Как его принесло домой? Глаза не открывались. Постель качнулась, и босые ноги зашлепали прочь по полу. Через минуту в губы ткнулся восхитительно холодный край чашки.
– Антоша, попей, легче станет.
Божественно ледяной кефир хлынул внутрь, унося отвратительные привкусы во рту и опасные брожения в животе. Даже голова на секунду прояснилась. Он с трудом открыл глаза. Лицо у Ольги было участливое, почти сочувствующее.
– Оль, я ни хрена не помню. Как я доехал?
– Тебя Сережа Рощин привез на такси. Вы оба еле на ногах стояли. Я ему предложила переночевать, но он сказал, что машину не отпускал, а его ждет компания длинноногих манекенщиц.
Антон усмехнулся, тут же скрючившись от тупой боли в голове. Вспомнилось, почему он не собирался ехать домой, но вставать и гордо уходить вон было, во-первых, просто смешно, во-вторых, абсолютно невозможно.
– Антоша! – Оля погладила его по голове. – Я такая дура. Извини меня, пожалуйста. Я вчера на ровном месте на тебя всех собак спустила.
Он хмыкнул, пытаясь придать лицу скорбно-милосердное выражение. Она снова вскочила.
– Сейчас принесу тебе эффералган.
Шипящий стакан плясал в непослушной руке. «Возьмите „УПСА”. – Вы что? Я у мужа-то никогда не беру». Голова снова закружилась.
– Сколько времени?
– Четверть девятого утра. Поспи.
Он провалился в мягкую пропасть с мыслью о том, какое счастье, что сегодня воскресенье. Оля еще раз погладила его по голове:
– Спи, мой любимый. Как я тебя люблю.
* * *
Он снова проснулся около половины первого, когда лишь слабость напоминала о вчерашнем дне. Ольга, видимо, пошла гулять с Пашей, и он позволил себе поваляться в одиночестве еще около получаса. Вернувшись, они застали его поедающим холодец и запивающим его холодным чаем с лимоном.
– Ожил? – Оля пристроила в прихожей зонтик. – На улице все льет и льет. Твоя одежда как после купания. Ты не помнишь, вы нигде не купались? А?
– Не помню, – честно признался Антон, набивая рот.
– Не мудрено. – Оля кивнула, стаскивая с Пашки комбинезон. – Сережка еще как-то держался, ты же был бесподобен.
Она сегодня была не похожа на себя, даже речь ее была необычной, не говоря об отношении к его вчерашнему состоянию. Обычно она и после более легких вариантов находилась в состоянии панического ужаса, предаваясь разговорам о том, какой кошмар для семьи таит «пьющий отец». Антон вдруг понял, каких сил ей стоит заставить себя с такой беззаботностью говорить о том, что всегда пугало. Его даже чуть не прошибла слеза умиления.
– Олька, – позвал он, прожевав, – подойди сюда, пожалуйста.
– А? – Она затолкнула ребенка в ванную и приблизилась к нему.
На ней было короткое трикотажное платье коричневого цвета и черные колготки, подчеркивающие безукоризненные ноги. Он подумал, что давно не видел ее кроме как в халате или выцветших джинсах. Его рука легла на ее колено и поползла вверх. Она наклонилась и поцеловала его, обдав незнакомым запахом духов.
– Антоша, не сходи с ума. Паша сейчас выйдет!
Он мгновенно вспомнил, какой она была в постели перед свадьбой и как быстро освоила все женские премудрости любви, после чего с утроенным усилием откинулся на стуле и вздохнул, сделав обиженное лицо.
– Вечером, – она потрепала его по щеке, – уложим ребенка и…
Он снова подумал, что она сегодня абсолютно на себя не похожа и как тонко она прочувствовала все, что ему в ней недостает.
– Папа, в мяч? – Пашка радостно вывалился из ванной, где терпеливо выжидал время, способное убедить всех, что он помылся.
– Легко, – Антон кивнул, – только доем.
В голове еще слегка шумело.
Оля потащила ребенка в комнату переодеваться.
Он налил себе еще холодного чая. Бросил дольку лимона.
Было хорошо и спокойно.
Слишком хорошо.
Он физически ощутил телефонный звонок за секунду до того, как услышал.
– Тебя! – Оля принесла телефон. Глаза ее ничего не выражали.
– Антон! – Голос Шалыгина гудел в мембране как иерихонская труба. – Тревога! Срочно приезжай! Всех собирают!
– Чего стряслось, Михалыч? – В этот момент он проклинал свою работу.
– Ты чего, телевизор не смотришь? Включай! Долго спишь! Святую убили!
– Которую?
– Которая депутат Госдумы, остряк хренов! – Судя по голосу, Шалыгин начал звереть. – Прилетай быстро!
– Что, у нас на территории? – тупо задал Антон однозначно напрашивающийся вопрос.
– Нет, в Санта-Барбаре, бля! Давай бегом! – Шалыгин швырнул трубку.
Почти минуту Антон неотрывно смотрел на телефон, не решаясь поднять глаза.
– Что случилось? – Оля присела перед ним, заглядывая в глаза.
Паша, просунув в дверь чернявую головку, сосредоточенно молча сопел, держа наготове мяч.
– Включи телевизор.
Он почувствовал, как его все достало. Словно ему девяносто лет.
«Подлые наймиты подстерегли Василису Георгиевну Святую у подъезда ее собственного дома. Перестало биться сердце великого борца за права… Смехотворная версия о перевозке Василисой Георгиевной крупной суммы денег… Ни один милицейский чин не догадался привезти цветов к месту гибели выдающейся…»
Антону всегда импонировала манера выступления этой женщины, ее правильная речь и неброская внешность, но сейчас он чувствовал непреодолимую ненависть к той, ради памяти которой разваливают его сегодняшнюю жизнь.
На экране возникло скорбное лицо всенародно любимого актера, театрального мэтра.
«Стыдитесь прокуроры и сыщики, – начал он, – вы едите наш хлеб, хлеб налогоплательщиков…»
– Выключи, Оля, – попросил Антон. Она послушно нажала кнопку. Несколько секунд было тихо.
– Антоша, это очень серьезно, ты, наверное, сегодня не придешь, – заговорила она. – Я сделаю бутерброды, и, может, ты возьмешь бульон в баночке. Совсем без супа нельзя…
Ему даже не поверилось в ее спокойный тон.
– Паша, иди в комнату. Папа должен ехать на работу.
Она вышла.
– Папа, – позвал Пашка, влезая в кухню.
– Да?
– А ты еще будешь с нами жить?
В горло Антона словно укололи иголкой:
– Обязательно, зайчик.
– Это хорошо, – рассудительно сказал Паша и вышел.
Антон с трудом влез в джинсы, натянул свитер и куртку. Его покачивало. Оля вынесла объемистый пакет:
– На, здесь вся еда. Вот тебе на папиросы. У меня больше нет.
– Спасибо. – Он смущенно спрятал деньги в карман. – Извини меня, я очень тебя люблю. Ты сегодня какая-то особенная. Вообще.
Оля поправила на нем шарф:
– Я все детство мечтала стать женой рыцаря, а когда стала, то пожелала, чтобы он жил как писарь.
Так не бывает. Вчера я об этом много думала. – Она чмокнула его в губы. – Потом поговорим. Беги, а то будут проблемы.
Ветер и дождь окончательно освежили голову. В автобусе не хватало двух стекол, и всю дорогу до метро Антона бил крупный озноб. На «Пионерской» было пустынно. В теплом вагоне он позволил себе закрыть глаза. Голова отказывалась работать. О предстоящих сутках не хотелось даже думать…
87-й отдел милиции походил на блокпост иностранного легиона в аравийской пустыне, ожидающий нападения полчищ варваров. Суровые люди в камуфляже заполонили коридоры. Шесть или семь армейских грузовиков возвышались над десятком скромных иномарок руководителей ГУВД и ФСБ. Поднимаясь к себе в кабинет, Антон в приоткрытую дверь актового зала увидел огромную карту района, принесенную из дежурки. Несколько руководителей в штатском тыкали в нее указкой, серьезно кивая головами.
На родном этаже тоже было шумно. Основная масса оперов сгрудилась в большом кабинете Ледогорова, спешно покинутом дезертировавшей группой главка. Антон забросил пакет к себе и дернул за рукав стоящего в коридоре Полянского:
– Рассказывай!
– А я знаю что? Я сам только приехал.
Сергей улыбнулся:
– По-моему, здесь никто ничего не знает.
Со стороны лестницы появился Вышегородский с каким-то мужиком в пятнистом:
– Все ко мне!
Дождавшись тишины, он придал своему лицу генеральское выражение, то есть смесь усталости, мудрости и сожаления, что приходится общаться с такими идиотами.
– Сегодня, – в голосе его даже прослушивалась скорбь, – в восемь двадцать пять в парадной дома три по улице Пржевальского была убита депутат Государственной думы Святая В. Г. Убийцы использовали пистолеты…
– Пржевальского – это же не наша «земля»! – Полянский догадался первый. – Ее что, в Грибоедовском районе, что ли, завалили?
– Да, – подтвердил Вышегородский, – но…
Кабинет тут же огласился несколькими выкриками «yes».
– …но с целью выявления лиц, совершивших это преступление, вводится операция «Грабли», которая будет проводиться до особого распоряжения круглосуточно, без выходных…
– Перерывов на обед и сортир, – закончил кто-то.
– Сейчас мы разобьемся на группы и совместно с ОМОНом, – Вышегородский кивнул на «пятнистого», не обращая внимания на шутников, – будем проводить проверку злачных мест на нашей территории с целью задержания лиц, совершивших это убийство.
– Приметы какие? – спросил Антон, доставая блокнот.
– Мужчины, – сказал Вышегородский и, помявшись, добавил: – Возможно.
Никто даже не засмеялся.
– А справка, что они убийцы Святой, у них будет, Артур? – подал наконец голос Ледогоров. Он не любил Вышегородского и часто в присутствии отдела называл его по имени, провоцируя скандал. Сегодня тот словно и не заметил.
– Ориентируйтесь по обстановке, – бросил он дежурную фразу. – Составы групп и названия объектов. Записывайте…
Антон попал вместе с Полянским, Хохмачевым и тремя омоновцами. Зеленый «уазик» недовольно хрюкнул и тронулся с места.
– Бар «Иверия», ресторан «Волхов», клуб «Конюшенный двор», кафе «Чебурашка». Господи, это же детская мороженица!
– А может, дети «валили»! Банда «умелые ручки и зоркие глазки»…
– И кафе «голубых» тоже в программе!
– От пидора до киллера один шаг.
– Куда ехать, остряки? – Водитель притормозил на перекрестке.
– Направо. Начнем с мороженого.
Воскресный пустынный Питер подслеповато щурился сквозь дождь.
– Внимание! Просьба оставаться на местах и приготовить документы… Имеем право… Согласно «Закона о милиции»… Жалуйтесь, если хотите… Да, водительское удостоверение подойдет… Когда приехали в город? Где остановились?.. Нет документов? Рома! Сообщи данные в дежурку, пусть прокинут… Девушка, успокойтесь… Борисов! И ты здесь. Не ожидали. Давно откинулся?.. Леха, а ты откуда? Нашел место халтурить… Спасибо… Спасибо… Продолжайте отдыхать…
Серое лобовое стекло, изрезанное дождем. Запах «Беломора», бензина и мокрой резины. Надрывный плач двигателя.
– Внимание! Просьба оставаться на местах… Да, Армен, опять к тебе. Телевизор что ли не смотришь? …Понимаем, что земляки, а документы у них есть?.. Только приехали? Как раз шли регистрироваться?.. Нет, спасибо, покушаем в другой раз…
Тусклые уличные фонари. Кровавые отблески светофоров. Слепящие фары. Тряска на выбоинах в асфальте.
– Внимание! Просьба оставаться на местах… Серега! Успокой этого говорливого… Сейчас за «козлов» пятнадцать суток схлопочешь… Ваши документы?.. Ваши?.. Я кражей у вас из дома не занимался… Меня не интересует, кто у вас отец… Я на вас не кричу… Спасибо… Спасибо… Коллеги из Новосибирска? Боюсь, ребята, вам сегодня не дадут отдохнуть… Да, вижу… Спасибо… Отдыхайте…
Затекшая спина. Язык, как наждак. Тошнота. Закрывающиеся глаза. Мокрые ботинки.
– Внимание! Просьба оставаться…
Лампы в коридоре отдела противно гудели. Сигаретный дым столбами вываливался из раскрытых дверей кабинетов. Антон остановился в поисках ключа и посмотрел на часы. Двадцать минут второго.
– У тебя закуска есть? – Ледогоров держал в руке стакан. – Начальники все разъехались. Чего-то вы долго?
– Наркота оформляли. С травкой.
– За убийство Святой?
– Иди ты…
– Уже в дороге, только закуски дай.
Антон открыл дверь и залез в пакет, данный Ольгой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Антоша, попей, легче станет.
Божественно ледяной кефир хлынул внутрь, унося отвратительные привкусы во рту и опасные брожения в животе. Даже голова на секунду прояснилась. Он с трудом открыл глаза. Лицо у Ольги было участливое, почти сочувствующее.
– Оль, я ни хрена не помню. Как я доехал?
– Тебя Сережа Рощин привез на такси. Вы оба еле на ногах стояли. Я ему предложила переночевать, но он сказал, что машину не отпускал, а его ждет компания длинноногих манекенщиц.
Антон усмехнулся, тут же скрючившись от тупой боли в голове. Вспомнилось, почему он не собирался ехать домой, но вставать и гордо уходить вон было, во-первых, просто смешно, во-вторых, абсолютно невозможно.
– Антоша! – Оля погладила его по голове. – Я такая дура. Извини меня, пожалуйста. Я вчера на ровном месте на тебя всех собак спустила.
Он хмыкнул, пытаясь придать лицу скорбно-милосердное выражение. Она снова вскочила.
– Сейчас принесу тебе эффералган.
Шипящий стакан плясал в непослушной руке. «Возьмите „УПСА”. – Вы что? Я у мужа-то никогда не беру». Голова снова закружилась.
– Сколько времени?
– Четверть девятого утра. Поспи.
Он провалился в мягкую пропасть с мыслью о том, какое счастье, что сегодня воскресенье. Оля еще раз погладила его по голове:
– Спи, мой любимый. Как я тебя люблю.
* * *
Он снова проснулся около половины первого, когда лишь слабость напоминала о вчерашнем дне. Ольга, видимо, пошла гулять с Пашей, и он позволил себе поваляться в одиночестве еще около получаса. Вернувшись, они застали его поедающим холодец и запивающим его холодным чаем с лимоном.
– Ожил? – Оля пристроила в прихожей зонтик. – На улице все льет и льет. Твоя одежда как после купания. Ты не помнишь, вы нигде не купались? А?
– Не помню, – честно признался Антон, набивая рот.
– Не мудрено. – Оля кивнула, стаскивая с Пашки комбинезон. – Сережка еще как-то держался, ты же был бесподобен.
Она сегодня была не похожа на себя, даже речь ее была необычной, не говоря об отношении к его вчерашнему состоянию. Обычно она и после более легких вариантов находилась в состоянии панического ужаса, предаваясь разговорам о том, какой кошмар для семьи таит «пьющий отец». Антон вдруг понял, каких сил ей стоит заставить себя с такой беззаботностью говорить о том, что всегда пугало. Его даже чуть не прошибла слеза умиления.
– Олька, – позвал он, прожевав, – подойди сюда, пожалуйста.
– А? – Она затолкнула ребенка в ванную и приблизилась к нему.
На ней было короткое трикотажное платье коричневого цвета и черные колготки, подчеркивающие безукоризненные ноги. Он подумал, что давно не видел ее кроме как в халате или выцветших джинсах. Его рука легла на ее колено и поползла вверх. Она наклонилась и поцеловала его, обдав незнакомым запахом духов.
– Антоша, не сходи с ума. Паша сейчас выйдет!
Он мгновенно вспомнил, какой она была в постели перед свадьбой и как быстро освоила все женские премудрости любви, после чего с утроенным усилием откинулся на стуле и вздохнул, сделав обиженное лицо.
– Вечером, – она потрепала его по щеке, – уложим ребенка и…
Он снова подумал, что она сегодня абсолютно на себя не похожа и как тонко она прочувствовала все, что ему в ней недостает.
– Папа, в мяч? – Пашка радостно вывалился из ванной, где терпеливо выжидал время, способное убедить всех, что он помылся.
– Легко, – Антон кивнул, – только доем.
В голове еще слегка шумело.
Оля потащила ребенка в комнату переодеваться.
Он налил себе еще холодного чая. Бросил дольку лимона.
Было хорошо и спокойно.
Слишком хорошо.
Он физически ощутил телефонный звонок за секунду до того, как услышал.
– Тебя! – Оля принесла телефон. Глаза ее ничего не выражали.
– Антон! – Голос Шалыгина гудел в мембране как иерихонская труба. – Тревога! Срочно приезжай! Всех собирают!
– Чего стряслось, Михалыч? – В этот момент он проклинал свою работу.
– Ты чего, телевизор не смотришь? Включай! Долго спишь! Святую убили!
– Которую?
– Которая депутат Госдумы, остряк хренов! – Судя по голосу, Шалыгин начал звереть. – Прилетай быстро!
– Что, у нас на территории? – тупо задал Антон однозначно напрашивающийся вопрос.
– Нет, в Санта-Барбаре, бля! Давай бегом! – Шалыгин швырнул трубку.
Почти минуту Антон неотрывно смотрел на телефон, не решаясь поднять глаза.
– Что случилось? – Оля присела перед ним, заглядывая в глаза.
Паша, просунув в дверь чернявую головку, сосредоточенно молча сопел, держа наготове мяч.
– Включи телевизор.
Он почувствовал, как его все достало. Словно ему девяносто лет.
«Подлые наймиты подстерегли Василису Георгиевну Святую у подъезда ее собственного дома. Перестало биться сердце великого борца за права… Смехотворная версия о перевозке Василисой Георгиевной крупной суммы денег… Ни один милицейский чин не догадался привезти цветов к месту гибели выдающейся…»
Антону всегда импонировала манера выступления этой женщины, ее правильная речь и неброская внешность, но сейчас он чувствовал непреодолимую ненависть к той, ради памяти которой разваливают его сегодняшнюю жизнь.
На экране возникло скорбное лицо всенародно любимого актера, театрального мэтра.
«Стыдитесь прокуроры и сыщики, – начал он, – вы едите наш хлеб, хлеб налогоплательщиков…»
– Выключи, Оля, – попросил Антон. Она послушно нажала кнопку. Несколько секунд было тихо.
– Антоша, это очень серьезно, ты, наверное, сегодня не придешь, – заговорила она. – Я сделаю бутерброды, и, может, ты возьмешь бульон в баночке. Совсем без супа нельзя…
Ему даже не поверилось в ее спокойный тон.
– Паша, иди в комнату. Папа должен ехать на работу.
Она вышла.
– Папа, – позвал Пашка, влезая в кухню.
– Да?
– А ты еще будешь с нами жить?
В горло Антона словно укололи иголкой:
– Обязательно, зайчик.
– Это хорошо, – рассудительно сказал Паша и вышел.
Антон с трудом влез в джинсы, натянул свитер и куртку. Его покачивало. Оля вынесла объемистый пакет:
– На, здесь вся еда. Вот тебе на папиросы. У меня больше нет.
– Спасибо. – Он смущенно спрятал деньги в карман. – Извини меня, я очень тебя люблю. Ты сегодня какая-то особенная. Вообще.
Оля поправила на нем шарф:
– Я все детство мечтала стать женой рыцаря, а когда стала, то пожелала, чтобы он жил как писарь.
Так не бывает. Вчера я об этом много думала. – Она чмокнула его в губы. – Потом поговорим. Беги, а то будут проблемы.
Ветер и дождь окончательно освежили голову. В автобусе не хватало двух стекол, и всю дорогу до метро Антона бил крупный озноб. На «Пионерской» было пустынно. В теплом вагоне он позволил себе закрыть глаза. Голова отказывалась работать. О предстоящих сутках не хотелось даже думать…
87-й отдел милиции походил на блокпост иностранного легиона в аравийской пустыне, ожидающий нападения полчищ варваров. Суровые люди в камуфляже заполонили коридоры. Шесть или семь армейских грузовиков возвышались над десятком скромных иномарок руководителей ГУВД и ФСБ. Поднимаясь к себе в кабинет, Антон в приоткрытую дверь актового зала увидел огромную карту района, принесенную из дежурки. Несколько руководителей в штатском тыкали в нее указкой, серьезно кивая головами.
На родном этаже тоже было шумно. Основная масса оперов сгрудилась в большом кабинете Ледогорова, спешно покинутом дезертировавшей группой главка. Антон забросил пакет к себе и дернул за рукав стоящего в коридоре Полянского:
– Рассказывай!
– А я знаю что? Я сам только приехал.
Сергей улыбнулся:
– По-моему, здесь никто ничего не знает.
Со стороны лестницы появился Вышегородский с каким-то мужиком в пятнистом:
– Все ко мне!
Дождавшись тишины, он придал своему лицу генеральское выражение, то есть смесь усталости, мудрости и сожаления, что приходится общаться с такими идиотами.
– Сегодня, – в голосе его даже прослушивалась скорбь, – в восемь двадцать пять в парадной дома три по улице Пржевальского была убита депутат Государственной думы Святая В. Г. Убийцы использовали пистолеты…
– Пржевальского – это же не наша «земля»! – Полянский догадался первый. – Ее что, в Грибоедовском районе, что ли, завалили?
– Да, – подтвердил Вышегородский, – но…
Кабинет тут же огласился несколькими выкриками «yes».
– …но с целью выявления лиц, совершивших это преступление, вводится операция «Грабли», которая будет проводиться до особого распоряжения круглосуточно, без выходных…
– Перерывов на обед и сортир, – закончил кто-то.
– Сейчас мы разобьемся на группы и совместно с ОМОНом, – Вышегородский кивнул на «пятнистого», не обращая внимания на шутников, – будем проводить проверку злачных мест на нашей территории с целью задержания лиц, совершивших это убийство.
– Приметы какие? – спросил Антон, доставая блокнот.
– Мужчины, – сказал Вышегородский и, помявшись, добавил: – Возможно.
Никто даже не засмеялся.
– А справка, что они убийцы Святой, у них будет, Артур? – подал наконец голос Ледогоров. Он не любил Вышегородского и часто в присутствии отдела называл его по имени, провоцируя скандал. Сегодня тот словно и не заметил.
– Ориентируйтесь по обстановке, – бросил он дежурную фразу. – Составы групп и названия объектов. Записывайте…
Антон попал вместе с Полянским, Хохмачевым и тремя омоновцами. Зеленый «уазик» недовольно хрюкнул и тронулся с места.
– Бар «Иверия», ресторан «Волхов», клуб «Конюшенный двор», кафе «Чебурашка». Господи, это же детская мороженица!
– А может, дети «валили»! Банда «умелые ручки и зоркие глазки»…
– И кафе «голубых» тоже в программе!
– От пидора до киллера один шаг.
– Куда ехать, остряки? – Водитель притормозил на перекрестке.
– Направо. Начнем с мороженого.
Воскресный пустынный Питер подслеповато щурился сквозь дождь.
– Внимание! Просьба оставаться на местах и приготовить документы… Имеем право… Согласно «Закона о милиции»… Жалуйтесь, если хотите… Да, водительское удостоверение подойдет… Когда приехали в город? Где остановились?.. Нет документов? Рома! Сообщи данные в дежурку, пусть прокинут… Девушка, успокойтесь… Борисов! И ты здесь. Не ожидали. Давно откинулся?.. Леха, а ты откуда? Нашел место халтурить… Спасибо… Спасибо… Продолжайте отдыхать…
Серое лобовое стекло, изрезанное дождем. Запах «Беломора», бензина и мокрой резины. Надрывный плач двигателя.
– Внимание! Просьба оставаться на местах… Да, Армен, опять к тебе. Телевизор что ли не смотришь? …Понимаем, что земляки, а документы у них есть?.. Только приехали? Как раз шли регистрироваться?.. Нет, спасибо, покушаем в другой раз…
Тусклые уличные фонари. Кровавые отблески светофоров. Слепящие фары. Тряска на выбоинах в асфальте.
– Внимание! Просьба оставаться на местах… Серега! Успокой этого говорливого… Сейчас за «козлов» пятнадцать суток схлопочешь… Ваши документы?.. Ваши?.. Я кражей у вас из дома не занимался… Меня не интересует, кто у вас отец… Я на вас не кричу… Спасибо… Спасибо… Коллеги из Новосибирска? Боюсь, ребята, вам сегодня не дадут отдохнуть… Да, вижу… Спасибо… Отдыхайте…
Затекшая спина. Язык, как наждак. Тошнота. Закрывающиеся глаза. Мокрые ботинки.
– Внимание! Просьба оставаться…
Лампы в коридоре отдела противно гудели. Сигаретный дым столбами вываливался из раскрытых дверей кабинетов. Антон остановился в поисках ключа и посмотрел на часы. Двадцать минут второго.
– У тебя закуска есть? – Ледогоров держал в руке стакан. – Начальники все разъехались. Чего-то вы долго?
– Наркота оформляли. С травкой.
– За убийство Святой?
– Иди ты…
– Уже в дороге, только закуски дай.
Антон открыл дверь и залез в пакет, данный Ольгой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38