Сегодня все было как обычно. Но в десять часов вечера к нему в кабинет зашел метрдотель Баглай Фридрих Маркович и, переминаясь с ноги на ногу, нерешительно проговорил:
— Не знаю, может быть мне показалось, но все же я счел нужным вас предупредить.
Внутри у Геннадия будто что оборвалось, появилось нехорошее предчувствие.
— Что?! Что случилось?
— Там два довольно странных типа… — начал было метрдотель, но Зяблицкий от излишнего возбуждения его перебил:
— Почему? Почему странные?
— Заказали приличный ужин, а пьют только «Карачинскую». Сидят, молчат. По всему, кого-то ждут.
— Ну и что тут странного? Я лично ничего тут странного не вижу. Обыкновенно. Может быть они бывшие алкоголики или диабетики? — проговорил Геннадий, поймав себя на мысли, что, скорее, пытается уговорить себя в обычности поведения посетителем, чем метрдотеля.
— А один из них уже успел побывать в служебном коридоре?
От этого сообщения Заблицкий почувствовал, как у него сначала похолодел, а потом помертвел кончик носа. Когда-то он его сильно отмораживал, и сейчас, когда сильно волновался, переставал его чувствовать.
— То-есть как так? Зачем? — спросил в замешательстве.
— Понятия не имею, — пожал плечами метрдотель. — Эти двое парней меня давно заинтересовали. — А когда один из них встал и вышел, я пошел следом. Вижу, он в коридоре таблички на дверях читает. Я спрашиваю: «Что вам нужно?» А он: «Где тут у вас туалет?» Ну, я его и проводил до туалета.
— А зачем он тут, наверху, туалет? — спросил Геннадий, все ещё отказываясь верить, что совсем недавно рядом по коридору гуляля его смерть.
— Вот и мне не совсем понятно, Потому и пришел доложить.
— Пойдем, ты мне их покажешь.
Они спустились вниз. Приоткрыв дверь в зал. метрдотель сказал:
— Вон видите в центре зала двух здоровых парней?
Геннадий увидел их сразу и понял — это за ним. Экие два мордоворота. На них стоит только взглянуть, и к бабушке ходить не надо, чтобы понять — киллеры. Особенно один. Сущий злодей. Наверное, не один десяток душ загубил?
Зяблицкий поспешно прикрыл дверь, будто боялся, что киллеры его увидят и тут же примутся за свое страшное дело.
Вернувшись в кабинет, он запер дверь на три оборота ключа и на задвижку. Хотя для таких амбалов это разве преграда? Что же делать?! Может быть позвонить Беркотову? Генка нашел в ящике стола его визитку, но звонить не решился. Может быть милиция в курсе. У тех же все под контролем — и госбезопасность. Или как её теперь? ФСБ. И ФСБ, и милиция, и прокуратура. Ну исчезнет с лица Земли ещё один бывший зек со смешной кличкой Тушканчик. Эка важность. Этого никто даже и не заметит. Стоит ли из-за такого с кем-то вступать в конфликт? Нет, звонок может лишь усугубить его положение. Но что же все-таки делать? Где он — выход?
Зяблицкий посмотрел на часы. Всего только одиннадцать. До часа ещё два часа. За это время он здесь умрет от страха. И в это время в дверь постучали. Геннадий вздрогнул, весь сжался. Кончик носа совсем омертвел, такое впечатление, что вот-вот отвалится. Стук повторился. Стучали деликатно. Не должно, чтобы эти — киллеры. Заяблицкий с трудом встал и, едва передвигая, ставшие многопудовыми, деревянные ноги, доплелся до двери, но горло от страха перехватило, и он долго не мог произнести ни единого слова, Постучали в третий раз.
— Кто там? — наконец прохрипел он.
— Это я, Геннадий Иванович, — послышался извиняющийся голос метрдотеля.
«А может быть они там его держат под дулом пистолета?» — подумал Зябюлицкий. Спросил:
— Что тебе?
— Есть дополнительная информация.
А-а, все равно уж. И Геннадий обреченно открыл дверь, готовый ко всему. Но метрдотель был один.
— Что у тебя? — спросил Геннадий.
— Только-что перед вашей дверью был второй, — отчего-то шепотом ответил метрдотель. Кажется, он уже начал понимать, кто эти двое и зачем сюда пришли. — Я спросил, что он здесь потерял, А он, как и первый, тоже спросил насчет туалета.
— Черт знает что такое! — Генка едва не рассплакался от безвыходности своего положения. Так не хотелось умирать. Но, ничего не поделаешь, придется. Сумбурная какая-то получилась жизнь. Только-только, кажется, зажил по-человечески, как уже пора прощаться.
Зяблицкий вновь глянул на часы. Десять минут двенадцатого. А что если они знают его распорядок и ждут именно часа ночи? Очень возможно.
— Я наверное поеду домой, — сказал он. — Устал что-то. Скажешь Корзухину, что остается за меня. Метрдотель сочувственно покачал головой.
— Хорошо, Геннадий Иванович. Счастливого пути!
И гляда на пожилого солидного метрдотеля, Заблицкий отчего-то подумал: «Наверное, и он зовет меня за глаза Генкой». И так ему стало себя жалко, что хоть ложись и помирай, честное слово!
— Прощай, Фридрих! — проговорил он печально, чуть не плача. — Хороший ты человек.
Генка покинул клуб по служебному выходу, сел в свою «Тойоту» и уже через пятнадцать минут был дома. Ни погони, ни чего такого не обнаружил. И это его приободрило. Запер две двери на все замки и совсем повеселел.
Правда, Надежда спросила:
— Что это с тобой?
— А что со мной? — ответил он вопросом.
— Ты как в воду опущенный.
— А-а! — лишь раздраженно махнул на неё Генка рукой, ничего не сказав ни про киллеров, ни про свои страхи. Зачем ещё её к этому подключать, верно?
Посмотрели телевизор, попили чайку. И тут Генка возьми и выгляни в окно. И буквально остолбенел. Два злодея под его окнами стоят, курят. Заметался Зяблицкий в панике по квартире. А жена: «Что такое?! Что такое?!», — догадалась, что что-то случилось. Пришлось ей все выложить. Она аж вся позеленела от страха. Это и понятно — если киллеры придут, то и её не пожалеют.
— Звони, Генка, в милицию! — сказала Надежда.
Но он и на этот раз не решился. Погасили свет, стали через тюлевую штору наблюдать за бандитами, дрожа, будто цуцики, то ли от озноба, то ли от страха, а скорее от того и другого.
И вот увидели, как киллеры вошли в их подъезд.
— Ой, Гена, я сейчас описаюсь от страха, — прошептала Надежда и заплакала. — Умоляю, повони в милицию!
А потом он услышал, как киллеры пытаются открыть дверь. И Генка понял, что у него остался единственный выход — позвонить Беркутову. И решительно направился к телефону.
Глава седьмая: Кража в гостинице.
Вадиму Сидельникову предстояло установить — у кого из проживавших в гостинице «Сибирь» осенью прошлого года была похищена видеокассета. Учитывая отсутствие каких-либо данных об этой краже, задача была не из легких. Однако, по опыту работы в милиции, зная повадки гостиничных воров, Вадим предположил, что Бумбараш имел помощника, который должен был, как говорят блатные, «стоять на васаре» и подстраховывать Дежнева. Осталось за «малым» — найти этого помощника.
Беседы с блатными, с которыми был близко знаком Дежнев, ничего не дали, никому ни о каком помощнике Бумбараш не говорил. Что делать? Может быть не было никакого помощника? Вполне возможно. Но необходимо до конца отработать эту версию. И Сидельников решил вновь отправиться к престарелой матери Дежнева.
Она встретила его, как старого знакомого, широко заулыбалась.
— Что-то вы зачастили ко мне, гражданин хороший?
— А почему «гражданин»? Вы что, Мария Ивановна, раньше были судимы.
— Что ты, что ты! Окстись! Бог миловал. Это все Сереженька мой — «гражданин» да «гражданин». Вот и я привыкла. Не хотите, мил человек, кваску домашнего с дорожки испить?
— Нет, спасибо!
— Зря отказываетесь. Квас у меня хороший, ядреный. Это не то, что в магазине.
— Нет, просто я не хочу пить.
— Ну, на нет и суда нет, — отчего-то опечалилась Дежнева.
— Скажите, Мария Ивановна, у вашего сына бывали друзья?
— Ну как же не бывали. Только я их не любила и все с Сереженькой из-за них скандалила, все уговаривала его отринуться от них. Вороватые они все и, как собаки, с кличками. Тьфу ты, Господи! Но он только посмеивался, а свое продолжал. Вот его Господь-то и наказал.
— А кто из них был чаще других?
— Да не скажу, что они часто были — чувствовали мое к ним отношение.
— И все же?
— Чаще других, говоришь? — Мария Ивановна на какое-то время задумалась. — Борис, пожалуй. Точно, он.
— Как его фамилия?
— А вот фамилии, мил человек, не знаю. Они же мне не представлялись. Это я из разговоров их кое-что, а так… Откуда ж я их фамилии знаю.
— Как он выглядел?
— Чего говорите?
— Как он выглядел? Какова наружность этого Бориса?
— Обыкновенная наружность. Здоровый такой, мордастый, рыжеватый. Да, его ещё мой Сереженька «варамана» называл. Что за варамана такая, — недоуменно пожала плечами Дежнева, — Я ж говорю — все не как у людей.
Кличка была действительно странная. И тут Вадима осенило.
— Может быть, Мария Ивановна, «вира-майна»?
— Во-во, так и есть. А что это за «вирамана»?
— Это строительные термины, Мария Ивановна, означают — вверх-вниз.
— Ну, надо же! — удивилась Дежнева. — А чего ж его этим термином назвали?
— А вот этого я не знаю, — рассмеялся Сидельников. — А где он живет, этот Борис?
— Чего не знаю, мил человек, того не знаю. Сереженька сказывал, что он прежде где-то здесь жил, — Мария Ивановна махнула рукой в сторону особняков новых русских. — Да богатые им квартиру купили, а дом их, значит, снесли. А нам все обещают и обещают. Так, наверное, и помру в своей халупе. Да все одно уж. Какая без Сереженьки жизнь. — На глазах старой женщины навернулись слезы.
Сидельников достал фотографию Степаненко, показал Дежневой.
— А этого человека вы видели?
Она долго подслеповато рассматривала фотографию, затем нерешительно сказала:
— Вроде был как-то. Такой солидный, в годах уже?
— Да.
— Был. Точно. Они сначала с Сережей выпивали, а потом сын стал показывать… Ну, как его? Видик. А затем этот вот чему-то возмутился и ушел.
Попрощавшись с Дежневой, Вадим отправился с Заельцовское райуправление, где быстро установил вора со столь необычной кличкой. Им оказался Иванов Борис Александрович, двадцати семи лет от роду. Проживал он неподалеку, на Ботаническом жилмассиве. Но Сидельников точно помнил, в Заельцуовской группировке парня с кличкой Вира-майна не было.
Однако, в квартире он Бориса не застал. Был лишь его младший брат Костя, парнишка лет шестнадцати. Узнав кто такой Сидельников, он сильно занервничал, испуганно зашнырял по сторонам взглядом. Из чего Вадим сделал вывод, что в биографии этого парнишки уже не все чисто. Спросил:
— Где твой брат?
— Который? — проговорил Костя, глядя куда-то в окно.
— А сколько у тебя их?
— Трое.
— Борис?
— На работе, наверное.
— А где он работает?
— В фирме шоферит.
— Что за фирма?
— «Болдырев и К»,
— Где она находится?
— В складах на Клещихе.
— Понятно. А ты чем занимаешься?
— Я-то?
— Ты-то?
— Пока ничем. Меня нигде не берут по малолетке. Иногда помогаю Борьке разгружать вагоны, когда к ним товар приходит. Но это не часто.
— Почему же не учишься?
— Меня в прошлом году из школы выгнали, из девятого класса.
— Как так — выгнали? Исключили что ли?
— Ну да, — кивнул Костя.
— За что?
— А я это… — Костя ухмыльнулся. — Я на уроке дымовую шашку поджег.
— Где ты её взял?
— Нашел, — обеспокоенно, воровато зыркнул на Вадима парнишка.
— Только за это тебя исключили?
— Ну, почему… Было еще.
Сидельников попрощался с пареньком, не предполагая, что через пару часов снова с ним встретится.
На Клещихе он без особого труда отыскал склад, который занимала фирма «Болдырев и К». На этот раз ему повезло. Грузовая «Газель» Бориса Иванова как раз стояла под разгрузкой. Дежнева довольно точно его описала. Это был массивный, полноватый парень с грубым и довольно примитивным лицом. Короткая стрижка светло-рыжих волос обнажала могучую шею.
Вадим подошел, представился. Борис посмотрел на него долгим, тяжелым взглядом. Сказал недружелюбно:
— Зря, начальник, ноги бил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47