Существует что-то вроде Атлантиды, некий элемент, проходящий параллельно общепринятой таблице, который еще предстоит открыть. Где-то в группе с атомным числом от ста пятнадцати до ста восьмидесяти.
— Орихалк, — подсказал Пирс.
Сара моргнула.
— Извините? Не поняла.
Платон. Описывая в первый раз Атлантиду, он отмечал, что ее стены покрыты драгоценными металлами. Золотом, серебром. И самым ценным из всех был загадочный красноватозолотистый металл, называемый им орихалком. В книге сказано, что он светился, как огонь.
— С-60 в чистом виде тоже имеет красновато-золотистый цвет, — напомнила Сара.
— Но орихалк не камень, а металл.
— В Южной Америке, — задумчиво заговорил Скотт, — как гласит одна легенда, когда четыре главных бога выполнили свою миссию, то, прежде чем уйти, они поместили все свои знания и всю свою силу в некий дар, одновременно почитаемый и внушающий страх. Дар этот существовал в виде камня. Камня Накцит.
— Моисей, отправившись на гору, чтобы получить десять заповедей, увидел там камень, на котором они были начертаны пальцем Бога, — напомнила Новэмбер. — И камень отливал голубым. От камня исходил такой жар, что Моисею обожгло лицо, и потом ему до конца жизни пришлось скрывать шрамы.
— Древние камни… древние металлы…— пробормотал Скотт, снова рассматривая фотографию и потирая ладонью щеку. — Периодичность. Скачкообразная последовательность. Я что-то упускаю. Но что?
Гэнт поднялся со стула. Все это было выше его разумения и, откровенно говоря, изрядно раздражало.
— Спутник сейчас переориентируют, — сказал он. — Специально для вас. Хочу посмотреть, как идет заправка самолетов. И позвоню еще раз китайцам, сообщу, что мы собираемся вылетать.
— Каким китайцам? — спросила Сара.
— Всем, кто слушает. Для начала тем, что на корабле.
— А если никто не ответит?
— Тогда останется только помолиться, чтобы нас не подстрелили. Потому что полетим в любом случае.
Майор уже дошел до двери, когда Хаккетт, выглянув в окно, увидел направляющееся к берегу огромное серое десантное судно-амфибию Военно-морского флота США.
— Это еще что такое? — спросил физик, наблюдая за тем, как подбежавшие к машине морские пехотинцы выгружают что-то напоминающее плоский черный гроб. — Что они делают? — Подхватив ящик, моряки поспешно понесли его к базе.
— А, это… Наша тактическая ядерная боеголовка, — с видом знатока объяснил Гэнт.
Он застегнул парку и вышел, а Хаккетт перешел к Пирсу и Новэмбер.
— Хочется надеяться, что орихалк не окажется ураном, потому что в противном случае мы можем навсегда остаться в Атлантиде.
— И что же вы собираетесь делать? — сердито спросила Новэмбер.
— Складировать бомбу, — холодно ответил Гэнт, пропуская пехотинцев с грузом через переднюю дверь.
— В часовне?
— А у вас есть идея получше? Китайцы никогда не оправдаются перед международным сообществом, если обстреляют мирно молящихся американцев.
Сидевшие на скамье неподалеку от алтаря и рядом со стеклянным пингвином Хаккетт и Скотт повернулись. Повозившись с ящиком, моряки в конце концов довольно бесцеремонно бросили его на пол.
— Где-то я это уже видел, — заметил Хаккетт. — Наверное, в «Планете обезьян».
Сара опустилась на скамью около лингвиста. Скотт задумчиво грыз карандаш и напряженно смотрел на фотографию.
— Сколько осталось?
Скотт взглянул на Хаккетта. Физик посмотрел на часы.
— Три минуты.
Скотт громко выдохнул и шлепнул себя по губам. Потом посмотрел на крест за алтарем.
— Черт возьми, когда знаешь, что грядет, на многое начинаешь смотреть иначе.
Сара взяла его за руку и нежно сжала пальцы.
— Откуда вы, Ричард?
Он вздохнул.
— Из Сиэтла. Знаете, есть такой милый город. В нем все как бы сжато, уплотнено. Никаких пригородов фактически нет, так что ты всегда близок к природе. Можно ходить в походы, кататься на велосипеде, плавать под парусом. Повсюду, куда ни посмотришь, горы и озера. Леса… темно-зеленые, густые леса, очень красиво. — Сара согласно кивнула. — Дугласовы пихты.
Широколистные клены. Ликерные рябины. Кизил. Можно выйти из города, погулять, вернуться, выпить кофе в «Старбаксе» и при этом чувствовать себя так, словно вы действительно побывали где-то далеко. У нас в Сиэтле двести пятьдесят восемь мостов, самых разных, какие только можно представить. А все потому, что вокруг озера. Есть даже два понтонных. Одни говорят, что в городе слишком много дыр и брешей, как в топографическом, так и в социальном смысле, но, по-моему, мостов так много оттого, что люди не любят сидеть на одном месте. И их ничто не останавливает. — Он помолчал, подумал. — Мне будет всего этого недоставать, если вдруг…
Рядом с усталым стоном пристроился Мейтсон.
— Я однажды ездил в Сиэтл. Всю неделю лило как из ведра.
— А вы откуда? — спросила Сара.
— Из Сан-Франциско. Вы?
— Стил-Уотер, Висконсин. — Сара взглянула на Хаккетта, казалось, целиком погруженного в свои мысли. — А что вы, Джон?
— Я? — Она кивнула. — Я родился на военной базе в Германии. Провел пару лет на Гавайях, потом в Японии. Мы много переезжали. Последние полгода живу в Нью-Йорке, три месяца в году провожу в институте в Санта-Фе. Путешествия… Я часто путешествую. Мне будет недоставать самолетов.
— Но не пищи, — пошутила Сара.
— Да, не пищи, — легко согласился Хаккетт. — Простая пища это… хм… это нечто иное. Но им надо отдать должное… они стараются… благослови их Бог.
Он снова посмотрел на часы, но ничего не сказал.
Сзади к ним подошли Пирс и Новэмбер.
— Когда мне было четырнадцать лет, я всем рассказывал, что видел, как у нас на заднем дворе приземлился НЛО. Даже в школе этим хвастал. За что и получил. Но дело-то в том, что я говорил правду. Та штука действительно летела и, на мой взгляд, выглядела совершенно неопознанной. Откуда, черт возьми, мне было знать, на что похож метеозонд? В шестнадцать лет я поцеловал королеву школы. И снова получил. За вранье. Но я не лгал.
— К чему это вы? — удивилась Новэмбер. — Вам будет не хватать тех, кто вас поколачивал?
— Нет, — объяснил Боб. — Тех, кто мне не верил.
К ним присоединился Скотт.
— О, насчет неверующих не беспокойтесь, они никуда не денутся. Это же не какая-нибудь речушка в Египте.
Симпатичная ассистентка улыбнулась, заметив, что Скотт и Сара держатся за руки, но комментарии оставила при себе. Внезапно боковая дверь отворилась, и в часовню хлынула толпа ученых и техников, по большей части мужчин, с бледными, утомленными лицами и внушительными бородами. За ними следовал священник. Подойдя к алтарю, он осторожно, как некую почитаемую икону, поставил на него видеотелефон, после чего, заметно нервничая, обратился к собравшимся. Пожалуй, впервые за все время гости почувствовали себя приезжими в каком-то далеком пограничном городке.
— Известия поступают со всего света, — заговорил священник. — Предупреждение уже дано. Власти начали эвакуацию крупных городов. — Его голос дрогнул. — Но безопасных мест больше нет, и идти некуда.
Мейтсон наклонился к Скотту, сидевшему по другую сторону от Хаккетта.
— Кстати, — прошептал он, — мне показалось, что вы не веруете в Иисуса?
Лингвист заерзал.
— В данный момент я готов к любой дискуссии.
Священник наклонился к видеотелефону и нажал кнопку.
— Мы присоединимся сегодня к службе, которую проводит сейчас в Ватикане отец Макрэк.
Скотт резко вскинул голову.
— Фергюс?
Он был далеко от экрана, и его не услышали.
Фергюс — на экране были видны его хорошо освещенные плечи и голова — пристально вгляделся в собрание.
— Леди и джентльмены. Позвольте мне пригласить вас всех в часовню Мак-Мердо. Я благодарю власти, позволившие католической церкви принять участие в сегодняшней службе. Через минуту мы склоним головы в молитве и попросим Господа…
Сара наклонилась к Скотту и прошептала:
— Я только что подумала… Какой сегодня день?
— Пятница, — ответил после недолгой паузы лингвист.
— Страстная пятница, — добавила, тоже шепотом, Новэмбер. — День смерти Иисуса. А в воскресенье мы все воскреснем.
Скотт не смог скрыть удивления. Неделя выдалась такая суматошная, что он совсем забыл о Пасхе. Все вдруг поднялись и, следуя указаниям Фергюса, открыли сборники церковных гимнов. Помещение наполнили звуки органной музыки, и в этот самый момент будильник в часах Хаккетта тревожно пискнул.
— Время, — сказал он и присоединился к поющим.
— Пребудь со мной…
Солнце
Гелий получил свое название от имени греческого бога Солнца, Гелиоса.
В центре солнечного ядра, диаметр которого составляет 320 000 километров, под невообразимым давлением, огромное количество разогретого до 14 миллионов градусов по Цельсию водорода превращалось в ходе термоядерных реакций в гелий.
Окружающий ядро радиоактивный слой водорода всегда готов поставить необходимое топливо. И именно там, в самых глубинах солнечного сердца, случилась беда, положившая начало целой цепи событий.
Дело в том, что ядро Солнца вращается вокруг своей оси быстрее, чем окружающий его слой водорода. И сдерживающие массивное тело щупальца магнетической силы уже растянулись, переплелись и напряглись.
Реагируя на магнитную интерференцию снизу, восходящие и нисходящие потоки конвекционной зоны в находящемся выше слое радиоактивного водорода тоже начали меняться. На поверхности ядра стали появляться огромные пузыри, в дватри раза превосходящие размером Землю. А поскольку само ядро продолжало вращаться, эти пузыри начали выполнять роль лопастей в блендере, перемешивая внутреннюю массу солнца и тем самым нарушая сложившееся равновесие.
Одни участки конвекционной зоны оставались ненормально горячими, другие быстро остывали. Конвейерный пояс конвекции лопался, распадался. А в фотосферу и корону полетели сравнительно холодные массы плазмы.
Первые появились в 40-х широтах — относительно холодные темные пятна, известные как тень, и окружающие их более светлые — полутень. Вместе взятые они получили название солнечных пятен. Они виднелись уже по всей поверхности Солнца, там, где температура упала до 7200 градусов по Цельсию. Что касается самих солнечных пятен, то они еще холоднее — до 2000 градусов.
Некоторые из них были маленькие, до 1500 километров в поперечнике. У других этот показатель достигал 5000 километров. Однако напряжение их магнитного поля колебалось от 100 до 4000 гауссов по сравнению с 0, 5 гаусса на Земле.
Сейчас солнечные пятна собирались вместе, стягиваясь постепенно к солнечному экватору. Из-за этого нарушалось естественное восприятие солнечного света, а само оно как будто мигало.
Магнитное поле и гравитация, видимый свет и ядерные силы, все они были вовлечены в семейный спор, как живущие вместе братья и сестры. Спор перешел в ссору, которая шла как на видимом, так и на невидимом уровне. Как цари природы, они стучали кулаками и потрясали свой дом, не замечая, что их ярость разрушает космос.
Сохо-3
На гало-орбите, в полутора миллионах километров над Землей, в точке, где уравновешивают друг друга силы притяжения Солнца и Земли, батареи двадцати одного телескопа и многочисленных сенсоров, размещенных на борту разведывательного спутника «Солар гелиосферик-3», внезапно активировались, уловив всплеск активности на поверхности находящейся на расстоянии девяноста двух миллионов миль от них звезды.
Появившиеся вдоль восточного края солнечные пятна выглядели необычайно темными и крупными, каждое из них в триста раз превышало размеры Земли. И между ними, то растягиваясь, то свиваясь в петли, прыгали, точно попавшие в бутылку мухи, щупальца сверхраскаленной плазмы. В какой-то момент звезда стала похожа на огненный шар, болтающийся на ниточке галактических весов.
Ошибки быть не могло — знаки прочили беду. Как трубы герольдов, возвещающие о начале гонки на колесницах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
— Орихалк, — подсказал Пирс.
Сара моргнула.
— Извините? Не поняла.
Платон. Описывая в первый раз Атлантиду, он отмечал, что ее стены покрыты драгоценными металлами. Золотом, серебром. И самым ценным из всех был загадочный красноватозолотистый металл, называемый им орихалком. В книге сказано, что он светился, как огонь.
— С-60 в чистом виде тоже имеет красновато-золотистый цвет, — напомнила Сара.
— Но орихалк не камень, а металл.
— В Южной Америке, — задумчиво заговорил Скотт, — как гласит одна легенда, когда четыре главных бога выполнили свою миссию, то, прежде чем уйти, они поместили все свои знания и всю свою силу в некий дар, одновременно почитаемый и внушающий страх. Дар этот существовал в виде камня. Камня Накцит.
— Моисей, отправившись на гору, чтобы получить десять заповедей, увидел там камень, на котором они были начертаны пальцем Бога, — напомнила Новэмбер. — И камень отливал голубым. От камня исходил такой жар, что Моисею обожгло лицо, и потом ему до конца жизни пришлось скрывать шрамы.
— Древние камни… древние металлы…— пробормотал Скотт, снова рассматривая фотографию и потирая ладонью щеку. — Периодичность. Скачкообразная последовательность. Я что-то упускаю. Но что?
Гэнт поднялся со стула. Все это было выше его разумения и, откровенно говоря, изрядно раздражало.
— Спутник сейчас переориентируют, — сказал он. — Специально для вас. Хочу посмотреть, как идет заправка самолетов. И позвоню еще раз китайцам, сообщу, что мы собираемся вылетать.
— Каким китайцам? — спросила Сара.
— Всем, кто слушает. Для начала тем, что на корабле.
— А если никто не ответит?
— Тогда останется только помолиться, чтобы нас не подстрелили. Потому что полетим в любом случае.
Майор уже дошел до двери, когда Хаккетт, выглянув в окно, увидел направляющееся к берегу огромное серое десантное судно-амфибию Военно-морского флота США.
— Это еще что такое? — спросил физик, наблюдая за тем, как подбежавшие к машине морские пехотинцы выгружают что-то напоминающее плоский черный гроб. — Что они делают? — Подхватив ящик, моряки поспешно понесли его к базе.
— А, это… Наша тактическая ядерная боеголовка, — с видом знатока объяснил Гэнт.
Он застегнул парку и вышел, а Хаккетт перешел к Пирсу и Новэмбер.
— Хочется надеяться, что орихалк не окажется ураном, потому что в противном случае мы можем навсегда остаться в Атлантиде.
— И что же вы собираетесь делать? — сердито спросила Новэмбер.
— Складировать бомбу, — холодно ответил Гэнт, пропуская пехотинцев с грузом через переднюю дверь.
— В часовне?
— А у вас есть идея получше? Китайцы никогда не оправдаются перед международным сообществом, если обстреляют мирно молящихся американцев.
Сидевшие на скамье неподалеку от алтаря и рядом со стеклянным пингвином Хаккетт и Скотт повернулись. Повозившись с ящиком, моряки в конце концов довольно бесцеремонно бросили его на пол.
— Где-то я это уже видел, — заметил Хаккетт. — Наверное, в «Планете обезьян».
Сара опустилась на скамью около лингвиста. Скотт задумчиво грыз карандаш и напряженно смотрел на фотографию.
— Сколько осталось?
Скотт взглянул на Хаккетта. Физик посмотрел на часы.
— Три минуты.
Скотт громко выдохнул и шлепнул себя по губам. Потом посмотрел на крест за алтарем.
— Черт возьми, когда знаешь, что грядет, на многое начинаешь смотреть иначе.
Сара взяла его за руку и нежно сжала пальцы.
— Откуда вы, Ричард?
Он вздохнул.
— Из Сиэтла. Знаете, есть такой милый город. В нем все как бы сжато, уплотнено. Никаких пригородов фактически нет, так что ты всегда близок к природе. Можно ходить в походы, кататься на велосипеде, плавать под парусом. Повсюду, куда ни посмотришь, горы и озера. Леса… темно-зеленые, густые леса, очень красиво. — Сара согласно кивнула. — Дугласовы пихты.
Широколистные клены. Ликерные рябины. Кизил. Можно выйти из города, погулять, вернуться, выпить кофе в «Старбаксе» и при этом чувствовать себя так, словно вы действительно побывали где-то далеко. У нас в Сиэтле двести пятьдесят восемь мостов, самых разных, какие только можно представить. А все потому, что вокруг озера. Есть даже два понтонных. Одни говорят, что в городе слишком много дыр и брешей, как в топографическом, так и в социальном смысле, но, по-моему, мостов так много оттого, что люди не любят сидеть на одном месте. И их ничто не останавливает. — Он помолчал, подумал. — Мне будет всего этого недоставать, если вдруг…
Рядом с усталым стоном пристроился Мейтсон.
— Я однажды ездил в Сиэтл. Всю неделю лило как из ведра.
— А вы откуда? — спросила Сара.
— Из Сан-Франциско. Вы?
— Стил-Уотер, Висконсин. — Сара взглянула на Хаккетта, казалось, целиком погруженного в свои мысли. — А что вы, Джон?
— Я? — Она кивнула. — Я родился на военной базе в Германии. Провел пару лет на Гавайях, потом в Японии. Мы много переезжали. Последние полгода живу в Нью-Йорке, три месяца в году провожу в институте в Санта-Фе. Путешествия… Я часто путешествую. Мне будет недоставать самолетов.
— Но не пищи, — пошутила Сара.
— Да, не пищи, — легко согласился Хаккетт. — Простая пища это… хм… это нечто иное. Но им надо отдать должное… они стараются… благослови их Бог.
Он снова посмотрел на часы, но ничего не сказал.
Сзади к ним подошли Пирс и Новэмбер.
— Когда мне было четырнадцать лет, я всем рассказывал, что видел, как у нас на заднем дворе приземлился НЛО. Даже в школе этим хвастал. За что и получил. Но дело-то в том, что я говорил правду. Та штука действительно летела и, на мой взгляд, выглядела совершенно неопознанной. Откуда, черт возьми, мне было знать, на что похож метеозонд? В шестнадцать лет я поцеловал королеву школы. И снова получил. За вранье. Но я не лгал.
— К чему это вы? — удивилась Новэмбер. — Вам будет не хватать тех, кто вас поколачивал?
— Нет, — объяснил Боб. — Тех, кто мне не верил.
К ним присоединился Скотт.
— О, насчет неверующих не беспокойтесь, они никуда не денутся. Это же не какая-нибудь речушка в Египте.
Симпатичная ассистентка улыбнулась, заметив, что Скотт и Сара держатся за руки, но комментарии оставила при себе. Внезапно боковая дверь отворилась, и в часовню хлынула толпа ученых и техников, по большей части мужчин, с бледными, утомленными лицами и внушительными бородами. За ними следовал священник. Подойдя к алтарю, он осторожно, как некую почитаемую икону, поставил на него видеотелефон, после чего, заметно нервничая, обратился к собравшимся. Пожалуй, впервые за все время гости почувствовали себя приезжими в каком-то далеком пограничном городке.
— Известия поступают со всего света, — заговорил священник. — Предупреждение уже дано. Власти начали эвакуацию крупных городов. — Его голос дрогнул. — Но безопасных мест больше нет, и идти некуда.
Мейтсон наклонился к Скотту, сидевшему по другую сторону от Хаккетта.
— Кстати, — прошептал он, — мне показалось, что вы не веруете в Иисуса?
Лингвист заерзал.
— В данный момент я готов к любой дискуссии.
Священник наклонился к видеотелефону и нажал кнопку.
— Мы присоединимся сегодня к службе, которую проводит сейчас в Ватикане отец Макрэк.
Скотт резко вскинул голову.
— Фергюс?
Он был далеко от экрана, и его не услышали.
Фергюс — на экране были видны его хорошо освещенные плечи и голова — пристально вгляделся в собрание.
— Леди и джентльмены. Позвольте мне пригласить вас всех в часовню Мак-Мердо. Я благодарю власти, позволившие католической церкви принять участие в сегодняшней службе. Через минуту мы склоним головы в молитве и попросим Господа…
Сара наклонилась к Скотту и прошептала:
— Я только что подумала… Какой сегодня день?
— Пятница, — ответил после недолгой паузы лингвист.
— Страстная пятница, — добавила, тоже шепотом, Новэмбер. — День смерти Иисуса. А в воскресенье мы все воскреснем.
Скотт не смог скрыть удивления. Неделя выдалась такая суматошная, что он совсем забыл о Пасхе. Все вдруг поднялись и, следуя указаниям Фергюса, открыли сборники церковных гимнов. Помещение наполнили звуки органной музыки, и в этот самый момент будильник в часах Хаккетта тревожно пискнул.
— Время, — сказал он и присоединился к поющим.
— Пребудь со мной…
Солнце
Гелий получил свое название от имени греческого бога Солнца, Гелиоса.
В центре солнечного ядра, диаметр которого составляет 320 000 километров, под невообразимым давлением, огромное количество разогретого до 14 миллионов градусов по Цельсию водорода превращалось в ходе термоядерных реакций в гелий.
Окружающий ядро радиоактивный слой водорода всегда готов поставить необходимое топливо. И именно там, в самых глубинах солнечного сердца, случилась беда, положившая начало целой цепи событий.
Дело в том, что ядро Солнца вращается вокруг своей оси быстрее, чем окружающий его слой водорода. И сдерживающие массивное тело щупальца магнетической силы уже растянулись, переплелись и напряглись.
Реагируя на магнитную интерференцию снизу, восходящие и нисходящие потоки конвекционной зоны в находящемся выше слое радиоактивного водорода тоже начали меняться. На поверхности ядра стали появляться огромные пузыри, в дватри раза превосходящие размером Землю. А поскольку само ядро продолжало вращаться, эти пузыри начали выполнять роль лопастей в блендере, перемешивая внутреннюю массу солнца и тем самым нарушая сложившееся равновесие.
Одни участки конвекционной зоны оставались ненормально горячими, другие быстро остывали. Конвейерный пояс конвекции лопался, распадался. А в фотосферу и корону полетели сравнительно холодные массы плазмы.
Первые появились в 40-х широтах — относительно холодные темные пятна, известные как тень, и окружающие их более светлые — полутень. Вместе взятые они получили название солнечных пятен. Они виднелись уже по всей поверхности Солнца, там, где температура упала до 7200 градусов по Цельсию. Что касается самих солнечных пятен, то они еще холоднее — до 2000 градусов.
Некоторые из них были маленькие, до 1500 километров в поперечнике. У других этот показатель достигал 5000 километров. Однако напряжение их магнитного поля колебалось от 100 до 4000 гауссов по сравнению с 0, 5 гаусса на Земле.
Сейчас солнечные пятна собирались вместе, стягиваясь постепенно к солнечному экватору. Из-за этого нарушалось естественное восприятие солнечного света, а само оно как будто мигало.
Магнитное поле и гравитация, видимый свет и ядерные силы, все они были вовлечены в семейный спор, как живущие вместе братья и сестры. Спор перешел в ссору, которая шла как на видимом, так и на невидимом уровне. Как цари природы, они стучали кулаками и потрясали свой дом, не замечая, что их ярость разрушает космос.
Сохо-3
На гало-орбите, в полутора миллионах километров над Землей, в точке, где уравновешивают друг друга силы притяжения Солнца и Земли, батареи двадцати одного телескопа и многочисленных сенсоров, размещенных на борту разведывательного спутника «Солар гелиосферик-3», внезапно активировались, уловив всплеск активности на поверхности находящейся на расстоянии девяноста двух миллионов миль от них звезды.
Появившиеся вдоль восточного края солнечные пятна выглядели необычайно темными и крупными, каждое из них в триста раз превышало размеры Земли. И между ними, то растягиваясь, то свиваясь в петли, прыгали, точно попавшие в бутылку мухи, щупальца сверхраскаленной плазмы. В какой-то момент звезда стала похожа на огненный шар, болтающийся на ниточке галактических весов.
Ошибки быть не могло — знаки прочили беду. Как трубы герольдов, возвещающие о начале гонки на колесницах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79