромные леса и фруктовые сады, меж которых тек серебристый Хениль, питающий многочисленные оросительные каналы.
— Вы понимаете… Этот сад Аллаха они уничтожают. Последнюю арабскую мечту в Андалусии. Сопротивление христианским королям и так дело довольно безнадежное, так в довершение всего наши собственные вожди сцепились между собой! Еще более печально говорить, что Гранада однажды падет из-за женской ревности…
Раввин скептически глянул на него:
— По-моему, вы сильно преувеличиваете.
— Вы находите? С тех пор, как эта пленница-христианка, эта Изабелла де Солис, ставшая после принятия ислама Сорайей, вошла в жизнь султана Абу эль Хассана, этот человек потерял голову. Он, начавший свое правление величественно и мудро, заканчивает его деспотом и глупцом! Он дошел до того, что предал свою законную супругу Айшу, предпочтя детей от этой христианки Абу Абдалле Мухаммеду, которого христиане прозвали Боабдилом, и его брату Юсуфу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66