Убедившись, что они достаточно далеко, чтобы она не услышала их, он спросил:
— Когда?
— Завтра утром.
— Я знал, что это будет скоро.
— Несколько дней в Лос-Анджелесе, потом в Токио. Я скажу Эрике об этом после обеда, вечером.
Анами тронул его за руку.
— Будь там осторожен. Если попадешь в поле их зрения, они не отстанут. Если они поймают тебя, единственное, что я могу тебе сказать: они никогда не простят. Помни это, Саймон. Они не прощают.
* * *
В Токио Виктору Паскалю больше досаждала жара, чем городская сутолока и шум. Далеко за полдень температура воздуха была под девяносто градусов по Фаренгейту, поэтому он сказал Норе Барт, что плевал он на все и они возвращаются в отель, где кондиционер и бассейн.
Вернувшись в номер, он решил позвонить прислуге перед тем, как пойти поплавать. Заказать что-нибудь выпить и что-нибудь легкое поесть, салат или мороженое. Все, что угодно, но только холодное. Нора, конечно же, тоже что-нибудь захочет заказать. Эта женщина ела, как Пэк Мэн, даже больше, и никогда не толстела.
Она вошла в номер за ним. Ее руки были полны свертков и пакетов, а она была счастливее свиньи в дерьме: наконец-то они смогли пройтись по магазинам. Три дня в Токио, и все, что они должны были сделать за это время — это встретиться с Кисеном и его людьми, или ждать, когда им назначат встречу. Кисен настоял на том, чтобы они всегда были на телефоне. Такого человека Паскаль и Нора раньше никогда не встречали; неулыбчивый, требующий беспрекословного подчинения. Когда он говорил, надо было слушать.
Проработав четыре года на якудзу, Паскаль тем не менее ни разу не встречался с боссом, оябуном. Даже Кисен, такой хладнокровный и крутой, по их понятиям, человек, глубоко уважал своего загадочного лидера. Паскаль как-то сказал, что они выпивали с оябуном вместе, на что Кисен, презрительно скривившись, заметил, что такая встреча могла произойти только в том случае, если Паскаль «споткнулся и согрешил». Другими словами, если Паскаль прокололся. Тогда он увидел бы оябуна в первый и в последний раз. И точка.
После сегодняшней встречи в час дня Кисен сказал Паскалю и Норе, что они свободны до вечера, а потом они поужинают вместе с ним и обсудят новую роль Паскаля в Америке. Взволнованная Нора потащила Паскаля по лавочкам и магазинам, расположенным на Гинзе, и наконец в депато, огромный универмаг около их отеля. Они с трудом проталкивались с этажа на этаж в этом универмаге, собравшем внутри только одному Богу известно сколько ресторанов, несколько супермаркетов и парочку музеев. МУЗЕЕВ. Не говоря уже о сотнях тысяч покупателей.
Паскаль дважды в год ездил в командировки в Японию, и каждый раз казалось, что людская толпа становилась все гуще. Тысячи автобусов, набитые пассажирами. Тротуары, запруженные миллионами толкающихся, пихающихся и мельтешащих японцев. Эстакады с машинами, набитыми людьми, как банки кильками. Улицы, все в грузовиках, машинах, мотоциклах, мопедах и велосипедах. Толчея и шум транспорта были невыносимы. И в довершение всего — жара. Паскаль чувствовал себя совершенно выжатым.
В гостиничном номере он, потянувшись, закинул руки за голову и с удовольствием вдохнул прохладный воздух. Теперь было более или менее сносно. Мир и спокойствие в четырех по-европейски обставленных комнатах, с баром, холодильником, кабельным телевидением на английском и видом на чудесный японский садик тремя этажами ниже.
Виктору Паскалю было уже далеко за сорок. Он был мулатом и не любил, чтобы его называли черным или хотя бы в шутку — «умный, смелый, почти белый». Он был крупным, красивым мужчиной с прямыми черными волосами, тоненькими, словно нарисованными усиками и озабоченной улыбкой. Его мир — это женщины, с которыми он бывал то груб, то угодлив. Он держался благодаря им, обманывая и используя их, как ему было нужно, тем не менее он не мог и секунды прожить без их любви и поклонения.
Подобно многим, он подвизался в индустрии развлечений, однако потерпел фиаско, потому что ожидал от жизни больше наслаждений, нежели труда и страданий. Он неплохо пел, но в Голливуде было много хороших певцов, которые работали официантами или на заправке и парковке машин. Вот тогда он решил посвятить себя рискованному делу: манипулированию чужими человеческими судьбами. Это был второй его талант: вешать лапшу на уши женщинам, умение убедить их поверить во что угодно. В Голливуде вранье было образом жизни, и Паскаль делал это не хуже других.
Как тебя зовут, мамочка, как ты ловишь кайф в этой жизни? Если я помогу отправить твою попку на работу в Японию, где она наверняка не была, думаю, в этом ничего страшного.
Якудзы платили по максимуму за свеженьких, молоденьких блондиночек, а не за старую козлятину. Он также неплохо зарабатывал, таская, как мул, пистолеты из Калифорнии в Гонолулу, летая в так называемые командировки. Возвращаясь, он привозил наличные, которые забирал из его офиса японец, никогда не улыбавшийся и ни разу не оставшийся в его офисе перекинуться хотя бы парой слов. Пару раз Паскаль ездил с наркотиками из Гонолулу в Лос-Анджелес и Сан-Франциско, но в эти моменты он был весьма близок к тому, чтобы испачкать свои подштанники. Таскать пару килограммов героина в сумке через плечо и думать, что в любой момент тебя могут зацапать феды, — тут любой наделает в штаны.
Слишком поздно для Паскаля было плакаться. Уж коль ты связался с якудзой, лучше было не ссориться. Он знал двух американцев, попытавшихся выйти из игры. Один был настолько глуп, что угрожал заложить всех скопом. Неделю спустя его нашли на собственной яхте в море повешенным в душевой. Самоубийство — объявила береговая охрана. Второй сгорел в собственном домике в лесу — взорвался обогреватель. Несчастный случай — объявила конная полиция штата.
Самое умное было помалкивать по пути в банк. Не рыпайся — и сорвешь куш. Этому принципу Паскаль следовал и теперь. Он надеялся разбогатеть, потому что оябун планировал расширить операции на Гавайях и материке. А это предполагало новую организацию дела с вовлечением ребят для тяжелой работы из Нью-Йорка. Не зная деталей, Паскаль, однако, предполагал, что дела будут касаться наркотиков, азартных игр, продажи оружия и кое-какого легального бизнеса. Он ощущал себя частью этого большого дела, которое его пугало, но в то же время и волновало, как прирожденного игрока.
В гостиной их номера Паскаль не без интереса наблюдал за тем, как Нора Барт плюхнулась спиной на белую кожаную кушетку, задергав ногами, скинула туфли и принялась массировать свои ноги. Он любил наблюдать за ней. Она никогда не стеснялась. Сучка, не имеющая стыда — это было одной из причин, почему он держал ее при себе. Она была жизнерадостно бесстыдна, и тем не менее обладала внутренней твердостью, которая делала ее незаменимой, когда дело касалось их бизнеса.
Норе Барт было тридцать. Она была стройной, хорошенькой женщиной с окрашенными в светло-розовый цвет волосами, коротко остриженными под панка, и с мускулистыми руками и ногами танцовщицы. Когда Паскаль встретил ее, она болталась на задворках Голливуда, иногда подрабатывая преподавателем аэробики, официанткой, сменной танцовщицей в музыкальных видеоклипах, продавщицей в супермаркете; когда не удавалось и это, то бисексуальной проституткой, приторговывая своей вертлявой попкой обоим полам. Ему нравился ее хриплый голос, ее стиль, ее энергия и ее готовность сделать все, что угодно, ради денег.
Паскаль снял черную шелковую рубашку и бросил ее на пол. Нора потом подберет ее. Он пробежал пальцами по трем золотым цепочкам, свисавшим с его шеи, поднял руку и сунул нос себе под мышку. Он отпрянул в деланном ужасе.
— Черт побери. Пахнет, как будто кто-то забрался туда и сдох. Знаешь, что я тебе скажу, детка? Если бы я унаследовал Токио и ад, я бы сдавал Токио в аренду, а сам бы жил в аду. Слушай, сделай одолжение, позвони в обслуживание. Пусть пришлют пару бутылок минералки Перри, побольше льда, ванильного мороженого. Ты...
Нора не слушала. Выпучив глаза, она смотрела куда-то вправо. Этого было бы достаточно, чтобы за такое явное к нему невнимание отвесить ей подзатыльник, если бы он не проследил за ее взглядом. Он чуть не подпрыгнул от удивления. Трахнуться можно. В дверях спальни стоял человек, одетый в форму капитана вооруженных сил США. Очень внушительного вида. Среднего роста, черноволосый, с усами и в больших солнцезащитных очках. Он был в резиновых перчатках, а в руке держал фотографию восемь на десять.
Паскаль не догадывался, что на этой фотографии изображен именно он одиннадцать лет назад. На ней он был улыбающимся, в смокинге, сидящим верхом на стуле, перевернутом задом наперед, руки демонстративно положены на спинку стула для того, чтобы показать золотой браслет и три золотых кольца. Капитан внимательно посмотрел на фотографию, на Паскаля, сложил ее и сунул в задний карман.
Он шагнул к Паскалю, в страхе пятившемуся назад.
— Оба на пол. Лицом вниз, руки за голову. Лежите не двигайтесь, и никто вам ничего не сделает.
Его голос был каким-то сиплым, как у Крестного отца. Паскаль знал нескольких комиков из ночных клубов, которые достигали такого же эффекта, засовывая вату за щеки.
Паскаль, однако, быстро приходит в себя. Этот пижон, скорее всего, надрался или обкурился и попал не в ту комнату. И теперь пытается выступать в роли справедливого возмездия. Ну что ж! Паскаль покрупнее его, и парень точно костей не соберет. Сам напросился. Паскаль с легкостью отметелит этого сосунка.
— Твою мать, ты что, шуточки шутишь? — спросил Паскаль. — Ты в моей комнате, паря, и я не собираюсь ложиться на пол ни для тебя, ни для кого-то другого.
Капитан ухмыльнулся и резко ударил Паскаля по голени. Агент по поиску и трудоустройству талантов согнулся пополам от боли, потянувшись обеими руками к ушибленной конечности. Времени, потраченного Паскалем на поглаживание своей лодыжки, капитану вполне хватило, чтобы уделать его окончательно. Один шаг — и капитан за спиной Паскаля. Сильные руки хватают дряблые обнаженные плечи. Потом Паскаль почувствовал что его рванули назад. И сильно рванули. Прямо через вытянутую капитаном левую ногу. Паскаль на секунду завис в воздухе, одновременно обдумывая, в какую херню он попал, затем тяжело рухнул на пол, ощутив боль в каждой косточке, и остался лежать, прислушиваясь к шуму выходящего из него воздуха.
Капитан нагнулся над ним и сильными пальцами правой руки сжал его горло. Легкое скручивание, и Паскаль, давясь, загоготал по-гусиному. Своим мягко-сиплым голосом капитан сказал:
— Если я буду вынужден повторить еще раз, то тебе будет еще больнее. И это не угроза, старая сводня, а обещание.
Капитан взглянул в дальний конец комнаты на окаменевшую Нору Барт. Она сидела на кушетке, скрестив ноги и сложив руки на коленях, без каких-либо явных признаков испуга. Казалось, она находила все это очень интересным. Не говоря ни слова, она поднялась, подошла к Паскалю и легла рядом. На несколько секунд она приподнялась на локте, быстро взглянула на Паскаля и задержала взгляд на человеке в униформе. Потом она снова легла на живот, предварительно одарив капитана взглядом, полным нескрываемого сексуального интереса.
После того, как Паскаль перевернулся лицом вниз, капитан прошел в спальню и вернулся оттуда с маленьким коричневым чемоданчиком. Он открыл его, вытащил наручники, и защелкнул их на каждом из них на спине. Потом он прошел к внутреннему телефону и, повернувшись спиной к Паскалю и Норе, набрал номер дежурного администратора. Никто из них не заметил, как он вытащил вату из-за щек, пока ждал, когда его соединят.
— Это мистер Паскаль из триста пятого номера. Мы решили вздремнуть. Был бы вам очень признателен, если бы нам сюда не звонили, пока я сам не позвоню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— Когда?
— Завтра утром.
— Я знал, что это будет скоро.
— Несколько дней в Лос-Анджелесе, потом в Токио. Я скажу Эрике об этом после обеда, вечером.
Анами тронул его за руку.
— Будь там осторожен. Если попадешь в поле их зрения, они не отстанут. Если они поймают тебя, единственное, что я могу тебе сказать: они никогда не простят. Помни это, Саймон. Они не прощают.
* * *
В Токио Виктору Паскалю больше досаждала жара, чем городская сутолока и шум. Далеко за полдень температура воздуха была под девяносто градусов по Фаренгейту, поэтому он сказал Норе Барт, что плевал он на все и они возвращаются в отель, где кондиционер и бассейн.
Вернувшись в номер, он решил позвонить прислуге перед тем, как пойти поплавать. Заказать что-нибудь выпить и что-нибудь легкое поесть, салат или мороженое. Все, что угодно, но только холодное. Нора, конечно же, тоже что-нибудь захочет заказать. Эта женщина ела, как Пэк Мэн, даже больше, и никогда не толстела.
Она вошла в номер за ним. Ее руки были полны свертков и пакетов, а она была счастливее свиньи в дерьме: наконец-то они смогли пройтись по магазинам. Три дня в Токио, и все, что они должны были сделать за это время — это встретиться с Кисеном и его людьми, или ждать, когда им назначат встречу. Кисен настоял на том, чтобы они всегда были на телефоне. Такого человека Паскаль и Нора раньше никогда не встречали; неулыбчивый, требующий беспрекословного подчинения. Когда он говорил, надо было слушать.
Проработав четыре года на якудзу, Паскаль тем не менее ни разу не встречался с боссом, оябуном. Даже Кисен, такой хладнокровный и крутой, по их понятиям, человек, глубоко уважал своего загадочного лидера. Паскаль как-то сказал, что они выпивали с оябуном вместе, на что Кисен, презрительно скривившись, заметил, что такая встреча могла произойти только в том случае, если Паскаль «споткнулся и согрешил». Другими словами, если Паскаль прокололся. Тогда он увидел бы оябуна в первый и в последний раз. И точка.
После сегодняшней встречи в час дня Кисен сказал Паскалю и Норе, что они свободны до вечера, а потом они поужинают вместе с ним и обсудят новую роль Паскаля в Америке. Взволнованная Нора потащила Паскаля по лавочкам и магазинам, расположенным на Гинзе, и наконец в депато, огромный универмаг около их отеля. Они с трудом проталкивались с этажа на этаж в этом универмаге, собравшем внутри только одному Богу известно сколько ресторанов, несколько супермаркетов и парочку музеев. МУЗЕЕВ. Не говоря уже о сотнях тысяч покупателей.
Паскаль дважды в год ездил в командировки в Японию, и каждый раз казалось, что людская толпа становилась все гуще. Тысячи автобусов, набитые пассажирами. Тротуары, запруженные миллионами толкающихся, пихающихся и мельтешащих японцев. Эстакады с машинами, набитыми людьми, как банки кильками. Улицы, все в грузовиках, машинах, мотоциклах, мопедах и велосипедах. Толчея и шум транспорта были невыносимы. И в довершение всего — жара. Паскаль чувствовал себя совершенно выжатым.
В гостиничном номере он, потянувшись, закинул руки за голову и с удовольствием вдохнул прохладный воздух. Теперь было более или менее сносно. Мир и спокойствие в четырех по-европейски обставленных комнатах, с баром, холодильником, кабельным телевидением на английском и видом на чудесный японский садик тремя этажами ниже.
Виктору Паскалю было уже далеко за сорок. Он был мулатом и не любил, чтобы его называли черным или хотя бы в шутку — «умный, смелый, почти белый». Он был крупным, красивым мужчиной с прямыми черными волосами, тоненькими, словно нарисованными усиками и озабоченной улыбкой. Его мир — это женщины, с которыми он бывал то груб, то угодлив. Он держался благодаря им, обманывая и используя их, как ему было нужно, тем не менее он не мог и секунды прожить без их любви и поклонения.
Подобно многим, он подвизался в индустрии развлечений, однако потерпел фиаско, потому что ожидал от жизни больше наслаждений, нежели труда и страданий. Он неплохо пел, но в Голливуде было много хороших певцов, которые работали официантами или на заправке и парковке машин. Вот тогда он решил посвятить себя рискованному делу: манипулированию чужими человеческими судьбами. Это был второй его талант: вешать лапшу на уши женщинам, умение убедить их поверить во что угодно. В Голливуде вранье было образом жизни, и Паскаль делал это не хуже других.
Как тебя зовут, мамочка, как ты ловишь кайф в этой жизни? Если я помогу отправить твою попку на работу в Японию, где она наверняка не была, думаю, в этом ничего страшного.
Якудзы платили по максимуму за свеженьких, молоденьких блондиночек, а не за старую козлятину. Он также неплохо зарабатывал, таская, как мул, пистолеты из Калифорнии в Гонолулу, летая в так называемые командировки. Возвращаясь, он привозил наличные, которые забирал из его офиса японец, никогда не улыбавшийся и ни разу не оставшийся в его офисе перекинуться хотя бы парой слов. Пару раз Паскаль ездил с наркотиками из Гонолулу в Лос-Анджелес и Сан-Франциско, но в эти моменты он был весьма близок к тому, чтобы испачкать свои подштанники. Таскать пару килограммов героина в сумке через плечо и думать, что в любой момент тебя могут зацапать феды, — тут любой наделает в штаны.
Слишком поздно для Паскаля было плакаться. Уж коль ты связался с якудзой, лучше было не ссориться. Он знал двух американцев, попытавшихся выйти из игры. Один был настолько глуп, что угрожал заложить всех скопом. Неделю спустя его нашли на собственной яхте в море повешенным в душевой. Самоубийство — объявила береговая охрана. Второй сгорел в собственном домике в лесу — взорвался обогреватель. Несчастный случай — объявила конная полиция штата.
Самое умное было помалкивать по пути в банк. Не рыпайся — и сорвешь куш. Этому принципу Паскаль следовал и теперь. Он надеялся разбогатеть, потому что оябун планировал расширить операции на Гавайях и материке. А это предполагало новую организацию дела с вовлечением ребят для тяжелой работы из Нью-Йорка. Не зная деталей, Паскаль, однако, предполагал, что дела будут касаться наркотиков, азартных игр, продажи оружия и кое-какого легального бизнеса. Он ощущал себя частью этого большого дела, которое его пугало, но в то же время и волновало, как прирожденного игрока.
В гостиной их номера Паскаль не без интереса наблюдал за тем, как Нора Барт плюхнулась спиной на белую кожаную кушетку, задергав ногами, скинула туфли и принялась массировать свои ноги. Он любил наблюдать за ней. Она никогда не стеснялась. Сучка, не имеющая стыда — это было одной из причин, почему он держал ее при себе. Она была жизнерадостно бесстыдна, и тем не менее обладала внутренней твердостью, которая делала ее незаменимой, когда дело касалось их бизнеса.
Норе Барт было тридцать. Она была стройной, хорошенькой женщиной с окрашенными в светло-розовый цвет волосами, коротко остриженными под панка, и с мускулистыми руками и ногами танцовщицы. Когда Паскаль встретил ее, она болталась на задворках Голливуда, иногда подрабатывая преподавателем аэробики, официанткой, сменной танцовщицей в музыкальных видеоклипах, продавщицей в супермаркете; когда не удавалось и это, то бисексуальной проституткой, приторговывая своей вертлявой попкой обоим полам. Ему нравился ее хриплый голос, ее стиль, ее энергия и ее готовность сделать все, что угодно, ради денег.
Паскаль снял черную шелковую рубашку и бросил ее на пол. Нора потом подберет ее. Он пробежал пальцами по трем золотым цепочкам, свисавшим с его шеи, поднял руку и сунул нос себе под мышку. Он отпрянул в деланном ужасе.
— Черт побери. Пахнет, как будто кто-то забрался туда и сдох. Знаешь, что я тебе скажу, детка? Если бы я унаследовал Токио и ад, я бы сдавал Токио в аренду, а сам бы жил в аду. Слушай, сделай одолжение, позвони в обслуживание. Пусть пришлют пару бутылок минералки Перри, побольше льда, ванильного мороженого. Ты...
Нора не слушала. Выпучив глаза, она смотрела куда-то вправо. Этого было бы достаточно, чтобы за такое явное к нему невнимание отвесить ей подзатыльник, если бы он не проследил за ее взглядом. Он чуть не подпрыгнул от удивления. Трахнуться можно. В дверях спальни стоял человек, одетый в форму капитана вооруженных сил США. Очень внушительного вида. Среднего роста, черноволосый, с усами и в больших солнцезащитных очках. Он был в резиновых перчатках, а в руке держал фотографию восемь на десять.
Паскаль не догадывался, что на этой фотографии изображен именно он одиннадцать лет назад. На ней он был улыбающимся, в смокинге, сидящим верхом на стуле, перевернутом задом наперед, руки демонстративно положены на спинку стула для того, чтобы показать золотой браслет и три золотых кольца. Капитан внимательно посмотрел на фотографию, на Паскаля, сложил ее и сунул в задний карман.
Он шагнул к Паскалю, в страхе пятившемуся назад.
— Оба на пол. Лицом вниз, руки за голову. Лежите не двигайтесь, и никто вам ничего не сделает.
Его голос был каким-то сиплым, как у Крестного отца. Паскаль знал нескольких комиков из ночных клубов, которые достигали такого же эффекта, засовывая вату за щеки.
Паскаль, однако, быстро приходит в себя. Этот пижон, скорее всего, надрался или обкурился и попал не в ту комнату. И теперь пытается выступать в роли справедливого возмездия. Ну что ж! Паскаль покрупнее его, и парень точно костей не соберет. Сам напросился. Паскаль с легкостью отметелит этого сосунка.
— Твою мать, ты что, шуточки шутишь? — спросил Паскаль. — Ты в моей комнате, паря, и я не собираюсь ложиться на пол ни для тебя, ни для кого-то другого.
Капитан ухмыльнулся и резко ударил Паскаля по голени. Агент по поиску и трудоустройству талантов согнулся пополам от боли, потянувшись обеими руками к ушибленной конечности. Времени, потраченного Паскалем на поглаживание своей лодыжки, капитану вполне хватило, чтобы уделать его окончательно. Один шаг — и капитан за спиной Паскаля. Сильные руки хватают дряблые обнаженные плечи. Потом Паскаль почувствовал что его рванули назад. И сильно рванули. Прямо через вытянутую капитаном левую ногу. Паскаль на секунду завис в воздухе, одновременно обдумывая, в какую херню он попал, затем тяжело рухнул на пол, ощутив боль в каждой косточке, и остался лежать, прислушиваясь к шуму выходящего из него воздуха.
Капитан нагнулся над ним и сильными пальцами правой руки сжал его горло. Легкое скручивание, и Паскаль, давясь, загоготал по-гусиному. Своим мягко-сиплым голосом капитан сказал:
— Если я буду вынужден повторить еще раз, то тебе будет еще больнее. И это не угроза, старая сводня, а обещание.
Капитан взглянул в дальний конец комнаты на окаменевшую Нору Барт. Она сидела на кушетке, скрестив ноги и сложив руки на коленях, без каких-либо явных признаков испуга. Казалось, она находила все это очень интересным. Не говоря ни слова, она поднялась, подошла к Паскалю и легла рядом. На несколько секунд она приподнялась на локте, быстро взглянула на Паскаля и задержала взгляд на человеке в униформе. Потом она снова легла на живот, предварительно одарив капитана взглядом, полным нескрываемого сексуального интереса.
После того, как Паскаль перевернулся лицом вниз, капитан прошел в спальню и вернулся оттуда с маленьким коричневым чемоданчиком. Он открыл его, вытащил наручники, и защелкнул их на каждом из них на спине. Потом он прошел к внутреннему телефону и, повернувшись спиной к Паскалю и Норе, набрал номер дежурного администратора. Никто из них не заметил, как он вытащил вату из-за щек, пока ждал, когда его соединят.
— Это мистер Паскаль из триста пятого номера. Мы решили вздремнуть. Был бы вам очень признателен, если бы нам сюда не звонили, пока я сам не позвоню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75