— Ну, Филип, как же так вышло? Чтобы человек, не растерявшийся в дебрях Шотландии, запутался в трех соснах на каких-то йоркширских задворках? Позор!
А Мартина, его любовница? Филип представил ее лежащей на широкой постели, облаченной в нечто соблазнительно полупрозрачное, предназначенное для возбуждения его похоти, такой нестерпимой, что он готов был снести любые ее издевательства!
Перед ним словно встала серебристо-серая пелена снега. Таша все ускоряла шаг. Филип старался не поднимать головы. Лошадь сама не сойдет с дороги, но если лес в ближайшее время не кончится, придется вернуться в домик. У Филипа всегда было превосходное чувство времени, даже Мартина это признавала. Он неизменно чувствовал точное мгновение, когда она хотела от него тех или иных изысканных ласк.
Улыбаясь, Филип снова вынул часы. Да, еще десять минут, и пора поворачивать обратно.
Мартина, его роскошная, неотразимо ослепительная любовница… Сама мысль о ней согревает его. Когда он сказал, что собирается на север, отпраздновать Рождество с Чарлзом, она приподнялась на локтях и лениво рассмеялась:
— Ах, мой красавчик, значит, ты предпочитаешь мертвую зиму живому теплому телу? Какой абсурд!
Сейчас, застигнутый непогодой, Филип отдал бы половину своего состояния, лишь бы очутиться обнаженным в ее мягкой постели, уткнуться лицом в упругую грудь и продемонстрировать свое искусство непревзойденного любовника.
Метель настолько усилилась, что он снова остановил Ташу и осмотрелся. Внимание его привлекло большое алое пятно на белоснежном фоне. Он поднес руку к глазам и прищурился. Что все это означает? Откуда взялось это пятно? Еще немного, и оно скроется под снегом.
Филип подъехал ближе и, пораженный, уставился на бесчувственную миниатюрную женщину в багряном бархатном плаще. Спешившись, он встал на колени возле незнакомки. Что с ней?! Почему она одна здесь, в метель, в дремучем лесу?
Он осторожно перевернул ее и вгляделся в юное лицо. Да она белее снега, а губы посинели от холода! На белой коже отчетливо выделялись голубые вены. Щеки пересекли две узкие царапины, покрытые засохшей кровью. На лоб падала густая прядь волос цвета красного дерева.
Виконт стянул кожаную перчатку и, чуть приоткрыв ворот плаща, приложил руку к груди девушки. Жива, но дыхание затруднено, и из горла вырываются хрипы.
Филип слегка похлопал ее по щекам. Никакой реакции. Он ударил сильнее и потряс ее за плечи, но она по-прежнему не приходила в себя. Филип видел много случаев обморожения, когда провел зиму в Польше, и знал, что последствия могут быть смертельно опасны. Он поскорее поднял девушку, завернул в свое пальто. Несмотря на промокшую одежду, она была легка, как пушинка.
Филип понял, что продолжать путь невозможно. Он едва видел Ташу, стоявшую не более чем в четырех футах от него. Значит, надо ехать в охотничий домик — это их единственное убежище.
Он крепче прижал к себе незнакомку и направился в обратный путь.
— Жизнь становится все сложнее, — пожаловался он лошади. Та запрядала ушами и тихонько заржала.
Филип отыскал небольшую конюшню на задах дома. Войдя внутрь, он осторожно опустил девушку на вязанку сена, затем быстро ввел Ташу в стойло, расседлал ее и накрыл толстой попоной.
— Как только смогу, немедленно приду покормить тебя, старушка, — сказал он, похлопав кобылу по крупу, после чего подхватил свою бесчувственную «находку» и понес к дому.
Массивная дубовая дверь, как и ожидалось, была заперта. Скрипя сапогами по снегу, Филип обошел здание и увидел еще одну дверь, к счастью, не столь надежную. Он отступил, поднял ногу и с силой ударил в створку. Та дрогнула, но не поддалась. Филип повторил маневр, и вторая попытка удалась: дверь распахнулась. Он переступил порог и оказался в крошечной кухоньке, на редкость уютной, на столах и буфетах которой были разбросаны всякие милые мелочи, а у стены, рядом с камином, высилась охапка дров. И хотя у Филипа еще не выдалось времени заглянуть в кладовую, он был уверен, что от голода они не умрут.
Он зашагал с девушкой на руках по узкому коридору, ведущему в центральную часть дома. Окинув столовую безразличным взглядом, молодой человек направился дальше, в гостиную. Здесь вся мебель была затянута чехлами из голландского полотна. Чувствуя, что сырость от мокрой одежды девушки проникает сквозь его жилет, Филип торопливо поднялся по винтовой лестнице. В конце коридора он обнаружил большую спальню с широкой кроватью. Откинув покрывало, он уложил девушку на постель, снял с нее плащ и стал расстегивать бесчисленный ряд пуговиц на тяжелом от влаги платье. Опытный глаз отметил отменное качество и изысканный покрой ее туалета. Она не дочь фермера, уж это несомненно.
При виде ее обуви Филип нахмурился. Сапожки для верховой езды и явно не предназначены для прогулок по лесу. Куда девалась ее лошадь? Может, сбросила наездницу и убежала в родную конюшню? Вполне вероятно. Но что заставило девушку пуститься в путешествие в такой день?
Филип поспешно стащил с нее нижние юбки и сорочку, все вышитое, из белоснежного батиста. За ними последовали толстые шерстяные носки.
Филип внимательно посмотрел в лицо незнакомки, но густые ресницы не дрогнули. Он осторожно согнул ей руки и ноги, опасаясь переломов, прижал ладонь к жилке, слабо пульсирующей на шее. Сердце билось медленно, но ровно. Кажется, ничего не сломано. Что же все-таки с ней произошло?
Судя по всему, перед ним не девочка, а молодая женщина. Длинноногая, изящная… нет, он не посмеет оценивать ее женские достоинства, это неблагородно с его стороны.
Филип торопливо укрыл ее, подтянув одеяло к самому подбородку, затем собрал в кулак копну красных, как платье шлюхи, волос и раскинул по подушке. Сейчас она казалась ему мертвым ангелом, абсолютно неподвижным, с мраморной кожей. Он сел рядом, приложил ладонь сначала к ее лбу, потом к щекам. Совсем холодные… но немного спустя бедняжку начнет пожирать лихорадка, которая, вероятнее всего, унесет ее жизнь. Подобно тому, как случилось с Люциусом, его сводным братом, наполовину французом, имевшим мужество добровольно последовать за Наполеоном в бескрайние просторы России.
Глядя на незнакомку, Филип на мгновение представил изможденное лицо Люциуса, иссушенное голодом и беспощадными ветрами. Он успел добраться до Польши, где его и нашел Филип.
Дрожащими руками он поплотнее укутал девушку и заставил себя отвлечься от мучительных воспоминаний, терзавших его. Как она неподвижна!
Он еще раз проверил, дышит ли девушка. Кажется, жива, хотя едва-едва. Филип так и не смог спасти Люциуса, но будь он проклят, если даст умереть малышке!
Глава 5
Филип шагнул к бельевому шкафу, вынул несколько одеял и набросил их на девушку и только потом спустился в кухню за дровами. Небрежные, чуть расхлябанные манеры и праздный вид бездельника, которыми он славился среди приятелей и знакомых, исчезли как по волшебству.
Он развел яркий огонь в камине, раздувая угли, пока оранжевые языки не взвились чуть не до самого дымохода, проверил состояние больной и, не найдя никаких перемен, отправился в конюшню позаботиться о Таше и принести саквояж. Метель разыгралась с такой силой, что Филип едва нашел дорогу: приходилось держать голову как можно ниже, иначе снежные хлопья залепляли глаза. Лишь теперь его осенила ужасная мысль: слуги, присматривающие за охотничьим домиком, наверняка побоятся выйти из своих коттеджей, пока буран не стихнет. Кто знает, сколько времени пройдет.
Таша приветствовала хозяина радостным ржанием. Она уже освоилась и спокойно жевала сено. Что ж, по крайней мере хоть за лошадь не придется волноваться. Он потрепал Ташу по холке, поднял саквояж и бегом вернулся в дом. В спальне царили уют и тепло, и Филипу сразу стало легче на душе. Он распаковал вещи, аккуратно разложил на стуле и подумал, что неплохо бы надеть на девушку что-то вроде ночной сорочки.
Стащив чехол с солидного квадратного комода, он порылся в ящиках, набитых мужской одеждой, к сожалению, слишком для него короткой. Под нижним бельем, однако, отыскались два старых поношенных бархатных халата. Филип сел у постели больной и снова прижал ладонь к ее лбу и щекам. Кожа немного потеплела, а губы потеряли пугающий синеватый оттенок, однако в сознание девушка так и не пришла. Он осторожно ощупал ее голову и, к счастью, не обнаружил ни шишки, ни каких-либо других следов падения. Спустив одеяла пониже, он приложился ухом к ее груди. Дыхание по-прежнему затруднено, и к тому же он расслышал влажные булькающие хрипы. Филип насторожился, вспомнив те же ужасные звуки, исходившие из съеденных болезнью легких Люциуса. Девушка шевельнулась, с трудом подняла руку и затряслась от озноба. Филип поскорее натянул на нее халат, дважды обернул полами и стянул поясом, а поверх надел второй халат. Почему нет? Затем накрыл девушку одеялами и легонько похлопал ее по щекам. Пора ей очнуться.
— Ну же, откройте глаза, хотя бы ради меня. Постарайтесь. У вас все получится. — Незнакомка что-то неразборчиво промямлила и отвернула голову. — Не пытайтесь отделаться от меня. Я упрямее осла. Просыпайтесь. — Она жалобно застонала. — Я заключил пари со своей кобылой Ташей, что в дополнение к порочному рыжему цвету ваших волос природа наградила вас зелеными глазами. Нет, пожалуй, у ваших волос оттенок красного дерева, верно? Ах, все равно порочный. Ну же, откликнитесь, должен же я знать, кто выиграл.
Ее веки чуть затрепетали.
— Наберитесь мужества снова встретиться лицом к лицу с этим жестоким миром. И со мной. Поверьте, я не самый худший представитель рода человеческого. Неплохой парень и хороший друг. Соберитесь с силами.
Слишком хорошо помнил Филип, что чем дольше человек, подвергшийся воздействию холода, не приходит в сознание, тем меньше его шансы выжить. Нет, он не станет равнодушным свидетелем еще одной смерти!
— Черт побери, немедленно делайте, как вам говорят! — заорал он. — Дьявол, да двигайтесь же!
Не помня себя от страха и ярости, Филип схватил ее за плечи и тряхнул. Девушка тихо захныкала и попыталась оттолкнуть его, но пять толстых одеял оказались серьезным препятствием.
— Откройте глаза и взгляните на меня, иначе это плохо для вас кончится, — предупредил он, продолжая трясти ее.
Словно сквозь туман до Сабрины донесся чей-то незнакомый голос. Кто-то неумолимо жестокий вынуждал ее открыть глаза. Она с трудом приподняла веки, но все плыло и кружилось. Снова этот голос, ужасно сердитый. Сабрина моргнула, и все внезапно прояснилось. Над ней склонился мужчина… держит за плечи…
Сабрина вскрикнула и, мучительно закашлявшись, выдавила:
— Нет, пожалуйста, нет, Тревор… отпустите меня… не надо…
Филип уставился в огромные фиалковые, чуть раскосые глаза, опушенные густыми ресницами немного более темного, чем волосы, оттенка, и, увидев страх… нет, безумный ужас в этих бездонных озерах, медленно и раздельно выговорил:
— Я не Тревор и не причиню вам зла. Тревора здесь нет. Только вы и я. Не бойтесь меня. Вы поняли?
Девушка невероятным усилием воли взяла себя в руки и всмотрелась в неизвестного.
— Вы не Тревор, — тихо подтвердила она.
— Нет, разумеется. Не бойтесь меня. Я всего лишь хочу вам помочь.
— Вас послал Господь?
Филипу пришлось призадуматься над столь необычным вопросом.
— Знаете, все возможно. Я заблудился в лесу и случайно увидел вас лежащей на поляне.
— Что-то не слишком вы походите на Божьего посланника.
— Мой отец утверждал, что посланники Господни являются в разных обличьях, иногда даже в весьма странных. Не отвергайте меня лишь потому, что я не похож на благочестивого методистского священника.
— Ваши волосы темнее шторма в Ирландском море. Не думаю, что у методистов бывают черные волосы. Правда, должна признаться, что никогда не встречала никаких методистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47