– Какой славный вечер.
Она готова была говорить обо всякой чепухе, не в силах смотреть ему прямо в глаза.
Гвин не хотелось видеть его лицо, особенно теперь, когда у нее возникло ощущение, что он подозревает ее.
– Это так, – последовал монотонный ответ.
– Да, это так.
Она двинулась дальше, опустив голову.
– Недавно катались верхом?
Она медленно повернулась к нему:
– Нет.
– А мне показалось, что ваш конь хромает.
– Нет, – ответила она еще медленнее, потом повернулась к нему: – А в чем дело?
Он пожал плечами:
– Я не думаю, что есть основания для беспокойства. Просто я видел, что его не было, в конюшне. Вот и все.
Ужас холодной волной распространился по ее телу, омыл желудок.
– Я люблю ездить верхом, сэр. У милорда возникли какие-нибудь проблемы в связи с этим?
Он покачал головой, продолжая сверлить ее глазами:
– Нет.
– Тогда не понимаю, почему это беспокоит вас.
Она с ледяным выражением лица вскинула голову и зашагала прочь.
– Если вы причините ему вред, Гвиневра, пожалеете об этом.
Она остановилась, но не повернула к нему головы. Он больше не сказал ничего, и она пошла дальше, стараясь не схватиться за сердце и пытаясь скрыть его бешеное биение.
– Я слышал, что верховая езда проясняет мозги, – сказал он ей в спину. – Особенно при головной боли.
Ей стоило отчаянного усилия не приподнять юбки и не пуститься в бегство.
Люди Гриффина разбрелись по замку и его окрестностям как рабочие пчелы. Одни занимались подготовкой стен к восстановительным работам в тех местах, где каменная кладка раскрошилась, другие работали на полях: октябрь был последним месяцем в году, подходившим для пахоты. Многие из рыцарей тренировались в рукопашном бою с копьем, мечом и короткой кривой саблей. Гриффин хотел, чтобы его люди сохранили боеготовность в любых условиях. Им предстояло здесь жить, заводить семьи, но начинать надо было теперь же.
И он пытался этому способствовать.
Он постоянно ощущал присутствие Гвин, куда бы она ни направлялась – шла ли в огород с поварихой или разговаривала с Уильямом из Файв-Стрэндс (она настояла на том, чтобы он остался здесь) об известковании полей в отдаленном мэноре, приветствовала ли очередного гонца или болтала на ходу с одной из множества женщин, теперь живших в «Гнезде», что происходило чаще всего.
Откуда они все явились? – удивлялся он на следующий день, помогая втаскивать камень на стену. – Сплошные груди и хихиканье, – проворчал Фальк, когда Гриффин втащил камень, Но Гриффин, заметил, что Фальк прервал эту потогонную работу, чтобы помочь одной из этих женщин подняться по ступенькам, что свидетельствовало о том, что он не такой уж мужлан.
Похоже было, что Гвин привечала и принимала в дом всех осиротевших и обездоленных из соседних окрестностей. Они были везде, и их пестрые одежды и кокетливые улыбки заставляли мужчин бросать молотки и ронять гвозди. И при них всегда была Гвиневра, ее голос разносился по внутреннему двору, и хотя слова были неразборчивы, тон можно было различить, как и мелькание красных, желтых или изумрудно-зеленых юбок по мощенному булыжником двору, когда ока носилась по нему туда-сюда.
Недовольный собой, он шлепнул новую порцию раствора на камень. Все, ради чего он сражался, было здесь, перед ним, но вместо радости и отдохновения он ежедневно тратил долгие часы, обыскивая темные, мрачные, затянутые паутиной комнаты.
Он обыскал в замке все помещения, включая кухню и даже куриные насесты, перерыл все сундуки, отпер все шкатулки, изучил каждый пергамент, подписанный де л’Ами, Нигде не было и намека на что-либо более священное, чем церковные десятины и дары монастырям и странноприимным домам. Ничего не говорилось о скрытых и охраняемых сокровищах, восходящих к темным векам христианства.
Похоже было, что все намеки на их существование были сметены с лица земли временем. Или Жонессом де л’Ами, жаждавшим их получить больше всего на свете.
Теперь и Гриффин начинал вожделеть их тоже.
Он прервал свое занятие и вытер пот со лба, прислушиваясь к разговорам своих людей, работавших рядом. Посмотрел вниз, за стены, на зеленые просторы плодородных земель и холмов, принадлежащих «Гнезду». Нет. Он был теперь дома, но то, что ему удалось воплотить свою мечту в жизнь, не удовлетворило его.
Нет. Даже когда он узнал, что сказал умирающий де л’Ами. Нет. И даже после того как получил ключ, способный открыть дверь, ведущую к сокровищам.
В Эверут прибыл архитектор, и теперь все мужское население замка, включая мальчиков старше десяти лет, трудилось на стенах. Валили огромные деревья, чтобы соорудить леса. Деревянные платформы и лестницы были заполнены потными мужчинами, ведрами с раствором и пажами, снующими туда и обратно.
Долина откликалась эхом на крики мужчин, стук топоров и скрип механизмов, с помощью которых поднимали огромные каменные блоки на стены замка и устанавливали на место. Громыхали колеса телег по булыжнику, ржали лошади, кричали и смеялись дети – они неслись поднимать гвозди с земли или подносили работающим мужчинам воду.
Но больше всего трогало Гвин то, что женщины начали снова смеяться. Их погибшие мужья и отцы становились далекими призраками, когда какой-нибудь воин Соважа с улыбкой обращал взгляд на них или их детей.
Она удвоила рацион для солдат, вызывавших смех у ее женщин.
И в полях она тоже замечала обновление – там теперь кипела жизнь. Люди Гриффина значительно пополнили число ее сельскохозяйственных работников. Поля были уже вспаханы, и всюду виднелись борозды и всхолмления, борозды и всхолмления. И впервые за два года сердце Гвин возрадовалось.
Гриффин тоже казался счастливым, когда поворачивался к ней лицом с полуулыбкой, от которой, на его щеках образовывались ямочки, и от этого сердце ее падало. Конечно, случались дни, когда он пропадал неизвестно куда на долгие часы, но она была слишком занята, чтобы следить за ним, да к тому же не имела к этому склонности. Если он не совершал нападение на нее среди дня (а за последнее время это произошло дважды – один раз на лестничной площадке возле их спальни, второй – в саду, и оба эти раза он мгновенно доводил ее до исступления, после чего она еще с полчаса испытывала головокружение), то она могла не видеть его с рассвета до обеда.
Ее задачей было присматривать за детьми, ухаживать за больными, договариваться с купцами, давать указания слугам и обеспечивать едой и подслащенной водой рабочих в холодные осенние дни. И, несмотря на эту хаотичную и беспокойную деятельность, Гвин не переставала улыбаться.
Нынче вечером воздух был на удивление холодным, и люди, собиравшиеся в группы по два-три человека, казались пурпурными силуэтами на фоне зубчатых стен. Кое-кто из них опирался о зубцы каменных стен, кое-кто устроился на ступеньках, многие сидели на стенах, свесив нош, пока пот высыхал на грязных лицах.
Гриффин стоял среди небольшой группы мужчин. Там были Алекс, Джерв, Фальк и еще несколько человек. За их спинами пылал алый закат.
Гвиневра приблизилась к ним:
– Милорд?
Он обернулся и посмотрел на нее со своей медлительной улыбкой. Даже теперь, после всего, что между ними было, от этой улыбки кровь бросалась ей в лицо. Он протянул ей руку:
– Пойдем, Гвин, посмотришь нашу работу.
То, что им удалось сделать, вызывало изумление. Они почти закончили восстановление укреплений в западной части стены. Был восстановлен даже зазор в сторожевой башне.
Отец только мечтал об этом – построить заново или восстановить «Гнездо» во всем его великолепии.
– Знаю, что тебе было бы все равно, даже если бы он счел тебя демоном, Гриффин, – сказала она мягко, – но я уверена, что мой отец был бы горд тобой!
Гриффин сжал губы:
– Это всего лишь камень и крепкие мужчины, Гвиневра. Если бы твой отец захотел, он бы и сам это сделал.
Гвин ответила печальной улыбкой:
– Возможно. Но я думаю, что для него мало что имело значение после… после смерти мамы.
Гриффин взял ее руку и сжал в ладонях:
– Твоя мать была грамотной?
– О, конечно. Отец позаботился о том, чтобы она научилась читать и писать, до того как отправился в крестовый поход.
Она осеклась, когда пальцы Гриффина до боли сжали ее руку. Лицо его выглядело странно.
– Твоего отца нет, и его запреты не действуют. Я научу тебя читать.
Она прижалась щекой к его крепкому телу, когда он обернулся и ответил одному из своих людей. Он вспотел, и от него исходил сильный мускусный запах. Она вдыхала его, чувствуя себя в безопасности, чувствуя себя защищенной, и этого для нее было достаточно.
Это было все, чего она хотела. Просто быть рядом с ним, видеть, как задумчивый взгляд его серых глаз обращается к собеседнику, как он задает вопросы или делает замечания, но по большей части слушает. И люди сияли от его внимания. Он был как глоток воды. Они впивали его и расцветали. Это были его и ее рыцари. Джерв. Фальк.
У ее отца не хватило отваги создать то, на что отважился Гриффин и что совершал теперь. Он просто ворвался в замок и сумел принести туда добро.
А она могла предать его.
Это было безумие.
Она смотрела на вымощенный камнями проход под ногами, когда внезапно ей пришла в голову новая дерзкая мысль: а должна ли она это делать?
От короля Стефана не было слышно ни слова. Если бы он захотел, смог бы за эти дни прислать в Эверут гонца, даже находясь в своей ставке на утесах Дувра. Почему от него не было вестей? Не было поддержки? Не приходило никаких инструкций?
Возможно, король Стефан собирался подписать договор. Сердце ее затрепетало. Возможно, его действиях не было хитрости. Возможно, все было кончено и ее король знал это.
Сердце ее бурно забилось, когда в сознании забрезжило понимание подлинного положения вещей.
И она собиралась подставить под удар самого порядочного из тех, кого знала за всю жизнь?
– Гриффин!
Он посмотрел на нее:
– Да?
Сердце ее стучало, кончики пальцев похолодели.
– Есть нечто такое, о чем я собираюсь тебе рассказать.
И в этот момент на лестнице появился Алекс, стремительно поднимающийся наверх. Он остановился, стоя одной ногой на ступеньке и слегка задыхаясь. Туника его была в пятнах от грязной дневной работы, а светловолосая голова всклокочена. Он выглядел раскрасневшимся от спешки. А возможно, взволнованным.
– Язычник, тебе надо сюда. Скорей!
– В чем дело? Алекс подался вперед:
– Я кое-что нашел.
Прежде чем эта фраза была произнесена полностью, Гриффин уронил руку, лежавшую на плече Гвин, и зашагал к нему. Она, обескураженная, смотрела ему вслед. Внезапно на верхней ступеньке лестницы Гриффин обернулся, будто только что вспомнил о ней.
– Чего ты хотела, Гвин? Это может подождать? Она неловко кивнула:
– Конечно.
Гриффин и Александр поспешили вниз по лестнице. Ноги у нее ослабли, и она прислонилась к амбразуре, гадая, следует ли ей чувствовать себя покинутой или спасенной.
Она размышляла и пыталась угадать, что они нашли. Нечто такое, что не хотели показывать ей.
Оба мужчины смотрели на маленькую шкатулку почти благоговейно.
– Ты нашел ее среди своих вещей?
– Среди твоих, Язычник, – ответил Алекс. – Эрве снял ее с седла Нуара, когда в сентябре пошлого года тебя захватили в плен, после того как ты оставил Гвиневру возле аббатства. Эрве увез это в Нормандию и отдал Эдмунду, твоему оруженосцу, чтобы он упаковал ее вместе с остальными вещами…
Гриффину не требовалось, чтобы Алекс продолжал: было ясно, что он собирается сказать – эта шкатулка должна была содержать третий и последний ключ к разгадке. Где еще Жонесс де л’Ами мог хранить столь ценную вещь, кроме как в шкатулке, к которой сам относился благоговейно?
Гриффин пристально вглядывался в нее. Уже несколько недель он снова и снова обыскивал замок, хотя и не знал, что именно следует искать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43