Не опускаешься, следишь за собой. Ты, часом, спиртным не злоупотребляешь?
Шон покачал головой:
— Нет, просто много работаю.
— Работа полезна, — проговорил отец.
— Ага, — сказал Шон и почувствовал, как к горлу подступает горький гложущий комок.
— Ну, тогда...
— Ну...
Отец хлопнул его по плечу.
— Ну, тогда привет! И не забывай звонить матери по воскресеньям, — сказал он и, оставив Шона возле машины, направился к переднему крыльцу походкой человека лет на двадцать моложе.
— Береги себя, — сказал Шон, и отец взмахнул рукой в знак согласия.
Отперев машину с помощью дистанционного пульта, Шон уже потянулся к ручке дверцы, когда отец окликнул его:
— Эй!
— Да?
Шон оглянулся и увидел у крыльца отцовскую фигуру — голова и плечи отца растворялись в сумраке.
— Ты хорошо тогда сделал, что не влез в ту машину. Так и знай.
Уперевшись руками в капот и прислонившись к машине, Шон силился разглядеть выражение отцовского лица.
— Надо нам было и Дейва уберечь.
— Вы были детьми, — сказал отец. — Вы не могли знать, а если б даже и могли...
Шон помолчал, обдумывая эти слова, барабаня пальцами по капоту, вглядываясь в темноте в лицо отца.
— Я и сам так себе говорю.
— Ну и...
Шон пожал плечами:
— И все же думаю, мы должны были это знать. Так или иначе. А ты так не считаешь?
Наверное, целая минута прошла в молчании, и Шон слушал стрекотание кузнечиков и шипенье газонных поливалок.
— Спокойной ночи, Шон, — сказал отец, перекрывая шипенье.
— Пока, — произнес Шон и, подождав, когда отец войдет в дом, влез в машину и поехал к себе.
21
Эльфы
Вернувшись домой, Селеста застала Дейва в гостиной. Он сидел в углу потрескавшегося кожаного дивана, а рядом, возле ручки кресла, двумя горками возвышались пустые банки из-под пива; в руках у него была новая банка, а на коленях лежал телевизионный пульт. Он смотрел кино, где было много крика.
Снимая в холле пальто, Селеста видела отсветы экрана на лице Дейва, слышала крики, становившиеся все громче, испуганнее, к ним присоединились голливудские шумовые эффекты — звук опрокидываемых столов и нечто, напоминающее треск раздираемого на части тела.
— Что это ты смотришь? — спросила она.
— Про вампиров, — ответил Дейв. Не отрывая глаз от экрана, он поднес к губам банку «Бада». — Главный вампир убивает всех на вечеринке охотников за вампирами. Они действуют по заданию Ватикана.
— Кто?
— Охотники за вампирами. Ух ты! — воскликнул Дейв. — Вчистую оторвал ему голову!
Селеста вошла в комнату и взглянула на экран, как раз когда какой-то тип в черном пронесся по комнате, ухватил за подбородок перепуганную женщину и куснул ее в шею.
— Господи, Дейв...
— Нет, это круто, потому что Джеймс Вудс теперь в бешенстве.
— Кто это — Джеймс Вудс?
— Главный охотник за вампирами. Отчаянный парень.
Она увидела его на экране: Джеймс Вудс в черной кожаной куртке и облегающих джинсах взял в руки нечто вроде арбалета и прицелился в вампира. Но вампир оказался проворнее. Он протащил его по комнате, колошматя почем зря, словно весу в том было не больше, чем в комаре, а потом в комнату ворвался другой парень и выпустил в вампира очередь из автомата. И хотя вампир был неуязвим, все они благополучно проскочили мимо него, словно он внезапно потерял зрение.
— Это брат Болдуин? — спросила Селеста. Она сидела на диванном валике, там, где он смыкается со спинкой; откинув голову, она прислонилась к стене.
— Наверное.
— Который из них?
— Не знаю. Я не уследил.
Селеста смотрела, как они мечутся по номеру в мотеле, усеянному трупами уж чересчур, на ее взгляд, густо для столь малого пространства, а Дейв заметил:
— Господи, придется Ватикану прислать новый взвод охотников за вампирами!
— А почему вдруг Ватикан озаботился вампирами?
Дейв улыбнулся своей мальчишеской улыбкой, вскинув на нее прекрасные глаза.
— Это большая проблема, милая. Ведь вампиры постоянно воруют чаши для причастия.
— Чаши для причастия? — переспросила она, ощущая настойчивое желание протянуть руку и погладить его по голове, как будто глупый этот разговор развеял, прогнал из памяти все неприятности ужасного дня. — Я этого не знала.
— Да, уверяю тебя. Это огромная проблема, — сказал Дейв и осушил банку, в то время как Джеймс Вудс и брат Болдуин вместе с какой-то, по виду накачанной наркотиками, девицей припустили по пустой дороге в грузовичке, за которым гнался вампир. — Где ты была?
— Завезла платье к Риду.
— Несколько часов назад, — сказал Дейв.
— А потом я поняла, что мне просто необходимо посидеть и подумать. Понимаешь?
— Подумать? — произнес Дейв. — Конечно. — Он встал с дивана, пошел на кухню, открыл холодильник. — Тебе пива взять?
Пива не хотелось, но она сказала:
— Да, хорошо бы.
Дейв вернулся в комнату и протянул ей банку с пивом. Она часто определяла его настроение по тому, открывал ли он ей пиво или нет. Сейчас банка была открыта, но она сомневалась, хорошо это или плохо. Сейчас понять это было трудно.
— Ну и о чем ты думала? — Он рванул жестяную крышечку со своей банки, и звук этот перекрыл даже скрежет тормозов на экране, когда грузовичок перевернулся.
— О, ну ты же знаешь.
— Не очень-то знаю, Селеста.
— О разном, — сказала она и отхлебнула пива. — Вспоминала этот день, и что Кейти погибла, и как жалко Джимми и Аннабет. Обо всем этом.
— Обо всем этом, — повторил Дейв. — А ты знаешь, Селеста, о чем я думал, когда брел с Майклом домой? Думал, как он, наверное, озадачен, что его мама уехала, никому не сказав куда и когда вернется. Я долго думал об этом.
— Я же сказала тебе, Дейв...
— Сказала мне что? — Он поднял на нее глаза и улыбнулся, но на этот раз улыбка его не была мальчишеской. — Что ты сказала мне, Селеста?
— Что мне хотелось подумать. Прости, что не позвонила, но последние дни — это такой ужас, что я сама не своя.
— Как и все прочие.
— Что?
— Как в этой картине, да? — спросил он. — Там непонятно, кто люди, а кто вампиры. Я уже видел это, но кусками и не до конца. А этот брат Болдуин, знаешь, он потом влюбится в ту блондинку, хотя ему известно, что ее укусил вампир. Значит, и ей предстоит стать вампиршей, а ему на это начхать, понимаешь? Потому что он любит ее! А она сосет кровь. И у него будет сосать кровь и превратит его в ходячего мертвеца. Я что хочу сказать, Селеста, что в вампирстве есть и своя привлекательная сторона. Даже если знаешь, что это станет твоей гибелью, и душа твоя будет проклята навеки, и тебе придется только и делать, что кусать людей в шею, прятаться от солнца и от ударных бригад из Ватикана. Может быть, в один прекрасный день ты проснешься и не вспомнишь, каково это — быть человеком. И такое может случиться, но ничего страшного. В тебя попал яд, но и к этому можно приспособиться. — Он задрал ноги на кофейный столик и сделал большой глоток из банки. — Так, по крайней мере, считаю я.
Селеста очень тихо сидела на диванном валике и глядела оттуда вниз, на мужа.
— Дейв, что ты плетешь, о чем это ты говоришь?
— О вампирах, милочка. О вервольфах.
— Вервольфах? Я не улавливаю смысла.
— Смысла? Ты думаешь, что я убил Кейти. Это единственный смысл, который мы за последнее время уловили.
— Я вовсе не... Когда это ты пришел к такому выводу?
Он ковырнул ногтем жестяную крышку.
— Ты не могла даже заставить себя посмотреть в мою сторону там, в кухне у Джимми, перед тем, как уехать. Ты держала ее платье так высоко, словно оно еще на ней, и не могла даже взглянуть на меня. Вот я и стал думать, с чего бы это моя жена стала чувствовать ко мне такое отвращение? А потом меня как ударило — Шон! Ведь это он тебе что-то сказал, верно? Он и этот его мерзкий прихлебатель задавали тебе вопросы.
— Нет.
— Нет? Ерунда.
От его спокойствия ей было не по себе. Она могла бы приписать это спокойствие действию пива.
Алкоголь всегда действовал на него умиротворяюще, но сейчас в его спокойствии было что-то опасное, словно в слишком туго натянутой и перекрученной пружине.
— Дэвид...
— Ах, так я уже Дэвид!
— Я без всякой задней мысли. Просто запуталась, сбилась.
Наклонив голову к плечу, он смотрел на нее снизу вверх.
— Что ж, тогда давай все выясним, детка. Это ведь фундамент прочных взаимоотношений — уметь общаться.
На счету у нее было 147 долларов и пятисотдолларовый лимит на карточке «Виза», хотя примерно половину лимита она уже израсходовала. Если ей даже и удастся выкрасть отсюда Майкла, далеко им не уехать. Две-три ночи в каком-нибудь мотеле — и Дейв их разыщет. В чем, в чем, но в тупости его не упрекнешь, и, уж конечно, он сумеет их выследить.
Пакет. Она может отдать мусорный пакет Шону Дивайну, и тот обнаружит въевшуюся в ткань кровь на одежде Дейва. Она уверена, что обнаружит, а она слышала о больших успехах генетических исследований. Они обнаружат кровь Кейти на одежде Дейва и арестуют его.
— Ну давай же, — сказал Дейв. — Давай поговорим, детка. Проясним ситуацию. Я не шучу. Я действительно хочу, что называется, унять твои страхи.
— Я не напугана.
— Но выглядишь ты именно так.
— Нет, не напугана.
— Прекрасно. — Он снял ноги с кофейного столика. — Тогда скажи мне, дорогая, что тебя тревожит, хорошо?
— Ты пьян.
Он кивнул:
— Не спорю. Но это не означает, что со мной нельзя вести разговор.
На экране вампир опять отсекал кому-то голову — на этот раз, кажется, священнику.
Селеста сказала:
— Шон не задавал мне никаких вопросов. Когда ты ушел за сигаретами для Аннабет, я случайно подслушала их разговор. Не знаю, что ты им говорил раньше, Дейв, но твоей истории они не поверили. Они знают, что ты был в «Последней капле» чуть ли не до звонка.
— Что еще?
— Кто-то видел твою машину на стоянке примерно в то время, когда Кейти вышла из бара. И истории, как ты повредил себе руку, они не поверили.
Дейв вытянул руку перед собой, согнул и разогнул ее.
— Речь про эту руку?
— Это все, что я слышала.
— И это заставило тебя вообразить — что?
Она опять чуть было не прикоснулась к нему. На мгновение агрессивность, казалось, покинула его, уступив место ощущению обреченности. Это чувствовалось в его спине и плечах, и ей захотелось, протянув руку, прикоснуться к нему, но она удержалась.
— Дейв, ты только расскажи им про грабителя.
— Про грабителя.
— Ну да. Может быть, тебе и придется явиться в суд, но что тут такого? Подумаешь — большое дело! Это лучше, чем если на тебя навесят убийство!
«Вот сейчас, — думала она. — Скажи, что не виноват. Скажи, что не видел, как Кейти уходила из „Последней капли“. Скажи это, Дейв!»
Но вместо этого он лишь сказал:
— Я понимаю ход твоих мыслей. Правда. Я прихожу домой весь в крови в то самое время, когда было совершено убийство Кейти. Значит, это я ее убил.
У Селесты вырвалось:
— Да?
Дейв поставил банку с пивом и рассмеялся. Он опять задрал ноги и, повалившись на диванные подушки, все хохотал, хохотал... Его просто корчило — каждый вдох превращался в новый раскат хохота. Он смеялся так бурно, что из глаз его текли слезы, а грудь и плечи тряслись и ходили ходуном.
— Я... я... я...
Он не мог ничего выговорить. Волны смеха перекатывались через него, подступая к горлу, вырывались наружу — и опять, и опять... Слезы теперь лились ручьем, текли по щекам прямо в разверстый рот, пенились на губах.
Селеста знала одно: никогда еще ей не было так страшно.
— Ха-ха — Генри, — наконец произнес он, когда смех начал утихать, переходя в фырканье. — Генри, — сказал он. — Генри и Джордж, Селеста. Так их звали. Ну разве не забавно? Джордж, смею тебя уверить, был прелюбопытный тип, зато Генри был просто негодяй!
— О чем это ты?
— Генри и Джордж, — весело продолжал он. — Я говорю о Генри и Джордже. Они взяли меня покататься. И катали четыре дня. И прятали меня в погребе, где я спал на каменном полу в вонючем, проеденном крысами спальном мешке. И, ей-богу, Селеста, они уж там потешились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Шон покачал головой:
— Нет, просто много работаю.
— Работа полезна, — проговорил отец.
— Ага, — сказал Шон и почувствовал, как к горлу подступает горький гложущий комок.
— Ну, тогда...
— Ну...
Отец хлопнул его по плечу.
— Ну, тогда привет! И не забывай звонить матери по воскресеньям, — сказал он и, оставив Шона возле машины, направился к переднему крыльцу походкой человека лет на двадцать моложе.
— Береги себя, — сказал Шон, и отец взмахнул рукой в знак согласия.
Отперев машину с помощью дистанционного пульта, Шон уже потянулся к ручке дверцы, когда отец окликнул его:
— Эй!
— Да?
Шон оглянулся и увидел у крыльца отцовскую фигуру — голова и плечи отца растворялись в сумраке.
— Ты хорошо тогда сделал, что не влез в ту машину. Так и знай.
Уперевшись руками в капот и прислонившись к машине, Шон силился разглядеть выражение отцовского лица.
— Надо нам было и Дейва уберечь.
— Вы были детьми, — сказал отец. — Вы не могли знать, а если б даже и могли...
Шон помолчал, обдумывая эти слова, барабаня пальцами по капоту, вглядываясь в темноте в лицо отца.
— Я и сам так себе говорю.
— Ну и...
Шон пожал плечами:
— И все же думаю, мы должны были это знать. Так или иначе. А ты так не считаешь?
Наверное, целая минута прошла в молчании, и Шон слушал стрекотание кузнечиков и шипенье газонных поливалок.
— Спокойной ночи, Шон, — сказал отец, перекрывая шипенье.
— Пока, — произнес Шон и, подождав, когда отец войдет в дом, влез в машину и поехал к себе.
21
Эльфы
Вернувшись домой, Селеста застала Дейва в гостиной. Он сидел в углу потрескавшегося кожаного дивана, а рядом, возле ручки кресла, двумя горками возвышались пустые банки из-под пива; в руках у него была новая банка, а на коленях лежал телевизионный пульт. Он смотрел кино, где было много крика.
Снимая в холле пальто, Селеста видела отсветы экрана на лице Дейва, слышала крики, становившиеся все громче, испуганнее, к ним присоединились голливудские шумовые эффекты — звук опрокидываемых столов и нечто, напоминающее треск раздираемого на части тела.
— Что это ты смотришь? — спросила она.
— Про вампиров, — ответил Дейв. Не отрывая глаз от экрана, он поднес к губам банку «Бада». — Главный вампир убивает всех на вечеринке охотников за вампирами. Они действуют по заданию Ватикана.
— Кто?
— Охотники за вампирами. Ух ты! — воскликнул Дейв. — Вчистую оторвал ему голову!
Селеста вошла в комнату и взглянула на экран, как раз когда какой-то тип в черном пронесся по комнате, ухватил за подбородок перепуганную женщину и куснул ее в шею.
— Господи, Дейв...
— Нет, это круто, потому что Джеймс Вудс теперь в бешенстве.
— Кто это — Джеймс Вудс?
— Главный охотник за вампирами. Отчаянный парень.
Она увидела его на экране: Джеймс Вудс в черной кожаной куртке и облегающих джинсах взял в руки нечто вроде арбалета и прицелился в вампира. Но вампир оказался проворнее. Он протащил его по комнате, колошматя почем зря, словно весу в том было не больше, чем в комаре, а потом в комнату ворвался другой парень и выпустил в вампира очередь из автомата. И хотя вампир был неуязвим, все они благополучно проскочили мимо него, словно он внезапно потерял зрение.
— Это брат Болдуин? — спросила Селеста. Она сидела на диванном валике, там, где он смыкается со спинкой; откинув голову, она прислонилась к стене.
— Наверное.
— Который из них?
— Не знаю. Я не уследил.
Селеста смотрела, как они мечутся по номеру в мотеле, усеянному трупами уж чересчур, на ее взгляд, густо для столь малого пространства, а Дейв заметил:
— Господи, придется Ватикану прислать новый взвод охотников за вампирами!
— А почему вдруг Ватикан озаботился вампирами?
Дейв улыбнулся своей мальчишеской улыбкой, вскинув на нее прекрасные глаза.
— Это большая проблема, милая. Ведь вампиры постоянно воруют чаши для причастия.
— Чаши для причастия? — переспросила она, ощущая настойчивое желание протянуть руку и погладить его по голове, как будто глупый этот разговор развеял, прогнал из памяти все неприятности ужасного дня. — Я этого не знала.
— Да, уверяю тебя. Это огромная проблема, — сказал Дейв и осушил банку, в то время как Джеймс Вудс и брат Болдуин вместе с какой-то, по виду накачанной наркотиками, девицей припустили по пустой дороге в грузовичке, за которым гнался вампир. — Где ты была?
— Завезла платье к Риду.
— Несколько часов назад, — сказал Дейв.
— А потом я поняла, что мне просто необходимо посидеть и подумать. Понимаешь?
— Подумать? — произнес Дейв. — Конечно. — Он встал с дивана, пошел на кухню, открыл холодильник. — Тебе пива взять?
Пива не хотелось, но она сказала:
— Да, хорошо бы.
Дейв вернулся в комнату и протянул ей банку с пивом. Она часто определяла его настроение по тому, открывал ли он ей пиво или нет. Сейчас банка была открыта, но она сомневалась, хорошо это или плохо. Сейчас понять это было трудно.
— Ну и о чем ты думала? — Он рванул жестяную крышечку со своей банки, и звук этот перекрыл даже скрежет тормозов на экране, когда грузовичок перевернулся.
— О, ну ты же знаешь.
— Не очень-то знаю, Селеста.
— О разном, — сказала она и отхлебнула пива. — Вспоминала этот день, и что Кейти погибла, и как жалко Джимми и Аннабет. Обо всем этом.
— Обо всем этом, — повторил Дейв. — А ты знаешь, Селеста, о чем я думал, когда брел с Майклом домой? Думал, как он, наверное, озадачен, что его мама уехала, никому не сказав куда и когда вернется. Я долго думал об этом.
— Я же сказала тебе, Дейв...
— Сказала мне что? — Он поднял на нее глаза и улыбнулся, но на этот раз улыбка его не была мальчишеской. — Что ты сказала мне, Селеста?
— Что мне хотелось подумать. Прости, что не позвонила, но последние дни — это такой ужас, что я сама не своя.
— Как и все прочие.
— Что?
— Как в этой картине, да? — спросил он. — Там непонятно, кто люди, а кто вампиры. Я уже видел это, но кусками и не до конца. А этот брат Болдуин, знаешь, он потом влюбится в ту блондинку, хотя ему известно, что ее укусил вампир. Значит, и ей предстоит стать вампиршей, а ему на это начхать, понимаешь? Потому что он любит ее! А она сосет кровь. И у него будет сосать кровь и превратит его в ходячего мертвеца. Я что хочу сказать, Селеста, что в вампирстве есть и своя привлекательная сторона. Даже если знаешь, что это станет твоей гибелью, и душа твоя будет проклята навеки, и тебе придется только и делать, что кусать людей в шею, прятаться от солнца и от ударных бригад из Ватикана. Может быть, в один прекрасный день ты проснешься и не вспомнишь, каково это — быть человеком. И такое может случиться, но ничего страшного. В тебя попал яд, но и к этому можно приспособиться. — Он задрал ноги на кофейный столик и сделал большой глоток из банки. — Так, по крайней мере, считаю я.
Селеста очень тихо сидела на диванном валике и глядела оттуда вниз, на мужа.
— Дейв, что ты плетешь, о чем это ты говоришь?
— О вампирах, милочка. О вервольфах.
— Вервольфах? Я не улавливаю смысла.
— Смысла? Ты думаешь, что я убил Кейти. Это единственный смысл, который мы за последнее время уловили.
— Я вовсе не... Когда это ты пришел к такому выводу?
Он ковырнул ногтем жестяную крышку.
— Ты не могла даже заставить себя посмотреть в мою сторону там, в кухне у Джимми, перед тем, как уехать. Ты держала ее платье так высоко, словно оно еще на ней, и не могла даже взглянуть на меня. Вот я и стал думать, с чего бы это моя жена стала чувствовать ко мне такое отвращение? А потом меня как ударило — Шон! Ведь это он тебе что-то сказал, верно? Он и этот его мерзкий прихлебатель задавали тебе вопросы.
— Нет.
— Нет? Ерунда.
От его спокойствия ей было не по себе. Она могла бы приписать это спокойствие действию пива.
Алкоголь всегда действовал на него умиротворяюще, но сейчас в его спокойствии было что-то опасное, словно в слишком туго натянутой и перекрученной пружине.
— Дэвид...
— Ах, так я уже Дэвид!
— Я без всякой задней мысли. Просто запуталась, сбилась.
Наклонив голову к плечу, он смотрел на нее снизу вверх.
— Что ж, тогда давай все выясним, детка. Это ведь фундамент прочных взаимоотношений — уметь общаться.
На счету у нее было 147 долларов и пятисотдолларовый лимит на карточке «Виза», хотя примерно половину лимита она уже израсходовала. Если ей даже и удастся выкрасть отсюда Майкла, далеко им не уехать. Две-три ночи в каком-нибудь мотеле — и Дейв их разыщет. В чем, в чем, но в тупости его не упрекнешь, и, уж конечно, он сумеет их выследить.
Пакет. Она может отдать мусорный пакет Шону Дивайну, и тот обнаружит въевшуюся в ткань кровь на одежде Дейва. Она уверена, что обнаружит, а она слышала о больших успехах генетических исследований. Они обнаружат кровь Кейти на одежде Дейва и арестуют его.
— Ну давай же, — сказал Дейв. — Давай поговорим, детка. Проясним ситуацию. Я не шучу. Я действительно хочу, что называется, унять твои страхи.
— Я не напугана.
— Но выглядишь ты именно так.
— Нет, не напугана.
— Прекрасно. — Он снял ноги с кофейного столика. — Тогда скажи мне, дорогая, что тебя тревожит, хорошо?
— Ты пьян.
Он кивнул:
— Не спорю. Но это не означает, что со мной нельзя вести разговор.
На экране вампир опять отсекал кому-то голову — на этот раз, кажется, священнику.
Селеста сказала:
— Шон не задавал мне никаких вопросов. Когда ты ушел за сигаретами для Аннабет, я случайно подслушала их разговор. Не знаю, что ты им говорил раньше, Дейв, но твоей истории они не поверили. Они знают, что ты был в «Последней капле» чуть ли не до звонка.
— Что еще?
— Кто-то видел твою машину на стоянке примерно в то время, когда Кейти вышла из бара. И истории, как ты повредил себе руку, они не поверили.
Дейв вытянул руку перед собой, согнул и разогнул ее.
— Речь про эту руку?
— Это все, что я слышала.
— И это заставило тебя вообразить — что?
Она опять чуть было не прикоснулась к нему. На мгновение агрессивность, казалось, покинула его, уступив место ощущению обреченности. Это чувствовалось в его спине и плечах, и ей захотелось, протянув руку, прикоснуться к нему, но она удержалась.
— Дейв, ты только расскажи им про грабителя.
— Про грабителя.
— Ну да. Может быть, тебе и придется явиться в суд, но что тут такого? Подумаешь — большое дело! Это лучше, чем если на тебя навесят убийство!
«Вот сейчас, — думала она. — Скажи, что не виноват. Скажи, что не видел, как Кейти уходила из „Последней капли“. Скажи это, Дейв!»
Но вместо этого он лишь сказал:
— Я понимаю ход твоих мыслей. Правда. Я прихожу домой весь в крови в то самое время, когда было совершено убийство Кейти. Значит, это я ее убил.
У Селесты вырвалось:
— Да?
Дейв поставил банку с пивом и рассмеялся. Он опять задрал ноги и, повалившись на диванные подушки, все хохотал, хохотал... Его просто корчило — каждый вдох превращался в новый раскат хохота. Он смеялся так бурно, что из глаз его текли слезы, а грудь и плечи тряслись и ходили ходуном.
— Я... я... я...
Он не мог ничего выговорить. Волны смеха перекатывались через него, подступая к горлу, вырывались наружу — и опять, и опять... Слезы теперь лились ручьем, текли по щекам прямо в разверстый рот, пенились на губах.
Селеста знала одно: никогда еще ей не было так страшно.
— Ха-ха — Генри, — наконец произнес он, когда смех начал утихать, переходя в фырканье. — Генри, — сказал он. — Генри и Джордж, Селеста. Так их звали. Ну разве не забавно? Джордж, смею тебя уверить, был прелюбопытный тип, зато Генри был просто негодяй!
— О чем это ты?
— Генри и Джордж, — весело продолжал он. — Я говорю о Генри и Джордже. Они взяли меня покататься. И катали четыре дня. И прятали меня в погребе, где я спал на каменном полу в вонючем, проеденном крысами спальном мешке. И, ей-богу, Селеста, они уж там потешились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65