– Что?
– Выйти замуж, за Гриффина Соважа.
Глава 29
Она стояла в прихожей возле комнаты лорда. Эдмунд смотрел на нее умоляюще. Несмотря на все несчастья и потрясения последнего дня, его наивная серьезность была для нее благотворным бальзамом.
– Вы сможете сделать это должным образом, миледи?
Она с улыбкой положила руку ему на плечо.
– Я приложу все усилия. Потом посмотрела на дверь.
– Иди и раздобудь еды, Эдмунд. И найди моего писца. Пусть он научит тебя сыграть несколько нот на цимбалах.
Она снова улыбнулась:
– Нам в этой башне не помешало бы немного музыки, Эдмунд. Ты так не думаешь?
Он ответил энергичным кивком.
– Можешь сделать это для меня?
Он выпятил грудь.
– Будьте покойны, миледи, – пообещал мальчик и убежал.
Гвин перевела дух, повернулась и легонько постучала в дубовую дверь спальни.
– Милорд, – позвала она, чуть повысив голос. – Это я. Последовала пауза. Потом дверь широко распахнулась.
В двери стоял Алекс.
– Входите.
С полминуты они смотрели друг на друга, не отводя глаз, как противники, готовые к перемирию, потом Гвин кивнула и прошла мимо него в свою спальню. Гриффин поднял голову.
Его волосы были влажными и прилипали к голове темными прядями. Одет он был в штаны и тунику, вытканную из льна и шерсти. Мягкая ткань облегала его плоский живот и мощные бедра и ниспадала почти до колен. Он сидел за маленьким столом, за которым они много вечеров играли в шахматы, на котором он не раз раскладывал манускрипты и где однажды овладел ею.
– Входи, Гвиневра.
Его глубокий раскатистый голос скорее, чем слова, заставил ее пройти в глубину комнаты. Она сделала несколько неуверенных шагов.
– Милорд. Я не собиралась тебе мешать. Я пришла только… О! У тебя шкатулка отца! – сказала она тихо.
– Да.
– Когда ты ее нашел? Где? Я думала, она у Марка…
Гриффин глубоко вздохнул, и грудь его всколыхнулась от вздоха.
– Я нашел ее неделю назад.
– Какая красивая, – пробормотала она и дотронулась до нее. – Ты нашел в ней письма отца?
– Я нашел письма своего отца.
– Что?
Он кивнул.
Она покачала головой.
– Почему же отец отдал ее мне, чтобы я ее хранила, если она не… – Гвиневра замолчала и тяжело, со стуком опустилась на стул. – Эта шкатулка должна принадлежать тебе. Твоей семье. Она принадлежит Эверуту, а мы, – закончила она с горьким смехом, – мы никогда не принадлежали Эверуту.
– Зато теперь принадлежим.
Ее глаза снова наполнились слезами.
– Еще нет, – сказала Гвин ломким трепетным голосом. – Наша свадьба будет только утром. И, возможно, раньше Генрих отрубит мне голову.
– Генрих не станет рубить нам головы. Ты не совершила измены. Ему.
– Могу я кое-что спросить, Гриффин?
– Гвиневра, – ответил он тихо, – теперь не то время, чтобы проявлять робость. Ты можешь спрашивать о чем угодно.
Она кивнула, соглашаясь, готовая поддержать его, что бы он ни говорил, только бы обращался к ней, смотрел на нее и хоть как-нибудь, хоть отдаленно, был с ней связан, но следующие его слова вызвали у нее оторопь.
– Пора прекратить лгать нам обоим – и тебе, и мне.
Она хотела было кивнуть, но вместо этого брови ее взметнулись вверх:
– Ты лгал?
Он взмахнул рукой над столом, указывая на шкатулку и разложенные на столе безделушки:
– Я лгал.
Она с трудом выдохнула:
– Ну едва ли это идет в счет.
– О, еще как идет, – возразил он мрачно.
По столу были разбросаны вещицы, которые она так часто брала в руки и столько раз перебирала, остатки бог знает чего – кольцо и обрывки ткани, локон и письма на пергаменте, которые она не могла прочесть. А теперь кожаный шнур, который Гриффин постоянно носил на шее, тоже лежал на столе, свернутый в кольцо, и к нему был привязан маленький серебристый ключик.
Она потянулась к нему.
– Еще один ключ. Откуда?
– От де Луда.
Она чуть не рассмеялась.
– Что?
Гриффин бросил взгляд на Алекса.
– Де Луд дал его мне.
– Головорез Марка отдал тебе ключ, который я потеряла год назад в Лондоне? – изумленно попыталась она уточнить.
– Это так. У него есть дочь. Через какое-то время он пришлет сюда к нам свою девочку.
Теперь она рассмеялась коротким изумленным смехом, раздумывая, потом сказала:
– Значит, у тебя их два.
– Он сам ключ, – послышался из тени голос Алекса.
– Не понимаю, что это значит, – возразила она немногословно.
Серые глаза Гриффина неотступно смотрели на нее. Все плоскости его лица были высвечены огнем жаровни и заштрихованы тенями. Он не двигался, но заполнял всю комнату своим присутствием, а она потеряла его, потеряла…
– Там внизу есть отделение, закрытое на ключ, – сказала она прерывающимся голосом. – Ты не можешь его видеть, но оно там есть, с краю.
Она протянула вперед палец, указывая на него. В комнате наступила оглушительная тишина. Она медленно подняла взгляд к изумленному лицу Гриффина.
– Что? – Его голос звучал глухо, резко и недоверчиво.
Она кивнула.
– И ты заглядывала внутрь, Гвиневра? – В голосе и словах его прозвучало еще большее недоверие.
– Конечно.
Он стремительно подался вперед:
– Как же ты это сделала?
Она пожала плечами:
– Это было всего однажды, когда я была ребенком. Я нашла эту шкатулку и играла с ней. И вдруг нижнее ее отделение открылось. Отец ужаснулся, когда застал меня за этим занятием. Он пригрозил мне, и я никогда больше не видела этой вещи до его смерти. – Она осторожно сглотнула: – После этого, в те ужасные дни, когда Марк всюду преследовал меня, когда мародерствовал в округе, он намекнул на существование сокровищ. И на брак. Я испытала все возможные средства, чтобы открыть шкатулку. Не знаю почему, но мне это казалось важным. А также важным, чтобы Марк не узнал о ее существовании.
Я даже попыталась открыть ее раскаленной кочергой, но и это не помогло. Ты можешь видеть, что она осталась не-опаленной.
А потом однажды ночью, когда я чувствовала себя очень несчастной, я дотронулась до нее… Она ведь такая красивая… И вдруг я вспомнила, что сделала ребенком. Я приложила к ней пальцы вот так. – Она распластала пальцы, показывая, и они оказались внутри шкатулки. – Я пощупала внутри, нажала и…
Крышка потайного отделения отскочила.
Алекс с шумом вдохнул. Гвин подняла глаза. Гриффин смотрел на нее.
– Неповиновение имеет свои маленькие преимущества, – сказала она печально.
Что-то вроде мимолетной улыбки промелькнуло на его лице.
– Должен признаться, я никогда не считал неповиновение таким уж большим грехом, каким считает его церковь.
И в это мгновение что-то от прежнего Гриффина проступило в его лице, и в этой унылой комнате будто повеяло свежим ветром.
– Я тоже думаю, что это так.
Он казался ей ослепительным, будто от него исходил яркий свет. Он казался ей безупречным даже при всех своих заблуждениях. Лицо, перечеркнутое шрамом, греховное тело и великодушное сердце. От всего этого у нее занялся дух.
И на все это у нее уже не было прав.
– Значит, тебе было нужно именно это? – спросила она, стараясь сделать свой голос бесстрастным. – Узнать, что там, в нижнем отделении?
Улыбка его потускнела.
– Да.
Его большой палец скользнул под край крышки и откинул ее. Все трое подались вперед. По причине, которую она не могла бы объяснить, Гвин даже перестала дышать, когда он поднял крышку и открылось внутреннее отделение шкатулки.
– Опять документы, – сказал он хрипло и закрыл глаза. – Этого здесь нет.
Алекс выругался и отпрянул к стене. Подошвы его сапог заскрипели, давя мелкие камешки, когда он повернулся и заходил по комнате. Изумленная, Гвин переводила взгляд с одного на другого.
– В чем дело?
– Третий ключ.
– Третий ключ?
– Нам нужен еще один ключ.
В его словах была холодная и тупая убежденность, но сердце Гвин отчаянно забилось. Она подалась вперед.
– У меня есть ключ. Маленький золотой ключик.
Серые глаза Гриффина широко раскрылись и были устремлены на нее, а взгляд его будто прочерчивал огненную дорожку между ними, как лесной пожар. Она кивнула, чувствуя головокружение, и протянула руку к неприглядному мешочку, зашитому в ее нижних юбках.
Каждое утро она совершала этот ритуал, заново пришивала мешочек к своим юбкам, стараясь выполнить последнюю волю отца. В складках ее коричневой юбки скрывался крошечный ключик, который отец вложил в ее руку, лежа на смертном одре. Он был скрыт, чтобы не было заметно его яркое сияние и чтобы защитить его от посягательств.
Потому что он сверкал как солнце.
Дрожащими пальцами она высвободила его из складок своих юбок и вложила в мозолистую ладонь Гриффина.
Его глаза еще некоторое время продолжали удерживать ее взгляд, потом он сжал его в пальцах. Он схватил два ключа, уже лежавших на столе – черный и серебристый – и сложил вместе. С удивительным щелчком они соединились друг с другом, и в их центр он вложил третий ключик, золотой. Получилась трехцветная головоломка. Серебристый ключик вошел в покоробившийся железный, и это походило на серебристый край темного грозового облака. Ее ключик, помещенный в центр, засверкал как конец радуги.
– Боже милостивый! – пробормотал Алекс.
– Как красиво, – выдохнула Гвин. Гриффин испустил долгий вздох.
– А теперь? – спросила Гвин, поднимая на него глаза. – Что теперь?
Гриффин покачал головой:
– Понятия не имею.
Она указала на шкатулку, в тайном отделении которой были видны свитки:
– Что это такое?
Они медленно переключили внимание, на свитки. Гриффин взял один из них в руки.
– Тонкий пергамент, – сказал он.
Дорогой. Но следующий свиток, взятый из шкатулки, вызвал у нее потрясенный вздох.
– Это медь? – спросила она едва слышно, потому что в горле у нее пересохло. – Что это такое?
На лице Гриффина читалось изумление.
– Карты.
– Карты?
Он взял несколько листков тонкого пергамента и несколько тонких листов металла, похожего на бронзу. Она непонимающе смотрела на них.
– Что это за карты?
– Карты сокровищ, – пробормотал Алекс.
Гвин склонилась над столом. Она могла различить причудливые линии и каракули на некоторых документах, которые вполне могли означать конец земельного массива или начало водных путей. Уловила изображения мифических животных, яркие живые краски и надписи, от которых, казалось, исходил запах пыли, росы, целебных трав и древних тайн.
Гвин посмотрела на Гриффина, склонившегося над свитками. Губы его беззвучно шевелились: он читал латинский текст, начертание которого она узнала, потому что помнила, как выглядели манускрипты монахов.
Она ощутила нечто странное в спине, что могла бы назвать предвкушением судьбы, и это ощущение заполнило все ее тело свежестью и новизной и отчасти страхом.
– Что все это значит? – спросила она шепотом.
– Это означает, что он наследник Карла Великого, – послышался голос Алекса из тени.
Она подняла голову и посмотрела на них:
– И что это будет значить для него?
Гриффин поднял голову и посмотрел на нее, удерживая ее взгляд, но его взгляд оставался непроницаемым.
Теперь Гвин увидела в нем подлинное величие, скрытое, но ощутимое, и у нее захватило дух.
– Это означает привилегию и бремя, потому что он должен охранять тысячелетние сокровища, – произнес Александр голосом, способным быть услышанным армией Генриха, как если бы она находилась на расстоянии трех лье отсюда. – Это означает, что, пока есть потребность биться за Господа – что ведет к славе, но порождает и алчность, – эта потребность есть средство защиты подлинных сокровищ наших душ. Это означает, что кровь Гриффина несет в себе пурпур королей и что он Хранитель святынь.
Гвин посмотрела на Гриффина с отчаянием:
– О каких святынях ты говоришь, Алекс?
– О ковчеге Завета. О копье Судьбы. О Туринской плащанице.
Теперь заговорил Гриффин, и его слова звучали как торжественная музыка, тихо и ритмично, и от звука его голоса волоски на ее спине встали дыбом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43