— Она опять вздрогнула. — Я не могла выбраться. Чем больше пыталась выкарабкаться из этой трясины, тем глубже оказывалась в ней. Впервые в своей жизни я познала настоящий страх. Потом меня нашел дедушка. Вытащил меня, обнял и долго стоял так, вытирая мои слезы и утешая, пона мне снова не стало хорошо. — Вся отдавшись во власть воспоминаний, она сникла и в своей объемистой куртке выглядела хрупкой и беззащитной девочкой.
— Вот так и теперь, Джонни. Я отчаянно пытаюсь нащупать под собой твердую почву, что-то такое, на что можно опереться, во что можно верить, — я имею в виду и всю эту историю с моей статьей, и вообще всю свою жизнь, — но все глубже и глубже продолжаю погружаться. Со мной больше нет дедушки, и я боюсь. Ты понимаешь, что я имею в виду? У меня такое чувство, что я больше никогда не выкарабкаюсь на твердую почву.
— Разве ты не видела сегодняшние газеты? — попытался он ее подбодрить. — Кто-то выкрал документы из досье на Самюэля. Еще один снаряд по выборам, и опять он выпущен из штаб-квартиры партии. Разве это еще не одна улика против Тедди Уильямса? Разве это не твердая почва?
— Если бы это было так просто! — Она печально покачала головой.
— Я тебя не понимаю, — сказал он. — Перед нами факт предумышленной кражи документов. У нас имеется факт опять же предумышленной фальсификации данных в компьютерном файле. Добавим к этому утечку всякого рода дискредитирующих партию материалов из ее штаб-квартиры с передачей их тебе, Кендрику, и, кажется, любому, кто мог оказаться поблизости. Партийные чиновнини абонируют подставные адреса на чужие фамилии; вокруг, как сбитые на шоссе собаки, валяются политические трупы. Что тебе еще надо? И все следы ведут в одно и то же место — в штаб-квартиру партии, а это означает — к Уильямсу. Отдавая себе отчет в том, что не может сам сделаться премьер-министром, он старается получить возможность, чтобы контролировать того, кто им станет.
— Ты не учитываешь одной важной детали, Джонни. За как им чертом станет Уильямс сам у себя воровать собственные документы? Ему гораздо проще снять копии с наиболее важных из них, а не взламывать сейфовый шкаф и тащить оттуда всю папку, И потом, зачем ему, собственно, ломать замок? У него же имеются все ключи! И вот еще: все считают его надежнейшим союзником Самюэля, однако с самого начала его предвыборная кампания все время соскальзывала к придорожной канаве.
У нее лихорадочно блестели глаза, лицо не покидало выражение острой досады и глубокого отчаяния.
— Можешь ли ты себе представить, чтобы так ой маститый государственный деятель, как Уильямс, занимался фабрикацией обвинения премьер-министра в мошенничестве? Или чтобы он разгласил столько партийных секретов, что сделался похожим на слабоумного старикашку? Нет, Джонни. Это не Уильямс.
— Тогда кто же он, дьявол его возьми? Самюэль? Урхарт? Кто-нибудь другой из числа министров — членов кабинета? Лэндлесс?
— Я не знаю! — вскричала она. — Не знаю и чувствую, словно медленно, но верно тону! Чем больше я пытаюсь разобраться, тем глубже тону в вопросах. Я чувствую свое бессилие. Профессиональное. Эмоциональное. Я чувствую под собой глубокую трясину, и она все засасывает и засасывает меня. Я теперь уже ни в чем не уверена.
— Я бы очень хотел помочь тебе, Матти. Пожалуйста, не отказывай мне в этом.
— Ты, как мой дед, всегда рядом, когда мне требуется помощь. Спасибо, Джонни! И все же я должна сама нащупать тропу, иначе я уже никогда на нее не выйду. Все дело во мне самой — у меня сейчас слишком большая путаница в мыслях и чувствах. Мне нужно прежде всего разобраться с самой собой.
— Я могу подождать, — мягко сказал он.
— А я не могу. У меня осталось всего два дня, чтобы найти ответ, и всего лишь одна зацепка — Роджер О'Нейл.
Понедельник, 29 ноября
Ровно в 4.30 утра в понедельник уборщик отметил свой приход на работу и почти сразу же обнаружил тело. Рабочий день на станции обслуживания автомобилей «Раунхэмс», расположенной на автостраде М27 неподалеку от Саутгемптона, он начал с уборки туалетов. Дверь одной из кабин не открывалась. Ему уже было без малого шестьдесят восемь, поэтому он ругнулся, с трудом опускаясь на колени и ладони, чтобы заглянуть под дверь. Он был готов к тому, что ему придется изрядно попыхтеть, но оказалось, что этого совсем не требуется — он тут же заметил за дверью два мужских ботинка. Там находился мужчина, и ему было, собственно, плевать на то, пьян ли он, или болен, или вообще там умирает. Из-за этого человека он крепко задерживался с уборной и, ругнувшись еще раз, поплелся за бригадиром.
Пребывавший не в лучшем настроении бригадир с помощью отвертки открыл замок двери. Но мужчина в кабинке так мощно подпер коленями дверь, что, несмотря на совместные потуги бригадира и уборщика, ее удалось приоткрыть всего лишь на несколько дюймов. Просунув руку в щель, бригадир попытался отодвинуть колени в сторону, но вместо этого схватился за ледяную руку. С диким воплем он отскочил от дверцы, потом тщательно вымыл руки и тогда только отправился звонить в полицию и в службу «скорой помощи».
В пять с минутами прибыла полиция. Сняв дверцу кабинки с петель, она убедительно продемонстрировала уборщику и бригадиру, насколько опытнее их в таких делах. Человек сидел на крышке стульчана, опираясь о заднюю стенку кабинки. Бледное лицо вытянулось в зловещую маску смерти с оскаленными зубами и широко раскрытыми, неподвижными глазами. В ладони лежали баночка из-под талька и крышка от нее, а на полу небольшой полиэтиленовый пакетик с несколькими крупицами белого порошка. Рядом был портфель, набитый политическими брошюрами. Следы белого порошка виднелись и на боковой стороне портфеля, очевидно, его клали на колено, используя как столик. Пальцы сжимали свернутую в трубочку и сдавленную в предсмертной конвульсии двадцатифунтовую банкноту. Одну руку О'Нейл вскинул над головой, так что казалось, будто ухмылявшийся труп посылал всем жуткий прощальный привет.
— Еще один наркоман принял свою последнюю дозу, -пробормотал полицейский сержант, успевший повидать на своем вену немало таких бедолаг. — Встречаются и такие, у которых из-под скатанного рукава еще торчит иголка от шприца, — объяснил он молодому напарнику, у которого, видимо, еще не было соответствующего опыта. — Судя по всему, — продолжал он, — этот принимал кокаин, и или у него не выдержало сердце из-за передозировки, или он принял недоброкачественную мешанину. На этих станциях в последнее время вовсю шуруют торговцы наркотиками, и, покупая у случайных продавцов, клиенты никогда не знают, кто и что им здесь продает. Им зачастую подсовывают наркотики, смешанные с чем-нибудь вроде сахарной пудры или питьевой соды. А то и с чем-либо не столь безобидным. Продавцы сплавляют здесь все, а наркоманы готовы заплатить любые деньги за дозу, из чего бы она ни состояла. Этому просто не повезло.
Он принялся обследовать карманы в поисках каких-нибудь документов, удостоверяющих личность умершего.
— В лице и теле какие-то странные изменения. Ну, с этим пусть разбираются медэксперт и ребята из офиса коронера. Пора, парень, закругляться с этим делом и позвать проклятых фотографов зафиксировать эту омерзительную картину. Какой толк стоять здесь и гадать… Ага! Господин Роджер О'Нейл! — воскликнул он, покопавшись в бумажнике и прочтя фамилию на одной из кредитных карточек: — Интересно, кто бы это мог быть?
— А не его ли это машина на парновочной площадке? -высказал предположение уборщик. — Судя по тому, как она выглядит, машина простояла всю эту ночь.
— Что ж, пожалуй, в таком случае не помешает ее проверить, — согласился сержант.
Было уже 7.20, когда представитель коронера разрешил убрать тело. Сержант проверял, закончил ли его подчиненный со всеми необходимыми формальностями, а санитары возились с окостеневшим телом, стараясь снять его с толчка и уложить на носилки, ногда заверещал зуммер вызова полицейского радиотелефона.
— Не фига себе! -воскликнул сержант, заслушав переданное распоряжение. — Ну и поднимется же теперь шурум-бурум! Стоит, пожалуй, еще дважды проверить, все ли мы правильно сделали, прежде чем здесь окажется толпа инспекторов, суперинтендантов и старших констеблей из уголовно-следственного отдела, чтобы взглянуть, что тут у нас.
Он повернулся к краснолицему констеблю.
— Не было печали, да черти накачали. Судя по регистрации, машина принадлежит штаб-квартире партии, а наш господин Роджер О'Нейлявляется, вернее, являлся большой шишкой и наверняка оставил отпечатки своих пальчиков на Даунинг-стрит. Так что, парень, придется тебе попотеть и написать подробнейший протокол, не то покатятся наши с тобой головы.
Прошла еще одна бессонная ночь. Кончались последние резервы ее жизненных сил, она была на грани срыва, готовая уже сдаться, подчиниться депрессии, когда раздался телефонный звонок. Она ухватилась за трубку, как за спасательный трос. Это был Джонни. Он звонил из комнаты новостей редакции «Телеграф».
— Хочу добавить к твоим совпадениям еще одно, — сказал он. — Интересно, как оно тебе понравится? Телетайп только что отстукал эту новость. Похоже, что несколько часов назад полиция Саутгемптона обнаружила в общественном туалете тело твоего Роджера О'Нейла.
— Я так понимаю, что ты просто безвкусно остришь, вместо того чтобы сказать «доброе утро», — раздраженно предположила Матти.
— Но это не выдумка! Я уже послал на место происшествия своего репортера. Полиция, кажется, вызвала своего нарколога, возможно, он умер от передозировки наркотика.
Матти облегченно вздохнула: еще один кусочек картинки — с грохотом падающая на гроб крышка — лег на свое место.
— Так вот оно что! Наркоман. Неудивительно, что мы везде натыкались на него… — В возбуждении она ударила рукой по громоздившейся возле телефона горе немытых тарелок и чашек, и они с грохотом полетели на пол.
— Матти, какого черта…
— Нет, Джонни, ты тольно подумай, что получается. Для нас он был ключевой фигурой, единственным, кто, как мы точно знаем, имел прямое отношение ко всем грязным трюкам. И за день до того, как они изберут нового премьер-министра, свидетель номер один благополучно исчезает со сцены, оставляя нас с тобой с огромным нулем без палочки. Неужели ты не понимаешь?
— Что?
— Что сейчас нельзя терять ни секунды! — выдохнула она, и телефон смолк.
Оставь Матти надежду чуть раньше, ей так и не удалось бы разыскать в этот день Пенни Гай. Она уже несколько минут давила на кнопку звонка и уже собиралась уйти, когда вдруг послышался звук зуммера электронного замка и входная дверь дома открылась перед ней настежь, Дверь квартиры Пенни на втором этаже была приоткрыта, и Матти вошла без стука. Шторы были задернуты, и в комнате было полутемно. Пенни сидела на диване, вперив взгляд в пустоту.
Матти молча села рядом и взяла ее за руку. Немного погодя пальцы Пенни шевельнулись в ладони Матти, а затем сжали ее, выражая признательность и прося не уходить.
— Он не заслуживал смерти, -сказала Пенни приглушенным, дрожащим голосом. — Он был слабым, но не злым человеком, очень добрым.
— А что он делал в Саутгемптоне?
— Проводил с кем-то уик-энд. Я спросила, но он не сказал. Это был один из его глупых секретов.
— А как ты думаешь — с кем?
Пенни, не говоря ни слова, тихо поначала головой.
— Тебе известно, почему он умер? — спросила Матти.
Пенни повернула к ней лицо и посмотрела на нее темными, отсутствующими глазами.
— Сам по себе он тебя не интересует, да? Только его смерть? — Это было не обвинение, а констатация фанта.
— Пенни, мне жаль, что он умер. Еще и потому, что, как я думаю, Роджера обвинят во многих грехах, случившихся в последнее время. А я не считаю, что он именно тот, ного следует в них обвинять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
— Вот так и теперь, Джонни. Я отчаянно пытаюсь нащупать под собой твердую почву, что-то такое, на что можно опереться, во что можно верить, — я имею в виду и всю эту историю с моей статьей, и вообще всю свою жизнь, — но все глубже и глубже продолжаю погружаться. Со мной больше нет дедушки, и я боюсь. Ты понимаешь, что я имею в виду? У меня такое чувство, что я больше никогда не выкарабкаюсь на твердую почву.
— Разве ты не видела сегодняшние газеты? — попытался он ее подбодрить. — Кто-то выкрал документы из досье на Самюэля. Еще один снаряд по выборам, и опять он выпущен из штаб-квартиры партии. Разве это еще не одна улика против Тедди Уильямса? Разве это не твердая почва?
— Если бы это было так просто! — Она печально покачала головой.
— Я тебя не понимаю, — сказал он. — Перед нами факт предумышленной кражи документов. У нас имеется факт опять же предумышленной фальсификации данных в компьютерном файле. Добавим к этому утечку всякого рода дискредитирующих партию материалов из ее штаб-квартиры с передачей их тебе, Кендрику, и, кажется, любому, кто мог оказаться поблизости. Партийные чиновнини абонируют подставные адреса на чужие фамилии; вокруг, как сбитые на шоссе собаки, валяются политические трупы. Что тебе еще надо? И все следы ведут в одно и то же место — в штаб-квартиру партии, а это означает — к Уильямсу. Отдавая себе отчет в том, что не может сам сделаться премьер-министром, он старается получить возможность, чтобы контролировать того, кто им станет.
— Ты не учитываешь одной важной детали, Джонни. За как им чертом станет Уильямс сам у себя воровать собственные документы? Ему гораздо проще снять копии с наиболее важных из них, а не взламывать сейфовый шкаф и тащить оттуда всю папку, И потом, зачем ему, собственно, ломать замок? У него же имеются все ключи! И вот еще: все считают его надежнейшим союзником Самюэля, однако с самого начала его предвыборная кампания все время соскальзывала к придорожной канаве.
У нее лихорадочно блестели глаза, лицо не покидало выражение острой досады и глубокого отчаяния.
— Можешь ли ты себе представить, чтобы так ой маститый государственный деятель, как Уильямс, занимался фабрикацией обвинения премьер-министра в мошенничестве? Или чтобы он разгласил столько партийных секретов, что сделался похожим на слабоумного старикашку? Нет, Джонни. Это не Уильямс.
— Тогда кто же он, дьявол его возьми? Самюэль? Урхарт? Кто-нибудь другой из числа министров — членов кабинета? Лэндлесс?
— Я не знаю! — вскричала она. — Не знаю и чувствую, словно медленно, но верно тону! Чем больше я пытаюсь разобраться, тем глубже тону в вопросах. Я чувствую свое бессилие. Профессиональное. Эмоциональное. Я чувствую под собой глубокую трясину, и она все засасывает и засасывает меня. Я теперь уже ни в чем не уверена.
— Я бы очень хотел помочь тебе, Матти. Пожалуйста, не отказывай мне в этом.
— Ты, как мой дед, всегда рядом, когда мне требуется помощь. Спасибо, Джонни! И все же я должна сама нащупать тропу, иначе я уже никогда на нее не выйду. Все дело во мне самой — у меня сейчас слишком большая путаница в мыслях и чувствах. Мне нужно прежде всего разобраться с самой собой.
— Я могу подождать, — мягко сказал он.
— А я не могу. У меня осталось всего два дня, чтобы найти ответ, и всего лишь одна зацепка — Роджер О'Нейл.
Понедельник, 29 ноября
Ровно в 4.30 утра в понедельник уборщик отметил свой приход на работу и почти сразу же обнаружил тело. Рабочий день на станции обслуживания автомобилей «Раунхэмс», расположенной на автостраде М27 неподалеку от Саутгемптона, он начал с уборки туалетов. Дверь одной из кабин не открывалась. Ему уже было без малого шестьдесят восемь, поэтому он ругнулся, с трудом опускаясь на колени и ладони, чтобы заглянуть под дверь. Он был готов к тому, что ему придется изрядно попыхтеть, но оказалось, что этого совсем не требуется — он тут же заметил за дверью два мужских ботинка. Там находился мужчина, и ему было, собственно, плевать на то, пьян ли он, или болен, или вообще там умирает. Из-за этого человека он крепко задерживался с уборной и, ругнувшись еще раз, поплелся за бригадиром.
Пребывавший не в лучшем настроении бригадир с помощью отвертки открыл замок двери. Но мужчина в кабинке так мощно подпер коленями дверь, что, несмотря на совместные потуги бригадира и уборщика, ее удалось приоткрыть всего лишь на несколько дюймов. Просунув руку в щель, бригадир попытался отодвинуть колени в сторону, но вместо этого схватился за ледяную руку. С диким воплем он отскочил от дверцы, потом тщательно вымыл руки и тогда только отправился звонить в полицию и в службу «скорой помощи».
В пять с минутами прибыла полиция. Сняв дверцу кабинки с петель, она убедительно продемонстрировала уборщику и бригадиру, насколько опытнее их в таких делах. Человек сидел на крышке стульчана, опираясь о заднюю стенку кабинки. Бледное лицо вытянулось в зловещую маску смерти с оскаленными зубами и широко раскрытыми, неподвижными глазами. В ладони лежали баночка из-под талька и крышка от нее, а на полу небольшой полиэтиленовый пакетик с несколькими крупицами белого порошка. Рядом был портфель, набитый политическими брошюрами. Следы белого порошка виднелись и на боковой стороне портфеля, очевидно, его клали на колено, используя как столик. Пальцы сжимали свернутую в трубочку и сдавленную в предсмертной конвульсии двадцатифунтовую банкноту. Одну руку О'Нейл вскинул над головой, так что казалось, будто ухмылявшийся труп посылал всем жуткий прощальный привет.
— Еще один наркоман принял свою последнюю дозу, -пробормотал полицейский сержант, успевший повидать на своем вену немало таких бедолаг. — Встречаются и такие, у которых из-под скатанного рукава еще торчит иголка от шприца, — объяснил он молодому напарнику, у которого, видимо, еще не было соответствующего опыта. — Судя по всему, — продолжал он, — этот принимал кокаин, и или у него не выдержало сердце из-за передозировки, или он принял недоброкачественную мешанину. На этих станциях в последнее время вовсю шуруют торговцы наркотиками, и, покупая у случайных продавцов, клиенты никогда не знают, кто и что им здесь продает. Им зачастую подсовывают наркотики, смешанные с чем-нибудь вроде сахарной пудры или питьевой соды. А то и с чем-либо не столь безобидным. Продавцы сплавляют здесь все, а наркоманы готовы заплатить любые деньги за дозу, из чего бы она ни состояла. Этому просто не повезло.
Он принялся обследовать карманы в поисках каких-нибудь документов, удостоверяющих личность умершего.
— В лице и теле какие-то странные изменения. Ну, с этим пусть разбираются медэксперт и ребята из офиса коронера. Пора, парень, закругляться с этим делом и позвать проклятых фотографов зафиксировать эту омерзительную картину. Какой толк стоять здесь и гадать… Ага! Господин Роджер О'Нейл! — воскликнул он, покопавшись в бумажнике и прочтя фамилию на одной из кредитных карточек: — Интересно, кто бы это мог быть?
— А не его ли это машина на парновочной площадке? -высказал предположение уборщик. — Судя по тому, как она выглядит, машина простояла всю эту ночь.
— Что ж, пожалуй, в таком случае не помешает ее проверить, — согласился сержант.
Было уже 7.20, когда представитель коронера разрешил убрать тело. Сержант проверял, закончил ли его подчиненный со всеми необходимыми формальностями, а санитары возились с окостеневшим телом, стараясь снять его с толчка и уложить на носилки, ногда заверещал зуммер вызова полицейского радиотелефона.
— Не фига себе! -воскликнул сержант, заслушав переданное распоряжение. — Ну и поднимется же теперь шурум-бурум! Стоит, пожалуй, еще дважды проверить, все ли мы правильно сделали, прежде чем здесь окажется толпа инспекторов, суперинтендантов и старших констеблей из уголовно-следственного отдела, чтобы взглянуть, что тут у нас.
Он повернулся к краснолицему констеблю.
— Не было печали, да черти накачали. Судя по регистрации, машина принадлежит штаб-квартире партии, а наш господин Роджер О'Нейлявляется, вернее, являлся большой шишкой и наверняка оставил отпечатки своих пальчиков на Даунинг-стрит. Так что, парень, придется тебе попотеть и написать подробнейший протокол, не то покатятся наши с тобой головы.
Прошла еще одна бессонная ночь. Кончались последние резервы ее жизненных сил, она была на грани срыва, готовая уже сдаться, подчиниться депрессии, когда раздался телефонный звонок. Она ухватилась за трубку, как за спасательный трос. Это был Джонни. Он звонил из комнаты новостей редакции «Телеграф».
— Хочу добавить к твоим совпадениям еще одно, — сказал он. — Интересно, как оно тебе понравится? Телетайп только что отстукал эту новость. Похоже, что несколько часов назад полиция Саутгемптона обнаружила в общественном туалете тело твоего Роджера О'Нейла.
— Я так понимаю, что ты просто безвкусно остришь, вместо того чтобы сказать «доброе утро», — раздраженно предположила Матти.
— Но это не выдумка! Я уже послал на место происшествия своего репортера. Полиция, кажется, вызвала своего нарколога, возможно, он умер от передозировки наркотика.
Матти облегченно вздохнула: еще один кусочек картинки — с грохотом падающая на гроб крышка — лег на свое место.
— Так вот оно что! Наркоман. Неудивительно, что мы везде натыкались на него… — В возбуждении она ударила рукой по громоздившейся возле телефона горе немытых тарелок и чашек, и они с грохотом полетели на пол.
— Матти, какого черта…
— Нет, Джонни, ты тольно подумай, что получается. Для нас он был ключевой фигурой, единственным, кто, как мы точно знаем, имел прямое отношение ко всем грязным трюкам. И за день до того, как они изберут нового премьер-министра, свидетель номер один благополучно исчезает со сцены, оставляя нас с тобой с огромным нулем без палочки. Неужели ты не понимаешь?
— Что?
— Что сейчас нельзя терять ни секунды! — выдохнула она, и телефон смолк.
Оставь Матти надежду чуть раньше, ей так и не удалось бы разыскать в этот день Пенни Гай. Она уже несколько минут давила на кнопку звонка и уже собиралась уйти, когда вдруг послышался звук зуммера электронного замка и входная дверь дома открылась перед ней настежь, Дверь квартиры Пенни на втором этаже была приоткрыта, и Матти вошла без стука. Шторы были задернуты, и в комнате было полутемно. Пенни сидела на диване, вперив взгляд в пустоту.
Матти молча села рядом и взяла ее за руку. Немного погодя пальцы Пенни шевельнулись в ладони Матти, а затем сжали ее, выражая признательность и прося не уходить.
— Он не заслуживал смерти, -сказала Пенни приглушенным, дрожащим голосом. — Он был слабым, но не злым человеком, очень добрым.
— А что он делал в Саутгемптоне?
— Проводил с кем-то уик-энд. Я спросила, но он не сказал. Это был один из его глупых секретов.
— А как ты думаешь — с кем?
Пенни, не говоря ни слова, тихо поначала головой.
— Тебе известно, почему он умер? — спросила Матти.
Пенни повернула к ней лицо и посмотрела на нее темными, отсутствующими глазами.
— Сам по себе он тебя не интересует, да? Только его смерть? — Это было не обвинение, а констатация фанта.
— Пенни, мне жаль, что он умер. Еще и потому, что, как я думаю, Роджера обвинят во многих грехах, случившихся в последнее время. А я не считаю, что он именно тот, ного следует в них обвинять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59