Таким образом, мне дают возможность выровнять баланс. Думаю, мне надо это сделать и сделать убедительно. Они обещали ограничить весь разговор об этой чепухе в «Обсервер» десятью минутами, не больше, а остальное время посвятить общеполитическим вопросам и нашим планам на четвертый срок. Что ты об этом думаешь?
Урхарт предпочел не говорить о том, что он думал по этому поводу. Коллинридж зачастую использовал его как звуковой отражатель: собираясь на что-то решиться, он «бросал» об Урхарта разные идеи и аргументы и слушал, как они звучат. Урхарта это более чем устраивало, поскольку таким образом он всегда был в курсе его замыслов.
— Я думаю, в подобных обстоятельствах настоящие мужчины должны принимать решения сами.
— Отлично! — ухмыльнулся Коллинридж. — Рад, что ты так думаешь, потому что я уже принял это предложение. — Он вдохнул воздух и с силой выдохнул его через раздутые ноздри. — Ставки, Френсис, очень высоки, и я понимаю, что другой, легкой альтернативы нет. Наконец-то я вижу накой-то просвет!
Теперь уже Урхарт смотрел в окно и напряженно думал. В этот момент солнце вновь скрылось за тучами. По оконному стеклу застучали капли дождя.
Позвонил Главный Кнут, и Пенни переключила его на аппарат О'Нейла в его кабинете. Через несколько секунд дверь кабинета тщательно прикрыли. Вскоре Пенни услышала, как О'Нейл что-то нричал в телефонную трубку, но не разобрала, что именно.
Под влиянием смешанного чувства любопытства и беспокойства она тихонько постучала в дверь, потом осторожно отнрыла ее. О'Нейл сидел за столом, зажав голову руками. Услышав, как вошла Пенни, он поднял глаза и уставился на нее безумным взглядом.
Голос его был хриплым, речь бессвязна.
— Он… угрожал мне, Пен. Он сказал, что если я этого не сделаю, то… он всем расскажет. Я сказал, что не буду этого делать, но… Мне надо поменять досье…
— Какое досье, Роджер? Что именно ты должен сделать? — Никогда еще не видела она его в так ом состоянии. — Чем я могу тебе помочь?
— Нет, Пен, ты не сможешь помочь. Нет, с этим ты не поможешь… Проклятые компьютеры! -Похоже было, что он понемногу начинал приходить в себя. — Пенни, я хочу, чтобы ты полностью забыла обо всем этом. Я хочу также, чтобы ты пошла домой. Можешь быть свободной весь остаток дня. Я… скоро уйду. Пожалуйста, не болтайся поблизости, ожидая меня, а прямо сейчас иди домой.
— Но, Роджер, я…
— Никаких вопросов, Пен, никаких вопросов! Уходи! Сконфуженная и испуганная собирала она свои вещи.
О'Нейл захлопнул дверь кабинета и заперся изнутри.
Воскресенье, 24 октября
По ходу передачи Коллинридж все больше успокаивался. В предыдущие два дня он много готовился, перебрал все возможные вопросы, что позволило ему с искренним вдохновением говорить о планах на будущее. Он настоял на том, чтобы вопросы, касающиеся опубликованных в «Обсервер» обвинений, были оставлены на самый конец передачи. В этом случае ведущий «Событий недели»не мог бы нарушить их договоренности о десятиминутных рамках этого раздела. Кроме того, Коллинридж хотел чувствовать себя на высоте положения, прежде чем вступить в схватку. Он надеялся, что после его сорокапятиминутного выступления с рассказом о блестящем будущем страны вопросы, связанные с обвинениями, будут выглядеть просто неуместными придирками.
Объявили о последнем перерыве на рекламу. Жена улыбнулась ему с противоположной стороны студии, в ответ он протянул к ней руки с поднятыми вверх большими пальцами. Ведущий дал знак, что они снова выходят в прямой эфир.
— Господин Коллинридж, последние минуты этой программы я бы хотел посвятить обвинениям, содержавшимся в «Обсервер». Как известно, там говорилось о Чарльзе Коллинридже и его янобы незаконнои операции с акциями.
Серьезно глядя в объектив телевизионной камеры, Коллинридж кивнул головой, как бы говоря, что у него нет оснований бояться таких вопросов.
— Как я понимаю, на этой неделе Даунинг-стрит выступил с официальным заявлением, в нотором отрицалась какая-либо связь членов вашей семьи с этим делом и выдвигалось предположение, что одного человека ошибочно приняли за другого. Верно ли это?
— Конечно, не исключено, что произошла ошибка и к этому делу имеет отношение какой-то другой Чарльз Коллинридж. Мне не приходит в голову никакое другое объяснение. Могу тольно повторить, что моя семья не имеет никакого отношения к этой истории. Даю свое слово чести. — Он говорил медленно, эффектно, наклонившись в сторону ведущего и глядя ему прямо в глаза.
— Как я понимаю, ваш брат отрицает, что пользовался когда-либо подставным адресом табачной лавочки в Паддингтоне?
— Абсолютно верно, — подтвердил Коллинридж.
— Премьер-министр, один из наших корреспондентов послал самому себе, но на имя Чарльза Коллинриджа пакет по адресу, который был указан при открытии счета в банке. Он специально выбрал для этого заметный пакет ярно-красного цвета. Я бы хотел, чтобы вы посмотрели видеозапись, сделанную нами в той лавочне, когда он пошел туда за своим пакетом. Извиняюсь за качество изображения, но дело в том, что пришлось снимать это скрытой камерой, поскольку владелец лавочки, похоже, не был склонен с нами сотрудничать.
Ведущий развернул свое кресло так, чтобы видеть темноватые и нерезкие, но все же различимые кадры видеофильма, проектировавшегося на находившийся позади него большой энран. Коллинридж бросил быстрый обеспокоенный взгляд на жену и аккуратно развернул свое кресло к экрану. Он видел, как появился на экране корреспондент, вынул из бумажника разные бумаги и пластиковые карточки, удостоверяющие его личность, показал их продавцу и объяснил, что хотел бы получить письмо, посланное ему через Чарльза Коллинриджа, пользующегося адресом этой лавочки для своих почтовых нужд. Продавец — тот же самый грузный, лысеющий человек, который несколько месяцев назад разговаривал с Пенни, заявил, что выдает корреспонденцию только тем, кто абонировал этот адрес.
— Сюда приходит много важных писем, -сказал он, — и я не могу раздавать их кому попало.
— Но посмотрите, вон же оно! ~ воснлиннул корреспондент. — Красный конверт. Я вижу его отсюда!
Несколько смешавшись и не зная, нал поступить, продавец, поколебавшись, вынул конверты из одной пронумерованной секции в настенном шкафчике. Их было три. Он положил красный конверт на прилавок перед корреспондентом, а два остальных отложил в сторону, Пока он старательно сверял фамилию на конверте с той, что стояла на документах корреспондента, объектив камеры был перенацелен на два конверта лежавшие в стороне. Потребовались считанные секунды, чтобы взять их крупным планом и навести объектив на резность, но как только это удалось, на экране четно обозначились надписи на конвертах. Оба они предназначались Чарльзу Коллинриджу. Один был фирменным, надписанный типографским способом, на другом были адрес и другие реквизиты Объединенного банка Турции. Надпись свидетельствовала, что письмо отправили из расположенного на площади Смит-сквер офиса отдела издания и распространения партийной литературы.
Ведущий повернулся лицом к Коллинриджу, для которого не осталось никаких сомнений, что чуть было не ставшее триумфальным интервью превратилось в открытую конфронтацию.
— Первый конверт, видимо, подтверждает, что адрес действительно использовался для проведения операций купли-продажи с акциями «Ренокс кемикл компани» через посредство Объединенного банка Турции. Но нас удивило письмо из штаб-квартиры вашей партии. В связи с этим мы позвонили в ваш офис отдела издания и распространения партийной литературы, представившись поставщиком, получившим от Чарльза Коллинриджа заказ с неразборчивым обратным адресом, Коллинридж собрался было с негодованием заклеймить используемые программой низкопробные и аморальные методы, но в этот момент в студии раздалась многократно усиленная запись телефонного разговора.
— …а не могли бы вы продиктовать, по какому адресу следует направить его заказ? Тогда мы могли бы, не теряя времени, тут же все и отправить,
— Минуточку, пожалуйста! — послышался в ответ любезный мужской голос. — Сейчас посмотрю, что у нас в компьютере.
Послышались щелкающие звуки компьютерных клавиш.
— Да, вот он. Записывайте: Чарльз Коллинридж, 216 Прейед-стрит, Паддингтон, Лондон 32.
— Большое спасибо! Вы нам очень помогли. Ведущий снова повернулся к Коллинриджу:
— Желаете что-нибудь сказать, премьер-министр? Он покачал головой, не зная, что лучше — сказать что-нибудь или, не сопротивляясь, отдать этот сет сопернику. Его поразило, что Чарльз зарегистрирован в отделе партийной литературы: он никогда не интересовался социальными проблемами политики. Но он понимал, что этот сюрприз для него не будет последним.
— Несомненно, мы серьезно восприняли ваше объяснение всего этого как возможную путаницу, в результате которой Чарльза Коллинриджа спутали с вашим братом.
Коллинриджу хотелось возмущенно закричать, что это не «его объяснение», а лишь первое пришедшее в голову предположение, бесхитростно высказанное его пресс-секретарем, но он понимал, что только потеряет время, и решил промолчать.
— Скажите, премьер-министр, знаете ли вы других Чарльзов Коллинриджей? Сколько их перечислено в телефонной книге Лондона?
Коллинридж не ответил на вопрос и молча сидел с мрачным видом — лицо его посерело.
Ведущий сам ответил вместо своего молчаливого гостя:
— В телефонной книге Лондона только один Чарльз Коллинридж. Мало того, как сообщили нам в компании «Бритиш телеком», не только в Лондоне, но и во всем Объединенном Королевстве Великобритании лишь один Чарльз Коллинридж. И он ваш брат, премьер-министр.
Снова пауза в ожидании комментария, и снова молчание.
— Поскольку какой-то Чарльз Коллинридж действовал, явно основываясь на закрытой информации для служебного пользования, касающейся «Ренокс кемикл компани» и министерства здравоохранения, мы обратились к этим организациям с вопросом, знают ли они какого-нибудь Чарльза Коллинриджа. Компания «Ренокс» заявила, что ни в одном из ее подразделений нет никакого Коллинриджа. Пресс-офис министерства здравоохранения оказался более осмотрительным — здесь обещали проверить и перезвонить, но так и не позвонили. Но в профсоюзном комитете министерства люди оказались более любезными. Они подтвердили, что нет никакого Коллинриджа, который бы числился в списках работающих в 508 отделениях министерства в стране. Ведущий устремил взгляд в свои заметки.
— Правда, в Ковентри у них работала Минни Коллинридж, но два года назад она вернулась на Ямайку.
«Они надо мной просто издеваются, — мысленно вскричал Коллинридж. — Они уже осудили и теперь казнят меня!» Он видел жену у дальней стены. По ее щекам лились слезы.
— Премьер-министр, наша программа уже подходит к концу. Не хотите ли вы что-нибудь сказать?
Коллинридж сидел, вперившись взглядом в жену. Его разрывало желание подбежать к ней, обнять и врать, успокаивая, что для слез нет никаких причин, что все будет хорошо. Целую минуту он молча сидел в кресле, пока жуткую тишину студии не прервала мелодии, начинающая и заканчивающая программу «События недели». В тускнеющем свете студийных ламп сквозь бежавшие по экрану фамилии тех, кто готовил и вел передачу, зрителям было видно, как он поднялся, медленно пересек студию, обнял рыдавшую супругу и начал нашептывать ей утешительную ложь.
На Даунинг-стрит он сразу прошел в комнату заседаний кабинета. Он вел себя так, словно был посетителем. Медленно, как-то по-новому оглядел всю комнату, пройдясь внимательным взглядом по ее элегантной обстановке, прекрасной классической архитектуре и историческим картинам. Взгляд его приковал к себе стол, за которым заседали члены кабинета, — символ уникальной британской формы коллективного правительства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59