Мямлить, что все в жизни бывает и это не его дело? Нет, он окончательно взбесится.
Питер все еще сжимал мой подбородок, и я не могла убежать.
— Граф не так уж стар, — неожиданно вырвалось у меня.
Питер выругался, разжал пальцы и снова стал мерить шагами библиотеку.
— Ты выходишь за него не ради положения в обществе и, уж конечно, не из-за денег! — неожиданно остановившись, воскликнул он. — Господи, ведь ты богата и к тому же внучка герцога! Можешь выбрать любого, самого знатного мужа, красавца, родившегося не в середине прошлого столетия, и, что тоже важно, энергичного, стройного, с широкими плечами и без отвисшего брюшка! — Он тяжело вздохнул. — Черт возьми, Энди, я знаю, каково тебе пришлось без деда. И рядом не было даже меня, чтобы помочь. Но я выполнял свой долг, и ты прекрасно это понимала. Будь я проклят! Все это дурацкие отговорки. Слушай, прости, что я предпочел остаться в Париже, вместо того чтобы вернуться в Лондон и поддержать тебя. Неужели ты выходишь замуж назло мне? Этого быть не может!
Ах уж эти мужчины! Искренне верят, что земля вращается вокруг них, что любые решения и действия совершаются благодаря им и они — центр вселенной!
Я почувствовала, как слезы жгут глаза. Дедушка всегда был центром моей вселенной, и я с радостью это принимала. Мне и в голову не приходило протестовать. Боже, как мне его не хватает!
Воспоминания иногда терзали меня, нахлынув бурным потоком. Совсем как сейчас. И от них не избавишься.
Я смахнула противные соленые капли. Дедушка ненавидел плачущих женщин. Не выносил слез. Наверное, потому, что бабушка очень редко плакала и в таких случаях он не знал, как ее утешить и чем угодить. Если они ссорились, она начинала рыдать, и дед, прошептав пару ругательств, безоговорочно выкидывал белый флаг.
— Прости, солнышко, — охнул Питер, опустившись на колени рядом с моим креслом. — Мне так жаль.
Он притянул меня к себе. Я положила голову ему на плечо. Глаза мгновенно высохли, но его близость, мерное биение сердца у самого уха, запах… все было таким знакомым, родным, что душа тут же оттаяла, наполнившись до краев любовью.
— Ну же, не таись, расскажи, — попросил он, легонько гладя меня по спине. Я молчала, прижавшись к кузену. Не хотела ничего ему рассказывать и жаждала только одного: подольше оставаться в этом положении и не слышать ни единого слова.
«Только не отпускай меня, — хотелось мне сказать. — И ничего не требуй».
Но он, разумеется, не выдержал долго:
— Говори же, Энди. Объясни все.
Глава 3
Несбыточные надежды на мир и покой…
Я наконец заговорила, сухо и отрывисто, потому что слезы вернули старую боль:
— Когда умер дедушка, я осталась совсем одна. Мисс Крислок — дальняя родственница и была со мной много лет, но всегда смотрела на дедушку со смесью страха и тревоги. Она ведь не знает многих его великолепных качеств. Не то что я. В ее представлении он просто старый тиран. После смерти дедушки я пыталась объяснить мотивы некоторых его поступков, но она вечно уставится на меня и повторяет: «Что вы, что вы, дорогое дитя!» Поэтому я просто замолчала, поскольку говорить было не с кем.
Его большие руки продолжали гладить меня по спине.
— Ты могла бы написать мне. Выругать за эгоизм и приказать немедленно вернуться домой.
— Невозможно. Я пыталась несколько раз, но слова не ложились на бумагу. Я чувствовала себя глупой и беспомощной. И очень одинокой. Потом я встретила этого человека. Нет, не встретила… виделась с ним случайно, трижды. Он хотел познакомиться со мной, но я не позволила. Он узнал у лорда Анстона, кто я. И сказал, что учился с тобой.
— Как его зовут?
— Понятия не имею. То есть фамилия неизвестна. Знаю только имя. Джон. Он смешил меня и сам смеялся над тем, что срывалось у меня с языка. И Джордж в него влюбился.
— Мне знакомо с полдюжины Джонов. Неужели ни малейшего намека на фамилию? Или родственников?
Я покачала головой.
— Ладно, продолжай, Энди. Чем дольше ждешь, тем труднее подбирать слова. Выкладывай.
— Хорошо. Месяца два назад ко мне с визитом явился граф. Начал распространяться насчет того, что его отец был одним из лучших друзей дедушки и сам он восхищался и безмерно уважал деда. Он был добр ко мне, искренен и чистосердечен. Никогда не проявлял ни назойливости, ни фальшивого участия, от которого меня неизменно тянет к бутылке бренди. — Я помедлила и улыбнулась, услышав его смешок. — Он заставил меня почувствовать, что обнимает овладевшее мной отчаяние, невыносимую сердечную боль. Но при этом не обращался со мной как с беспомощной женщиной, нуждающейся в опоре. Мы много говорили о дедушке, потому что, хотя они с графом и не были близки, все же считались приятелями. Граф сказал, что дедушка помог ему войти в общество, порекомендовав его в «Уайтс» и клуб «Четыре всадника».
— Дед никогда не упоминал о графе Девбридже, — нахмурился Питер, — или о его отце. Родовое имя Девбриджей — Линдхерст. Лоренс Линдхерст. Я мимоходом слышал о нем, но никогда не встречал. Тебе это не кажется странным, Энди?
Я кивнула:
— Да, и поэтому спросила графа, почему он не приезжал к нам при жизни деда. Граф ответил, что после того, как дед женился и стал жить в Йоркшире, они с его отцом потеряли друг друга из виду.
— Странно… — протянул Питер и, должно быть, почувствовал, как я напряглась, потому что погладил меня по спине. — Ничего. Мы все уладим. Продолжай.
— Три недели назад он сделал мне предложение. Послушай, Питер, я уже не та юная неопытная девушка только что со школьной скамьи. Мне двадцать один год. Я взрослая женщина и много думала об этом. Дедушка считал, что у меня неплохие мозги. Пожалуйста, постарайся понять. Я не глупа, не ветрена, не впадаю в патетику. И знаю, что Лоренс способен обеспечить именно ту жизнь, которая мне нужна.
Питер отодвинулся, встал и навис надо мной, применив один из знакомых мне методов запугивания, к которым всегда прибегают мужчины, оказавшиеся в невыгодном положении, особенно перед женщинами.
— Это не ответ! — выпалил он. — Черт возьми, Энди, по-настоящему тебе нужен второй дедушка!
Я вскочила и запрыгнула на кожаное кресло, оказавшись при этом едва ли не на фут выше Питера.
— Это нечестно! Что ты знаешь о моих потребностях?! — прошипела я, подавшись вперед, так что наши носы едва не соприкоснулись. — Ты по-прежнему считаешь меня ребенком, который тебя боготворит, но не видишь во мне личность, Питер. Повторяю: я женщина, взрослая женщина.
— Абсурд! Что за чушь ты несешь?
— Ха! — фыркнула я. — Ты мужчина. Ты свободен. Решил, что желаешь сражаться с Наполеоном, и, хотя был наследником деда, умчался на войну, где подвергал себя всяческим опасностям. И при этом не беспокоился, что кто-то может тебя осудить за эгоизм. Можешь ли ты представить, что произошло бы, заяви я, что тоже желаю путешествовать, причем в обществе одной компаньонки? Господи, меня бы просто-напросто заперли в Бедламе! Это несправедливо. Взгляни на себя! Ты до глубины души возмущен, что я могу даже помыслить о подобном! — Я остановилась и перевела дыхание. Что это со мной? Бесполезные, ни к чему не ведущие тирады… — Прости меня, не стоит затрагивать подобные темы. И сотри потрясенное выражение со своей физиономии. Нет, ничего не говори, я сама все скажу.
Но Питер уже разбушевался:
— И что ты хочешь? Стать такой, как эта омерзительная особа Стенхоп, не мыться месяцами и делить стол и кров с пустынными сусликами и вонючими бедуинами? Это просто идиотизм, и ничего больше!
Я без единого слова отошла и повернулась к нему, только оказавшись в противоположном конце комнаты. Мы долго молча смотрели друг на друга.
— Что же, — наконец проронила я, — поскольку я не собираюсь завтракать в обществе злодеев и оборванцев, похоже, мы с тобой во всем согласны. Я выхожу замуж, чего от меня и ожидали. Буду вести хозяйство, исполняя тем самым свой долг женщины. Никакого идиотизма. Ничего такого, что общество не одобрило бы. Итак, остается одна проблема: разница в возрасте. Ты считаешь, что он слишком стар для меня, а мне совершенно безразлично, будь ему хоть сто лет.
— Почему?
— Что «почему»? Почему меня не заботят его годы?
— Да.
— Мне все равно. Как я сказала, он добр. И предлагает мне то, чего я хочу. Большего я не ожидаю, да и не стоит — давно лишилась иллюзий. Я выйду замуж за графа и считаю это удачной сделкой.
— То есть хочешь сказать, что влюблена в этого человека?
— Нет, конечно, нет. Ничего подобного. Бывает всякое, но при некотором везении и толике порядочности с его стороны мне никогда не придется пожалеть.
Питер подошел к окну, отодвинул штору, вгляделся в парк, как раз через дорогу, напротив дома, и медленно, тихо произнес, словно говоря с собой:
— Судя по тому, что сказал Крейгсдейл, Девбридж богат. Хоть не придется волноваться, что он охотится за твоим состоянием.
— Нет, он даже не потребовал приданого.
— Прекрасно. Ты не любишь его Он дает тебе то, чего, по твоим словам, ты хочешь. Следовательно, я прав: ты, дорогая, нуждаешься в еще одном престарелом опекуне. Скажи, граф, случайно, не напоминает нашего ревнителя порядков, милого дедулю? Ты в самом деле видишь в нем замену усопшему?
— Опять удар ниже пояса, Питер, но я не собираюсь кричать на тебя. Понятно, ты просто пытаешься обозлить меня. Заставить потерять самообладание и сказать то, чего я не собиралась говорить. Итак, ты закончил? — Ты перечислила все, что намерена делать дальше: пойти к алтарю, стать женой и домоправительницей. Однако не упомянула о том, что готовишься подарить графу наследника. Как я уже сказал, пока наследником считается племянник. Но это совсем не то что собственный сын. Неужели граф не хочет заиметь хотя бы одного от своей молодой, аппетитной красавицы жены?
И тут я, не успев опомниться, выпалила:
— Никогда этого не будет, слышишь? Ничего подобного! Ни за что!
— Вот как? Разве он слишком стар, чтобы исполнить супружеский долг? Мне казалось, только лежащий на смертном одре человек не способен взять женщину.
— Заткнись! — взвизгнула я, грозя ему кулаком. — Не желаю тебя слушать! Ты ничуть не лучше остальных! Ну так вот: став женой графа, я не буду волноваться о том, что супруг начнет выставлять напоказ своих любовниц или соблазнять горничных! Мне не грозит унижение от сознания того, что муж не обошел своим вниманием ни одну мою подругу! Граф поклялся, что не коснется меня и не желает иметь детей. Уверял, что все его потребности в женщинах удовлетворяет любовница, скромно живущая в небольшом домике, вдали от посторонних глаз. Она не станет вмешиваться в нашу жизнь. Граф дал слово, что он не причинит мне зла и не опозорит.
Питер долго задумчиво смотрел на меня, прежде чем присвистнуть.
— Я часто гадал, хорошо ли тебе известны любовные похождения твоего высокочтимого родителя. Надеялся, что у твоей матушки хватит здравого смысла и ума не показывать своей горечи и разочарования. Но вижу, этому не суждено было случиться.
— Теперь я могу признаться, что уже в десять лет знала о бесчестии и непорядочности мужчин куда больше, чем любая взрослая девушка. — Я взглянула на Питера и добавила спокойно, без всякого гнева, потому что давно лелеяла эти слова в сердце, холодные и свинцово-тяжелые:
— Окажись я на месте матери, просто прикончила бы его.
— Наверное, — протянул он. — Ты вполне способна отважиться на такое. Но тебе было всего десять лет, когда она умерла. Такая юная… и уже умудренная опытом?
— Да, я знала все. До сих пор в ушах звучат материнские рыдания, а в глазах стоит ее побелевшее лицо, когда он бросал ей имена других женщин.
— Будь она проклята! — прошипел Питер. — Я всегда жалел ее… до этой минуты. В конце концов она взяла меня к себе после смерти родителей и обращалась как со своим сыном. Но теперь я вижу: она была эгоисткой, без капли здравого смысла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45