– Она недвусмысленно облизала губы.
Он вышел из ступора, вскочил и, схватив ее шмотки, швырнул в нее:
– Ты звезданулась, что ли? Голову застудила?
Горелова испуганно отшатнулась к двери:
– Я… Я же все, как Сергей Сергеевич сказал… Он научил, как все на мать переложить. Сказал: отработать надо. Я же только в благодарность. Ему за совет, вам за терпение.
Она быстро подобрала одежду, но одеваться не торопилась.
– Я с подругами посоветовалась. Они сказали, что если «бабок» нет, то надо идти «давать». Вас не было, и я сначала…
– Хватит! – Антон открыл дверь. – Одевайся быстро.
Сергеев сидел за столом и разговаривал по телефону. Увидев Антона, он прикрыл трубку ладонью:
– Чего тебе? Давай попозже…
Удар в скулу застал его врасплох. Аппарат полетел со стола. Он врезался затылком в стену. От второго удара он все же сумел частично отклониться, но все равно оказался на полу.
Антона била крупная дрожь. Глаза заливало бешенством.
– Ты, сука, что делаешь? Дело, ублюдок, мое из-за члена своего похерил.
Сергеев поднялся. Он был тяжелее Антона раза в полтора.
– Я тебя сейчас наизнанку выверну, псих отмороженный, одной кражей больше или меньше, а эта «соска» будет еще месяц нас всех обслуживать. Если ты…
Антон уже не слышал его. Боль хлынула в голову. Жирное лицо Сергеева плясало в глазах. Он понял, что сейчас бросится вперед и будет рвать, рвать, рвать… Кто-то вошел в кабинет и схватил его за руки, кто-то влез между ним и Сергеевым. Сквозь пелену промелькнуло лицо Полянского, в уши пробивался противный голос, выкрикивающий ругательства. Он прислушался и узнал свой собственный. Кто-то вывел его в коридор. Кто-то держал Сергеева. Кто-то что-то кричал с лестницы.
«Господи, откуда они все взялись», – подумал он и прикрыл глаза.
Открыв их, увидел расплывчатое изображение окружающего мира, ощутил холод и понял, что стоит в своем кабинете, прижавшись лбом к оконному стеклу. За спиной скрипнул стул. Полянский невозмутимо грыз спичку. Лицо у него было усталое и невозмутимое.
– Что произошло, Антон?
Антон оторвался от окна, молча пригладил волосы, глядя в осколок зеркала, пришпиленный к шкафу, надел куртку, прикурил и взял со стола блокнот. С треснувшего потолка срывались равнодушные холодные капли.
– Ничего, просто обрыдло все это. Я в адрес, на Стачек.
На лестнице у окна стояла Горелова и смотрела на шелушащиеся дождевые струи. Он не остановился.
– Будьте любезны Анну Сергеевну.
– Секундочку.
Цыбин смотрел на суету Невского. Сотни людей неслись через дождь, штурмовали троллейбусы, сновали по магазинам, давились гамбургерами. У них была обыкновенная нормальная жизнь. Они знали, что будут делать завтра, где жить, с кем жить и как жить. Он не знал, завидует им или нет. Он знал, что ему будет их всех не хватать. Всего города. Даже такого дождливого и пасмурного. Давно забытые лирические токи души кружили его по центру уже полдня. Было легко и свободно. Он постепенно привыкал к мысли, что все кончилось.
– Алло.
– Привет.
– Привет. Ты где? – Ее голос казался теплым.
– Недалеко. Я взял билеты. Насовсем.
Он помолчал. Она тоже.
– Отпразднуем?
– Конечно. Я освобожусь через полчаса.
Он положил трубку. Что-то неприятно подтачивало изнутри. Хотелось больше эмоций с ее стороны.
Дождь неожиданно ослабел. По воздуху носились терзаемые ветром облака водяной пыли. Он остановился у окна закусочной быстрого питания и прикурил, пряча огонек за отворотом плаща. По другую сторону стекла, в пустом зале, гладкий молодой человек с набриолиненными волосами отчаянно пытался разинуть рот до размеров купленного сэндвича. Цыбин почему-то подумал, что когда раньше здесь была пирожковая «Минутка», то народу всегда было битком, и все давились в погоне за заскорузлыми резко пахнувшими жареными пирожками с мясом. Ветер снова хлестнул холодными струями по лобовым стеклам несущихся к Дворцовой автомобилей. В темной воде покрытой пузырями Мойки ежились от холода разнокалиберные прогулочные катера. На ближайшем огненно-рыжий бородач что-то жестами объяснял группе оживленных японцев, ощерившихся видеокамерами. Цыбин уверенным шагом прошел мимо плотно прикрытых дверей Литературного кафе, проскочил перед узкой «мордой» синей новомодной «вольво» и, замерев на краю тротуара, глубоко вдохнул питерскую ноябрьскую сырость. Плотный поток целеустремленных людей едва не столкнул его под колеса хрипящих автомашин. Он ловко вывернулся и схватился рукой за влажный железный поручень перед витриной кинотеатра «Баррикада». Гладиатор Рассел Кроу подмигнул ему из-за замызганного мутными каплями стекла. Респектабельные кожаные экспонаты «Дома обуви» и кишащие на витрине «Сайгона» CD-диски оцарапали взглядами левый рукав. Поток пешеходного перехода увлек в короткое путешествие по белой зебре, и наконец серая сквозь дождь Дворцовая площадь размытой панорамой раскрылась перед глазами. Минуту он наслаждался блеклостью и унынием окружающего бытия, затем улыбнулся и двинулся в сторону набережной. Под пружинящим мостом несла свое тело своенравная осенняя Нева. Одинокие разрозненные суденышки пытались балансировать на ее свинцовой поверхности. Мокрые здания на стрелке Васильевского героически отражали удары дождя и ветра. Подняв воротник плаща, он с трудом добрался до входа в Ректорский флигель, закурил и прижался спиной к таксофонной будке возле входа. Дождь продолжал поливать неизбалованную солнцем питерскую землю. Он прикрыл глаза и представил себе горы в синей дымке, томное солнце, загорелую кожу Анны и переливающееся в бокале гранатовое вино. Потом он открыл глаза и увидел «заказчика». Того «заказчика». Самого главного. Повелителя московских метелей. Он узнал бы его из сотен, из тысяч, из миллионов. Он его просто узнал. Сразу. За секунду. Раз и навсегда. Хотелось бы навсегда. Какое удивительно вкусное слово – навсегда.
«Заказчик» вышел из дверей университета, поддерживая правой рукой Анну, а левой пухленькую шатенку в апельсиново-оранжевом тошнотворном пальто. Анна покрутила платиновой головкой и отчаянно замахала ему рукой. Красивое открытое лицо «заказчика» приблизилось. Под языком образовалась пустыня Сахара. Сигарета стала безвкусной. Он протянул вперед руку, автоматически заметив, как напряглись на два шага позади несколько неприметных молодых людей. Профессионалы.
– Познакомься, – Анна улыбалась широко и безмятежно, – моя университетская подруга Людмила и ее муж Юрий. Они вообще живут в Эстонии…
Юрий пожал руку крепко и уверенно. Людмила самопроизвольно смахнула языком капельку с верхней губы.
– Приятно познакомиться.
– Взаимно.
– Анна много про вас рассказывала.
– Надеюсь, хорошего.
– Исключительно.
– Слава богу.
– Мы спешим… у нас новая квартира… например, завтра…
– С удовольствием… почту за честь…
– Вы пишете стихи?
– Балуюсь…
– До свидания.
– Всего доброго.
Телохранители потянулись к черному «крузеру».
Они перешли дорогу. Цыбин облокотился на парапет набережной и, глядя на беснующиеся серые волны, остервенело щелкал зажигалкой. Анна, не обращая внимания на дождь, достала помаду, зеркальце и подвела губы.
– Я Людку не видела лет шесть. Мужик ее издатель, там у них, говорят, крутой…
– Анна! – Цыбин выпрямился и взял ее за руку. Решение плескалось у него в мозгу. Решение билось у него в мозгу. Решение родилось и созрело у него в мозгу. Отступления не было. Он понял все. – Мне надо тебе кое-что рассказать…
«Густая белая метель бесшумно…»
* * *
Спертое нутро троллейбуса задушило его почти до смерти. Стиснутый у задней двери Антон отчаянно пытался не вдыхать кисло-чесночный перегар потертого мужичка в болоньевой куртке и приторный аромат дешевой косметики, исходящий от его спутницы. Когда дверь открывалась, он полной грудью вдыхал свежесть дождя и старался задерживать дыхание, как при погружении в воду. Кружилась голова. Плыли обрывки фраз.
– Соседнему отделу уже давно повысили…
– Сейчас берем пузырь и ко мне…
– Думаешь он женится, если оставлю ребенка…
– Третий магазин, – объявил водитель.
С неописуемой радостью Антон вывалился под непрерывно моросящий дождь. Дом был «сталинский», мрачный и престижный, о чем свидетельствовали бельма стеклопакетов на фасаде. Он обогнул его с торца и без труда нашел нужную парадную. Искомая дверь была добротной, но деревянной, грубо покрашенной в темно-коричневый цвет.
– Кто там? – Голос был знаком по телефону.
– Извините, пожалуйста, а Геннадий дома? – Антон потянулся к карману за ксивой.
Против ожидания дверь распахнулась. Аккуратная седая женщина в сиреневом вязаном платье, вежливо улыбаясь, пропустила его в квартиру.
– Геночка, оторвись от занятий, к тебе пришли.
Прихожая была безукоризненно чистой, обставленной недорого, но со вкусом. Антон подумал, что это заслуга седой улыбчивой женщины.
– Кто пришел, мама?
На парне были линялые голубые джинсы и футболка с изображением «битлов». У него была русая борода и длинные, до плеч, волосы. Антон снова полез за ксивой:
– Здравствуйте, я из уголовного розыска.
Парень бросил взгляд на дверь комнаты, за которой скрылась мать, и пожал плечами:
– Проходите.
Комната была завалена видеокассетами, дисками, книгами на английском языке и разнообразными журналами. На письменном столе стоял старенький компьютер, на стойке два видеомагнитофона и лазерный проигрыватель. Хозяин выудил откуда-то стул с высокой спинкой, а сам уселся по-турецки прямо на ковер.
– Чем заинтересовал уголовный розыск?
Антон сел и расстегнул куртку. Здесь снова стало душно.
– Ваша мама опрометчиво пускает в квартиру незнакомых, – сказал он, – опасно это.
Хозяин внимательно посмотрел на него снизу вверх. Глаза у него были голубые-голубые и очень усталые.
– У нее устойчивое заблуждение, что вежливые люди не могут быть злодеями. Вы пришли поговорить со мной о безопасности?
– Нет, может, даже наоборот. Геннадий, у вас есть мобильный телефон?
– Был, а что?
– А где он сейчас?
– Нигде, – хозяин снова пожал плечами, – валяется в столе. Деньги кончились.
Спокойствие его было абсолютно естественным.
– Скажите, Геннадий, а вы его давали кому-нибудь пользоваться?
Антон чувствовал, как в жаркой атмосфере комнаты намокает под курткой рубашка.
– Кому я его мог давать? На нем больше десяти «баксов» не было никогда. Купил сдуру по случаю.
– Вам этот номер знаком? – Антон протянул выписанный на бумажку домашний телефон Солитянского.
– Нет, а чей это?
– Солитянский Иннокентий.
Геннадий впервые улыбнулся:
– Такое сочетание я бы запомнил. Я что, ему звонил?
– Да, – Антон понял, что ходить вокруг бесполезно, – в последний раз, когда пользовались аппаратом.
Геннадий в очередной раз дернул плечами. Видно, это был его «фирменный» жест.
– А он что говорит?
– Кто?
– Ну этот… Иннокентий.
– Ничего. Он убит.
– Радостно. – Геннадий погладил бороду. В лице его ничего не изменилось. – Когда я ему звонил?
Антон сказал.
– Последний звонок, – снова уточнил он, усмехнувшись двусмысленности фразы. – Потом, видимо, вас отключили.
– Последний? – продолжал морщить лоб Геннадий, и вдруг лицо его просияло. – Так это же Анька!
– Кто? – Антон почувствовал, как засосало под ложечкой. Мышцы знакомо напряглись. Тупо заныла голова.
– Лисянская Анька! – Геннадий явно рад был вспомнить. – Моя однокурсница по филфаку. У нас встреча была, курса. На даче во Всеволожске. Телефона там нет. Она попросила, сказала: «Позарез надо». Я надеялся ее к себе затащить, – он разговорился, – дал ей звякнуть. Но обломился: за ней мужик приехал. Крутой такой. Я потом хотел матери позвонить, а телефон – привет.
Голова ныла все сильней. Антону стало холодно, до озноба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Он вышел из ступора, вскочил и, схватив ее шмотки, швырнул в нее:
– Ты звезданулась, что ли? Голову застудила?
Горелова испуганно отшатнулась к двери:
– Я… Я же все, как Сергей Сергеевич сказал… Он научил, как все на мать переложить. Сказал: отработать надо. Я же только в благодарность. Ему за совет, вам за терпение.
Она быстро подобрала одежду, но одеваться не торопилась.
– Я с подругами посоветовалась. Они сказали, что если «бабок» нет, то надо идти «давать». Вас не было, и я сначала…
– Хватит! – Антон открыл дверь. – Одевайся быстро.
Сергеев сидел за столом и разговаривал по телефону. Увидев Антона, он прикрыл трубку ладонью:
– Чего тебе? Давай попозже…
Удар в скулу застал его врасплох. Аппарат полетел со стола. Он врезался затылком в стену. От второго удара он все же сумел частично отклониться, но все равно оказался на полу.
Антона била крупная дрожь. Глаза заливало бешенством.
– Ты, сука, что делаешь? Дело, ублюдок, мое из-за члена своего похерил.
Сергеев поднялся. Он был тяжелее Антона раза в полтора.
– Я тебя сейчас наизнанку выверну, псих отмороженный, одной кражей больше или меньше, а эта «соска» будет еще месяц нас всех обслуживать. Если ты…
Антон уже не слышал его. Боль хлынула в голову. Жирное лицо Сергеева плясало в глазах. Он понял, что сейчас бросится вперед и будет рвать, рвать, рвать… Кто-то вошел в кабинет и схватил его за руки, кто-то влез между ним и Сергеевым. Сквозь пелену промелькнуло лицо Полянского, в уши пробивался противный голос, выкрикивающий ругательства. Он прислушался и узнал свой собственный. Кто-то вывел его в коридор. Кто-то держал Сергеева. Кто-то что-то кричал с лестницы.
«Господи, откуда они все взялись», – подумал он и прикрыл глаза.
Открыв их, увидел расплывчатое изображение окружающего мира, ощутил холод и понял, что стоит в своем кабинете, прижавшись лбом к оконному стеклу. За спиной скрипнул стул. Полянский невозмутимо грыз спичку. Лицо у него было усталое и невозмутимое.
– Что произошло, Антон?
Антон оторвался от окна, молча пригладил волосы, глядя в осколок зеркала, пришпиленный к шкафу, надел куртку, прикурил и взял со стола блокнот. С треснувшего потолка срывались равнодушные холодные капли.
– Ничего, просто обрыдло все это. Я в адрес, на Стачек.
На лестнице у окна стояла Горелова и смотрела на шелушащиеся дождевые струи. Он не остановился.
– Будьте любезны Анну Сергеевну.
– Секундочку.
Цыбин смотрел на суету Невского. Сотни людей неслись через дождь, штурмовали троллейбусы, сновали по магазинам, давились гамбургерами. У них была обыкновенная нормальная жизнь. Они знали, что будут делать завтра, где жить, с кем жить и как жить. Он не знал, завидует им или нет. Он знал, что ему будет их всех не хватать. Всего города. Даже такого дождливого и пасмурного. Давно забытые лирические токи души кружили его по центру уже полдня. Было легко и свободно. Он постепенно привыкал к мысли, что все кончилось.
– Алло.
– Привет.
– Привет. Ты где? – Ее голос казался теплым.
– Недалеко. Я взял билеты. Насовсем.
Он помолчал. Она тоже.
– Отпразднуем?
– Конечно. Я освобожусь через полчаса.
Он положил трубку. Что-то неприятно подтачивало изнутри. Хотелось больше эмоций с ее стороны.
Дождь неожиданно ослабел. По воздуху носились терзаемые ветром облака водяной пыли. Он остановился у окна закусочной быстрого питания и прикурил, пряча огонек за отворотом плаща. По другую сторону стекла, в пустом зале, гладкий молодой человек с набриолиненными волосами отчаянно пытался разинуть рот до размеров купленного сэндвича. Цыбин почему-то подумал, что когда раньше здесь была пирожковая «Минутка», то народу всегда было битком, и все давились в погоне за заскорузлыми резко пахнувшими жареными пирожками с мясом. Ветер снова хлестнул холодными струями по лобовым стеклам несущихся к Дворцовой автомобилей. В темной воде покрытой пузырями Мойки ежились от холода разнокалиберные прогулочные катера. На ближайшем огненно-рыжий бородач что-то жестами объяснял группе оживленных японцев, ощерившихся видеокамерами. Цыбин уверенным шагом прошел мимо плотно прикрытых дверей Литературного кафе, проскочил перед узкой «мордой» синей новомодной «вольво» и, замерев на краю тротуара, глубоко вдохнул питерскую ноябрьскую сырость. Плотный поток целеустремленных людей едва не столкнул его под колеса хрипящих автомашин. Он ловко вывернулся и схватился рукой за влажный железный поручень перед витриной кинотеатра «Баррикада». Гладиатор Рассел Кроу подмигнул ему из-за замызганного мутными каплями стекла. Респектабельные кожаные экспонаты «Дома обуви» и кишащие на витрине «Сайгона» CD-диски оцарапали взглядами левый рукав. Поток пешеходного перехода увлек в короткое путешествие по белой зебре, и наконец серая сквозь дождь Дворцовая площадь размытой панорамой раскрылась перед глазами. Минуту он наслаждался блеклостью и унынием окружающего бытия, затем улыбнулся и двинулся в сторону набережной. Под пружинящим мостом несла свое тело своенравная осенняя Нева. Одинокие разрозненные суденышки пытались балансировать на ее свинцовой поверхности. Мокрые здания на стрелке Васильевского героически отражали удары дождя и ветра. Подняв воротник плаща, он с трудом добрался до входа в Ректорский флигель, закурил и прижался спиной к таксофонной будке возле входа. Дождь продолжал поливать неизбалованную солнцем питерскую землю. Он прикрыл глаза и представил себе горы в синей дымке, томное солнце, загорелую кожу Анны и переливающееся в бокале гранатовое вино. Потом он открыл глаза и увидел «заказчика». Того «заказчика». Самого главного. Повелителя московских метелей. Он узнал бы его из сотен, из тысяч, из миллионов. Он его просто узнал. Сразу. За секунду. Раз и навсегда. Хотелось бы навсегда. Какое удивительно вкусное слово – навсегда.
«Заказчик» вышел из дверей университета, поддерживая правой рукой Анну, а левой пухленькую шатенку в апельсиново-оранжевом тошнотворном пальто. Анна покрутила платиновой головкой и отчаянно замахала ему рукой. Красивое открытое лицо «заказчика» приблизилось. Под языком образовалась пустыня Сахара. Сигарета стала безвкусной. Он протянул вперед руку, автоматически заметив, как напряглись на два шага позади несколько неприметных молодых людей. Профессионалы.
– Познакомься, – Анна улыбалась широко и безмятежно, – моя университетская подруга Людмила и ее муж Юрий. Они вообще живут в Эстонии…
Юрий пожал руку крепко и уверенно. Людмила самопроизвольно смахнула языком капельку с верхней губы.
– Приятно познакомиться.
– Взаимно.
– Анна много про вас рассказывала.
– Надеюсь, хорошего.
– Исключительно.
– Слава богу.
– Мы спешим… у нас новая квартира… например, завтра…
– С удовольствием… почту за честь…
– Вы пишете стихи?
– Балуюсь…
– До свидания.
– Всего доброго.
Телохранители потянулись к черному «крузеру».
Они перешли дорогу. Цыбин облокотился на парапет набережной и, глядя на беснующиеся серые волны, остервенело щелкал зажигалкой. Анна, не обращая внимания на дождь, достала помаду, зеркальце и подвела губы.
– Я Людку не видела лет шесть. Мужик ее издатель, там у них, говорят, крутой…
– Анна! – Цыбин выпрямился и взял ее за руку. Решение плескалось у него в мозгу. Решение билось у него в мозгу. Решение родилось и созрело у него в мозгу. Отступления не было. Он понял все. – Мне надо тебе кое-что рассказать…
«Густая белая метель бесшумно…»
* * *
Спертое нутро троллейбуса задушило его почти до смерти. Стиснутый у задней двери Антон отчаянно пытался не вдыхать кисло-чесночный перегар потертого мужичка в болоньевой куртке и приторный аромат дешевой косметики, исходящий от его спутницы. Когда дверь открывалась, он полной грудью вдыхал свежесть дождя и старался задерживать дыхание, как при погружении в воду. Кружилась голова. Плыли обрывки фраз.
– Соседнему отделу уже давно повысили…
– Сейчас берем пузырь и ко мне…
– Думаешь он женится, если оставлю ребенка…
– Третий магазин, – объявил водитель.
С неописуемой радостью Антон вывалился под непрерывно моросящий дождь. Дом был «сталинский», мрачный и престижный, о чем свидетельствовали бельма стеклопакетов на фасаде. Он обогнул его с торца и без труда нашел нужную парадную. Искомая дверь была добротной, но деревянной, грубо покрашенной в темно-коричневый цвет.
– Кто там? – Голос был знаком по телефону.
– Извините, пожалуйста, а Геннадий дома? – Антон потянулся к карману за ксивой.
Против ожидания дверь распахнулась. Аккуратная седая женщина в сиреневом вязаном платье, вежливо улыбаясь, пропустила его в квартиру.
– Геночка, оторвись от занятий, к тебе пришли.
Прихожая была безукоризненно чистой, обставленной недорого, но со вкусом. Антон подумал, что это заслуга седой улыбчивой женщины.
– Кто пришел, мама?
На парне были линялые голубые джинсы и футболка с изображением «битлов». У него была русая борода и длинные, до плеч, волосы. Антон снова полез за ксивой:
– Здравствуйте, я из уголовного розыска.
Парень бросил взгляд на дверь комнаты, за которой скрылась мать, и пожал плечами:
– Проходите.
Комната была завалена видеокассетами, дисками, книгами на английском языке и разнообразными журналами. На письменном столе стоял старенький компьютер, на стойке два видеомагнитофона и лазерный проигрыватель. Хозяин выудил откуда-то стул с высокой спинкой, а сам уселся по-турецки прямо на ковер.
– Чем заинтересовал уголовный розыск?
Антон сел и расстегнул куртку. Здесь снова стало душно.
– Ваша мама опрометчиво пускает в квартиру незнакомых, – сказал он, – опасно это.
Хозяин внимательно посмотрел на него снизу вверх. Глаза у него были голубые-голубые и очень усталые.
– У нее устойчивое заблуждение, что вежливые люди не могут быть злодеями. Вы пришли поговорить со мной о безопасности?
– Нет, может, даже наоборот. Геннадий, у вас есть мобильный телефон?
– Был, а что?
– А где он сейчас?
– Нигде, – хозяин снова пожал плечами, – валяется в столе. Деньги кончились.
Спокойствие его было абсолютно естественным.
– Скажите, Геннадий, а вы его давали кому-нибудь пользоваться?
Антон чувствовал, как в жаркой атмосфере комнаты намокает под курткой рубашка.
– Кому я его мог давать? На нем больше десяти «баксов» не было никогда. Купил сдуру по случаю.
– Вам этот номер знаком? – Антон протянул выписанный на бумажку домашний телефон Солитянского.
– Нет, а чей это?
– Солитянский Иннокентий.
Геннадий впервые улыбнулся:
– Такое сочетание я бы запомнил. Я что, ему звонил?
– Да, – Антон понял, что ходить вокруг бесполезно, – в последний раз, когда пользовались аппаратом.
Геннадий в очередной раз дернул плечами. Видно, это был его «фирменный» жест.
– А он что говорит?
– Кто?
– Ну этот… Иннокентий.
– Ничего. Он убит.
– Радостно. – Геннадий погладил бороду. В лице его ничего не изменилось. – Когда я ему звонил?
Антон сказал.
– Последний звонок, – снова уточнил он, усмехнувшись двусмысленности фразы. – Потом, видимо, вас отключили.
– Последний? – продолжал морщить лоб Геннадий, и вдруг лицо его просияло. – Так это же Анька!
– Кто? – Антон почувствовал, как засосало под ложечкой. Мышцы знакомо напряглись. Тупо заныла голова.
– Лисянская Анька! – Геннадий явно рад был вспомнить. – Моя однокурсница по филфаку. У нас встреча была, курса. На даче во Всеволожске. Телефона там нет. Она попросила, сказала: «Позарез надо». Я надеялся ее к себе затащить, – он разговорился, – дал ей звякнуть. Но обломился: за ней мужик приехал. Крутой такой. Я потом хотел матери позвонить, а телефон – привет.
Голова ныла все сильней. Антону стало холодно, до озноба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38