Шпиль Петропавловки, казалось, парит в розовато-голубой дымке.
– Вот так живешь в городе, носишься как угорелый, видишь все это, а иногда взглянешь – и как впервые. – Кленов повернулся с переднего сиденья. – А я, Антоша, должен такие виды на лету схватывать, у меня до «полиции» все же пять лет «Мухинки».
– Плюнь ему в лицо, Тоха, – Дима Лукин улыбнулся, не отрывая взгляд от дороги, – видел я его «высокохудожественную работу», дипломную. Называется «Мать хлеба», хотя я называю ее «Полет колхозницы вокруг сарая за секунду до протрезвления». Знаешь, там на фоне полей такая здоровенная бабища…
– Если бы ты что-нибудь понимал в страданиях гонимого художника, я бы с тобой поспорил, сам-то небось кропал в своей газете вирши во славу героев труда и в ус не дул. – Рома Кленов вяло махнул рукой. – Не выгнали бы, был бы сейчас как Лев Скунский: кто платит, того и лижем.
Лукин снова улыбнулся и молча показал Кленову кулак.
«Пожалуй, то, что нашу группу называют „гитарно-балалаечной”, не лишено здравого смысла, – подумал Антон. – Выпускник „Мухи”, выпускник журфака и выпускник „консервов”. Еще танцора не хватает. Хотя, наверное, именно поэтому с Димкой и Романом мне гораздо проще, чем с ребятами, выросшими из постовых и закончившими „стрелку”. Мы похожие. Мы работаем ради интереса. Романтики… блин».
– Давай по Гаванской, на Наличной асфальт кладут. – Кленов сделал жест рукой вправо. – Антон, ты сам адрес смотрел?
– Да. Квартира съемная, однокомнатная, окна на залив. Дверь бронетанковая, но еще запирается весь этаж. В тридцать восьмой живет женщина с сыном. Он студент, днем учится, а она должна быть дома.
– Короче, через нее пойдем. – Роман кивнул. – Согласен, Дим?
Лукин улыбнулся и тоже кивнул.
– Приехали, – сказал Антон.
Дом стоял справа от гостиницы «Прибалтийская». Пространство перед ним было заполнено дорогими автомобилями, что говорило об уровне жизни жильцов. На дорожке две девочки, лет по восемь, играли в «классики». Антон даже опешил на мгновение. Ему казалось, что эта игра, как и многие другие, ушла в прошлое, уступая место «Денди», «Тамагочи» и другим новинкам эпохи русского капитализма.
– А почему собров не взяли? – спросил вдруг Лукин. – «Федералка» все-таки.
– Для журналистов повторяю, – Кленов вылез из машины, разминая спину, – розыск по мошенничеству: господин Кардава Тенгиз Георгиевич 1935 года выпуска, соответственно ровненько шестьдесят лет, страдает острым ревматизмом, что его и сгубило: через врача он и прокололся. Короче, это не киллер и даже не «бычок». Собр пукнет, он умрет, а мы будем до конца жизни отписываться, как он бросался на нас с ножом. В общем, берем тихо, интеллигентно, Антоха реализует информуху, мы рубим «палку», все довольны, все смеются, и я ухожу наконец в отпуск.
– А Кардава? Он тоже смеется? – улыбнулся Лукин, открывая дверь парадной. – Узнает шеф, что мы без СОБРа, без «броников», крику будет.
– Победителей не судят. – Кленов нажал кнопку вызова лифта. – А вообще, чего ты дергаешься? Вон наш старшой стоит, молчит, он по башке и получит. Верно, Тоха?
Несмотря на качество дома, лифт был демократичным и истинно народным, о чем красноречиво говорили надписи на «великом и могучем».
Антон почему-то вспомнил, как он пришел устраиваться в уголовный розыск. Маленькое РУВД недалеко от Литейного, 4, знойный август девяносто второго. Наполненные пылью и запахом краски коридоры. Сухой, рыжеватый начальник управления сказал, что уголовный розыск тяжелая штука, но люди уважают, и направил к начальнику ОУР. У того шло утреннее совещание, которое по непонятному обыкновению, как узнал Антон впоследствии, именовалось блатным словом «сходка». Ожидая в маленьком закутке с прикрученной к полу скамьей, он изучал испещренную надписями стену. Основные образцы «наскальной живописи» не отличались оригинальностью: «менты – козлы», «хорош тот мент, на котором снег не тает» и т. д. Неожиданно взгляд выхватил из общей массы банальностей длинную фразу, смело накорябанную, похоже, детской, но твердой ручкой: «Вырасту, изабриту лазор каторый будит убивать ментов даже в гражданке».
Площадка шестого этажа была на удивление чистой, с белыми мелованными стенами. Квартиры отделялись от лифта обыкновенной дверью со стеклом посредине. Всего их было шесть. Кленов отыскал кнопку звонка под номером 38 и обернулся к Антону:
– Как зовут маму студента?
– Богунец Светлана Владимировна.
– Уберите куда-нибудь свои бандитские рожи.
Антон и Дима Лукин послушно спрятались за выступ лифта. Дверь открыли без слов на третий звонок.
– Богунец Светлана Владимировна? – Голос Кленова был сух и деловит. – Региональное управление по борьбе с организованной преступностью, отдел борьбы с терроризмом, полковник Кленов Роман Евгеньевич.
Услышав название отдела и звание Кленова, Антон закусил губу, чтобы не рассмеяться, а «полковник» продолжал:
– Мы навели справки и установили, что вы крайне порядочная женщина, готовая оказать нам помощь в поимке чеченского террориста, на счету которого жизни десятков людей.
Женщина, видимо, пыталась что-то сказать, но голос Кленова заглушал ее:
– От вас требуется пройти к себе в квартиру и ждать, когда вас пригласят. Спасибо.
Хлопнула дверь. Антон и Дмитрий выскользнули из укрытия. «Глазка» на двери квартиры Кардавы не было, что значительно упрощало дело. Они заняли позиции по бокам. Кленов подмигнул им и позвонил в звонок у первой двери. Где-то далеко на верхних этажах истошно залаяла собака, вторя ей, зарыдал ребенок. Антон, повинуясь импульсу, вытащил из-за пояса ПМ. Замок щелкнул, дверь начала открываться. Стоявший справа Лукин резко дернул на себя дверную ручку, в то же мгновение Кленов и Антон с диким воплем: «Стоять! Милиция!» – ввалились внутрь квартиры. Даже если бы седой грузин в спортивном костюме попытался выполнить данную команду, это вряд ли ему удалось бы. Втоптанный в линолеум, он распластался на животе, закрыв голову руками. Антон быстро проверил все помещения квартиры. Кленов наклонился и дотронулся до обтянутого синим «адидасом» плеча.
– Стреляй быстрее, даже не хочу видеть твоего лица. – Кардава говорил без малейшего акцента. У него был тихий голос смертельно усталого человека.
Кленов взял его за локоть и рывком оторвал от пола:
– Ты нас с кем-то путаешь, Тенгиз. Мы пришли продлить твою жизнь, правда, в особых условиях.
Он достал из кармана удостоверение:
– РУБОП! Слыхал такое слово? Кардава молча покивал. Антон отметил, что в его глазах ничего не изменилось. Ни горечи, ни облегчения, только обреченная усталость. Он поднялся с пола и сел на стул возле вешалки. Кленов достал «браслеты» и бросил их Лукину. Антон прошел в комнату. Аккуратно застеленная кровать, стол с дымящейся чайной чашкой, «Тринитрон» с видаком. На подоконнике дорогая кожаная сумочка-барсетка. За окном во всем солнечном великолепии раскинулся Финский залив. По сияющей поверхности скользили катера.
– Антон! Мы почти готовы. – Кленов просунул голову в дверь: – Чего-нибудь интересное?
Антон с трудом оторвался от окна.
– Я только сумочку посмотреть. Без обыска шмонать не хочу, лучше потом вернемся.
– Ладно, давай быстрее, я пока водички попью. – Кленов исчез.
– Димка, следи за клиентом. Тенгиз, у тебя сок апельсиновый есть? А «боржом»? Что же ты, как лох, из-под крана пьешь?
Антон извлек содержимое сумочки: паспорт на имя Зазы Тохадзе с фотографией Кардавы, техпаспорт на «опель-калибра», доверенность, электронная записная книжка, фото Кардавы вместе с мужчиной средних лет и молодой красивой женщиной с коротко стриженными платиновыми волосами, еще одно фото… Легкий сквозняк шевельнул оконную раму, словно приоткрыли входную дверь… Кардава на пляже рядом с крупным мужчиной.
Окно с громким стуком захлопнулось. Антон резко повернулся. Где-то снова залилась истошным лаем собака.
– Димка, хочешь пить?
Позднее он понял, что стоявший спиной к двери Лукин тоже обернулся на сквозняк, и направленные в него пули попали в левый бок и грудь. Захлебываясь кровью, он упал на пол, пытаясь вытащить из-за пояса ПМ.
Зеркала в комнате и прихожей создавали эффект триплекса, и находясь в мертвой зоне в углу комнаты, Антон, как в замедленном действии, наблюдал за происходящим. Тенгиз не закричал, не вскочил, он поднял высоко голову и хищно оскалился. Звякнул металл, и во лбу у него появилась аккуратная маленькая дырочка. Завалившись на бок вместе со стулом, он подмял пытавшегося дотянуться до пистолета Лукина. Выстрелов не было. Только звяканье железа, мягкие шлепки падающих тел, визгливый лай собаки и мерный шум водопроводного крана на кухне. Антон чувствовал, как внутри образуется пустота, нужно было выпустить из дрожащих пальцев сумочку и достать пистолет, но скользкие пальцы окаменели и не слушались. Тело покрывалось испариной. Вдруг захотелось заплакать. В образованный зеркалами кадр вплыл со стороны входной двери высокий худой мужчина в темных очках и легком белом плаще. Удлиненный глушителем ствол пистолета смотрел на тело Кардавы. Двигался он фактически бесшумно. Журчание воды на кухне смолкло.
– Дима! Что там у тебя?
Поворот коридора скрывал от Кленова прихожую, но, видимо, до него донесся шум. Худой оглянулся и отступил в угол, став почти невидимым на фоне вьющейся в косых солнечных лучах пыли. Кленов вышел из кухни, в руке он держал стакан с водой. Угол стены и бьющее из комнаты солнце мешало ему увидеть Лукина и Кардаву. До стрелка оставалось три шага.
Дыхание прервалось. Что-то холодное сдавило Антону легкие. В голове шумело. Он понял, что через секунду оцепенения вся его жизнь, предыдущая и последующая, окажется никчемной и ненужной, что никакими подвигами не искупит он этой секунды, не исправит этого бездействия. Диким усилием, как двадцатикилограммовое ядро, отбросив от себя сумочку, Антон невесомой рукой вынул из кобуры пистолет и с криком: «Ромка, назад!» ринулся в дверной проем, за долю секунды до того, как Кленов увидел происшедшее.
Имей Роман Кленов специальную подготовку, предусматривающую умение не думая реагировать на команду, все могло бы обойтись. Но он был всего лишь хорошим оперативником, к тому же эмоциональным. Увидев Лукина в луже крови на полу, он не задумываясь устремился вперед, ему на помощь, навстречу своей гибели. Худой хладнокровно выстрелил ему в голову. Одновременно с этим Антон, вырастая в дверях комнаты, дважды нажал на спусковой крючок. ПМ молчал. Патрона в стволе не было.
Худой, несомненно, был профессионалом, но даже он окаменел, вжавшись в угол.
Из крана на кухне капала вода.
Во дворе весело кричали дети.
Уставившись на слепые черные стекла очков, Антон в бредовом состоянии пытался передернуть ускользающий из пальцев затвор. В момент, когда это ему удалось, он, потеряв равновесие на скользком паркете, нелепо хватаясь рукой за дверной косяк, сел на пол. Ему снова повезло. Именно в эту секунду Худой выстрелил. От бедра. Не поднимая руки. Пуля по касательной рассекла волосы и кожу головы. Его контузило. Глаза, нос, рот залило теплой соленой волной. В ушах загремели литавры. Сидя в дверях и потряхивая головой, как выпавший из коляски ребенок, Антон автоматически вытянул руку и нажал на спуск, отрешенно наблюдая, как чуть выше колена Худого белый плащ выплюнул красный фонтанчик и как резко переломилась линия плотно сжатых губ. Оттолкнувшись ногами от пола, одновременно со вторым выстрелом противника, Антон откатился за шкаф. В зеркало он видел, что Худой несколько мгновений стоял, держась рукой за стену, затем повернулся и, втянув голову в плечи, хромая, исчез.
В голове уже играл целый оркестр. Внутренности выворачивало наружу. Струйки крови вперемешку с потом стекали по подбородку и капали на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Вот так живешь в городе, носишься как угорелый, видишь все это, а иногда взглянешь – и как впервые. – Кленов повернулся с переднего сиденья. – А я, Антоша, должен такие виды на лету схватывать, у меня до «полиции» все же пять лет «Мухинки».
– Плюнь ему в лицо, Тоха, – Дима Лукин улыбнулся, не отрывая взгляд от дороги, – видел я его «высокохудожественную работу», дипломную. Называется «Мать хлеба», хотя я называю ее «Полет колхозницы вокруг сарая за секунду до протрезвления». Знаешь, там на фоне полей такая здоровенная бабища…
– Если бы ты что-нибудь понимал в страданиях гонимого художника, я бы с тобой поспорил, сам-то небось кропал в своей газете вирши во славу героев труда и в ус не дул. – Рома Кленов вяло махнул рукой. – Не выгнали бы, был бы сейчас как Лев Скунский: кто платит, того и лижем.
Лукин снова улыбнулся и молча показал Кленову кулак.
«Пожалуй, то, что нашу группу называют „гитарно-балалаечной”, не лишено здравого смысла, – подумал Антон. – Выпускник „Мухи”, выпускник журфака и выпускник „консервов”. Еще танцора не хватает. Хотя, наверное, именно поэтому с Димкой и Романом мне гораздо проще, чем с ребятами, выросшими из постовых и закончившими „стрелку”. Мы похожие. Мы работаем ради интереса. Романтики… блин».
– Давай по Гаванской, на Наличной асфальт кладут. – Кленов сделал жест рукой вправо. – Антон, ты сам адрес смотрел?
– Да. Квартира съемная, однокомнатная, окна на залив. Дверь бронетанковая, но еще запирается весь этаж. В тридцать восьмой живет женщина с сыном. Он студент, днем учится, а она должна быть дома.
– Короче, через нее пойдем. – Роман кивнул. – Согласен, Дим?
Лукин улыбнулся и тоже кивнул.
– Приехали, – сказал Антон.
Дом стоял справа от гостиницы «Прибалтийская». Пространство перед ним было заполнено дорогими автомобилями, что говорило об уровне жизни жильцов. На дорожке две девочки, лет по восемь, играли в «классики». Антон даже опешил на мгновение. Ему казалось, что эта игра, как и многие другие, ушла в прошлое, уступая место «Денди», «Тамагочи» и другим новинкам эпохи русского капитализма.
– А почему собров не взяли? – спросил вдруг Лукин. – «Федералка» все-таки.
– Для журналистов повторяю, – Кленов вылез из машины, разминая спину, – розыск по мошенничеству: господин Кардава Тенгиз Георгиевич 1935 года выпуска, соответственно ровненько шестьдесят лет, страдает острым ревматизмом, что его и сгубило: через врача он и прокололся. Короче, это не киллер и даже не «бычок». Собр пукнет, он умрет, а мы будем до конца жизни отписываться, как он бросался на нас с ножом. В общем, берем тихо, интеллигентно, Антоха реализует информуху, мы рубим «палку», все довольны, все смеются, и я ухожу наконец в отпуск.
– А Кардава? Он тоже смеется? – улыбнулся Лукин, открывая дверь парадной. – Узнает шеф, что мы без СОБРа, без «броников», крику будет.
– Победителей не судят. – Кленов нажал кнопку вызова лифта. – А вообще, чего ты дергаешься? Вон наш старшой стоит, молчит, он по башке и получит. Верно, Тоха?
Несмотря на качество дома, лифт был демократичным и истинно народным, о чем красноречиво говорили надписи на «великом и могучем».
Антон почему-то вспомнил, как он пришел устраиваться в уголовный розыск. Маленькое РУВД недалеко от Литейного, 4, знойный август девяносто второго. Наполненные пылью и запахом краски коридоры. Сухой, рыжеватый начальник управления сказал, что уголовный розыск тяжелая штука, но люди уважают, и направил к начальнику ОУР. У того шло утреннее совещание, которое по непонятному обыкновению, как узнал Антон впоследствии, именовалось блатным словом «сходка». Ожидая в маленьком закутке с прикрученной к полу скамьей, он изучал испещренную надписями стену. Основные образцы «наскальной живописи» не отличались оригинальностью: «менты – козлы», «хорош тот мент, на котором снег не тает» и т. д. Неожиданно взгляд выхватил из общей массы банальностей длинную фразу, смело накорябанную, похоже, детской, но твердой ручкой: «Вырасту, изабриту лазор каторый будит убивать ментов даже в гражданке».
Площадка шестого этажа была на удивление чистой, с белыми мелованными стенами. Квартиры отделялись от лифта обыкновенной дверью со стеклом посредине. Всего их было шесть. Кленов отыскал кнопку звонка под номером 38 и обернулся к Антону:
– Как зовут маму студента?
– Богунец Светлана Владимировна.
– Уберите куда-нибудь свои бандитские рожи.
Антон и Дима Лукин послушно спрятались за выступ лифта. Дверь открыли без слов на третий звонок.
– Богунец Светлана Владимировна? – Голос Кленова был сух и деловит. – Региональное управление по борьбе с организованной преступностью, отдел борьбы с терроризмом, полковник Кленов Роман Евгеньевич.
Услышав название отдела и звание Кленова, Антон закусил губу, чтобы не рассмеяться, а «полковник» продолжал:
– Мы навели справки и установили, что вы крайне порядочная женщина, готовая оказать нам помощь в поимке чеченского террориста, на счету которого жизни десятков людей.
Женщина, видимо, пыталась что-то сказать, но голос Кленова заглушал ее:
– От вас требуется пройти к себе в квартиру и ждать, когда вас пригласят. Спасибо.
Хлопнула дверь. Антон и Дмитрий выскользнули из укрытия. «Глазка» на двери квартиры Кардавы не было, что значительно упрощало дело. Они заняли позиции по бокам. Кленов подмигнул им и позвонил в звонок у первой двери. Где-то далеко на верхних этажах истошно залаяла собака, вторя ей, зарыдал ребенок. Антон, повинуясь импульсу, вытащил из-за пояса ПМ. Замок щелкнул, дверь начала открываться. Стоявший справа Лукин резко дернул на себя дверную ручку, в то же мгновение Кленов и Антон с диким воплем: «Стоять! Милиция!» – ввалились внутрь квартиры. Даже если бы седой грузин в спортивном костюме попытался выполнить данную команду, это вряд ли ему удалось бы. Втоптанный в линолеум, он распластался на животе, закрыв голову руками. Антон быстро проверил все помещения квартиры. Кленов наклонился и дотронулся до обтянутого синим «адидасом» плеча.
– Стреляй быстрее, даже не хочу видеть твоего лица. – Кардава говорил без малейшего акцента. У него был тихий голос смертельно усталого человека.
Кленов взял его за локоть и рывком оторвал от пола:
– Ты нас с кем-то путаешь, Тенгиз. Мы пришли продлить твою жизнь, правда, в особых условиях.
Он достал из кармана удостоверение:
– РУБОП! Слыхал такое слово? Кардава молча покивал. Антон отметил, что в его глазах ничего не изменилось. Ни горечи, ни облегчения, только обреченная усталость. Он поднялся с пола и сел на стул возле вешалки. Кленов достал «браслеты» и бросил их Лукину. Антон прошел в комнату. Аккуратно застеленная кровать, стол с дымящейся чайной чашкой, «Тринитрон» с видаком. На подоконнике дорогая кожаная сумочка-барсетка. За окном во всем солнечном великолепии раскинулся Финский залив. По сияющей поверхности скользили катера.
– Антон! Мы почти готовы. – Кленов просунул голову в дверь: – Чего-нибудь интересное?
Антон с трудом оторвался от окна.
– Я только сумочку посмотреть. Без обыска шмонать не хочу, лучше потом вернемся.
– Ладно, давай быстрее, я пока водички попью. – Кленов исчез.
– Димка, следи за клиентом. Тенгиз, у тебя сок апельсиновый есть? А «боржом»? Что же ты, как лох, из-под крана пьешь?
Антон извлек содержимое сумочки: паспорт на имя Зазы Тохадзе с фотографией Кардавы, техпаспорт на «опель-калибра», доверенность, электронная записная книжка, фото Кардавы вместе с мужчиной средних лет и молодой красивой женщиной с коротко стриженными платиновыми волосами, еще одно фото… Легкий сквозняк шевельнул оконную раму, словно приоткрыли входную дверь… Кардава на пляже рядом с крупным мужчиной.
Окно с громким стуком захлопнулось. Антон резко повернулся. Где-то снова залилась истошным лаем собака.
– Димка, хочешь пить?
Позднее он понял, что стоявший спиной к двери Лукин тоже обернулся на сквозняк, и направленные в него пули попали в левый бок и грудь. Захлебываясь кровью, он упал на пол, пытаясь вытащить из-за пояса ПМ.
Зеркала в комнате и прихожей создавали эффект триплекса, и находясь в мертвой зоне в углу комнаты, Антон, как в замедленном действии, наблюдал за происходящим. Тенгиз не закричал, не вскочил, он поднял высоко голову и хищно оскалился. Звякнул металл, и во лбу у него появилась аккуратная маленькая дырочка. Завалившись на бок вместе со стулом, он подмял пытавшегося дотянуться до пистолета Лукина. Выстрелов не было. Только звяканье железа, мягкие шлепки падающих тел, визгливый лай собаки и мерный шум водопроводного крана на кухне. Антон чувствовал, как внутри образуется пустота, нужно было выпустить из дрожащих пальцев сумочку и достать пистолет, но скользкие пальцы окаменели и не слушались. Тело покрывалось испариной. Вдруг захотелось заплакать. В образованный зеркалами кадр вплыл со стороны входной двери высокий худой мужчина в темных очках и легком белом плаще. Удлиненный глушителем ствол пистолета смотрел на тело Кардавы. Двигался он фактически бесшумно. Журчание воды на кухне смолкло.
– Дима! Что там у тебя?
Поворот коридора скрывал от Кленова прихожую, но, видимо, до него донесся шум. Худой оглянулся и отступил в угол, став почти невидимым на фоне вьющейся в косых солнечных лучах пыли. Кленов вышел из кухни, в руке он держал стакан с водой. Угол стены и бьющее из комнаты солнце мешало ему увидеть Лукина и Кардаву. До стрелка оставалось три шага.
Дыхание прервалось. Что-то холодное сдавило Антону легкие. В голове шумело. Он понял, что через секунду оцепенения вся его жизнь, предыдущая и последующая, окажется никчемной и ненужной, что никакими подвигами не искупит он этой секунды, не исправит этого бездействия. Диким усилием, как двадцатикилограммовое ядро, отбросив от себя сумочку, Антон невесомой рукой вынул из кобуры пистолет и с криком: «Ромка, назад!» ринулся в дверной проем, за долю секунды до того, как Кленов увидел происшедшее.
Имей Роман Кленов специальную подготовку, предусматривающую умение не думая реагировать на команду, все могло бы обойтись. Но он был всего лишь хорошим оперативником, к тому же эмоциональным. Увидев Лукина в луже крови на полу, он не задумываясь устремился вперед, ему на помощь, навстречу своей гибели. Худой хладнокровно выстрелил ему в голову. Одновременно с этим Антон, вырастая в дверях комнаты, дважды нажал на спусковой крючок. ПМ молчал. Патрона в стволе не было.
Худой, несомненно, был профессионалом, но даже он окаменел, вжавшись в угол.
Из крана на кухне капала вода.
Во дворе весело кричали дети.
Уставившись на слепые черные стекла очков, Антон в бредовом состоянии пытался передернуть ускользающий из пальцев затвор. В момент, когда это ему удалось, он, потеряв равновесие на скользком паркете, нелепо хватаясь рукой за дверной косяк, сел на пол. Ему снова повезло. Именно в эту секунду Худой выстрелил. От бедра. Не поднимая руки. Пуля по касательной рассекла волосы и кожу головы. Его контузило. Глаза, нос, рот залило теплой соленой волной. В ушах загремели литавры. Сидя в дверях и потряхивая головой, как выпавший из коляски ребенок, Антон автоматически вытянул руку и нажал на спуск, отрешенно наблюдая, как чуть выше колена Худого белый плащ выплюнул красный фонтанчик и как резко переломилась линия плотно сжатых губ. Оттолкнувшись ногами от пола, одновременно со вторым выстрелом противника, Антон откатился за шкаф. В зеркало он видел, что Худой несколько мгновений стоял, держась рукой за стену, затем повернулся и, втянув голову в плечи, хромая, исчез.
В голове уже играл целый оркестр. Внутренности выворачивало наружу. Струйки крови вперемешку с потом стекали по подбородку и капали на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38