Можно было подумать, в них что-то разбилось, сменившись пустотой.
— Продолжение текста — сущий кошмар, — пробормотал шейх. — Я имею в виду последний Чертог. Вы ведь, конечно, понимаете, что если мы истолкуем слово «Брейшит» буквально, то это будет означать возврат к точке отправления: Гранаду.
— Нет, — вздохнул Эзра, — это хуже, чем кошмар. Это реальность. Я не вижу иного толкования «Брейшит», кроме как «В начале». И все же…
Он не договорил, словно ему вдруг пришла в голову какая-то мысль.
— Допустим, конечный пункт — Гранада. Ну что в этом такого страшного? В конце концов может оказаться, что при исследовании этого лабиринта от нас ускользнула какая-то деталь, и завтра или послезавтра скрытый смысл все же станет нам ясен. По зрелом размышлении уже не впервой неясные элементы станут явными, хотя буквально час назад казались недоступными. Почему бы и не Гранада?
— Да вдумайтесь вы! — не сдержал раздражения шейх. — Гранада не может быть конечным пунктом! В тексте ясно сказано: Имя есть 1. Вам отлично известно, что это значит. Еще какое-то место, куда следует отправиться после Гранады. Место, о котором нам ничего не известно, поскольку последний Чертог состоит лишь из одного слова «Брейшит»!
Лишь «Брейшит»! И куда мы отправимся, приехав в Гранаду? В каком направлении? Что будем делать, если у нас нет ни малейшей подсказки, позволяющей найти Скрижаль? Ничего у нас больше нет! Ничегошеньки!
— У нас, шейх Сарраг. Действительно, у нас ничего нет. А вот… — Эзра с надеждой обратился к Мануэле: — Сеньора, вам не кажется, что настало время передать нам последние указания Баруэля?
Даже ударившая молния не произвела бы на молодую женщину большего эффекта. Сглотнув слюну, она слабо возразила:
— Это невозможно. Мне дозволено это сделать, лишь когда вы окажетесь неподалеку от Скрижали. Не раньше.
Сарраг почувствовал, как в нем растет почти неудержимое желание выругаться от души, но все, что он смог выдавить, было:
— Вы неблагоразумны. — Чуть успокоившись, он продолжил: — Мы проехали сотни лье, рисковали жизнью, пережили множество перипетий, и все это ради того, чтобы потерпеть неудачу? Да полноте! Смилуйтесь над нами! И если уж не из здравого смысла, то хотя бы из жалости!
— Шейх прав, — поддержал араба Эзра. — Вы ведь не думаете, что Баруэль хотел, чтобы мы потерпели неудачу? Не считаете же, что столь виртуозно составленный план был создан только для того, чтобы завершиться пшиком? Я отлично понимаю ваше стремление сдержать данное вами слово, но все же подумайте как следует. И подумайте также о вашей роли. Чему вы послужили?
Лицо молодой женщины исказила болезненная гримаса. Она вдруг ощутила себя былинкой на ветру. Что делать? Открыть им правду, предав таким образом доверие Изабеллы? Или продолжать лгать и как следствие пожать их презрение? Она только что отдала Мендосе приказ и теперь просто вынуждена ждать ответа королевы.
— Простите… Простите меня, но я не могу.
Эзра резко отвернулся, бормоча что-то себе под нос. Сарраг принялся вышагивать туда-сюда, как тигр в клетке.
— Послушайте, что я скажу… — раздался медленный голос Варгаса. И Мануэла к своему огромному облегчению не обнаружила в его тоне ни малейших признаков агрессивности. — Послушайте, что я скажу, — повторил он. — Когда мы были в Бургосе, вы отчитали Саррага и сказали ему: «Почему бы вам не довериться друг другу? Иными словами, почему бы вам не обменяться теми фрагментами Чертогов, что есть у каждого из вас?» Вы ведь это помните, да?
Мануэле очень хотелось провалиться сквозь землю.
— И шейх вам тогда ответил: «А почему бы вам не подать нам пример, сеньора Виверо? Разве не у вас последний ключ? Доверьте его нам», — продолжил Рафаэль. — Помните, что вы тогда сказали? А я вот не забыл. Вы сказали: «Учтите, что ключ не представляет никакого интереса, пока не восстановлены все тексты. Восстановите все Чертоги, и я вам его дам». Чертоги восстановлены. И теперь вам остается лишь сдержать слово.
Повисло долгое молчание. Мануэла судорожно пыталась найти какой-нибудь мало-мальски подходящий ответ на его железно аргументированное предложение.
Может быть, выход все же есть?..
— «Не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои», — нервно выговорила она.
— А также сказано: «Но да будет слово ваше: „да, да“, „нет, нет“; а что сверх этого, то от лукавого».
— Дайте мне время. Самое большее три дня.
— Зачем такая отсрочка?
— Прошу вас! — взмолилась она. — Доверьтесь мне! Варгас вопросительно поглядел на остальных.
— Давайте на этом и постановим, — посоветовал Эзра. — С момента встречи с сеньорой Виверо у нас не было выбора. К тому же в любом случае три дня погоды не сделают.
— А вы, Сарраг?
— Я возвращаюсь на постоялый двор. Но сперва хочу вас предостеречь. Какое бы решение ни приняла сеньора, знайте, что есть очень большая вероятность, что после Караваки мы никогда не сможем добраться до Гранады. Кольцо вокруг Аль-Андалуса сжимается. И, как было тогда, когда мы выехали оттуда, нас могут снова арестовать, и на сей раз мы можем оказаться не столь везучими. До вас, как и до меня, дошли слухи о взятии Уэскара, Орсы и Басы. Так что сейчас вся долина Альмансора кишмя кишит солдатами. Поразмыслите над этим, сеньора. Я не согласен с раввином. Отныне каждый час на вес золота. В ваших руках не только сапфировая Скрижаль, но и наши жизни.
В его голосе звучала скорее досада, чем злость или обида.
— Он прав, сеньора, — вздохнул Эзра. — Да вдохновит вас Адонаи ради всеобщего блага.
Как только араб с Эзрой ушли, к Мануэле подошел Варгас. Она невольно отшатнулась.
— Не настаивайте, прошу вас…
— Посмотрите на меня. — Он взял ее за подбородок. — Я скажу вам, что действительно думаю. Я знаю, что вас связывает некая клятва. Но знаю также, что это не данное Абену Баруэлю слово.
Мануэла попыталась собрать остатки сил:
— Прошу вас…
— Я вам не враг. Все это время я колебался, верить или не верить вашему рассказу, но так и не смог принять решение. Вы действительно знали Абена Баруэля? Или вся эта история — какая-то таинственная махинация, истоки которой известны только вам? Я вам как-то сказал, что не могу вас понять. И сегодня эти мои слова подтвердились, как никогда, с той лишь разницей, что теперь я уверен: вы храните какой-то секрет. Довольно тяжелую тайну, содержание которой мне недоступно.
Мануэла решила хранить стоическое молчание. Единственную оставшуюся у нее защиту, если она не хочет окончательно провалиться.
— На протяжении всего путешествия вы себя довольно странно вели. Первое, что меня заинтриговало: неожиданное освобождение раввина. Представьте себе, что я справлялся. Сходил в тюрьму Инквизиции, и меня там заверили, что никакая женщина к ним не приходила и Эзрой не интересовалась. И уж совершенно точно никто не выдавал себя за его сестру.
Она открыла рот, чтобы попытаться возразить, но он лишил ее этой возможности.
— И, наконец, несколько дней назад вы проявили прямо-таки удивительные познания о происхождении Торквемады… Винцелар. И в этом случае ваше объяснение показалось мне сомнительным.
Он замолчал. Мануэла подумала, что он хочет еще сильней ее утопить, но ошиблась. Он хотел ей помочь.
— Вы выторговали три дня на размышление. Я не хочу знать причину. В чем бы она ни заключалась, подумайте о словах Эзры, когда он напомнил вам о том, что нам пришлось вынести. Если вы и вправду владеете сведениями, которые могут вывести нас из тупика, то умоляю вас, Мануэла, протяните нам руку.
— А… если я откажусь?..
— Какого ответа вы ждете? Что мы будем вас пытать? Подвергнем «испанской мечте» или sueno italiano, как в застенках Инквизиции? Вы ведь так не думаете, верно? Ни Сарраг, ни Эзра, и уж тем более я не станем вас мучить. Это я вам гарантирую.
— У вас столько сомнений на мой счет, и все же вы решили поведать мне о Скрижали? Почему?
— Потому что довериться, снять все защиты, отдаться кому-то на милость — единственный истинный способ сказать, что любишь.
— Три дня, — пролепетала она, подавив всхлип.
Он смотрел на нее с такой нежностью, что ей хотелось лишь прижаться к нему и все ему выложить как на духу.
— Пойдемте, — проговорил он. — Вернемся на постоялый двор.
Мануэла поднялась со скамьи, и тут ее что-то насторожило. Варгас смотрел куда-то в другой конец площади.
Там, небрежно рассевшись на ступеньках у церкви, за ними наблюдал Мендоса, человек с птичьим лицом. Как давно он там?
— Я уже видел этого человека, — глухо произнес Варгас.
— Пошли отсюда.
Но он словно не слышал.
— Где же он мне попадался? Когда?
— Пойдемте, прошу вас.
Он неохотно подчинился, не спуская с Мендосы глаз.
А тот — по крайней мере внешне — наблюдал за группой кавалеристов, несшихся во весь опор по дороге у крепостной стены.
Сердце Мануэлы бешено колотилось. Присутствие агента Торквемады ее немного успокоило. Теперь ей хотя бы не придется долго ждать ответа королевы. А потом… Она знает, что ей делать потом. Она уедет. Вернется в Толедо и попытается пережить все это.
Погрузившись в свои мысли, она не заметила, что францисканец остановился.
— Вспомнил! В Саламанке! В тот день, когда был процесс Колона!
— Не припоминаю…
— Ну как же! Вы еще мне тогда объяснили, что он спрашивал дорогу.
— Пойдемте! — взмолилась она. Лицо монаха вдруг окаменело.
— Ждите здесь, — приказал он. — Я хочу удостовериться.
— Но это глупо! Что вы хотите сделать?
— Спросить у него.
— О чем?
— Нас уже один раз преследовали, и вы знаете, во что это нам обошлось. Этот тип в Теруэле не случайно.
Она хотела схватить его и удержать, но Варгас уже направился к Мендосе.
— Эй! Сеньор!
Фамильяр Торквемады встал и широким шагом пошел прочь.
— Стойте! — закричал францисканец.
Мендоса ускорил шаг. Он почти бежал. Варгас наверняка устремился бы за ним, не схвати его Мануэла за руку.
— Нет! Не делайте этого!
— Вы знаете этого человека! — В его голосе звенели досада и гнев.
Мануэла поникла. Всякая попытка отрицать была бы тщетной.
— Пойдемте, — выдохнула она.
— Не раньше, чем вы мне объясните!
— Рафаэль… — Едва произнеся его имя, она осознала, что сделала это впервые. — Разве не вы буквально только что сказали, что не хотите меня мучить? Умоляю вас, не пытайтесь узнать большего…
— Хорошо. Но ответьте хотя бы на один вопрос. Один-единственный. Нам грозит опасность?
— Не думаю. Во всяком случае, не сейчас.
— Не сейчас… Что означает…
Мануэла прижала ладонь к губам францисканца.
— Три дня…
Он замер, растерянно глядя на нее.
— Я опасаюсь худшего… — Рафаэль уставился прямо в глаза молодой женщины. — И если, паче чаяния, мои предчувствия окажутся верными… То храни вас тогда Бог.
ГЛАВА 30
Что так неописуемо, как бездна? Что так недвижимо, как то, чего нет!
Францисканский монастырь Де-Ла-Сальседа. Три дня спустя.
Благодаря тени от часовни, падавшей на травяной газон, в проходе царила приятная прохлада, создавая подходящую атмосферу для размышлений. Под мрачными сводами аркады Эрнандо де Талавера, стоя перед своим другом Франсиско Хименесом де Сиснеросом, сложил руки, как в молитве.
— Я уже и не знаю, — тихо проговорил он. — Действовать или пустить на самотек?
— Выбор за вами, фра Талавера. На что вы надеялись, проделав весь этот путь из Толедо до Алькарии? Неужели вы действительно думали, что я смогу решить вашу дилемму?
— Не решить дилемму, а ответить на вопрос: имеем ли мы право противиться помыслам Господним?
Сиснерос машинально одернул рясу из грубой шерсти и поправил конопляную веревку на поясе.
— Противиться Господним помыслам? Это еще нужно суметь…
— И, тем не менее, именно это и попытается сделать наш брат Торквемада, если вдруг содержание сапфировой Скрижали опрокинет фундамент нашей веры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Продолжение текста — сущий кошмар, — пробормотал шейх. — Я имею в виду последний Чертог. Вы ведь, конечно, понимаете, что если мы истолкуем слово «Брейшит» буквально, то это будет означать возврат к точке отправления: Гранаду.
— Нет, — вздохнул Эзра, — это хуже, чем кошмар. Это реальность. Я не вижу иного толкования «Брейшит», кроме как «В начале». И все же…
Он не договорил, словно ему вдруг пришла в голову какая-то мысль.
— Допустим, конечный пункт — Гранада. Ну что в этом такого страшного? В конце концов может оказаться, что при исследовании этого лабиринта от нас ускользнула какая-то деталь, и завтра или послезавтра скрытый смысл все же станет нам ясен. По зрелом размышлении уже не впервой неясные элементы станут явными, хотя буквально час назад казались недоступными. Почему бы и не Гранада?
— Да вдумайтесь вы! — не сдержал раздражения шейх. — Гранада не может быть конечным пунктом! В тексте ясно сказано: Имя есть 1. Вам отлично известно, что это значит. Еще какое-то место, куда следует отправиться после Гранады. Место, о котором нам ничего не известно, поскольку последний Чертог состоит лишь из одного слова «Брейшит»!
Лишь «Брейшит»! И куда мы отправимся, приехав в Гранаду? В каком направлении? Что будем делать, если у нас нет ни малейшей подсказки, позволяющей найти Скрижаль? Ничего у нас больше нет! Ничегошеньки!
— У нас, шейх Сарраг. Действительно, у нас ничего нет. А вот… — Эзра с надеждой обратился к Мануэле: — Сеньора, вам не кажется, что настало время передать нам последние указания Баруэля?
Даже ударившая молния не произвела бы на молодую женщину большего эффекта. Сглотнув слюну, она слабо возразила:
— Это невозможно. Мне дозволено это сделать, лишь когда вы окажетесь неподалеку от Скрижали. Не раньше.
Сарраг почувствовал, как в нем растет почти неудержимое желание выругаться от души, но все, что он смог выдавить, было:
— Вы неблагоразумны. — Чуть успокоившись, он продолжил: — Мы проехали сотни лье, рисковали жизнью, пережили множество перипетий, и все это ради того, чтобы потерпеть неудачу? Да полноте! Смилуйтесь над нами! И если уж не из здравого смысла, то хотя бы из жалости!
— Шейх прав, — поддержал араба Эзра. — Вы ведь не думаете, что Баруэль хотел, чтобы мы потерпели неудачу? Не считаете же, что столь виртуозно составленный план был создан только для того, чтобы завершиться пшиком? Я отлично понимаю ваше стремление сдержать данное вами слово, но все же подумайте как следует. И подумайте также о вашей роли. Чему вы послужили?
Лицо молодой женщины исказила болезненная гримаса. Она вдруг ощутила себя былинкой на ветру. Что делать? Открыть им правду, предав таким образом доверие Изабеллы? Или продолжать лгать и как следствие пожать их презрение? Она только что отдала Мендосе приказ и теперь просто вынуждена ждать ответа королевы.
— Простите… Простите меня, но я не могу.
Эзра резко отвернулся, бормоча что-то себе под нос. Сарраг принялся вышагивать туда-сюда, как тигр в клетке.
— Послушайте, что я скажу… — раздался медленный голос Варгаса. И Мануэла к своему огромному облегчению не обнаружила в его тоне ни малейших признаков агрессивности. — Послушайте, что я скажу, — повторил он. — Когда мы были в Бургосе, вы отчитали Саррага и сказали ему: «Почему бы вам не довериться друг другу? Иными словами, почему бы вам не обменяться теми фрагментами Чертогов, что есть у каждого из вас?» Вы ведь это помните, да?
Мануэле очень хотелось провалиться сквозь землю.
— И шейх вам тогда ответил: «А почему бы вам не подать нам пример, сеньора Виверо? Разве не у вас последний ключ? Доверьте его нам», — продолжил Рафаэль. — Помните, что вы тогда сказали? А я вот не забыл. Вы сказали: «Учтите, что ключ не представляет никакого интереса, пока не восстановлены все тексты. Восстановите все Чертоги, и я вам его дам». Чертоги восстановлены. И теперь вам остается лишь сдержать слово.
Повисло долгое молчание. Мануэла судорожно пыталась найти какой-нибудь мало-мальски подходящий ответ на его железно аргументированное предложение.
Может быть, выход все же есть?..
— «Не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои», — нервно выговорила она.
— А также сказано: «Но да будет слово ваше: „да, да“, „нет, нет“; а что сверх этого, то от лукавого».
— Дайте мне время. Самое большее три дня.
— Зачем такая отсрочка?
— Прошу вас! — взмолилась она. — Доверьтесь мне! Варгас вопросительно поглядел на остальных.
— Давайте на этом и постановим, — посоветовал Эзра. — С момента встречи с сеньорой Виверо у нас не было выбора. К тому же в любом случае три дня погоды не сделают.
— А вы, Сарраг?
— Я возвращаюсь на постоялый двор. Но сперва хочу вас предостеречь. Какое бы решение ни приняла сеньора, знайте, что есть очень большая вероятность, что после Караваки мы никогда не сможем добраться до Гранады. Кольцо вокруг Аль-Андалуса сжимается. И, как было тогда, когда мы выехали оттуда, нас могут снова арестовать, и на сей раз мы можем оказаться не столь везучими. До вас, как и до меня, дошли слухи о взятии Уэскара, Орсы и Басы. Так что сейчас вся долина Альмансора кишмя кишит солдатами. Поразмыслите над этим, сеньора. Я не согласен с раввином. Отныне каждый час на вес золота. В ваших руках не только сапфировая Скрижаль, но и наши жизни.
В его голосе звучала скорее досада, чем злость или обида.
— Он прав, сеньора, — вздохнул Эзра. — Да вдохновит вас Адонаи ради всеобщего блага.
Как только араб с Эзрой ушли, к Мануэле подошел Варгас. Она невольно отшатнулась.
— Не настаивайте, прошу вас…
— Посмотрите на меня. — Он взял ее за подбородок. — Я скажу вам, что действительно думаю. Я знаю, что вас связывает некая клятва. Но знаю также, что это не данное Абену Баруэлю слово.
Мануэла попыталась собрать остатки сил:
— Прошу вас…
— Я вам не враг. Все это время я колебался, верить или не верить вашему рассказу, но так и не смог принять решение. Вы действительно знали Абена Баруэля? Или вся эта история — какая-то таинственная махинация, истоки которой известны только вам? Я вам как-то сказал, что не могу вас понять. И сегодня эти мои слова подтвердились, как никогда, с той лишь разницей, что теперь я уверен: вы храните какой-то секрет. Довольно тяжелую тайну, содержание которой мне недоступно.
Мануэла решила хранить стоическое молчание. Единственную оставшуюся у нее защиту, если она не хочет окончательно провалиться.
— На протяжении всего путешествия вы себя довольно странно вели. Первое, что меня заинтриговало: неожиданное освобождение раввина. Представьте себе, что я справлялся. Сходил в тюрьму Инквизиции, и меня там заверили, что никакая женщина к ним не приходила и Эзрой не интересовалась. И уж совершенно точно никто не выдавал себя за его сестру.
Она открыла рот, чтобы попытаться возразить, но он лишил ее этой возможности.
— И, наконец, несколько дней назад вы проявили прямо-таки удивительные познания о происхождении Торквемады… Винцелар. И в этом случае ваше объяснение показалось мне сомнительным.
Он замолчал. Мануэла подумала, что он хочет еще сильней ее утопить, но ошиблась. Он хотел ей помочь.
— Вы выторговали три дня на размышление. Я не хочу знать причину. В чем бы она ни заключалась, подумайте о словах Эзры, когда он напомнил вам о том, что нам пришлось вынести. Если вы и вправду владеете сведениями, которые могут вывести нас из тупика, то умоляю вас, Мануэла, протяните нам руку.
— А… если я откажусь?..
— Какого ответа вы ждете? Что мы будем вас пытать? Подвергнем «испанской мечте» или sueno italiano, как в застенках Инквизиции? Вы ведь так не думаете, верно? Ни Сарраг, ни Эзра, и уж тем более я не станем вас мучить. Это я вам гарантирую.
— У вас столько сомнений на мой счет, и все же вы решили поведать мне о Скрижали? Почему?
— Потому что довериться, снять все защиты, отдаться кому-то на милость — единственный истинный способ сказать, что любишь.
— Три дня, — пролепетала она, подавив всхлип.
Он смотрел на нее с такой нежностью, что ей хотелось лишь прижаться к нему и все ему выложить как на духу.
— Пойдемте, — проговорил он. — Вернемся на постоялый двор.
Мануэла поднялась со скамьи, и тут ее что-то насторожило. Варгас смотрел куда-то в другой конец площади.
Там, небрежно рассевшись на ступеньках у церкви, за ними наблюдал Мендоса, человек с птичьим лицом. Как давно он там?
— Я уже видел этого человека, — глухо произнес Варгас.
— Пошли отсюда.
Но он словно не слышал.
— Где же он мне попадался? Когда?
— Пойдемте, прошу вас.
Он неохотно подчинился, не спуская с Мендосы глаз.
А тот — по крайней мере внешне — наблюдал за группой кавалеристов, несшихся во весь опор по дороге у крепостной стены.
Сердце Мануэлы бешено колотилось. Присутствие агента Торквемады ее немного успокоило. Теперь ей хотя бы не придется долго ждать ответа королевы. А потом… Она знает, что ей делать потом. Она уедет. Вернется в Толедо и попытается пережить все это.
Погрузившись в свои мысли, она не заметила, что францисканец остановился.
— Вспомнил! В Саламанке! В тот день, когда был процесс Колона!
— Не припоминаю…
— Ну как же! Вы еще мне тогда объяснили, что он спрашивал дорогу.
— Пойдемте! — взмолилась она. Лицо монаха вдруг окаменело.
— Ждите здесь, — приказал он. — Я хочу удостовериться.
— Но это глупо! Что вы хотите сделать?
— Спросить у него.
— О чем?
— Нас уже один раз преследовали, и вы знаете, во что это нам обошлось. Этот тип в Теруэле не случайно.
Она хотела схватить его и удержать, но Варгас уже направился к Мендосе.
— Эй! Сеньор!
Фамильяр Торквемады встал и широким шагом пошел прочь.
— Стойте! — закричал францисканец.
Мендоса ускорил шаг. Он почти бежал. Варгас наверняка устремился бы за ним, не схвати его Мануэла за руку.
— Нет! Не делайте этого!
— Вы знаете этого человека! — В его голосе звенели досада и гнев.
Мануэла поникла. Всякая попытка отрицать была бы тщетной.
— Пойдемте, — выдохнула она.
— Не раньше, чем вы мне объясните!
— Рафаэль… — Едва произнеся его имя, она осознала, что сделала это впервые. — Разве не вы буквально только что сказали, что не хотите меня мучить? Умоляю вас, не пытайтесь узнать большего…
— Хорошо. Но ответьте хотя бы на один вопрос. Один-единственный. Нам грозит опасность?
— Не думаю. Во всяком случае, не сейчас.
— Не сейчас… Что означает…
Мануэла прижала ладонь к губам францисканца.
— Три дня…
Он замер, растерянно глядя на нее.
— Я опасаюсь худшего… — Рафаэль уставился прямо в глаза молодой женщины. — И если, паче чаяния, мои предчувствия окажутся верными… То храни вас тогда Бог.
ГЛАВА 30
Что так неописуемо, как бездна? Что так недвижимо, как то, чего нет!
Францисканский монастырь Де-Ла-Сальседа. Три дня спустя.
Благодаря тени от часовни, падавшей на травяной газон, в проходе царила приятная прохлада, создавая подходящую атмосферу для размышлений. Под мрачными сводами аркады Эрнандо де Талавера, стоя перед своим другом Франсиско Хименесом де Сиснеросом, сложил руки, как в молитве.
— Я уже и не знаю, — тихо проговорил он. — Действовать или пустить на самотек?
— Выбор за вами, фра Талавера. На что вы надеялись, проделав весь этот путь из Толедо до Алькарии? Неужели вы действительно думали, что я смогу решить вашу дилемму?
— Не решить дилемму, а ответить на вопрос: имеем ли мы право противиться помыслам Господним?
Сиснерос машинально одернул рясу из грубой шерсти и поправил конопляную веревку на поясе.
— Противиться Господним помыслам? Это еще нужно суметь…
— И, тем не менее, именно это и попытается сделать наш брат Торквемада, если вдруг содержание сапфировой Скрижали опрокинет фундамент нашей веры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66