Картинка была не плоской, двумерной, как в телевизоре, но объемной, четкой и кристально ясной. Казалось, если бы где-то рядом находилась скрытая дверца и ее удалось открыть, то можно было бы спуститься туда или даже подать руку и помочь людям выйти.
Потому что именно это они там видели. Людей. Бесконечный океан лиц, теснящихся, старающихся пробиться поближе и заглянуть за стекло, разделяющее два мира. Прижатые, слегка приплюснутые носы и щеки тех, кто оказался впереди. Внимательные глаза других, предпочитающих смотреть издалека. Все они молча наблюдали за стоящей над ними маленькой группой.
Большинство немного напоминали призраков. Бледные. Как будто на их лица падал отсвет голубоватого кристаллического пола. Но мелькали и лица более живых тонов, с яркими глазами и сияющими волосами. Мужчины и женщины. Старые и молодые. Дети и матери. Отцы и деды. И все открывали рты и шевелили губами, словно разговаривали с пришельцами. Их голоса отозвались сначала слабой вибрацией стен, потом дуновением ветра, который все крепчал по мере усиления вибрации.
И затем, как только отдаленный рокот прокатился эхом по залу, множество голосов слились в мощнейший гул, напоминающий рев моря, волну за волной бросающего на прибрежные камни.
Хаккетт недоверчиво покачал головой и протер глаза, словно не мог поверить самому себе.
— Вот вам и духи машины, — прохрипел он.
Не все отреагировали так же. Мейтсон, с застывшим на лице выражением детского восторга, опустился на колени и прижался к прозрачной преграде, как будто стремясь прикоснуться к прошлому. Новэмбер, стоя на месте, поворачивалась во все стороны, с изумлением наблюдая за прибывающими со всех сторон зрителями того мира, вслушиваясь в неясный шум тысяч, миллионов голосов.
Юнь просто дрожал, без конца повторяя на своем родном языке:
— Я же вас предупреждал! Я предупреждал! Вот чего я боялся! Видите? Это духи умерших. Они вернулись, чтобы покарать нас!
Скотт попросил его успокоиться, но молодой солдат оставался безутешным.
— Ричард, что здесь происходит? — спросил Пирс, не дождавшись ответа от Сары.
Лингвист с широкой улыбкой повернулся к церэушнику.
— Познакомьтесь с прежним населением Атлантиды.
Но едва профессор произнес эти слова, как улыбка сползла с его лица.
Что-то было не так.
Началось все в тот момент, когда он услышал смех ребенка, маленькой девочки. Уши уловили звук ее шагов — девочка бежала к ним через зал. Но вокруг никого не было. Девочка снова хихикнула, словно знала, что смутит его своим внезапным появлением, а потом шепнула на ухо.
Когда Скотт оглянулся и увидел, что никого рядом нет, он инстинктивно понял, что если что-то и слышит, то только в своей голове.
Проходя с остальными по залу, лингвист все более отчетливо сознавал, что само помещение представляет собой сложнейшую и совершеннейшую из всех известных акустических систем. Каждый голос, каждый звук передавался в любой кубический дюйм пространства, сохраняя все свои характеристики.
Более того, каждый его шаг словно вызывал к жизни новые и новые голоса. Они накладывались друг на друга, и вскоре Скотт как будто стоял посреди заполненного до отказа стадиона, но при этом совершенно четко слышал каждого отдельного человека.
Одного этого вполне хватило бы, чтобы свести кого угодно с ума. Скотт почти физически ощущал, как его мозг переполняется, грозя вот-вот взорваться от перегрузки. Углерод-60 соединился с его нервной системой, врос в нее, подключив ученого к Древу знаний Атлантиды, и он ничего не мог с этим поделать.
И все же больше всего беспокоил отчаянный хор слившихся воедино голосов. Их окаменевшие воспоминания и полуоформленные слова, большей части которых Скотт просто не понимал, казалось, проникали в душу напрямик, на некоем столь глубоком уровне, где сами слова уже ничего не значили, потому что куда более значимым был ужас того, что пытались донести до него люди Атлантиды.
Все это заняло долю секунды. Шквал информации, чувств и эмоций. Сумасшедший призыв. Безжалостный штурм его мозга.
И все же главное было ясно: Атлантида подверглась нападению со стороны тех, кого сама создала. Сам смысл ее существования оказался под угрозой.
Хаккетт и остальные бросились вперед, потому что Скотт свалился на пол, содрогаясь всем телом, как будто у него начался эпилептический приступ. Изо рта и носа потекла смешанная со слизью кровь. Лингвиста трясло так, что некоторые из его спутников остановились поодаль.
— Они знают, что мы здесь, — сбивчиво объясняла Сара, опускаясь рядом с ним на колени. — Они слышат его и слышат меня.
— Что такое они делают с ним, чего не делают с вами? — озабоченно спросил Хаккетт.
— Они слышат нас обоих, но только он один может говорить на их языке. Меня они игнорируют. Не замечают. — Она добавила, что попавший в плечо углерод-60 сросся с нервной системой и, используя волны низкой частоты, установил связь с залом. — На самом деле их не существует, — продолжала Сара. — Все эти люди — только оживленные воспоминания о реальных людях. Компьютерная программа.
Новэмбер погладила ее по голове.
— Сделай так, чтобы они остановились. Ему же больно.
В ее глазах блеснули слезы.
Гэнт махнул рукой.
— Но как их остановить?
Обдумав услышанное, Хаккетт решил посоветоваться с Мейтсоном и Пирсом.
Что вы об этом думаете? Чтобы закодировать одного только человека, потребуется немыслимый запас компьютерной памяти. А сколько же ее надо для хранения информации о целом обществе?
— Эти люди научились управлять молекулами, — напомнил Мейтсон, не сводя глаз со стонущего профессора.
Хаккетт согласно кивнул. На определенном этапе миниатюризация электронных компонентов создала серьезную проблему. Хаотично движущиеся электроны забили провода, как холестериновые бляшки — артерии. Транзисторы едва функционировали. Чтобы справляться с возрастающим потоком информации, требовался переход на новый тип схем, основанных на использовании эффектов квантовой механики. В компьютерах следующего поколения следовало применять либо световые переключатели, либо решетчатые структуры кристаллов, либо химические реакции, близкие к тем, которые происходят в мозгу человека.
И тут до Хаккетта дошло. Что, если они имеют дело с машиной, которая использует оба принципа? С машиной, работающей со скоростью света, но при этом имеющей химические элементы и по сути функционирующей так же, как мозг. Если машина использует Скотта, тогда единственный способ спасти его — убрать из машины.
Пирс шел по полу, осторожно посматривая под ноги.
— Значит, то, что под нами, это как бы голограммы? Оптические иллюзии, верно?
— Верно, — подтвердил Мейтсон.
Мирное течение беседы нарушил Хаккетт.
— Давайте искать дверь! У нас мало времени, так что возвращаться назад некогда. Нужно идти вперед. Необходимо как можно скорее вынести Скотта из зала. Разорвать его контакт с этой машиной. — Он ткнул пальцем в акустическое устройство Пирса. — Если вы знаете, как пользоваться этой штукой, попытайтесь сделать что-нибудь.
Все разбрелись вдоль стены в поисках выхода, однако как ни старались, какие команды ни отдавали, ничего не помогало. Мейтсон даже провел пальцем по какому-то ободку, отдаленно напоминавшему дверную раму. Ничего. Отступив на шаг, он внимательно посмотрел на темный силуэт «двери».
И вот тогда это случилось.
Бутыли и кристаллические емкости, тысячами стоявшие в нишах, внезапно задвигались, словно занимая некие предписанные им позиции.
— Ральф? — простонал Пирс. — Что вы на этот раз сделали?
— Ничего! — запаниковал Мейтсон. — Я ни до чего не дотрагивался.
— Что происходит? — забеспокоился Гэнт. — Что это вообще за место?
Искаженное страданиями лицо Скотта немного прояснилось. Конвульсии прекратились, как будто ему удалось взять тело под контроль. Он осторожно сел, вытер с лица пот и, несколько раз глубоко вздохнув, заговорил. Однако голос его звучал тихо и напряженно, выдавая продолжающуюся внутреннюю борьбу. Взгляд профессора скользнул по собравшимся.
— Двери закрыты, потому что я их закрыл.
— Зачем, Ричард? Зачем вы это сделали? — не скрывая подозрительности, спросил Хаккетт.
— Потому что это Вар , — последовал ответ.
— Вар? — Гэнт огляделся, словно ожидая незамедлительного появления новой опасности. — Что еще за Вар, профессор?
— Вы в порядке? — поспешил удостовериться Хаккетт.
Скотт не спешил с ответом, как будто оценивая свое состояние.
— В Ветхом Завете говорится, что накануне потопа Бог приказал Ною построить ковчег, корабль, на котором могли бы спастись по паре всех живых существ. Согласно же более ранней ближневосточной традиции, таким человеком был Йима, который построил Вар. В одних источниках говорится, что Вар — это подземный дворец, соединенный с четырьмя углами земли. В других описание Вара напоминает скорее крепость.
— Но животных и туда приводили парами, так? — поинтересовался Хиллман.
— Нет. — Скотт покачал головой. — Вар был рассчитан на хранение семени всех живых существ.
— Семени? — удивленно переспросил Мейтсон. — То есть что-то вроде образцов ДНК? Или даже яйца и сперма? — Инженер метнулся к стоящим у стены сосудам. — Боже… значит, все, что мы уничтожили за последние тысячи лет… все это можно восстановить? Мастодонтов, токсодонтов, мамонтов, саблезубых тигров… все, что исчезло за прошедшие двенадцать тысяч лет… даже додо. Мне всегда нравились додо. — Он посмотрел на остальных. — Вы понимаете, что это значит?
Но Хаккетт уже предостерегающе качал головой.
— Нет-нет, Ральф, это не такая уж хорошая идея.
— Почему?
— Подумай сам. Земля — постоянно развивающаяся биосфера. Предположим, мы продержимся еще несколько часов и высвободим то, что там находится. Но, во-первых, никто не знает точно, что именно хранится в этих сосудах. А что делать с болезнями и вирусами, с которыми человечество не сталкивалось тысячелетиями и против которых у него нет иммунитета? Мы же сами себя уничтожим.
Его поддержала Новэмбер.
— Когда в Америке высадились конкистадоры, много местных индейцев умерли именно от болезней, а не от пуль и сабель.
— Во-вторых, — продолжал Хаккетт, — мы можем воссоздать насекомых, которые безобидны сами по себе, но способны нарушить пищевую цепочку. Нельзя просто открыть сундучок и сказать: «Эй, нате-ка вам мамонта». Надо думать о последствиях.
— Если я правильно понял, — вмешался в разговор Гэнт, — то вы хотите сказать, что даже если мы прорвемся и останемся в живых, это местечко все равно будет тикающей бомбой?
— Ну вот, — заворчал Мейтсон. — Уже ищем предлог взорвать что-нибудь.
— Помолчите! — рявкнул Скотт, пытаясь подняться.
Попытка закончилась тем, что он снова оказался на полу.
Профессор нахмурился — через пол на него смотрели бледные лица.
Новэмбер помогла ему подняться. Лингвист пошатнулся — воздуха не хватало, как будто кто-то ударил его в живот.
— Просто помолчите. Хватит спорить. Послушайте меня. Вы же не слушаете!
Ноги подкашивались, но он все же заставил себя удержаться на ногах. Остальные выжидающе смотрели на него. Скотт еще раз вдохнул и закашлялся. Мейтсон пододвинулся к ученому.
— Скажи, Ричард, что нам делать. Просто скажи, а мы сами все сделаем.
— Я хочу, чтобы вы поняли, — заговорил Скотт. — Выслушали и поняли, что если только я открою двери, то все мы вряд ли выберемся отсюда живыми. Этот зал — нечто вроде Древа Знаний, хранилище всевозможных вещей, физических и метафизических. В данный момент я подключен к огромному, необъятному банку информации, доступ к которому возможен на мысленном уровне. Я знаю все, что знали эти люди. Я знаю все о них самих.
Вар служит двуединой цели. В случае, если человечество преуспеет, если достигнутый прогресс позволит ему понять, как использовать это место после последней Большой Катастрофы, наши знания могут безгранично расшириться, и мы получим доступ к сокровищам, которые по праву принадлежат нам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79