— Вот видите! Я хоть и не святой, но спас святую.
Филип улыбнулся девушке, прекрасно сознавая, что она еще не в силах собраться с мыслями. Однако для человека, подвергавшегося смертельной опасности, она удивительно быстро оправилась и отвечает вполне логично. Он чуть коснулся ладонью ее щеки. Теплая, но не пышет жаром. Девушка не отстранилась.
— Будь я мужчиной, хотела бы иметь вашу внешность. Вы высокий?
— Почти великан.
— Все мужчины гиганты в сравнении со мной. Я давно перестала расти и ужасно расстраивалась по этому поводу, но дедушка утверждает, что все это вздор и не играет ни малейшей роли. Постоянно повторяет, что я — само совершенство.
— Совершенства обычно нелегко достичь, но в отношении вас это чистая правда. И вообще дедушки чаще всего бывают правы.
— Возможно, но он слишком меня любит. Кажется, одеял чересчур много. Они такие тяжелые, так давят на меня!
Видя, что он не хочет ей помочь, Сабрина сделала попытку выбраться на свободу.
— Лежите спокойно. Сейчас устрою вас поудобнее.
— Я просто дышать не могу.
— Знаю. И постараюсь облегчить вашу участь.
Филип тяжело вздохнул, понимая, что дело не в одеялах. Девушка сильно простудилась.
— Так лучше?
Она покачала головой и снова заворочалась, умудрившись наконец скинуть два верхних одеяла. Филип поймал ее руки и прижал к бокам.
— Нет, вам нужно тепло. Мне очень жаль, но даже без одеял вам будет трудно дышать. Сейчас самое главное — не сопротивляться ни мне, ни боли. Постарайтесь дышать совсем неглубоко. Вот так. Медленно, поверхностно…
Он вспомнил, как давным-давно говорил Люциусу то же самое, и нахмурился.
— Скоро вам станет лучше, обещаю.
— Помогите мне, пожалуйста, — прошептала девушка. Ее глаза снова были закрыты, руки бессильно обмякли. Филип опять совершил набег на бельевой шкаф, вытащил несколько полотенец и повесил одно из них на каминную решетку. Уже через пять минут полотенце так нагрелось, что он с трудом мог держать его в руках. Откинув одеяла и разведя воротники халатов девушки, он предупредил:
— Неприятные ощущения быстро пройдут, и вы сможете дышать свободнее.
— О Боже, — вздохнула она, когда горячая ткань коснулась голой кожи, и попыталась сбросить полотенце, но Филип быстро прикрыл ее одеялами. Девушка больше не произнесла ни звука, только слезы струились по щекам. Он смахнул их и снова стиснул ее руки.
— Простите, но иначе нельзя. Вот увидите, скоро все пройдет. Кстати, как вас зовут?
— Зовут… — едва слышно повторила она, морщась от боли. — Имя… вы просто пытаетесь меня отвлечь, верно?
— Абсолютно.
— В таком случае называйте меня Бри.
— Бри — это французский сыр, настолько мягкий, что тает от жары, и к тому же я всегда терпеть его не мог. Правда, моя мать его обожала. Не могу понять, что в нем такого находят французы и отчего поют ему столь назойливые дифирамбы. Кстати, вы совсем не похожи на француженку, так что вряд ли вас назвали в честь сыра.
— Нет-нет, это уменьшительное от Сабрины.
Филип улыбнулся и легонько надавил пальцем на кончик ее носа.
— Имя вам подходит. А ваша фамилия?
В ее невероятных, волшебных глазах снова вспыхнул ужас. Ужас и сомнение. Наверное, она боится, что он такой же негодяй, как тот.
— Перестаньте. Я не Тревор.
— Мне остается только надеяться на это.
— Поверьте, так оно и есть.
Кажется, страх и тревога постепенно тают…
Филип усмехнулся и погладил ее по щеке.
— Моя кобыла выиграла пари. У вас вовсе не банальные зеленые глаза, которые так часто встречаются у рыжих. Никогда не видел таких красивых фиалок!
— Я унаследовала их от бабушки. Ее звали Камилла. Дедушка безумно ее любил. Они никогда не ссорились. Кстати, это у вас зеленые глаза, и вовсе они не банальные. Похожи на влажный лесной мох.
— Влажный мох и французский сыр. Интересное сочетание.
— Болит гораздо меньше! Просто замечательно!
— Готовы к новому испытанию?
— Нет, умоляю, подождите. Мне уже не так плохо.
— Я Филип Мерсеро.
— Вы нездешний.
— Именно. Как уже было сказано, я заблудился. Этот злосчастный Чарлз даже не мог правильно объяснить, как добраться до Морленда. Это его дом. Слышали?
Она явно знала Чарлза, это было написано на ее лице. Но по какой-то причине Сабрина боится открыть, кто она. Отчего? Но разве это так важно сейчас? Недаром Филип любил всяческие тайны и загадки, а Сабрина, без сомнения, хранит не меньше секретов, чем любая монахиня эпохи Возрождения.
— Вы никогда обо мне не слышали?
Она покачала головой.
— Ладно, оставим это. Главное — я здесь и позабочусь о вас. Как насчет очередного горячего полотенца?
Девушка кивнула, с удивлением сознавая, что ей становится лучше, а тепло приятно растекается по всему телу. Она всмотрелась в красивое молодое лицо с правильными чертами, склонившееся над ней. Филипу, должно быть, не более двадцати шести — двадцати семи лет. Почему она не может отвести взгляда от его чарующих глаз? Как жаль, что он направлялся в Морленд! Правда, возможно, все к лучшему, иначе она была бы к этому времени уже мертва.
— Несу! — предупредил Филип, но не тронулся с места: Сабрина высвободила руку и поднесла к его щеке. Филип не шелохнулся, чувствуя, как кончики тоненьких пальчиков легко касаются его подбородка, скулы, носа.
— Нет, — почти неразборчиво пробормотала она, — слава Богу, вы совсем не похожи на Тревора.
Но тут последние силы покинули ее, и рука безвольно упала на одеяло.
— Разумеется, не похож, Сабрина.
Он сжал ее ладони и несколько мгновений рассматривал изящные, словно вылепленные из алебастра кисти. Ни мозолей, ни следа от иголки. Она в самом деле настоящая юная леди.
Гримаса боли вновь промелькнула на лице Сабрины, и она поспешно отвернула голову, не желая, чтобы он видел, как она слаба и труслива. Но лающий кашель заставил ее судорожно выгнуться. Филип торопливо вскочил и принес новое полотенце. Сабрина нервно вздрогнула, но на этот раз с честью выдержала испытание. Филип накинул на нее одеяла и отправился на поиски лекарств — должны же в доме быть какие-то лекарства! Его усилия были вознаграждены. В крошечной каморке в конце коридора он обнаружил целый ящик с бинтами, мазями, притираниями и настойкой опия — словом, все то, что и ожидал найти в охотничьем домике. Он отмерил несколько капель опия в стакан воды и вернулся в спальню.
— Выпейте это. Все сразу, — сказал он, приподнимая девушку.
Хотя Сабрина старалась глотать помедленнее, она все же захлебнулась и закашлялась. Филип прижал ее к себе и похлопал по спине.
— Ш-ш-ш, все в порядке. Вода не в то горло попала. Дышите осторожно и неглубоко. Нет, не сопротивляйтесь.
Он удерживал Сабрину, пока та не отдышалась, и снова поднес стакан к ее губам. На этот раз девушка допила все, до последней капли. Филип бережно опустил ее на подушки, и она застыла, терпеливо ожидая, пока станет легче. Он продолжал стоять, внимательно изучая Сабрину и удивляясь внезапному стремлению уберечь и защитить это страдающее неземное создание. Ей около восемнадцати лет… по всей вероятности, она до сих пор девственна, поскольку обручального кольца нет. Кто же такой этот ублюдок Тревор, из-за которого ей пришлось бежать из дома? Вне всякого сомнения, именно из-за него бедняжка очутилась в зимнем лесу. Филип отвел со вспотевшего лба влажный красноватый локон. Похоже, Сабрина заснула: ресницы темными опахалами лежали на бледных щеках. Она поистине прелестна, хотя при данных обстоятельствах это не имело особого значения.
Глава 6
Филип оставил дверь спальни открытой, чтобы услышать, когда проснется Сабрина, а сам спустился на кухню. Он был так голоден, что невольно вспомнил, как вместе с однополчанами-офицерами коротал ночные часы у походных костров в горах Испании, жаря на вертелах с трудом добытых перепелок и кроликов, без которых не смог бы выжить и вернуться. Тогда он выучился варить суп из костей и даже видел, как его люди пекли лепешки в импровизированных печах. Но, черт возьми, с тех пор прошло более четырех лет, и за все это время ему ни разу не пришлось заботиться о пропитании. Подумав об изысканных обедах, которые имела обыкновение готовить его повариха в Динвитти-Мэнор, он едва не лишился сознания. Представить только, что в Лондоне он старался есть как можно меньше, опасаясь растолстеть! Нет, как только вернется в загородный дом, он немедленно повысит поварихе жалованье!
Он вошел в маленькую холодную кладовую рядом с кухней и с облегчением увидел, что владелец домика оказался поистине предусмотрительным хозяином. С крюка в потолке свисал прекрасный копченый окорок, по углам стояли мешки с мукой, сахаром, солью, картофелем, луком, морковью, сушеным горохом и даже полбочонка сушеных яблок!
Филип Эдмунд Мерсеро, виконт Деренкур, надел большой белый передник и приступил к нелегкой задаче приготовления относительно съедобного супа: порезал овощи, ломоть ветчины и бросил все это в горшок вместе с пригоршней гороха. Покончив с этим, он беспомощно огляделся в поисках воды, словно в надежде, что в кухне как по волшебству появится ручей, но, не дождавшись, вышел во двор и набрал снега в самый большой горшок. Колодец, должно быть, погребен под снежным покровом толщиной в фут.
Не прошло и десяти минут, а суп уже весело булькал на огне.
— Слава Богу, не такой уж ты безрукий лентяй, — похвалил себя Филип, снял передник, вымыл руки и побрел наверх. Бесшумно подойдя к кровати, он взглянул на Сабрину. Глаза ее были закрыты, а дышала она так тяжело, что хрипы были слышны в коридоре. Однако щеки оставались прохладными.
Сабрина ощутила легкое прикосновение и заставила себя поднять веки. В первый момент она не сумела разглядеть лица стоявшего перед ней мужчины и съежилась от страха, но тут же, вспомнив, успокоилась.
— Филип…
— Да, Сабрина, не волнуйтесь, я здесь, — тихо произнес Филип. Не хватало еще перепугать ее до смерти.
Странно, откуда он знает ее имя? В памяти всплывали отдельные подробности ее побега из Монмут-Эбби: лес, метель, охромевшая кобыла…
— Мне так холодно, — пожаловалась она, — ужасно холодно, совсем как в лесу. Но я больше не в лесу. Что со мной?
— Ничего страшного. Со мной вам ничто не грозит, Сабрина. Лежите спокойно. Я вас согрею.
Филип снял с решетки очередное полотенце и положил на грудь девушки. Та застонала.
— Нет, не двигайтесь, пусть тепло проникнет как можно глубже. Главное, лежите смирно. Вот так.
Она послушалась и постаралась не шевелиться, хотя это было довольно трудно. Обжигающий жар медленно проникал внутрь. Невыразимое ощущение!
Он коснулся ее волос и покачал головой:
— У вас волосы так и не просохли.
— Зато мне лучше. Вы были правы. У меня даже кости плавятся.
Филип старательно подоткнул одеяла.
— Вот и прекрасно. Теперь вам нужно поспать. Чем крепче сон, тем скорее выздоровление. Помню, как мама твердила мне это после того, как я едва не утонул. Мне это помогло, поможет и вам. Если понадоблюсь, буду рядом.
Но девушка уже не слышала его. Она спала.
Филип подошел к окну и отдернул шторы. Пурга по-прежнему свирепствовала. Филип невольно улыбнулся. Неумолимый рок и неуклюжие инструкции Чарлза, должно быть, объединились, чтобы изменить его жизнь.
Он слишком стар и измучен. Иногда ему хотелось закрыть глаза и тихо отойти в мир иной. Он не заслуживал долгой жизни, дарованной Богом, особенно после того, как позволил Камилле умереть. По его вине она скончалась в родах. Ему не следовало соглашаться на мольбы жены подарить ей дочь. У них был всего один сын, и она так хотела еще ребенка! Но Господь забрал Камиллу и новорожденного сына.
Нет, он не станет сейчас думать о Камилле.
Граф подался вперед, вцепившись в подлокотники кресла, и вперил взор в старшую внучку. Стоит признать, что она изящна, хорошо сложена и могла бы считаться хорошенькой, если бы не гримаса постоянного недовольства, тянувшая вниз уголки ее губ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47